Финское название реки Карповки, что в переводе означает «лесная река». Она берёт начало из Большой Невки и разделяет Аптекарский и Петроградский острова. По правому берегу реки Карповки на Аптекарском острове располагается Ботанический сад, относящийся к Академии наук РФ, а на левом берегу стоит прекрасный классический ансамбль Гренадёрских казарм, относящийся к Военно-Морскому ведомству. Первоначальное название ансамбля – Петровские казармы; именно это название носил данный ансамбль с 1805 года, будучи построенным по проекту архитектора Луиджи Руска. Комплекс включал в себя не только здания солдатских казарм по набережной реки Карповки, но и здание офицерских квартир, расположенное на Петроградской набережной. В этих помещениях размещался полк, который имел большие заслуги в период Семилетней войны, русско-турецких войнах, в последних русско-шведских войнах и в Отечественной войне 1812 года. После войны 1812 года он был причислен к старой гвардии. Именно с этих пор полк стал носить звание «лейб-гвардии Гренадёрского».
Эта маленькая историческая справка потребовалась мне для того, чтобы исключить неверное утверждение об участии Гренадёрского полка в военном (дворцовом) перевороте 1741 года по воцарению Елизаветы Петровны. Этот переворот произошёл при активнейшем участии лейб-гвардии Гренадёрского полка, но с весьма существенной приставкой – «Преображенский». Полк размещался в казармах на улицах Кирочной и Миллионной.
Если у кого-то из моих современников возникают неясные ассоциации в связи с фамилией Л.Руска, то готов помочь: он автор скандального «портика Руска» на Перинной линии. В 70-е годы классический портик был снесён, и на его месте появилась огромная уродливая металлическая конструкция в виде радиофицированной карты с самопроизвольным включением для повествования об Октябрьском вооружённом восстании. Она прикрыла весь хлам и заброшенность Перинной линии, но большей идеологической невежественности трудно было себе представить. Поднялась общественность. Карту демонтировали. Портик Руска воссоздали.
Не касаясь истории первых корней Института и его преобразований в предвоенные годы, назову только одну дату – 22 декабря 1945 года – точку отсчёта создания ЦНИИВК-1 МО в том виде и качестве, которое было известно мне на протяжении 25 лет – с 1964 года по 1989 год.
ЦНИИВК-1 изучал опыт отечественного и мирового военного кораблестроения и на этой основе формировал облик перспективных кораблей. Формирование шло по пути разработки ТТЗ на корабли, где чисто промышленные кораблестроительные вопросы увязывались с вопросами стратегии, тактики и оперативного искусства, а также по пути разработки ТЗ на образцы нового оборудования, которым укомплектовывались строящиеся корабли.
Проводился большой комплекс исследований и испытаний на собственной базе и на базе предприятий промышленности, результаты которых становились основой ТТЗ и ТЗ. Эти работы были ориентированы на прогресс науки и техники. К исследованиям и испытаниям привлекались институты Академии наук СССР, ведомственные НИИ, Конструкторские бюро, Вузы, промышленные предприятия.
Создавались опытные образцы технических средств. Они проходили всесторонние испытания на соответствие требованиям ВМФ. Только после подтверждения положительных результатов осуществлялся переход к серийному производству.
В ЦНИИВК-1 успешно работал Научно-технический совет с правом приёма кандидатских и докторских диссертаций. Долгие годы его Учёным секретарём был светлой памяти капитан I ранга в отставке Верлинский Яков Маркович.
Основной задачей послевоенного строительства Флота было достижение военно-стратегического паритета с Западом. Именно эта цель определила тот огромный состав Флота, который превзошёл все ранее достигнутые уровни в морской истории России. К 1985 году наш Флот насчитывал 1880 надводных кораблей и подводных лодок. В это число входило 361 подводная лодка, из них 185 атомных; надводные корабли насчитывали 46 крейсеров – тяжёлых авианесущих, атомных ракетных, ракетных и артиллерийских; в их составе 69 эсминцев, более 190 больших противолодочных, десантных и сторожевых кораблей с ракетным и противолодочным вооружением.
Последующая история России идёт по пути иных политических ориентиров. На этом пути судьба нашего Флота приобретает драматический характер.
Я не могу понять логику сегодняшних вождей. До моего сознания не доходит: почему Великая Россия не должна иметь сильный Флот? Ведь Армия и Флот это, прежде всего, неприкосновенность. Ведь у России всегда было и есть только два верных союзника – Армия и Флот. Это определено геополитически; это подтверждено всем историческим ходом развития России.
Мы дожили до счастливого времени – можно задавать любые вопросы и не бояться получить за них по шее. Но, если ты осознал, что вопросов гораздо больше, чем счастья, и блямкаешь об этом на каждом углу, то с лёгкостью можешь получить под зад. Ведь определение «раскачивание конституционных основ развивающейся демократии» является исключительно универсальным понятием.
Небезынтересно отметить, что «период с середины 60-х до начала 80-х г.г. явился «Золотым веком» отечественного кораблестроения» (стр.325). Подобное утверждение имеет полное основание считаться справедливым, поскольку именно в этот период строительство Флота достигло своего наивысшего пика.
В данном событии, помимо политических стимулов, определяющую роль сыграло такое явление как научно-техническая революция, которая решительным образом затронула все области человеческой деятельности.
Диалектически срабатывала устоявшаяся схема: первенствовала разработка видов оружия, а под них создавались современные носители – принципиально новые надводные корабли и подводные лодки, на новых принципах движения и с более совершенными качественными характеристиками.
Всё это носило характер эволюции, где можно было наблюдать процессы непрерывности, постоянства развития, перехода количества в качество, т.е. всей той скучнейшей философии, которая в иное время способна просто высушить мозги.
На смену артиллерийского и минно-торпедного оружия пришло ракетное оружие, которое могло носить не только обычные взрывчатые вещества, но и ядерные заряды. Управление таким оружием потребовало внедрения электроники.
Вслед за этими процессами пришло время революционных преобразований в энергетике корабля – наступило время атома.
Совершенно по-новому зазвучал вопрос об электроэнергетической системе корабля, её параметров, их качества и стабильности, а также состава технических средств, комплектующих систему. В особенности это коснулось первых проектов атомных подводных лодок. Получив новую энергетику, АПЛ существенно расширили свои возможности в части автономности, обитаемости, мореходности и глубины погружения. Они практически стали теми «потаёнными судами», о которых мечтали их первые создатели.
Новая энергетика коснулась не только АПЛ. Её активное внедрение началось и на надводных кораблях и, прежде всего, на авианесущих кораблях. Необходимо отметить, что вместе с атомной энергетикой далеко продвинулись вперёд экономичные паросиловые установки на высоких параметрах пара; дизельные и газотурбинные агрегаты большой мощности; двигательные установки, обеспечивающие движение на новых принципах. Всё это позволило
перейти к созданию новых классов надводных кораблей, оснащённых ракетным оружием для поражения морских, наземных и воздушных целей. Так появились новые типы ракетных крейсеров, малых и больших противолодочных кораблей, новейших эсминцев, высокоскоростных ракетных и торпедных катеров, экранопланов, кораблей на воздушной подушке и на подводных крыльях.
И для всего этого огромного арсенала средств требовалась разработка и поставка новых видов оборудования, зачастую, на принципиально новой основе.
С какой целью я даю общий обзор интересов и направлений деятельности ЦНИИВК-1 в период «Золотого века»? Цель одна: навести только на мысль о том огромном объёме проблем и задач, которые стояли перед Институтом и должны были решаться его коллективом.
Это прекрасное слово «Коллектив»! Говоря о науке, я не могу обойти стороной людей, которые её создавали. Их было много. Я окунулся в такую массу талантливых людей, о которой даже не подозревал. Они были, прежде всего, в моём Институте; их было великое количество в отечественной промышленности: специализированные институты, бюро-проектанты кораблей и подводных лодок, судостроительные заводы и предприятия корабельного оборудования; Военно-Морская научно-производственная среда: специалисты Главного Управления Кораблестроения, учёные и преподаватели Военно-Морской Академии и Училищ ВМФ, высококвалифицированные специалисты Военных представительств. Я вошёл в мир принципиально новых понятий и отношений. Помимо одержимости, способностей и таланта, в нём проглядывалась определяющая черта – отсутствие равнодушия. Всякий равнодушный человек оказывался вне сферы этого коллектива. Он был лишним. Никакая имитация деятельности не могла его спасти от прямой или косвенной изоляции коллектива. Судьба подобных людей была более чем незавидной: они при жизни обрекали себя на положение «живого трупа».
А что можно сказать о людях деятельных и инициативных? Повторюсь – их было так много, что рассказать подробно о каждом не представляется возможным. Поэтому вновь укроюсь за спасительную фрагментарность и ограничусь отдельными личными впечатлениями.
Контр – адмирал Богданов-Катьков Георгий Николаевич.
Гоша! Гоша! Посмотри, кто к нам пришёл!
Этот радостный возглас я слышал каждый год неизменно лет тридцать подряд. Он принадлежал супруге Георгия Николаевича незабываемой Людмиле Васильевне. Вторая часть приветствия была как бы отгадкой на загадку в первой части: К нам пришла моя молодость и моя вечная симпатия!
Эта отгадка непременно смущала меня, хотя уже за давностью времён можно было бы и привыкнуть к экзальтации и пафосности Людмилы Васильевны.
А начало этих тридцати лет лежат в одном из августовских дней 1969 года, когда, собрав небольшую корзину подосиновиков в Солнечном, где мы семьёй снимали дачу, я вдруг попал в грозу, и, спасаясь от дождя, присел у самой дороги под большой разлапистой елью. В это время по дороге проезжала машина; она остановилась напротив меня, дверца приоткрылась, и я услышал знакомый голос Георгия Николаевича: Хватит мокнуть под дождём. Поехали лучше к нам на дачу пить коньяк.
Я слышал, что они построили где-то в близлежащих местах дом, но где он точно находится я не представлял. Мне было вдвойне радостно услышать подобное приглашение, потому что Георгий Николаевич был не только радушным человеком, но и моим старшим начальником. В эти годы он командовал самым большим подразделением Института, являясь Начальником V Управления, которое объединяло интересы энергетики, электротехники и автоматики.
С этого небольшого события в моей жизни и в жизни моей семьи начинается огромная глава, которая называется «Дача»! Но это особый разговор.
Итак, Георгий Николаевич, до того, как он стал Начальником
V Управления ЦНИИВК-1 МО, прошёл большой и очень непростой путь флотского инженер-механика.
В период репрессий он подвергался аресту и около года находился непосредственно в тюрьме: в мае 1938 года его арестовали по самой страшной 58-ой статье, а освободили только в феврале 1940 года. Повод был банальным: кому-то из политработников не понравилась его дворянская фамилия, и ему было предложено расстаться с ней. Он отказался, проявив верность семейным традициям. Тогда было сфабриковано дело, согласно которому он обвинялся в задержке темпов ремонта корабля, где проходил службу в качестве командира Б4-V. Практически его подвели под категорию «Враг народа».
В освобождении осуждённого не последнюю роль сыграл адмирал Головко Арсений Георгиевич.
В годы войны Георгий Николаевич проходил службу на Северном флоте. И там, на должности флагманского инженер-механика Бригады эсминцев, с ним произошёл очередной трагический случай. Для встречи английского конвоя, следующего в Советский Союз, снаряжался с нашей стороны отряд кораблей сопровождения. На одном из эсминцев отряда, которым командовал Рудаков Олимпий Иванович, находился Георгий Николаевич. Во время следования к месту встречи эсминец в районе миделя переломился на огромной волне и стал тонуть. Сложилась ситуация, когда одна из половин эсминца, на которой находился командир корабля и флагманский механик, погружалась в воду быстрей, чем другая половина, где оставался личный состав. Естественно, во время шторма спасатели с соседних кораблей действовали, сообразуясь с обстановкой, и им удалось основную часть личного состава спасти от гибели. Но, спустя какое-то время, политработники усмотрели в действиях офицеров начальствующего состава нарушение требований Корабельного устава, согласно которому командир, в случае гибели корабля, покидает его последним.
Вновь запахло судом. И не только судом, а разжалованием, снятием наград, штрафбатом или, ещё хуже – расстрелом.
И тут опять сыграл свою роль «Ангел-хранитель» в лице Командующего Северным флотом адмирала Головко Арсения Георгиевича. Он резонно и предельно справедливо поставил всё на свои места, избавил ситуацию от абсурда и предвзятости и спас не только карьеру, но и жизнь нужных Флоту и Родине людей.
В скором времени после окончания Великой Отечественной войны в жизни Георгия Николаевича начался «институтский период», где главным делом его жизни стало участие в создании первой атомной подводной лодки проекта 627. Этот период закончился триумфально, и в 1962 году ему было присвоено звание «инженер контр-адмирал».
Энергичный, трудолюбивый, очень подвижный и вечно моложавый. Этого состояния «Вечной молодости» ему хватило до 85 лет, а потом произошёл возрастной обвал, когда с каждым годом он тихо угасал, а затем ушёл навечно.
Капитан II ранга Аврутис Лев Моисеевич. Он родился на юге России – то ли в Харькове, то ли в Одессе – и принадлежал к тому колоритному и талантливому поколению людей, которые своей радостью и весельем накрыли нас, северян, как тёплой волной.
Его супругой была народная артистка СССР Кибардина Валентина Тихоновна. Их союз образовался накануне войны, в 1940 году, в те времена, когда огромная популярность Кибардиной В.Т., после участия в «Трилогии о Максиме» (режиссёров Г.Козинцева и Л.Трауберга), пошла несколько на убыль. Даже её последующая творческая жизнь в составе труппы БДТ не была столь успешной, как первые шаги в кинематографе. И в этой ситуации было бы правильно сместить акценты, сказав, что супругом народной артистки СССР Кибардиной В.Т. был известный флотский офицер Аврутис Лев Моисеевич.
Его известность во флотских кругах началась с первых дней войны, а точнее с тех пор, когда он находился в составе блестящих флотских офицеров блокадного Ленинграда, базировавшихся со своими кораблями на Неве и разделявшими все трудности блокадного времени с ленинградцами. В последующем его известность упрочилась благодаря событиям, происшедшим на крейсере «Киров» – подрыве крейсера на вражеской мине в 1945 году, где Лев Моисеевич служил в качестве командира электротехнического дивизиона.
