О происхождении термина либерализм

Ванечка Сермягин
Самое постыдное для француза это не откликнуться на что-то назально-вербальное. Другими словами, промолчать. Быть неинтересным в компании, это позор на всю оставшуюся жизнь. А потому речь француза не допускает риторических пауз, особенно гиперболически гомерических.

У других народов (за что я их собственно и уважаю) в крайнем случае можно устроить скандал, пустить в ход кулаки, а потом на всех плюнуть, растереть и уйти как-то так, незаметно, тихо, по-английски. Но, повторюсь, только не во Франции.

Помнится, во время шумно начавшейся беседы в салоне маркизы дю Шатле вдруг воцарилось подобное тягостное молчание. Всего-то несколько секунд!
Смекнул и нашёлся Вольтер. Он вдруг обронил странное и совершенно непонятное для собравшихся словечко «либерализм». Все облегчённо перевели дыхание. Разговор оживился с новой силой, а под париками опять засияли чопорные улыбки.
В тот раз многие даже не заметили, что маркиза дю Шатле не предложила гостям ни вина, ни холодных закусок.

Традиция многоговорения продолжается и в наших салонах, именуемых по-современному телевизионными talk-shows. Правда, косноязычно, коряво, и нет никакой уверенности, что, в отличие от французов, наши либералы вконец определённо поняли, о чем они говорят, академически пафосно надувая губы.