Это было давно, я жил в городской квартире, писал в соавторстве детективы. Напротив дома года два подряд шла стройка. В самые неподходящие моменты, например рано утром там начинался стук кувалд и грохот дизелей.
Кстати, выражение «рано утром» – понятие относительное, если вдуматься. А если не вдумываться, то отдашь рукопись в издательство, а редактор потом издевается. У вас в тексте, говорит, есть такая фраза: «Было восемь утра. Город только просыпался». Кто ж, говорит, в восемь просыпается? В восемь уже на работу едут, а некоторые давно доехали! Это вы, совы, просыпаетесь в одиннадцать, и только после часа дня вам можно звонить...
Да, так вот. На той стройке, на самой высокой ее части, стоял рабочий с биноклем и смотрел в мои окна (я уверен в этом, иначе происходящее объяснить не могу). Когда к полудню или в час дня я просыпался, он взмахивал рукой, давая остальным команду, и стройка смолкала. А когда на рассвете, утомившись от писанины, я собирался уснуть, он снова делал отмашку – и стройка оживала. Чтобы помучить меня, ясное дело. Думаю, это для всех, кто пишет до рассвета, такое устроено.
Вспомнил же я это потому, что в провинциальном Яготине, куда я спустя годы сбежал-таки от этого строителя, подобного издевательства над писателями еще не придумали. Разве что посреди ночи проползет паучок на чердаке, спотыкаясь и грохоча пылинками, потом спохватится и замрет, приподнявши одну из восьми ножек. А я открываю глаза, оглядываюсь, осознаю где я, и думаю: «Ладно, ползи дальше, все равно мне кошмар снился. Спасибо что разбудил».