В соответствии с инструкцией на период перехода морем следовало включать обмотку размагничивания крейсера, но она не была включена, т.к. находилась на ревизии. Крейсер получил повреждения, а три офицера из его экипажа – командир корабля, командир Б4-V и командир электротехнического дивизиона – были отданы под суд. Всех троих посадили в тюрьму.
В их судьбе решающую роль сыграл Командующий Балтийским флотом адмирал Трибуц Владимир Филиппович. Он лично предпринимал самые решительные действия для освобождения офицеров. Их дела были пересмотрены и они оказались на свободе.
Дальнейшая служба Льва Моисеевича продолжалась на Балтике и закончилась в г. Балтийске должностью помощника флагманского инженер-механика Эскадры. После этого он вернулся в Ленинград и продолжал трудиться в Институте.
Из-за старых «прегрешений» Лев Моисеевич не допускался к передовой тематике. Его уделом был вспомогательный флот. Но всё, что касалось дела, он выполнял так качественно и так добротно, что это не могло не вызывать всеобщего признания и удовлетворения. По крайней мере, он всегда входил в состав ведущих специалистов Управления и не столько по возрасту или календарному сроку службы, сколько по опыту и уровню знаний.
Невозможно обойти стороной его страстную увлечённость охотой и рыбалкой. По моим впечатлениям он становился центром притяжения этих одержимых, жизнерадостных, щедрых душой фанатиков, которые за запах пыжа и ящик с коловоротом были готовы «продать последние портки». И всё это бурлило и клокотало вокруг него, и только изредка, где-то на мгновение, на поверхности кипящего котла, появлялись его неухоженные лохматые усы.
Капитан I ранга Агаджанян Юрий Артемьевич. Он родился в Азербайджане, в Баку; по национальности – армянин; по культуре, языку и воспитанию – русский интеллигент. Такое в Советском Союзе было в порядке вещей и в этом не было ничего удивительного. И, хотя все его предки жили в горах, он стал советским моряком, одним из первых механиков на атомоходах.
С характерной речью, с характерной походкой, с постоянной потребностью в общении, с умением носить форму, с умением подавать себя, быть нужным, щедрым, обаятельным – он был востребован всегда. Прекрасно играл на рояле: садился и начинал «бацать», легко импровизировал. Наверное, нравился определённой категории женщин, но никогда не «трепался о бабах»; мог много и с удовольствием говорить о своей жене – «о своей Жэке».
Обладал кипучей натурой: много отдал усилий тем разделам науки и техники, которые находились на грани фантастики. Удивительно! Кое-что из них обрело жизнь.
Жил и служил с каким-то ощущением, что он на пороге великих свершений и этим ощущением заражал окружающих: казалось вот ещё немного, и он взовьётся под облака. Возможно, в этом присутствовал определённый мистификационный приём, когда ему, механику по специальности, приходилось отстаивать своё руководящее место среди электриков-профессионалов.
Когда много лет спустя, после его ухода в отставку, мы повстречались на Большой Морской, то я впервые увидел перед собой уставшего, где-то сникшего, очень пожилого человека. Неизменным оставался только тембр голоса и смех. Стояли последние дни «бабьего лета», приближалась осень.
Юрий Артемьевич сказал: «Не успокоюсь, пока не заготовлю 20 банок по пять литров «Джепсандала» из баклажан. Совершенно не могу без них зимой».
Это было не так романтично и масштабно, как всё предыдущее. Но это было необычно.
Мой приход в ЦНИИВК-1 МО совпал с процессом интенсивного строительства кораблей I поколения, где определяющую роль играли АПЛ. При их создании шёл непрерывный поиск использования новых технологий, перспективных материалов, ранее неизвестных средств контроля и управления. Это был большой комплекс мероприятий, который обеспечивал возможность практического использования атомной энергии в условиях подводной лодки.
При этом главное значение имело достижение определяющих качественных характеристик АПЛ – живучести и надёжности. Их достижение обеспечивалось, в основном, за счёт таких технических решений, как дублирование и приближение к 100% резерву. Конечно, эти решения шли в ущерб обитаемости и приемлемых условий обслуживания.
Основная характеристика АПЛ – скрытность – в тот период подразумевалась как бы сама собой. Её решение обеспечивалось ранее известными способами и она оставалась несколько в тени. Вся доступная американская литература главное внимание уделяла понятию живучести АПЛ. Их приоритет в вопросах строительства и эксплуатации АПЛ признавался нами как очевидный факт, а потому малейшая информация ценилась «на вес золота» и воспринималась не всегда критически. Утверждать, что американцы не были заинтересованы в дезинформации, было бы непростительным допущением.
Завершался 1964 год. Одновременно со строительством серийных кораблей I поколения заканчивалось проектирование кораблей II поколения и велось их строительство. Страна жила в очень интенсивном режиме. Контрольным сроком намечался 1967 год – 50-летняя годовщина Великой Октябрьской Социалистической революции. К этому сроку должны были сдаваться головные АПЛ проектов 667, 670, 671 и 705.
Научно-исследовательские отчёты тех лет, итоговые документы и праздничные доклады неизменно отмечали высокую живучесть и надёжность современных кораблей. И это не противоречило действительности. Однако, интенсивное внедрение новой техники, необходимость её скорейшего освоения и отработки, принципиально новые условия эксплуатации создавали на практике реальные условия, приводящие к аварийности.
Число аварий в прошедшем десятилетии 1960;1970 г.г. было высоким. Достаточно напомнить только некоторые, имевшие место на подводных лодках: гибель «С-80» (январь 1961 г.), выход из строя реактора на «К-19» (июль 1961г.), пожар на «К-3» (1967 г.), пожар и гибель в Атлантике «К-8» (1970 г.) и т.д.
Особое место среди этих аварий занимает трагедия с дизель-электрической подводной лодкой «К-129» проекта 629 по международной классификации (Golf).
Как-то раз зимним вечером я решил посмотреть телевизор и, удобно устроившись на диване, начал щёлкать пультом переключения каналов. Готов предположить, что это было где-то в марте 1993 года.
Моё внимание на телеэкране привлекло скорбное лицо женщины с прекрасными глазами. Она говорила о несправедливости. Она упрекала государство в бездушии, в формализме, в желании скрыть от общественности фактическую причину гибели людей. Она говорила о вопиющем цинизме, когда жёны и дети погибших поставлены вне закона. При этом упоминались фамилии адмиралов Горшкова С.Г., Амелько Н.Н., Касатонова В.А., Смирнова Н.И. и других. Речь шла о гибели подводной лодки «К-129» на Тихоокеанском флоте ещё в 60-е годы. Я об этом факте слышал впервые.
В октябре 1992 г. директор ЦРУ Гейтс Р. передал Ельцину видеоплёнку с церемонией захоронения в море советских моряков-подводников в районе Гавайских островов. Через год был подготовлен Указ о создании комиссии по расследованию фактов гибели, и на основании её работы состоялась публикация в газете «Красная Звезда» фамилий всех 98 членов экипажа, погибших на подводной лодке «К-129».
А события развивались так. Из бухты Крашенинникова в 7.00 на боевую службу 24 февраля 1968 года вышла «К-129». Это была ракетная дизель-электрическая подводная лодка. С ней поддерживалась регулярная оперативная связь, которая прервалась 8 марта. Контрольный вызов 12 марта был безрезультатным.
Начался поиск, масштабы которого расширялись по мере возникающей неопределённости, но результат был нулевым. Над происшедшим событием висела прочная завеса молчания и секретности.
Этим обстоятельством воспользовались американцы, которые развернули свою программу «Jennyfer». Она носила сугубо закрытый характер. О её содержании были информированы только трое: президент США Ричард Никсон, директор ЦРУ Уильям Колби и финансист Говард Хьюз, который в размерах
350 миллионов долларов осуществлял и организационное и финансовое обеспечение проекта «Jennyfer».
Цель проекта абсолютно чётко изложена бывшим первым заместителем Начальника разведуправления ТОФ контр-адмиралом в отставке Штыровым А. В интервью «Морскому журналу» за март 2004 года № 1(182): « … поднять ПЛ и извлечь шифродокументы, боевые пакеты и аппаратуру радиосвязи, «расколоть» шифры радиообмена, в частности в радионаправлении
«берег – подводные лодки», которые считались «абсолютно стойкими», и «прочитать» весь радиообмен ВМФ СССР за много лет, что позволило бы вскрыть систему развёртывания и управления военно-морскими силами Советского Союза.
Что достигли бы этим США, думаю, ясно всем. Ну, и конечно, американцы, безусловно, интересовались ракетным и торпедным ядерным оружием ПЛ».
Материальное обеспечение программы «Jennyfer» осуществлялось за счёт плавучей платформы «Glomar Explorer» водоизмещением свыше 36000 тонн с системой ориентации спутникового слежения, обеспечивающей точность в заданной точке до 10 см; баржи – дока НВМ-1 и механизма захвата крупных объектов с больших глубин, оснащённого системой телеуправления «Clementina».
ПЛ «К-129» была зафиксирована американцами на глубине 5200 м и 4 июля 1974 г. состоялся её подъём. Целиком лодку поднять не удалось – она переломилась в районе центрального поста и 4;8 отсеки вновь ушли на глубину. В оставшихся 1;3 отсеках были обнаружены торпеды с ядерным боезарядом и 60 тел советских моряков не тронутых тленом из-за отсутствия кислорода на подобных глубинах. Шифродокументы, аппаратура ЗАС – связи, боевые пакеты и пр. обнаружены не были.
Существовало несколько версий гибели «К-129», в том числе и официальная, указанная в приказе МО СССР: «возможный провал ПЛ за предельную глубину погружения вследствие поступления воды через поплавковый клапан при движении под РДП».
Но хочется думать, что это было не так. Скорей всего справедлива версия разведки ТОФ, по которой произошло столкновение «К-129» с американской АПЛ «Swordfish», отслеживавшей выход нашей лодки в океан, «дежурившей» рядом с ней в течение ближайших двух недель, а затем непроизвольно протаранившей её в районе 3 отсека при неожиданном повороте ПЛ на новый курс. Это подтверждается предварительными снимками американцев «К-129» с помощью телевизионной аппаратуры АПЛ «Halibat», поискового судна «Mizar» и батискафа «Triest». Сама же АПЛ «Swordfish», по данным разведки, проходила срочный ремонт ограждения боевой рубки в военно-морской базе Йокосука в марте 1968 года.
Вот вкратце история гибели «К-129».
Телевизионная передача завершалась. В ней приняли участие различные специалисты, имеющие отношение к Флоту, ветераны-подводники и члены семей погибшего экипажа.
На экране вновь было скорбное лицо вдовы старшего помощника командира «К-129». Она рассказывала о последних минутах прощания со своим мужем, происшедшим примерно в это же время года, но уже 25 лет тому назад. И вдруг она показала оператору фотографию своего покойного супруга. Я вздрогнул. Прямо на меня с экрана смотрели глаза капитана III ранга Журавина Саши. Я знал его с детских лет. Мы учились и заканчивали одну и ту же школу. Он был на один год старше меня.
После окончания школы Саша поступил в Училище им. Фрунзе М.В., и последний раз мы с ним виделись на каком-то «Вечере встречи», которые устраивались для выпускников школы, и куда мы уже оба пришли в курсантской форме. По-моему в то время я был на 2-ом или 3-ем курсе. Мне было известно, что Саша успешно окончил Училище и где-то служит, но то, что он погиб, я никогда до того момента не знал и не слышал. Узнать об этом было очень тяжело.
Передо мной лежит фотография из моего альбома. На ней изображён наш драматический кружок, который я с удовольствием посещал в течение 3-х лет. Им руководила очаровательная артистка ТЮЗа (мы в неё все были влюблены) Людмила Ивановна Красикова – выпускница нашей школы, мама Александра Хачинского, популярного ленинградского актёра.
Саша Журавин не был членом нашего кружка, но почему-то очень привязался к нему и всегда старался приходить на репетиции и спектакли. Вот и здесь на фотографии, после «Сцены в корчме», он стоит и улыбается вместе со всеми. Чуть-чуть сдвинулся во время экспозиции, но вполне узнаваем.
Саша Журавин! Ещё одна перевёрнутая страница жизни.
С середины 50-х годов прошлого столетия умы многих корабельных инженеров-электриков были заняты проблемой повышенных параметров электроэнергии (напряжения и частоты сети), разрешение которой сулило огромные преимущества, прежде всего, в области сокращения массогабаритных показателей электрических машин, трансформаторов, преобразователей энергии, а также улучшения динамических характеристик и ускорения переходных процессов за счёт возрастания частоты вращения машин и механизмов.
Толчком для этого интереса послужил ряд публикаций США по практике применения на кораблях повышенных параметров электроэнергии. С 1952 г. наша промышленность включилась в интенсивный процесс создания первой отечественной АПЛ, где вопрос живучести занимал первостепенное место. О его обеспечении уже шёл разговор в предыдущем комментарии, а поэтому всякое сокращение массогабаритных показателей с целью улучшения обитаемости, обслуживания, размещения новейших образцов оружия и вооружения, было весьма актуальным.
Среди публикаций особый интерес вызывали данные по разработке и опытной эксплуатации головных образцов электрооборудования, характеристики силовой и осветительной сетей в электроэнергетической системе экспериментального эскадренного миноносца «Timmerman», а также мнение одного из ведущих специалистов ВМС США о результатах этих новаций капитана I ранга Риковера Х., инженера-электрика по образованию.
Вице-адмирал Хьюмен Риковер (Хаймен Риковер, американский еврей) занимает выдающееся место в современной истории Соединенных Штатов Америки. «Отец атомной подводной лодки». Он родился в самом начале 20-го столетия и всю свою жизнь посвятил ВМС США. Его деятельность на любом поприще интересов флота всегда отличалась исключительной успешностью, благодаря высокой результативности.
Отслужив на Флоте 25 лет, он подлежал увольнению в запас и, в последующем в отставку, в 1952 г. Но под давлением общественности и поддержке большого числа конгрессменов остался на службе, а в 1953 г. ему было присвоено звание «контр-адмирала». Следующее звание – «вице-адмирала» - Х.Риковер получает в 1958 г.
Президент Джон Кеннеди выступил с инициативой продления службы Х.Риковеру до 01.02.1964 г., а затем преложил Сенату вообще не ограничивать срок службы адмирала. Сенат, в отступление от действующего законодательства о прохождении воинской службы, неоднократно голосовал за принятие поправки, что было исключением во всей его предыдущей и последующей практике. Припоминаю, что в 76 лет вице-адмирал Х.Риковер всё ещё находился на службе.
В конце своей жизни он сделал сенсационное признание, оценив факт применения атомной энергетики на подводных лодках, как отрицательный. По его мнению, транспортировка в любой район земного шара атомного заряда, способного изменить картину мира, была абсолютно неоправданным риском. Он признавал, что к этому выводу его подтолкнула высокая аварийность на АПЛ.
Итак, вернёмся в те времена, когда Х.Риковер был капитаном I ранга и анализировал результаты повышенных параметров электрооборудования на эсминце «Timmerman». Информация, что называется, шла «под панфары». Особенный интерес вызывали публикации фирмы «Westinghaus». Согласно этим данным переход от частоты сети 60 Гц к 400 Гц производил в электрических машинах революционные преобразования: линейные размеры машин сокращались вдвое; весовые характеристики – почти втрое; удельные показатели – будоражили воображение. И это было действительно так. Фирма «Westinqhaus» не грешила против истины; она объективно сообщала достигнутые результаты. Но за рамками сухих показателей и сравнительных характеристик оставались без всякого комментария такие важнейшие параметры как частота вращения (по старой терминологии – скорость вращения, об/мин). А ведь её повышение далеко не безобидное событие, поскольку оно связано с возрастанием динамических шумов и структурных вибраций. А это уже – скрытность!
И всё же привлекательность сокращения массогабаритных показателей чрезвычайно велика. Что касается шума и вибрации, то их готовы были устранять за счёт новых конструктивных решений.
Тогда мы ещё не соприкоснулись вплотную с такими мощными понятиями, как «Новые технологии» (а где взять эту новизну?) или «Национальная культура производства» (а как повысить в короткий срок эту культуру?)
И мы пошли на увеличение частоты вращения на порядок (готов предположить, что «эту наживку мы заглотили» не без участия капитана I ранга Х.Риковера). И создали себе на долгие годы огромную проблему.
Помимо этих трудностей, существовал ещё один «подводный камень», который носил очень красивое название – «объём активного ядра». Имелась в виду та самая конструктивная часть электрической машины, где совершаются все электромагнитные процессы во время её работы. И вот этот объём в условиях повышенных параметров приобретал тенденцию резкого сокращения при неизменном значении мощности. А это означало только одно – резкое возрастание тепловых процессов в объёме активного ядра, а, следовательно, появлялась очередная трудность – проблема теплосъёма.
И, если при 50 Гц, мы легко обходились воздушным охлаждением, то частота сети 400 Гц не могла существовать без воды или даже водорода.
Отсюда возникал естественный вопрос: «А как насчёт массогабаритных показателей? Они по-прежнему привлекательны?»
И следовал ответ: «Да. По-прежнему. Не стоит скидывать со счётов преимуществ быстродействия переходных процессов, а также снижения электродинамических усилий».
Подобная ситуация развивалась не только вокруг электрических машин, но практически со всеми типопредставителями корабельного электрооборудования и сетями. Это было очень горячее время. Время, в котором исследования, испытания и дискуссии занимали определяющее место.
Ощущалась острейшая нужда в стабилизации общего мнения. В скором времени оно наступило. Немаловажную роль при этом сыграла позиция Центрального научно-исследовательского института судовой электротехники и технологии, где главным инженером был Китаенко Георгий Иванович. Его чёткая монография «Судовые электроэнергетические системы повышенных параметров» дисциплинировала сознание в части достоинств и некоторых недостатков при условии использования частоты сети 400 Гц, хотя вовсе не касалась (да и не могла касаться!) тех проблем, с которыми мы столкнулись в последующем.
Современным меломанам хорошо известно имя Владимира Георгиевича Китаенко – народного артиста СССР, Лауреата международных премий, дирижёра Всесоюзного симфонического оркестра при Московской консерватории. Его популярность в стране и во всём мире неизменно росла, начиная с 70-х годов. В перестроечное время он, видимо, избрал путь Кирилла Кондрашина, оставшись жить и работать в Европе. По меркам советского времени такой шаг считался бы предосудительным; сегодня – легче, поскольку действует принцип: «Каждый человек вправе выбирать свой путь».
Современным меломанам вряд ли известно имя Георгия Ивановича Китаенко. Вместе с тем, трудно предположить, что существует, хотя бы один инженер-электрик, который бы не знал Г.И.Китаенко. Он был и остаётся видным советским учёным, доктором технических наук, профессором, великолепным организатором и педагогом. Широко известно четырёхтомное издание «Справочника судового электромонтажника» под редакцией Г.И.Китаенко – настольной книги проектантов, конструкторов и строителей кораблей долгие десятилетия.
Конечно, если среди меломанов есть инженеры-электрики, то им, наверняка, известно, что Владимир Георгиевич – сын Георгия Ивановича Китаенко.
Я горжусь – Георгий Иванович был моим первым оппонентом при защите кандидатской диссертации, и всегда храню благодарную память о нём.
Научное направление «Повышенные параметры в электросетях» в конечном итоге сформировалось в понятие «Электроэнергетическая система с частотой сети 400 Гц и напряжением 380 В» в рамках кораблестроительных программ Главного Управления кораблестроения ВМФ СССР. Вершиной этого научного направления явилось оперативно-тактическое задание на создание АПЛ проекта 705. Идеологическую основу этого ОТЗ составляли мысли, идеи и предложения Главнокомандующего ВМФ Адмирала флота Советского Союза Горшкова Сергея Георгиевича. Вызывает уважение и глубокое почтение широта кругозора этого военачальника, под знамёнами которого мы служили 30 лет.
АПЛ проекта 705 была символом передовой технической мысли своего времени. Достаточно сказать, что в её создание закладывалась главная идея: АПЛ – «Автомат». Высокий уровень автоматизации предполагал достижение тех значений живучести, надёжности, управления и контроля, которые позволили бы исключить участие личного состава и сократить его численность до минимума. Так в первоначальном варианте предполагалось иметь экипаж АПЛ не более 18 человек (14 офицеров и 4 мичманов).
На АПЛ внедрялись передовые технические решения тех лет, за которыми предполагалась перспектива атомной энергетики: реактор с ЖМТ и ЭЭС с частотой сети 400 Гц и напряжением 380 В.
Её корпус должны были изготовить из титана, что позволило бы иметь более высокие прочностные характеристики, а, следовательно, – увеличить глубоководность; повысить коррозионостойкость и сократить процесс обрастания, а, следовательно, – увеличить характеристики ходкости и маневренности.
В её электроэнергетической системе максимально сокращалось число машинных преобразователей, которые заменялись статическими преобразователями на тиристорах с целью обеспечения заданного уровня скрытности. Предусматривалась резервная система, с использованием полупроводниковых преобразователей частоты, для прохода в узкостях, маневрирования в ограниченных акваториях и в прочих спецификационных режимах.
АПЛ должна была быть скоростной, глубоководной, маневренной. С этой целью её комплектации уделялось исключительно серьёзное внимание. Уточнение расположения трасс трубопроводов и кабелей достигалось созданием в натуральную величину деревянной модели АПЛ с монтажом всех видов оборудования – машин, механизмов, устройств, оружия, приборов управления и контроля. Модель была создана на заводе «Судомех» («Адмиралтейские верфи») и стояла на том месте, где когда-то возвышался храм «Спас-на-водах».
Только из этих, далеко не полных перечислений, можно составить представление о том ожидаемом техническом уровне, который мы собирались достигнуть на АПЛ проекта 705 и тех надеждах, которые в неё закладывались.
Наше взаимодействие с промышленными организациями и предприятиями осуществлялось через профильную категорию «наблюдающий от ВМФ». Существовала иерархия по трём ступеням: наблюдающий, старший наблюдающий и главный наблюдающий. Здесь я впервые столкнулся с приоритетом кораблестроительной специальности, которая в условиях флотской эксплуатации была предельно невостребованной: выше командира трюмной группы или докмейстера эти специалисты не просматривались. Однако, в условиях военного кораблестроения ситуация резко менялась и корабелы оказывались на главенствующих позициях. На иерархической лестнице только они могли занимать верхнюю ступень. Все остальные специальности выше второй ступени не поднимались. Причём, эта вершина должна была определяться и опытом, и воинским званием.
Будучи в начале своей карьеры специалистом без достаточного опыта в области научно-технического сопровождения и, имея звание «капитан-лейтенанта», я мог рассчитывать только на нижнюю ступень наблюдения. Таким образом, я получил назначение «наблюдающего от ВМФ» за созданием АПЛ проекта 667 и был предписан к ЦКБ МТ «Рубин», в то время ЦКБ-18.
Специалисты электрики ЦКБ-18 располагались в здании бывшей школы Московского района г.Ленинграда на ул.Варшавской и работали под началом Главного конструктора по электрооборудованию Альтшулера Георгия Яковлевича. Вокруг него сплотился очень хороший коллектив молодых, инициативных, работоспособных и ответственных специалистов, которые даже сегодня, перейдя в разряд «стариков» ЦКБ «Рубин», образуют его прочное ядро.
Все были чрезвычайно увлечены.
Достаточно вспомнить, что работа во внеурочное время и даже по выходным дням была нормой и не вызывала острых позывов изжоги или необходимости денежной компенсации, как это делается сегодня. Это неразумно? Безусловно. Но красиво. А красота не всегда имеет цену. Вот у б … она всегда оценивается по тарифу.
Все были чрезвычайно бедны.
Достаточно напомнить, что труд в нашей стране оплачивался исключительно низко, независимо от его квалификации. Все эти процентные надбавки за заслуги (отдаленность, условия труда, научные достижения – степень, звание и пр.) доброго слова не стоили. Жили достойно и «жировали» все те, кто сегодня плавно перешёл из общества «развитого социализма» в общество «развивающейся демократии» – «торгаши, фарцовщики, диссиденты, бойцы идеологического фронта». Труд по-прежнему оплачивается по нищенским меркам. Как и прежде, сохраняется условие известного анекдота: «Вы делаете вид, что работаете, а мы – делаем вид, что вам платим». А что власть придержащие? Для меня это вечная загадка: как может совершаться подобная метаморфоза – вчера вы ещё были в нашей среде, а сегодня уже ничего не помните и с лёгкостью отмахиваетесь от нас, как от назойливых мух.
Все были чрезвычайно молоды.
Достаточно сказать, что Георгию Яковлевичу в те годы было около 45 лет, а Геннадию Дмитриевичу Макарову, Владимиру Сергеевичу Соколову (приемнику Альтшулера Г.Я.) и мне – всего по 30 лет.
С Геннадием Дмитриевичем Макаровым, или лучше – с Геной Макаровым мы знакомы более 60 лет. Наше знакомство состоялось в 1944 году, когда ученик 3-го класса Гена Макаров пришёл к нам во двор, чтобы навестить свою знакомую девочку Нэлю, жившую со мной по одной лестнице. Остановившись у парадного и, видимо, засмущавшись, он спросил у меня: «А Нэля дома?» «Откуда я знаю» - ответил я. С этих пор мы с ним начали здороваться и поддерживать добрые отношения все школьные годы.
Я учился в 10 классе, когда вдруг передо мной предстал Гена в форме курсанта I курса ВВМИОЛУ им.Дзержинского Ф.Э. Помню, как у меня забилось сердце. Рядом с ним стояла Нэля. Я его стал расспрашивать и сумел только узнать, что он поступил на электротехнический факультет. Нэля его увела.
А через год мы с ним встретились на факультете, и за этим последовало ещё пять лет совместной учёбы. А потом был его выпуск, и мой выпуск, и наши пути разошлись. Но через шесть лет мы вновь встретились в «Рубине» и с тех пор не имели повода для расставаний.
В нашей совместной биографии есть вершина – это празднование 200-летия со дня основания Военно-морского инженерного Училища в России.
Роскошный бордово-золотой зал Александрийского театра, где собрались сотни офицеров, адмиралов, известных инженеров, учёных – выпускников Адмиралтейства. Бесконечная череда знакомых лиц, среди них Н.М.Питулайнин, В.В.Кожемякин и Г.Д.Макаров. Вега рядом со мной. У Гены на лацкане пиджака орден «Красной Звезды». Он выглядит уже очень немолодым человеком. Бесконечные объятия и поздравления. А на сцене – огромный царский указ с резолюцией: «Быть посему. Павел I».
Живу с ощущением, что после этой вершины мы начали спускаться вниз, как в прекрасной утёсовской песне «Перевал».
Несмотря на молодость, Георгий Яковлевич Альтшулер уже тогда был весьма известным специалистом. Его труд был отмечен в 1957 году Ленинской премией за создание подводной лодки проекта 611. Он отличался исключительной ясностью ума и новаторским подходом к делу. Всё было новым, всё требовало серьёзных, самостоятельных решений. Зачастую обстановка создавала условия исключительности, но, несмотря на это, Георгий Яковлевич оставался очень вразумительным, доступным, корректным, без тени снобизма и величавости. Даже перейдя в состояние весьма почтенного возраста, он был не склонен к позиции менторства или назидательности.
Кругозор интересов Георгия Яковлевича определялся не только его профессиональной мерой ответственности, но, сам по себе, был чрезвычайно широк. Он проявлял постоянный интерес ко всему новому; его увлекали, прежде всего, те инженерные решения, которые могли дать новое качество в системе.
Как только зазвучали безщёточные синхронные генераторы, он тут же проявил большой интерес к устойчивости их параллельной работы, к конструктивным принципам системы возбуждения с тиристорами. Он постоянно держал в поле зрения все новые разработки высокоёмких аккумуляторных батарей, а также электрохимических генераторов. Его интересовали кабели с магнезиальной изоляцией и особенности выбора сечения кабелей при пучковой прокладке в условиях повышенных параметров сети. Он одним из первых уделял серьёзнейшее внимание использованию в ЭЭСК частотно-дуговой защиты. Не было той области в судовой электротехнике, которая осталась бы без его внимания. Всё, что заслушивало его внимания, проходило оценку по критериям – уровня конструктивной и инженерной готовности, качественных преимуществ, удобства обслуживания, низкой аварийности, экономичности.
В обстановке всеобщего бума повышенных параметров сети он проявил редкую устойчивость и трезвый консерватизм. В эти годы, как никогда ранее, помимо инженерной эрудиции, проявились его дипломатические способности. Не случайно, а, скорей всего, в силу большого практического опыта, он одним из первых стал проявлять озабоченность по поводу непременного обеспечения скрытности за счёт технических и специальных инженерных решений на АПЛ. Вспоминаю, как в средине 1968 года мы впервые обсуждали с ним вопрос возможности создания малошумной статической системы внутри ЭЭСК для использования в специальных режимах.
Это была личность весьма значительного масштаба. В истории ЦКБ «Рубин» он несомненный первопроходец по сложным лабиринтам атомной энергетики.
Есть большое искушение скатиться до обычной банальности и произнести давно известное утверждение: «Корабль строит вся страна». А вот теперь, когда оно произнесено, можно перейти к доказательству на примере АПЛ проекта 671 и его модификаций.
Основное оборудование АПЛ поставлялось предприятиями страны в следующем составе: реакторная АППУ типа ВМ-4 (гл. конструктор – Африкантов И.И., ОКБМ); ГТЗА (главный конструктор Казак М.А., СКБ Кировского завода); турбина АТГ (главный конструктор Кирюхин В.И., СКБ Калужского турбинного завода); генераторы типа ТМВ-2-2 мощностью 2000 кВт, обратимый преобразователь типа ПР-501 мощностью 500 кВт, гребной электродвигатель мощностью 350 кВт (генеральный директор Фомин Б.И., завод «Электросила»); дизель-генератор типа МСК 103-4 (завод «Русский дизель»); аккумуляторная батарея типа 426-II (завод «Аккумулятор»); система централизованного управления ОКС «Вольфрам» - погружения и всплытия, ВВД, водоотлива, вентиляции, конденционирования, гидравлики и др. (главный инженер Путято Ю.С., ОКБ-781); система управления АПЛ по курсу и глубине «Шпат» и система управления одержанием «Турмалин»; (главный конструктор Фармаковский С.Ф.; ЦНИИ «Электроприбор»); система электрохимической регенерации воздуха «ЭХРВ»; гидроакустический комплекс «Рубин» (главный конструктор Аладышкин Е.И., ЦНИИ «Морфизприбор»); система ПУТС «Ладога» (главный конструктор Буртов А.И., ЦКБ «Полюс»); сталь марки АК-29 (генеральный директор Горынин И.В., ЦНИИ КМ «Прометей») и т.д. При этом комплектные устройства в виде электродвигателей, электромашинных преобразователей и пуско-защитной аппаратуры шли из Москвы, Харькова, Прокопьевска, Свердловска; статические преобразователи поставлялись Саранском, Ереваном, Москвой; кабель и токопроводы изготавливались Ленинградом и Кировом; строительство АПЛ велось в городах Ленинграде, Северодвинске, Нижнем Новгороде, Комсомольске-на-Амуре.
И это ещё далеко не полный список, хотя бы потому, что он не включает поставщиков комплектующих изделий.
В 1967 году, к годовщине 50-летия Октября, были сданы АПЛ проектов 667А, 670, 671. Строительство АПЛ проекта 705 продолжалось, и её сдача была отнесена на более поздний срок.
Накануне описываемых событий, а точнее – 15 июля 1966 года – наш Институт был награждён орденом Ленина за успешное выполнение заданий по разработке, созданию и освоению новой военной техники. Мы жили в состоянии «звездопада»: присваивались ордена, медали, Лауреатские звания, внеочередные воинские звания. Это состояние продолжалось вплоть до 1967 года, до контрольных сроков сдачи головных кораблей.
Вручал орден Ленина Главнокомандующий ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Горшков Сергей Георгиевич. Торжественное собрание офицерского состава происходило 9 августа 1966 года в актовом зале Института. Главнокомандующий выступил с речью, после которой следовала процедура награждения. Сергей Георгиевич прикрепил орден Ленина к знамени части; Начальник ЦНИИВК-1 вице-адмирал Коршунов Леонид Алексеевич преклонил колено и взял в руку уголок знамени, чтобы поцеловать его. И в этот момент раздался мощный треск и откуда-то из-за кулис, сверху, со стороны противоположной Главкому стал падать мичман Филькин – наш институтский фотограф. Он падал, не выпуская из рук фотоаппарата; он падал прямо на адмиральский президиум за длинным столом; он падал, отчаянно изгибаясь в воздухе, чтобы упасть непременно на сцену, а не на адмиралов. И это ему удалось. А вслед за ним посыпались какие-то столы и стулья – все те элементы пирамиды, которую он заранее соорудил для получения эффектного снимка.
Надо отдать должное Главкому – он смеялся со всеми, от души. Этот забавный эпизод ничуть не испортил торжество.
А потом были награждения сотрудников Института. Леонид Алексеевич удостоился высшей награды – ордена Ленина.
На это торжественное мероприятие я впервые явился в погонах «капитана III ранга», которые были вручены мне и ещё пяти сослуживцам Начальником ЦНИИВК-1 на офицерском собрании. Это означало, что все мы переходили в категорию «старших офицеров» и приобретали право одеть на козырёк «дубы».
Вслед за торжественной частью начался банкет, где Главком, обращаясь ко всем присутствующим, произнёс очень содержательный первый тост. Его смысл сводился к тому, что мы, как научная элита Флота, должны больше мечтать и дерзать, не отрываясь от реальности; жить мыслями о судьбах Флота, о его перспективе, о его постоянном совершенствовании. Он желал нам здоровья и огромных творческих успехов, которые составляли бы основное достояние всей нашей жизни.
Банкет шёл обычным порядком, когда вдруг ко мне подошёл ответственный – распорядитель инженер – полковник Копытко Игорь Георгиевич и, отведя в сторону, сказал, что Главком собирается в адмиральском салоне произнести тост за старое и молодое поколения Института. «Старым буду я» – сказал Игорь Георгиевич – «А молодым – ты». Я пытался возражать, но он строго посмотрел на меня: «Разговорчики в строю».
По сигналу из салона, я с Игорем Георгиевичем вошёл в зал. Тут же у входа стоял маленький стол, на котором находились два бокала–«бакарди», где на самом донышке виднелся коньяк. Рядом со столом стоял мичман Филькин. «Плесни ещё» – тихо сказал я. Он добавил от души. Ситуация стала понятней.
Главком уже произносил тост. Завершив его первую часть, он оставил своё место и подошёл к Игорю Георгиевичу. Я плохо слышал его вопрос; помню, что Игорь Георгиевич отвечал очень чётко. В следующее мгновение он оказался передо мной: Чем вам приходится заниматься, товарищ капитан III ранга, и каковы Ваши творческие планы? Стараясь не выдавать волнения и высказаться предельно кратко, я ответил на вопрос Главнокомандующего. Он приподнял маленькую рюмочку и прикоснулся к нашим бокалам: Желаю здоровья и больших успехов!
Мичман Филькин непрестанно щёлкал фотоаппаратом.
Не теряя из поля зрения Главкома, одним залпом я выпил коньяк. Тут же увидел, что Сергей Георгиевич аккуратно прикоснулся к своей рюмочке и, повернувшись, отправился за стол. «Наверное, не надо было гусарить» –мелькнуло у меня в голове. Аудиенция завершилась, и мы вернулись к своим столам.
На другой день Лев Моисеевич Аврутис задал мне вопрос: А где фотография, на которой ты с Главкомом пьёшь «на брудершафт»? Таким снимком пренебрегать нельзя. Помнишь, как Линдон Джонсон баллотировался в президенты? Ему больше всего помог снимок, где он в далёкой молодости пожимал руку президенту Ф.Д.Рузвельту. Чем чёрт не шутит! Я отправился к мичману Филькину: Ха! Ещё вчера особисты – «мохнатые уши» все плёнки забрали у меня. Только с их разрешения.
Конечно, проблема скрытности подводных лодок никогда не исчезала из поля зрения военных кораблестроителей, но её приоритет в начальной стадии создания атомных подводных лодок не был определяющим. Скрытность находилась в некотором забвении. На её обеспечение ещё не работали прецезионные станки и механизмы в процессе создания корабельного оборудования; ещё не было различных
шумопоглощающих устройств (амортизаторов, рукавов, патрубков, подвесок) и прочих технических решений, обеспечивающих заданный уровень скрытности.
Главным содержанием концепции создания АПЛ оставалась «Живучесть». Аналогичную позицию вроде бы исповедывали в США, о чём свидетельствовали все их открытые публикации, где вопросам скрытности внимания уделялось чрезвычайно мало (готов опять-таки предположить, что за этим стояла определённая стратегия, подготовленная не без участия адмирала Х.Риковера).
Но это было только «вроде бы». Политические амбиции возрастали, что способствовало усилению противостояния. АПЛ активно осваивали океанскую зону и несли в ней боевую службу. Средства обнаружения развивались и совершенствовались гораздо быстрей, чем средства защиты. И в скором времени понятие «ревущие коровы», брошенное американцами в адрес отечественных АПЛ, шумящих на весь океан, заставило нас пересмотреть все концептуальные взгляды и сосредоточить главные усилия на обеспечении малошумности. Что может быть очевидней истины: «Обнаруженная лодка – уничтоженная лодка».
Это прозрение захватило дух. На реализацию скрытности были брошены огромные средства страны и усилия тысяч людей. Достаточно вспомнить четыре Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР в период 1968;1986 г.г. Головной научной организацией в системе «Судпрома» оставалось ЦНИИ
им. академика А.Н.Крылова с её Отделением судовой акустики, руководимой профессором Мышинским Эрнестом Леонидовичем. Характерно, что только в 1972 году на базе этого института появилось второе акустическое подразделение – Отделение акустики судовых энергетических установок и механизмов. Их совместная деятельность стала давать весьма ощутимый результат – в среднем уровень шумности АПЛ снижался на один децибел в год.
А как на эти события, поднявшиеся до уровня «национальной программы», реагировали мы, специалисты
ЦНИИВК-1 МО, выпускники ВВМИОЛУ им. Ф.Э.Дзержинского с уже достаточным инженерным опытом?
Могу утверждать, что наш выпуск февраля 1958 года принял самое активное участие в решении этой проблемы.
В эти годы Олег Беляков был уже там, на верху, занимая различные руководящие должности в оборонном ведомстве ЦК КПСС, и подготавливая проекты Постановлений Партии и Правительства.
В моём окружении, специалистов электриков Института, раньше всех и наиболее активно на данную проблему отреагировал Феликс Свяченый. Уже в скором времени он вошёл в состав ведущих специалистов по акустике ЦНИИВК-1 и без его участия не проходил ни один вопрос разработки новых видов электрооборудования. Это потребовало от него очень больших усилий. Акустическое направление было новым; его приходилось осмысливать через известную физику электромеханических процессов, выявлять причинно-следственную связь происходящего и обеспечивать привязку к нормативам. Особую сложность составляла правильная организация испытаний нового оборудования. Этой стороне своей деятельности Феликс уделял особое внимание. Его работа была результативной, как в практике сопровождения создания малошумных электродвигателей, так и в подготовке научно обоснованных требований по скрытности. Но, к сожалению, защитой диссертации это не завершилось.
Иначе обстояло дело у нашего однокашника корабела Авринского Алексея Владимировича. По своей натуре Лёша был и остаётся «мотором» во всём, за что бы он ни брался. Его большая круглая голова способна решать самые сложные задачи. Его кипучая натура позволила ему в очень короткий срок, но исключительно динамично, осуществить защиту кандидатской и докторской диссертации и создать у окружающих впечатление (не без основания!) необыкновенной успешности и талантливости. Ему легко давались заметные результаты в увлечениях спортом и живописью. Он являл собой лучший образец гармоничной личности. В скором времени он стал ведущим специалистом по вопросам акустики в масштабах ВМФ. Нагрузка на эту личность возросла многократно: он не вылезал из Москвы; проводил бесконечное время на полигонах, испытательных стендах, совещаниях, конференциях, в командировках на флот, на испытаниях кораблей. Огромное время требовали консультации и подготовка докладов. Обладая повышенной мерой ответственности, Лёша работал на износ. Его могучий организм воспринимал нагрузки безотказно. Он был на виду, его не обходили вниманием, но продолжали грузить и грузить. И вдруг что-то забарахлило; сердце стало давать сбои. В его круглой большой голове прозвучала команда «Стоп!» И он начал замедлять ход. Только разумный человек мог правильно оценить создавшуюся ситуацию и дать себе команду остановиться во время.
Он остался жить, трудиться и радовать нас своими успехами.
«Свято место пусто не бывает». Тут же ему на смену пришёл Слава Петров. Капитан I ранга Петров Владислав Леонидович. Он не достиг масштаба профессора, капитана I ранга Авринского А.В., не получил того звучания в научных и производственных кругах, какое имел его предшественник, но обрёл самостоятельную значимость, подкреплённую исключительной востребованностью.
Рискну изложить собственное суждение относительно этой личности. Мне думается в Славе Петрове была зажжена «искра Божья», которая, как ни в ком другом, помогала ему решать нерешаемое: он чувствовал всю конструкцию АПЛ и предлагал те единственные решения и в тех местах, которые обеспечивали её малошумность. Главком Чернавин В.Н. так уверовал в его способность обеспечивать достижение цели, что включал абсолютно во все испытания новых АПЛ. В итоге, бедный Слава пять лет жил без отпуска.
Эти две личности – капитаны I ранга Авринский А.В. и Петров В.Л. – уникальны в эпопее обеспечения скрытности АПЛ отечественного ВМФ.
Дуэль между АПЛ США и СССР продолжалась: та и другая сторона выводила в океан новые типы лодок с атомной энергетикой, с новыми качественными характеристиками, с новым вооружением. Обстановка вокруг малошумности была крайне напряжённой. И всё же находились личности, которые в этой обстановке чувствовали себя исключительно органично. Таковым был наш Начальник электротехнического отдела ГУК ВМФ капитан
I ранга Гидаспов Дмитрий Андреевич. Его кипучая натура не могла довольствоваться ролью пассивного наблюдателя в этой ситуации: будучи специалистом электриком, он поднялся до уровня руководителя корабела и обеспечивал решения в масштабах конструкции всего корабля, являясь «правой рукой» адмирала флота Смирнова Николая Ивановича, Первого заместителя Главнокомандующего ВМФ – ответственного за решение проблемы скрытности в ВМФ СССР.
Ещё до выхода в свет первого Постановления о малошумности в ЦКБ МТ «Рубин» состоялся разговор между Главным конструктором по электрооборудованию Альтшулером Г.Я., его заместителем Соколовым В.С. и мной о принципах создания специальной системы электропитания потребителей АПЛ на основе статических полупроводниковых преобразователей электроэнергии в малошумных режимах движения. Инициатором этого совещания был Георгий Яковлевич.
Не прошло и полугода, как закончились приёмо-сдаточные испытания на головных АПЛ II-го поколения, а Георгий Яковлевич уже формировал идеологию АПЛ III-го поколения. Его профессиональное чутьё подсказывало ему принятие тех решений, которые бы обеспечивали качественный прорыв. Идея состояла в возможности остановки непрерывно вращающегося электромашинного обратимого преобразователя мощностью 500 кВт – источника динамических шумов и структурных вибраций – с передачей его функций на момент отключения комплексу статических преобразователей. Сегодня, когда эта идея нашла реализацию, всё происходящее кажется простым и обыденным. Но в том-то и состояла гениальность Георгия Яковлевича, что он обладал даром предвосхищения.
А тогда, обсудив принципиальные стороны вопроса, мы расстались со взаимными обязательствами – подготовить к заданному сроку проект технического задания на разработку статического комплекса, которое определило бы его состав с учётом потребителей; величину, вырабатываемых мощностей; параметры электроэнергии и их качество; общие и специфические требования ВМФ к конструкции, а также предложения по организации работ.
Небезынтересно отметить, что, если основная, содержательная часть ТЗ не вызвала каких-либо разногласий, то организационные предложения явились предметом длительного спора. В конечном итоге победила хорошо аргументированная версия Георгия Яковлевича. Причём её жизненность подтверждалась на всех последующих этапах и, в конечном смысле, - обеспечила успех дела. Суть её состояла в следующем: заказчиком выступал ГУК ВМФ, головным исполнителем – ЦКБ МТ «Рубин», основным разработчиком (первым контрагентом) – Всесоюзный научно-исследовательский институт электромеханики (г.Москва) и поставщиком комплектующего оборудования (вторым контрагентом) – НПО «Преобразователь» (г.Запорожье) при научно-техническом сопровождении ЦНИИВК-1 МО. Основная часть работы должна была выполняться Истринским отделением ВНИИЭМ, где был оборудован специальный испытательный стенд.
К началу 70-х годов отечественная промышленность добилась выдающихся успехов в силовой электронике. Были созданы мощные полупроводниковые приборы, превосходящие иностранные образцы. Их основой был кремний.
Мы научились в короткие сроки выращивать монокристалл кремния однородной структуры и большого диаметра. Это означало возможность проведения через кремниевую шайбу больших значений тока.
Был преодолён сложный технологический рубеж, обеспечивающий сплав металла с керамикой. После его преодоления появились приборы в керамическом корпусе, что позволило не опасаться их разрушения за счёт высоких значений допустимого обратного напряжения.
Конструкцию приборов удалось сделать герметичной и поддерживать в ней заданные значения вакуума. Это избавило кремний от влаги, которая отрицательно сказывалась на электронно-дырочном переходе.
В то же время, конструкция прибора позволяла завести в него воду в качестве охладителя, что резко расширяло возможности активного ядра полупроводниковой составляющей.
Таким образом, силовые тиристоры типа «МК» раскрывали широкие технические горизонты. Кроме них, большой прогресс наблюдался в регулируемых дросселях насыщения и трансформаторах за счёт использования новых сортов холоднокатанной стали, обладающей малыми удельными потерями и высокими магнитными свойствами. Конструкция дросселей и трансформаторов к этому времени тоже претерпела серьёзные изменения, что позволило сократить их массогабаритные показатели.
Вот с таким активом мы пошли на штурм стоящей задачи.
Сейчас, спустя много лет, я могу сказать, что такое счастье.
Это, когда ты молод. Когда у тебя в портфеле лежит ТЗ на выполнение интереснейшей работы на много лет вперёд; когда под это ТЗ есть надёжные сподвижники и соратники; когда обеспечена каждодневная материальная сторона жизни и, когда в этой жизни есть надёжный тыл – твоя семья. Всё это было. И я был счастлив. В моей жизни 70-е годы прошедшего столетия самые продуктивные, самые творческие. Потому что они вобрали в себя не только то дело, о котором пойдёт речь, но и другие, не менее важные события.
«Сподвижники и соратники» отличались, прежде всего, надёжностью, которая расцвела буйным цветом на основе увлечённости и ответственности. Никто никуда не метался, никто не пытался продать себя подороже … Если смотреть на тот процесс с позиций сегодняшнего дня, то в нём, безусловно, не превалировал пресловутый приоритет «общечеловеческих ценностей», в нём присутствовало нечто иное – желание и возможность самовыражения; участие в творческом процессе, направленном на подъём могущества Флота и величие Родины. Звучит громко, но с этим жили. Кто-то скажет: слишком претенциозно. Но как иначе объяснить причину тех успехов и достижений, которые сегодня лежат на обочине?
Принципиальные моменты статической системы были ясны, но к её практической реализации приступили только в конце 1970 года, после того как ГУК ВМФ начал финансирование работы.
В соответствии с организационным планом, основная нагрузка приходилась на ВНИИЭМ. Согласно терминологии, которая у нас ходила на бытовом уровне, работу вытягивали два локомотива: «еврейский» (Гуткин Б.М., Раскин Л.Я. и Бернштейн И.Я.) и «украинский» (Адасько В.И., Бобырь В.К. и Яцук В.Г.). Коллективом сотрудников основного отделения ВНИИЭМ (первый локомотив) руководил зам.директора Калашников Владилен Константинович; коллектив Истринского филиала ВНИИЭМ возглавлял Главный инженер предприятия Румянцев Игорь Михайлович.
Основная специфика работы состояла в том, что подобная система создавалась впервые. В отечественной и зарубежной практике не было аналогов.
Коллектив разработчиков отличался высокой квалификацией. Несмотря на молодость, эти люди обладали учёной степенью и званием, а также достаточным профессиональным навыком в деле разработки новых образцов техники. На протяжении ближайших 5 лет их лидерство менялось в зависимости от центра приложения усилий. Происходило это не всегда гладко и требовало определённой адаптации всего коллектива. Так, например, на начальной стадии лидировал Раскин Лев Яковлевич; затем инициатива перешла к Бобырю Вячеславу Кирилловичу, и уже на заключительной стадии, которая длилась не менее 3 лет, у руля твёрдо стоял Владимир Григорьевич Яцук. Он был молод, не скрывал своих амбиций, но среди коллег лидировал благодаря своему высокому профессионализму и колоссальной работоспособности.
В этой ситуации, когда шла смена лидеров, мне приходилось непросто, поскольку каждый раз надо было менять привычную форму отношений и устанавливать новые контакты вне зависимости от симпатий или антипатий. Следует сказать, что большую поддержку я испытывал от неизменного состава моих коллег из ЦКБ МТ «Рубин» - Квашнинова Валентина Анатольевича, Солнцева Валерия Николаевича и Кобылина Аркадия Николаевича. К тому моменту мы уже знали друг друга много лет, нам хорошо были известны сильные и слабые стороны каждого, что очень помогало в деле. В их лице я нашёл очень верных и надёжных соратников, с которыми в течение всего времени сотрудничества по этой теме не возникало каких-либо серьёзных разногласий.
Особую радость общения я вынес от контактов с Румянцевым Игорем Михайловичем и Раскиным Львом Яковлевичем.
От Игоря Михайловича всегда веяло покоем и основательностью. Он отличался редкой уравновешенностью, тактичностью, умением улаживать конфликтные ситуации. Если я мог заводиться, поддаваться на провокацию, «увеличивать скорость в сторону мордобоя», то Игорь Михайлович в сложной ситуации оказывался как никогда кстати: он апеллировал к разуму, к совести, к доводам и постепенно гасил конфликт.
Его основным стержнем было понятие «советский человек». Однажды мы с ним оказались на Днепрогэсе в Запорожье. Пришли мы туда в неурочный час, но его там знали и нас пропустили. Посетив машинный зал и выслушав лекцию Игоря Михайловича, я долгое время находился под огромным впечатлением от увиденного и услышанного. Это были не сухие цифры, а волнующий рассказ человека, пропустившего через себя войну и подвиг народа.
Находясь в совместной командировке на заводе «Преобразователь» в Запорожье, нам пришлось дважды в течение трёх недель жить в доме, который раньше занимал секретарь Запорожского обкома КПУ Брежнев Л.И. После его перехода с этой должности на новую карьерную ступень, дом какое-то время пустовал, а потом был передан на баланс завода «Преобразователь». Это был одноэтажный пятикомнатный коттедж, в левом флигеле которого находился бассейн, а в правом – бильярдная. Всё было сделано очень добротно; в доме сохранялась хорошая мебель, посуда и постельное бельё. За домом ухаживала пожилая супружеская пара, жившая тут же на территории в старом фруктовом саду.
Наша жизнь в подобных условиях была большой редкостью, и это очень скрашивало длительные командировки. А какой мы там делали салат из помидоров! Мы его делали каждый вечер и специально брали лёгкий обед, чтобы сохранить себя до салата. При одном упоминании о салате, я готов тут же сесть в самолёт и лететь вновь в Запорожье. Но сегодня мне там будет одиноко. Со мной рядом не будет Игоря Румянцева. Он скончался вскоре после завершения нашей работы. Скончался в самом расцвете сил – не выдержало сердце. Скорблю о нём по сей день.
Другим моим коллегой был Лев Яковлевич Раскин. Достаточно было беглого взгляда, чтобы со всей очевидностью ощутить основу этого человека – достоинство.
Высокий, с выразительным неулыбчивым лицом; с лёгкой сединой, контрастирующей с чуть вьющимися чёрными волосами; всегда в великолепно сшитых костюмах – он был очень импозантен. Я вообще неравнодушен к красивым людям, поэтому для меня было большим удовольствием наблюдать за ним в любом процессе деятельности: на совещаниях, в лаборатории, на испытательном стенде. Всё, что он делал, всегда было очень весомо, продумано и обосновано. Для него в деле не существовало мелочей. Он всему находил время и доказательства. Иногда мог шутить. Это у него получалось изящно и неожиданно, потому что вступало в контраст с его внешней неприступностью. Между нами всегда было взаимопонимание. Он был уверен, что я никогда не подведу его, а он меня. Будучи человеком гражданским он очень много доброго сделал для нашего Флота.
В 1976 году работа по созданию комплекса подошла к концу. Остались позади все три стадии его разработки и предварительные испытания. Опытные образцы его элементов стояли на стенде и были готовы к проведению междуведомственных испытаний.
Я был назначен председателем междуведомственной комиссии. В её состав вошло 19 человек. Это были люди из числа разработчиков, поставщиков и заказчиков, хорошо известные в научных и производственных кругах. Они были авторитетными специалистами; каждый со своим видением проблемы, со своими особенностями характера, которые невозможно было не принимать во внимание. Казалось бы, делалось одно общее дело. Но, поскольку его выполнение осуществлялось поэлементно, то это приводило к определённой клановости, в условиях которой не просматривался коллектив единомышленников. Преодоление подобной разобщённости было одной из непростых задач.
Испытания шли тяжело. Возникало много вопросов с водяным охлаждением, с обеспечением маломагнитности, с надёжностью защиты от перегрузок. Эти вопросы требовали немедленного решения путём наладки и доработки, что приводило к необходимости перерывов в работе. В общей сложности работа комиссии затянулась до 2-х лет. Надо сказать, что эта ситуация не вызывала нареканий со стороны моего начальства в ГУК ВМФ. Его представители – капитаны I ранга Пограницкий Юрий Петрович, Литвинов Анатолий Иванович и Шумский Владислав Васильевич – были частыми гостями на испытательном стенде Истры и имели объективное представление о состоянии дел.
Городок Истра тех лет представлял собой довольно скучное место. Его главная достопримечательность – Ново-Иерусалимский собор – находился в плачевном состоянии, как и вся основная масса православных храмов провинциальной России. Помню, какое неожиданное впечатление произвели на меня две подлинные картины небольшого формата известного итальянского живописца Паоло Веронезе на библейскую тему. Удивительно было наблюдать, что этот мастер забрался в такую далёкую землю и блистал, как бриллиант, среди общей разрухи и неустроенности. Спустя много лет, я имел возможность вновь любоваться работами П.Веронезе в полномасштабном состоянии потолковой росписи Дворца Дожей в Венеции. Это был триумф художника.
Конечно, всё, что касается Истринского филиала ВНИИЭМ – его лабораторных корпусов и испытательного стенда – было представлено на высшем техническом уровне. Это был тихий и благодатный оазис для нормальной научной деятельности. И в этом огромная заслуга его первых директоров академика Иосифьяна Андроника Гевондовича и д.т.н. Адасько Владимира Иосифовича.
Испытания шли по-прежнему трудно, но в их успешном завершении не было сомнений. И это определялось, в немалой мере, той бурной деятельностью, которую развил Владимир Григорьевич Яцук. Он был вездесущ. Работалось с ним очень непросто, но результат искупал все недочёты.
Параллельно с испытаниями шла подготовка и оформление Технических условий на поставку. Этот главный документ любого промышленного изделия, определяющий его право на жизнь, целиком и полностью лежал на мне. Точность формулировок, исключающая какую-либо двусмысленность, была необходимым атрибутом этого большого документа. Моим главным и очень трудным оппонентом всегда оставался В.Г.Яцук. Моей неизменной поддержкой и амортизатором был И.М.Румянцев.
Наконец забрезжил светлый горизонт. Как и положено всякому хорошему делу, оно завершилось банкетом. Стол был накрыт в небольшом провинциальном ресторанчике с незатейливым названием «Нахабино» (кто-то пояснил, что название является производной от слов «нахальная баба», каковой является директриса этого ресторана). Банкет проходил весело, но с некоторым оттенком грусти: все понимали, что наше общее дело закончено и мы расстаёмся. В своём тосте я припомнил чьи-то поэтические строки (возможно А.Вознесенского), которые прозвучали весьма кстати:
На другой день, перед моим возвращением в Ленинград, мы с Вегой повстречали в сквере у Большого театра Володю Яцука. Несмотря на мороз, он был без шапки и в целом его облик был каким-то романтичным. «Какими судьбами?» – спросил я. «Уф! Отдыхаю» – отвечал он. Думаю, что в присутствии Веги, он постеснялся признаться, что ждёт свою очередную пассию.
Заключительный этап – испытаний, наладки и настройки головных образцов системы на борту АПЛ III-его поколения. Образцы испытывались в регламентных эксплуатационных режимах с последующей доработкой и модернизацией.
Комплексу агрегатов было присвоено наименование АП-640к. Он включал в себя четыре составные части, образующие статическую систему электропитания: инвертор типа АП-370к мощностью 370 кВт и выпрямитель типа ТПС-270к мощностью 200 кВт. Инвертор состоял из двух самостоятельных преобразователей типа ПТС-140к для питания насосов первого контура на малой скорости и ещё одного инвертора типа ПТС-90к для питания специальных потребителей.
Эти агрегаты могли устанавливаться в любой комбинации и количестве на различных проектах АПЛ для решения спецификационных задач. Поэтому АПЛ «Акула» (проект 941) несла на своём борту два инвертора типа АП-370к и четыре выпрямителя типа ПТС-270к; АПЛ «Гранит» (проект 949) и АПЛ «Антей» (проект 949А) имели по два инвертора типа АП-370к и два выпрямителя типа ПТС-270к; АПЛ «Барракуда» (проект 945) включала в свой состав один инвертор типа АП-370к и два выпрямителя типа ПТС-270к. Составные части комплекса нашли себе применение и на АПЛ II-го поколения: так в 80-е годы на АПЛ проекта 667 БДРМ были установлены два выпрямителя типа ПТС-270к. В итоге, при определённой компоновке агрегатов, можно было организовать статическую электроэнергетическую систему, позволяющую сохранить боевые свойства АПЛ в специфических условиях её использования, при одновременном обеспечении высоких характеристик малошумности.
Работа по созданию комплекса АП-640к была удостоена высшей оценки Родины – Государственной премии СССР. Многие участники разработки получили правительственные награды.
Что же касается достижений, то перечислять их – задача не из простых. Но даже краткое упоминание отдельных свершений в области электроэнергетических систем кораблей может дать представление о достигнутом уровне: создание обратимого преобразователя, серебряно-цинковых аккумуляторных батарей, электрохимического генератора, бесщёточных генераторов, силовых статических преобразователей электроэнергии (выпрямителей, инверторов, преобразователей частоты), магнезиальных кабелей, высоконадёжных селективных защитных аппаратов, частотно-дуговой защиты, высокоресурсных подшипниковых узлов, высокооборотных редукторов, многокаскадной системы амортизации и т.д. и т.п. За этими достижениями стоял труд огромного коллектива гражданских и военных инженеров. Это было одним из многих итогов научно-технической революции.
В наших делах, как и в делах других организаций, присутствовали не только успехи; оставалось место и для неудач. Причины неудач были самые разные.
Государство стремилось к равномерному развитию всех республик и поэтому, если где-то создавалась ситуация близкая к прогрессу, то средств не жалели, если даже за этим стояло дублирование. Считалось, что «социалистическая конкуренция не носит хищнический характер», а поэтому всё то, что произведено, непременно пойдёт в дело. Ведь внутри страны, кроме её граждан, никто и ничто не покупал: всё распределялось и поставлялось.
Особенно характерно это проявилось в наших условиях в работах, связанных с реализацией, так называемой «IV темы». К моменту её появления на свет существовала продукция, выпускаемая Саранском (Мордовия) на заводе «Электровыпрямитель». К концу 60-х годов эти агрегаты уже производились на тиристорах, но по целому ряду требований ВМФ нуждались в модернизации. И тут с интересными предложениями выступило предприятие СКТБ ПТ в Ереване (Армения), У него, как и у Саранска, была своя элементная база вплоть до силовых полупроводниковых приборов и оно предложило ту самую модернизацию на принципиально новой основе. Идея была решительно поддержана Минэлектротехпромом, она весьма заинтересовала ГУК ВМФ и получила одобрение в нашем Институте. Министерство под эту тему собиралось развивать производственную базу в Армении; ГУК ВМФ решал проблему модернизации, а Институт, одобряя идею, высказывался против предлагаемой организации работ, но его мнение не было принято во внимание. Его позиция сводилась к тому, что без участия ЦКБ – проектантов не следует разрабатывать корабельную технику, а затем подносить её на блюдечке. Предыдущая практика показала, что ЦКБ – проектанты слишком критично воспринимают такого рода разработки и ищут пути в обход их.
В 1968 году «IV тема» на создание «Серии выпрямительных агрегатов» на принципиально новой основе была запущена. Я назначался ответственным от ВМФ за научно-техническое сопровождение темы.
И, хотя эта тема закончилась без ожидаемого результата, но она дала мне очень хорошую профессиональную практику и, что немаловажно – я для себя приобрёл Армению. Она так глубоко вошла в моё мироощущение, что я исключительно благодарен судьбе за этот подарок. Теперь, когда по радио или телевидению звучит армянская тема, Вега не упускает случая, чтобы не сказать: «Иди быстрей – твои соотечественники выступают». Она имеет в виду, что никогда и не при каких обстоятельствах я не изменял своим симпатиям к Армении, хотя для этого в перестроечный период было немало оснований.
Разработка и поставка корабельного оборудования велась на всей территории Советского Союза. Там, где она достигала определённых масштабов, контроль за производством осуществлялся со стороны Военных представительств. В целях централизации Военные представительства профильно или регионально объединялись в Районы. Во главе Района стоял Районный инженер, и вся эта система подчинялась ГУК ВМФ.
Таковым регионом было и Закавказье. Оно выпускало многопрофильную продукцию, контроль за которой осуществлялся военпредским аппаратом, входящим в Район (Армения, Грузия, Азербайджан). А руководил Районом долгие годы капитан I ранга Киракосян Ваник Христофорович. Так было в моё время.
Ваник был типичным армянином: коренастый, широкоплечий, с красивым выразительным лицом, где главным достоинством были жгучие глаза с прищуром; его походка была неторопливой, его движения были соразмерными – издалека было видно, что идёт власть. Для него открывались все двери – партийные, государственные, производственные, музейные, магазинные, ресторанные. С Ваником не было проблем; в этом сказывалась специфика Закавказья.
Он высоко нёс звание Районного инженера ВМФ. Для полного антуража ему не хватало приставки «Командующий Севанским флотом», если бы таковой был.
В начале 60-х годов на корабли советского ВМФ стали интенсивно поступать статические агрегаты – выпрямители – преобразователи из переменного в постоянный ток на основе силовых полупроводниковых приборов. Их создание было делом всей научной карьеры энтузиаста и яростного пропагандиста этого направления капитана I ранга Свиридова Артёма Фёдоровича.
Его начало службы связано с Балтийским флотом, с тяжёлыми днями блокадного Ленинграда, а затем с кипучей деятельностью в базе Балтийск. По сей день причальные сооружения Балтийска имеют прекрасные энергетические сети, которые были полностью уничтожены немцами при отступлении из порта Пиллау. Это результат работы Артёма Фёдоровича. После Балтийска он направляется в ЦНИИВК-1 МО, где посвящает себя полупроводниковой тематике. Его горение было настолько интенсивным, что уже к середине 50-х годов сформировалась производственная база в Саранске для выпуска выпрямителей на неуправляемых вентилях, которые в последующем заменялись тиристорами. Артём Фёдорович, как идеолог направления, поднялся очень высоко и приобрёл широкую известность в научных, министерских и производственных кругах.
За два года до ухода в запас он вдруг осознал, что у него нет преемника. Осмотревшись вокруг, он остановил взгляд на мне. Состоялось несколько бесед; он подарил мне свою монографию. От меня требовалось окончательное согласие. В этот период я активно совершенствовался в электроэнергетических системах кораблей; неплохо в них разобрался и, откровенно говоря, не очень-то горел желанием переключаться на что-либо иное. Более того, силовая электроника несколько пугала меня своей неизведанностью и масштабностью. Обо всём этом я ему откровенно сказал. Уважаемый Артём Фёдорович поблагодарил меня за искренность и изменил ориентир.
Как показала жизнь, я допустил непростительную ошибку. Последующие события подкорректировали меня, и я вышел на ту же стезю, но с большой потерей времени, которое в условиях военной службы ценится «на вес золота».
Артём Фёдорович ушёл в запас и в скором времени скончался. Благодарная память о нём живёт в сердцах инженеров-электриков Флота вечно.
Другим двигателем полупроводникового прогресса на Флоте был Главный инженер завода «Электровыпрямитель» (г.Саранск) Тепман Илья Аврамович. Это был крупный, красивый мужчина; его тембр голоса отличался бархатистостью, говорил он в типично одесской манере; широкий, улыбчивый, звонкий, чрезвычайно работоспособный.
В сочетании с Артёмом Фёдоровичем получился великолепный тандем: за одним стояло прекрасное знание флотской специфики и энтузиазм, за другим – одержимость, знание производственных возможностей и величайший пробивной дар. Этому тандему удалось добиться выдающегося результата – наладить промышленное производство серии выпрямительных агрегатов различных корабельных модификаций.
Неожиданно этот тандем распался: Артём Фёдорович скончался, а Илья Аврамович был переведён в Москву. Он пошёл на повышение, став Главным инженером в Главке Минэлектротехпрома. Работая на этой должности много лет, он оказывал мне огромное содействие по всем вопросам, которые возникали в ходе научно-технического сопровождения. Встречи с ним были для меня всегда праздником. Этому способствовал в немалой мере парадный вид Калининского проспекта, одиннадцатый этаж высотного здания Министерства, прекрасные кафе, очаровательные секретарши и всегда открытые для меня двери кабинета Ильи Аврамовича.
Как я уже отмечал ранее, идея модернизации выпрямителей исходила от группы инженеров предприятия СКТБ ПТ (г.Ереван): Демирчяна Г.Г. (Главный инженер предприятия), Симоняна С.Т. (Начальник отдела) и Мирхавояна Г.М. (Начальник лаборатории). Конечно, в основу модернизации была положена генеральная идея – «Выпрямитель с инверторным регулированием», – которая принадлежала Демирчяну Галику Грачевичу, но её расширенное толкование, развитие и привязка к требованиям ВМФ было делом всего коллектива авторов.
Этап «Эскизного проектирования» прошёл довольно гладко. Во время его реализации вскрылись плюсы и минусы предприятия и его коллектива. К первому следовало бы отнести высокий творческий накал всех сотрудников; желание непременно подняться до уровня заявленной планки; самоотверженность и большую работоспособность. Особенно меня поразило активнейшее участие в процессе военных представителей и, прежде всего, – капитана III ранга Ашота Амбарцумяна. Никогда ранее и никогда позже я не встречал подобного в военпредской практике, когда бы военпред становился активным исполнителем и не ограничивал бы свою деятельность только контрольными функциями. Ашот был очень грамотным и инициативным специалистом. Работать иначе он просто не мог.
С другой стороны, в работе Предприятия наметились те самые минусы, которые тормозили его движение вперёд. Это, прежде всего, позиция Руководителя предприятия (Директора СКТБ ПТ), который пошёл на конфликт со своим Главным инженером – идеологом нашей темы. Организационные неурядицы следовали одна за другой. Намечался срыв этапа «Технического проектирования». Пришлось принимать срочные меры: я обратился за содействием в Оборонный отдел Компартии Армении и в Главк Минэлектротехпрома к Тепману И.А. Вопрос был решён: Директором стал Демирчян Г.Г., и с этого момента положение на Предприятии нормализовалось.
Кроме Оборонного отдела пришлось прибегать к содействию КГБ и организовывать на Предприятии «Службу режима», поскольку «IV тема» относилась к числу закрытых.
Безусловно, эти события не доставляли радости; их преодоление было связано с большими затратами энергии, усилий и времени; главное – они отвлекали от генерального направления.
Этап «Технического проектирования» был вовремя завершён и успешно защищён. Экспериментальные образцы подтвердили на испытаниях справедливость предлагаемых решений и свою надёжную работоспособность.
Начался заключительный третий этап – «Рабочая конструкторская документация. Разработка и испытание опытных образцов агрегатов». И тут начались очень серьёзные сбои.
Во-первых, Партия перевела Директора Демирчяна Г.Г. на более высокий пост, «закрыв им амбразуру» в более ответственном, по её разумению, месте. Таким образом, мы были лишены своего идеолога. На его место пришёл иной выдвиженец, симпатии которого были обращены к приборам. Его клятвенные заверения перед назначением об ориентации на преобразовательное направление оказались «предвыборным популизмом».
Аналогичная ситуация произошла с Ашотом: Руководство вынуждено было бросить его в иное место, на прорыв. Формально он не расстался с привычной средой, но это длилось только первый год, а затем, он тяжело заболел и в скором времени скончался. Равноценной замены ему не нашлось.
Коллектив был очень подорван этими событиями. Неизбежно последовала пробуксовка. Постепенно она принимала затяжной характер. Никакие письменные реляции, обращения в верхние эшелоны власти не позволяли изменить ситуацию решительным образом.
Взамен капитана III ранга А.Амбарцумяна был назначен новый военпред. Им оказался капитан II ранга Носов Виталий. Он был неплохим парнем, но не более.
Однажды мы возвращались с работы с Виталием и ехали на его мотоцикле по проспекту Абовяна. Оба были в форме капитанов II ранга. Он сидел за рулём, я – в коляске. Вдруг нас остановил майор милиции. Мы подрулили к поребрику. Не спеша, вальяжно, помахивая жезлом, к нам приближался оплот закавказской законности. Приблизившись, он взял под козырёк. «Какие есть вопросы?» – спросил резко Виталий. «Есть адын вопрос» – не улыбаясь, отвечал майор – «Зачэм в сухопутном Ереване савэтские моряки на матоцикле?» Это было здорово. Все от души посмеялись. Отсмеявшись, майор сказал: «А тэперь прашю в кафэ выпить по бокалу вина за радость жизны!» Устоять мы не могли.
Я люблю приезжать в Ереван. Он встречает меня яркими огнями большого города и вечерней прохладой. После знойного жаркого дня, здесь вечером гуляет свежий бриз. Сказывается высота 1200 м над уровнем моря. Я люблю этот город, потому что уверен – меня здесь всегда ждут и мне всегда рады.
Много раз я слышал мнение различных людей, сравнивающих Баку, Ереван и Тбилиси. Сравнение, зачастую, было не в пользу Еревана. И это не случайно. Стоит мне взглянуть на Ереван глазами заезжего человека, а не его гостя, и я тут же вижу «тяжеловесную архитектуру зданий, обнажённые стволы платанов и тёмные фасады городских ансамблей». Не буду опровергать всё последовательно, остановлюсь только на «тёмных фасадах».
Действительно, в отличие от типичных южных городов, имеющих светлый тон в своём облике, Ереван кажется несколько темноватым за счёт активного использования туфа в облицовке фасада здания. Это национальный армянский камень вулканического происхождения, который по своему цвету включает всю гамму – от чёрного до белого. Большинство зданий розового и бежевого цвета. Причём этот цвет имеет массу оттенков в зависимости от освещённости. Достаточно выпить всего лишь одну рюмочку армянского коньяка, чтобы ощущать, что определяющим тоном туфа является тёплый. И это не оригинальность. Любой национальный компонент на этой земле находится во взаимосвязи.
Сэр Уинстон Черчилль имел представление о камне на профессиональном уровне. Ведь не секрет, что в течение всей своей жизни он самолично занимался возведением каменной ограды в своём родовом имении Мальборо. К сожалению, он никогда не был в Ереване и соприкоснулся только с одной армянской составляющей – коньяком, – в адрес которого высказал «дядюшке Джо» своё восхищение. Ему не было бы отказано в туфе, знай он о нём. За всем бы стояла широкая кавказская щедрость.
А гостеприимство и щедрость моих друзей порой не на шутку утомляют. Много раз я пытался обуздать ситуацию и взять инициативу в свои руки с первой минуты встречи, но не помню случая, чтобы этот благой порыв я сумел выдержать до конца. Финалом был только проигрыш.
Вот и в этот очередной мой приезд в Ереван я никого не ставлю в известность заблаговременно. Зачем лишний раз беспокоить людей? Ведь они непременно примчатся в аэропорт.
Я спокойно добираюсь до центра города, иду в гостиницу «Ани» и беру номер на 10-ом этаже. Завтра, в 7 часов утра, на плоской крыше дома напротив гостиницы меня ожидает чудесное представление: на фоне огромного диска солнца юная армянская девочка будет делать физическую зарядку, после которой станет обливаться водой из ведра. А потом я позвоню …
Так было много лет подряд. Но вот сегодня утром девочка не делает зарядку. И я со всей очевидностью понимаю, что уже прошло много лет, что у этой девочки уже давно иные увлечения и заботы. А вдруг и наши традиции нарушились?
В 8.00 звоню моему другу Генриху (Мирхавояну Генриху Миграновичу). На моё приветствие слышу привычное: «Ти што!!! Через дэсять минут буду». Ровно через 10 минут в кафе второго этажа появляется Генрих с неизменной бумажкой на подбородке, защищающий лёгкий порез при спешном бритье. Традиция продолжается: объятия, улыбки, кофе.
Вечером встречаемся втроём: я, Генрих и наш милый друг Сергей (Симонян Сергей Тигранович). Нас связывают добрые искренние отношения уже много лет. Мы все ровесники и это очень облегчает взаимопонимание. Наша последняя встреча была шесть лет назад. За эти годы многое изменилось. Мои друзья заметно состарились, их некогда чёрные, как смоль, шевелюры выглядят сегодня совершенно седыми. Мне сединой похвастать не приходится, я с шевелюрой расстался очень давно.
Сергей сидел напротив; он поднял на меня свои выразительные глаза и как-то грустно сказал: «Мне кажется это очень странным – Виктор уже сутки в Ереване, а я только час назад узнаю об этом». Я понимал – он искренно жалеет, что не сумел встретить меня и даже где-то ревнует, что в нашей встрече оказался впервые вторым. Я смотрел на него и осознавал, что им, моим друзьям, нельзя препятствовать в проявлениях национального чувства гостеприимства. Его грустные глаза я запомнил навсегда. Тогда никто из нас не мог предположить, что через полгода Сергей скончается.
Он умер в Москве, куда был приглашён Министерством, по случаю назначения на новую высокую должность. Вернулся в гостиницу и умер – обширный инфаркт.
Когда хоронили Сергея, постоянно звучала музыка Комитаса, пронзительная по своей скорби и глубине. Это плачь души изгнанника, материализация страдания.
Армянский народ многострадальный. Впрочем, как и русский народ. Но, в отличие от нас, их историческая память очень крепка; нация солидарна, не разобщена, хорошо усваивает причину и следствие, стараясь не допустить повторений. Основой такого самосознания является интерес, а зачастую просто тяга, к знанию собственной истории. Меня, как и других, посещавших Армению, всегда удивляла осведомлённость людей, стоящих на разном социальном уровне, относительно различных исторических фактов своей Родины. Любой шофёр такси может рассказать вам историю Еревана, начина с города Эребуни – столицы древнего государства Урарту, существовавшего 1000 лет до нашей эры. При этом он безошибочно назовёт год основания – 783 г. до н.э. – и свяжет его с именем царя Аргишти I. Он объяснит вам, что армянская государственность начинается с царя Араме (860-843 г.г. до н.э.), при котором государство называлось «Арме». Говоря о раскопках Эребуни, он непременно подчеркнёт: «Это заслуга Вашего Бориса Борисовича Пиотровского».
Люди из селений по дороге к древнему языческому храму Гарни проявляют редкую информированность и знания по его истории. За время работы в Армении мне пришлось видеть два состояния храма Гарни – разрушенный (после землетрясения, происшедшего 300 лет тому назад) и восстановленный. Его реставрацию я застал в 70-е годы. Работами руководил армянский академик (фамилию, к сожалению, забыл). Мой интерес к процессу был щедро вознаграждён: академик подарил мне лепесток с балюстрады, выполненный древними армянскими резчиками по камню около 2000 лет тому назад. При реставрации отдельные детали храма приходилось восстанавливать целиком и заново.
Поражает воображение православный храм Гехард, непритязательный снаружи и совершенно потрясающий внутри. Сталкиваешься с неожиданностью, когда понимаешь, что те прекрасные помещения, по которым ты проходишь, вырезаны из камня внутри скалы. Народная тропа к этому храму не зарастает никогда.
Армяне исповедуют христианство, которое приняли в IV веке нашей эры. Тогда же был сооружён первый храм Армянской апостольской церкви (неофициально её называют армяно-григорианской) в Эчмиадзине. Мне пришлось не раз бывать в нём и даже видеть Католикоса Васгена II. Храм впечатляет своей древностью. Но не менее сильное впечатление оставляет его музей, расположенный в цокольном этаже. Мне посчастливилось получить разрешение на посещение музея и познакомиться даже с теми экспонатами, которые не выставляются на всеобщее обозрение. Помимо драгоценностей, моё воображение потрясли два экспоната.
Во-первых, наконечник копья центуриона Лонгина. Того самого римского легионера, который проткнул своим копьём истекающего кровью Христа. Уже позже я узнал, что такое же копьё хранилось в Австрии и именно оно послужило причиной гитлеровского «аншлюса». Мистические устремления А.Гитлера базировались на суеверии: «Тот, кто владеет копьём центуриона Лонгина, тот будет владеть всем миром».
Какой из экспонатов подлинный?
Это вопрос специалистов.
Во-вторых, окаменелый кусок дерева с вершины горы Арарат, принадлежащий ковчегу Ноя во времена всемирного потопа. Это было подарком Эчмиадзину от императрицы Екатерины II. Оказывается, «Матушка» снаряжала в годы своего правления экспедицию на гору Арарат, которая в подтверждение истинности библейской легенды доставила ей эту реликвию.
Скажу одно: когда в обстановке древнего храма видишь подобные экспонаты, хочется верить в их достоверность.
Армянский народ трудолюбивый, радушный, нравственный. Поездив немало по стране, я всюду встречал хачкары – каменные православные кресты с вязью, с цветистой искусной резьбой. Им сотни лет. Удивляет – сколько бы не уничтожали Армению, хачкары удалось сохранить. Вся история Армении – это история воскрешения. Её народ всегда жил в состоянии воссоздания. Я это знал, и меня никогда не удивляло отсутствие современного вандализма.
По всей стране много памятников и любой мальчишка знает, что они неприкосновенны. Он вам с радостью расскажет кто такой национальный герой Айк или Давид Сасунци, а о прекрасной статуе Ахтамар вам будет поведана трогательная история несчастной девушки чуть ли не со слезами на глазах. И если бы только это. Любой мальчишка знает историю храма Рипсиме, или одного из первых христианских храмов Звартноц, или хронологию сражения при Сардарапате.
А ещё мальчишка хорошо усвоил необходимость уважительного отношения к старшим. Он знает, что если допустит вольность, то тут же будет наказан. Я помню, как в одном из городских автобусов поднялся невероятный шум, автобус остановился, двери открылись, и из него вылетел и растянулся на панели мальчишка лет тринадцати. Я поинтересовался, в чём дело? «Наглэц!» – и мне объяснили, что он сидел и смотрел в окно, а рядом с ним стоял пожилой человек. Мне вспомнилась наша молодёжь в транспорте, которая перемещается только с закрытыми глазами. Хотя нет, вру, бывает и с открытыми. Это категория «юных дам» лет до шестнадцати, которые, не мало не смущаясь, сидят и нагло взирают на болтающихся рядом старух.
Армянский народ солидарный. Есть национальные события, когда миллионы людей выходят на улицы без всяких призывов и огромным бескрайним потоком движутся организованно к священным местам. Им не нужна милиция, им не нужны горлопаны с рупором. Ими в этот момент движет разум и долг. Таким священным днём является 24 апреля – День памяти жертв геноцида 1915 года. Надо видеть это единодушие и солидарность, чтобы осознать, что эта память с народом будет всегда.
Схожее с этим событием массовой солидарности я наблюдал однажды по телевизору. Шёл репортаж из Израиля. На подиуме было установлено около двух десятков микрофонов, рядом с ними находился очень старый человек; его дряблое лицо и лысина были усыпаны склеротическими пятнами. Около подиума стояли большие массы народа. Камера телеоператора скользнула вверх и далее – я был поражён: народ стоял до горизонта. И вдруг старик запел национальную еврейскую песню «Мама». В его чистом молодом теноре я услышал давно забытое звучание. Конечно, это был Михаил Александрович, который перестал звучать для нас с конца 50-х годов. И тут произошло невероятное – песню пела вся огромная масса людей. Это был незабываемый акт солидарности.
А как обстоят дела с солидарностью у нас? Вопрос не праздный, а скорей тревожный.
Прошли дни празднования 60-летия со дня окончания Великой Отечественной войны – День Победы. И тут же на радио, телевидении, в прессе зазвучали высказывания типа «А будем ли мы и дальше отмечать этот день? Ведь как-то неудобно: вчерашние наши враги – сегодняшние наши друзья. И потом – никто, кроме нас, так не радуется». У нас пытаются отбить память, что «этот праздник со слезами на глазах», что мы празднуем не только победу, но скорбим по тем жертвам, которые понёс наш народ. Нам преднамеренно и цинично навязывают неопределённость с числом понесённых жертв – то ли 20, то ли 27, а может быть и 40 миллионов – с единственной целью: поколебать веру в величие победы, в значимость и гениальность её полководцев.
От этих махинаций становится очень тревожно на душе, особенно в обстановке всеобщей разобщённости. А Вы не замечали, что нас активно разобщают по принципу социальной обеспеченности? Так называемые «бюджетники» работают и получают свою нищенскую зарплату по принципу действующей тарифной сетки, имеющей 18 разрядов. Пенсионеры разделены на ветеранов (войны, труда, групп особого риска), инвалидов (войны, по здоровью), блокадников (с медалью, без медали), детей войны, чернобыльцев и т.д. и т.п. Всего не запомнишь. Причём одних щедро одаривают (ФСБ, МВД), других цинично обходят стороной (военнослужащие и их пенсионеры) и этим самым порождают социальную напряжённость, недовольство, склоки между лицами различной ведомственной принадлежности.
Смысл один: каждый нищий сидит со своим кошельком в своей скорлупе, и отчаянно завидует соседу, которому на целковый бросили больше.
Расчёт прост: зависть, склочность и возможность подворовать делает каждого нищего социально пассивным.
Невольно вспомнишь: «Люди, будьте бдительны!»
Армянский народ высоко чтит своих соплеменников. Мне не раз приходилось знакомиться со списками выдающихся людей Армении, и каждый раз меня поражали неожиданности. Я с интересом узнавал, что к ним относятся: наполеоновский маршал Мюрат, французский писатель Анри Труайя, американский писатель Вильям Сароян, голливудский киноактёр Грегори Пэк, французский шансонье Шарль Азнавур, писатель Артур Адамов, певица Сильвия Вардан, французский кинорежиссёр Анри Верньё.
Конечно, я спокойно воспринимал присутствие в этих списках таких известных людей как художник-маринист Айвазовский, писатель Мамин-Сибиряк, маршалы Баграмян и Бабаджанян, адмиралы Исаков и Арванов и т.д. Именно там, в Армении, я впервые услышал, что введение традиции салюта холостыми снарядами по числу потопленных неприятельских кораблей принадлежит контр-адмиралу Арванову З.М. в его бытность службы на Северном флоте в период Великой Отечественной войны. Я был хорошо знаком с Зармаиром Мамиконовичем и знал, что во время войны он служил на лодке, которой командовал Герой Советского Союза Фисанович И.И. Но расспросить его лично об этой подробности я не решился, поскольку он в тот период тяжело болел. Это было незадолго до его кончины.
До знакомства с Арменией я не воспринимал творчество Мартироса Сарьяна. Его сюжеты мне были неинтересны. Его краски мне казались неправдоподобными.
Аналогичная реакция была и на живопись выдающегося американского художника Рокуэлла Кента в тот период, когда он впервые выставлялся в нашей стране. Помнится, что это было в конце 50-х годов. Позже, когда я попал служить в Гремиху, мне представилась «исключительная» возможность ещё раз полюбоваться Рокуэллом Кентом в натуре и убедиться на сей раз, что американец был абсолютно прав в выборе сюжетов и в передаче цветового колорита.
К моменту посещения дома – музея М.Сарьяна в Ереване, я уже прилично знал Армению. Более того, мне пришлось её видеть в различные времена года. Каково же было моё удивление, когда я по-новому взглянул на полотна М.Сарьяна. Всё то, что затронуло мне душу, я увидел в его работах.
В действии подобного эффекта мне пришлось убедиться ещё раз: это было в ту яркую и золотую ноябрьскую осень 1976 года, когда мы завершили «IV-ю тему» и, по настоянию моих друзей, я пригласил Вегу в Армению. Мы были на Севане, посмотрели все достопримечательности в окрестностях Еревана. Она была в восторге. А когда в заключение я повёл её в дом – музей М.Сарьяна, то её реакция была аналогична моей.
Наш чуткий друг Давид Нерсесян подарил нам прекрасную монографию о творчестве М.Сарьяна с иллюстрацией его работ при высоком качестве полиграфии. Я люблю полистать эту книгу и вспомнить о прошедших днях.
Иногда я сожалею, что аналогичной трансформации взглядов у меня не происходит на картину К.Малевича «Чёрный квадрат». Мне, в принципе, не понятно: вот написал художник этот квадрат, и его картина стоит один миллион долларов. А если я напишу такую же, то мне не дадут и копейку. Почему?
Говорят, недавно из Русского музея были с треском уволены два служителя. Администрация возмущена: по вине этих служителей картина К.Малевича «Чёрный квадрат» две недели висела вверх ногами. Ещё хорошо, что кроме администрации, никто из посетителей этого не заметил.
Армянский народ любит шутку. В тот период, когда я работал в Армении, полным ходом звучало «Армянское радио». Удивительно, но на него никто не обижался. Наоборот, анекдоты «Армянского радио» были постоянно в ходу и особенно те, которые были в пользу нации. У меня даже появлялось подозрение, что большая часть анекдотов была рождена тут же, в Армении. К сожалению, я их не записывал, а вот в памяти застряли только три анекдота.
Вопрос «Армянскому радио»: Кто изобрёл яйцо, шестерёнку и чечётку? Ответ: Яйцо изобрела курица, шестерёнку – инженер, а чечетку тот, у кого яйцо попало в шестерёнку.
Вопрос «женское платье из 30 см ткани? Ответ: Армянскому радио»: Можно ли сшить Можно. Если рукав сделать фонариком, а остальное – декольте.
«Узбекское радио» приревновало «Армянское радио» к его популярности и решило задать «смертельный» вопрос: Что можно сделать из дамского бюстгальтера? Ответ «Армянского радио»: Две тюбетейки на ваши дурацкие головы.
Армянские мужчины мудры и основательны. Им не знакомо состояние инфантилизма. С первых шагов они видят и чувствуют главенствующую роль МУЖЧИНЫ в семье. В молодости они все орлы, за редким исключением. Испытывают сердечную слабость к блондинкам, что хорошо известно армянским женщинам и это иногда является поводом для применения осветляющих красителей с неизменно ужасающим результатом - крашенная армянка «страшней войны». Не надо спешить! В браке всё равно отдаётся предпочтение армянкам. На этом основании ассимиляция в Армении чрезвычайно мала. Мне неоднократно приходилось слышать суждение, что нация нуждается в «новой крови». Это, примерно, то же самое, что было несколько лет назад в Великобритании, когда английские геронтологи рекомендовали своим мужчинам вступать в брак с женщинами Индонезийского архипелага. Нация армян очень плотна по своей однородности. В ней всегда есть место для русского, но практически никогда – для еврея. И тут приходится вспомнить расхожее выражение «Где прошёл армянин, еврею делать нечего».
Армянские мужчины прекрасные друзья: внимательные, чуткие, широкие, безотказные, самоотверженные, верные.
Изменилась жизнь; затруднилась возможность регулярных контактов. Но я не теряю надежды…
Армянские женщины красивы. Среди женщин кавказских народов они пользуются самой большой популярностью, благодаря своей женственности. Они спокойны и благочестивы. Никакие современные веяния – образование, интеллигентность, должностные уровни – не в состоянии изменить национальный уклад: в семье женщина на втором плане. Собрались гости, уселись за стол, начались разговоры, тосты; через десять минут женщины тихонько поднимаются и за столом остаются только мужчины. Понимание роли хозяйки – это следить за состоянием застолья. При этом от внимательных глаз женщины не укроется ничто: если кто-то из мужчин за столом захмелел – ему непременно будет поставлен бокал под названием «Тан». Что такое «Тан»? Это напиток, где в равной пропорции присутствуют газированная минеральная вода «Джермук» и кавказский кефир «Мацони». Туда же крошится солёный огурец, добавляется укроп и кубики льда. Попробуйте, восстанавливает состояние идеально.
В армянском застолье не бывает пьяных. Их нет не только в доме, их нет никогда на улице. В советское время Армения была единственной республикой, где не было ни одного вытрезвителя! Слово «Позор» там имеет реальный смысл. Если гость «перебрал», его никогда не выпустят из дома, где шло застолье. Иначе он может принести позор в свою семью. И в этой моральной позиции огромная роль принадлежит женщине.
А когда стареют те и другие, то они превращаются в очаровательных армянских стариков. Удивительно ощущается эта грань, за которой вчерашний орёл вдруг должен стать стариком и занять соответствующее место в обществе. У них нет и в помине возрастного лихачества, эдакой молодецкой бравады, необходимости скрыть седину или выдать ослепительную улыбку полного ряда пластмассовых протезов. Всё очень достойно и своевременно. А главное – старики окружены уважением и вниманием. Пришло новое поколение – «произошла смена караула».
Мне пришлось много путешествовать по Армении, и всюду я встречал удивительные исторические реликвии. Но самую необыкновенную – живую реликвию – мне удалось встретить по дороге из Еревана в Ленинакан (бывший Александрополь. Как он сейчас называется, не знаю).
Пересекая горный массив, мы выехали на плоскогорье, на котором располагалось необычное большое село. Сразу же обращали внимание на себя необыкновенные деревенские дома, напоминающие по стилю наши русские избы. Характерная конструкция крыш, крыльца, ворот, заборов. Во всём ощущался русский дух. «Что это?» – спросил я водителя. «Молокане» – отвечал он.
И тогда я вспомнил, что давным-давно на Руси жили иноверцы, которые отступили несколько в сторону от официальной религии, ввели свои обряды и организовали нечто вроде секты. Они не посещали церковную службу; игнорировали православный храм; предпочли ему свой молельный дом, где в качестве священного атрибута применялось молоко (отсюда и название их веры). В целом это были спокойные, мирные люди со своей моралью, но отступники. До поры до времени их терпели. Но во времена Екатерины II терпеть не захотели и решили выселить их («репатриировать») куда подальше. Молокане собрали свой скарб, детей и двинулись в дальнюю дорогу. Так они оказались в Армении, у своих братьев – христиан.
Помимо скарба и детей прихватили они с собой в дорогу бесценный символ их родины – русскую берёзку. И здесь в горах, на высоте около 2000 м они сумели бережно прижить её, вырастить и сохранить. Это единственное место в Армении, где стоят русские берёзы. Низкорослые, не ветвистые, но берёзы.
Всюду слышна русская речь, но по интонациям и словесным оборотам она какая-то другая. Даже одеты люди иначе, чем сегодняшнее население России. Мужчины носят картузы, жилеты, брюки с напуском и сапоги. Женщины в длинных сарафанах и каких-то жакетах; на голове – платок. Вид у всех здоровый, чистый. Посреди села – молельный дом с крестом на крыше. Ни на одной из крыш я не видел телевизионной антенны. Оказывается – не положено, не смотрят. Молокане живут общинно: продукты, в основном, свои; женихи и невесты то же свои; в армии не служат – не положено. Улыбчивы и приветливы. Похоже, что жизнью довольны.
Уезжая от них, я думал о гуманном подходе «матушки»: не репрессировала, не засадила в тюрьму, не расстреляла. А не пора ли и нам заиметь мудрого государственного правителя в лице женщины, чтобы изменить давно устаревшие мужские стереотипы?
Мы продолжали подъём на высоту 2500 м, туда, где находится Александрополь. В скором времени он открылся перед нами и немало поразил меня своим внешним видом. По своему облику он не похож ни на один из армянских городов. Скорей всего, в нём присутствует некий западный колорит. Что касается центра города, то он вообще не менялся последние 150 лет: булыжниковые мостовые, уличные фонари прошлого века и фаэтоны. Какое-то всё неправдоподобное, как на сцене театра. Чудесный городок! При этом чистый горный воздух, масса овощей и фруктов и, конечно, яркое южное солнце. Курорт!
Почему я так педалирую на достоинства? Да потому, что, познакомившись с местным военпредом, я узнал, что служба у них идёт по схеме «1 год за 2 года», т.е. как у наших ребят на Камчатке. Я чуть не рухнул со стула. Оказывается у них «высокогорный район». Стул зашатался, и я опять-таки чуть не рухнул с него. Оказывается у них «мало кислорода». Стул сломался, и я оказался на полу.
Мы стоим с Генрихом у подножия лестницы, ведущей к центральному входу величественного здания Матенадаран – хранилища рукописей философов и историков, начиная с первых столетий нашей эры. Когда-то эти рукописи собирались и хранились в Эчмиадзинском храме, а теперь, при соблюдении всех норм хранения, находятся здесь, в центре Еревана.
Очень жарко. Градусник показывает +350С. Мы ждём машину, чтобы ехать на гору Арагац.
Расставшись со знойным августовским Ереваном, мы начинаем подъём на гору. На высоте 2500 м въезжаем в небольшое и очень чистое местечко Бюракан, где находится известная на весь мир обсерватория. Ею руководит академик Виктор Амбарцумян. Его главная заслуга состоит в фундаментальном вкладе в науку о вселенной, в разрешение проблемы происхождения и развития звёзд. Именно он сумел доказать, что вселенная находится в процессе постоянного воспроизводства, когда появляются новые звёзды, галактики и миры.
В Бюракане было состояние то ли прекрасной весны, то ли тихой, тёплой осени. Градусник показывал +250С. Мы познакомились с обсерваторией и двинулись дальше.
На отметке 3500 м над уровнем моря нас встретил довольно большой снег и температура –30С. Мы находились в местечке Амберд, где работала экспедиция, руководимая астрофизиками академиками братьями Исааком и Артемием Алиханянами.
Быстро задраили стёкла на дверцах машины и включили отопитель. Вышли на пару минут в тонких рубашечках на снег перекурить и тут же вернулись в тёплый салон. Дул ветер со снегом. Рядом с машиной проходили люди в альпаковках с поднятыми капюшонами.
Начали спуск вниз. Через какое-то время мы въезжали в вечерний Ереван. По улицам гулял неизменный бриз. Гора Арагац осталась позади. Но на всю жизнь осталось впечатление обо всех временах года в течение одного дня. Это сказка! Её нам подарил Вова Мнацаканян.
Незаметно подошёл 1976 год – рубеж междуведомственной приёмки результатов работ по «IV-ой теме». Начала работу комиссия, я был назначен ГУК ВМФ её председателем. Электрические испытания не вызывали затруднений, они достаточно полно были отработаны на лабораторных образцах в период завершения «Технического проекта». Но испытания корпусные, связанные с понятием механической стойкости к кратковременным и длительным воздействиям удара, вибрации, магнитных, электрических полей, – всё это требовало детальной проработки в условиях устоявшейся конструкции. А её не было. Потому, что не было нормальной производственной базы. То, что делалось, достигалось ценой огромных усилий, но в условиях производственных мастерских. Для серийных поставок это не годилось. Надо было оперативно решать вопрос в «вилочной» ситуации: с одной стороны, требовались заявки на продукцию; с другой – готовность Минэлектротехпрома организовать срочным порядком производство под эти заявки.
И тогда решили пригласить из Москвы Илью Аврамовича Тепмана. Он тут же откликнулся на зов МВК и приехал: большой, вальяжный, улыбчивый. С огромным интересом ознакомился с результатами работ на месте, а потом, как и подобает великому человеку, подкинул сентенцию: «Великолепная наука, прекрасные решения и никудышное производство».
«Что будем делать?» – спрашивал я его в приватной беседе. «Без участия бюро – проектантов не обойтись» – отвечал он – «Без их заявок производства не будет. Поэтому – ноги в руки, и вперёд по ЦКБ». Это рекомендация была предельно очевидной, и попытка её реализации тоже была предпринята, но реальная действительность была иной: полным ходом шло строительство кораблей III поколения, и вклиниться в него со своими новациями не было никакой возможности. Ответ был одним: «А где вы были раньше? Мы много раз давали запрос по установочным размерам, но ответа ни разу не получили». Здесь сказались те неувязки, которые имели место на стадии «Технического проекта» и, конечно, непричастность ЦКБ к данной теме.
Как бы там ни было, МВК закончила свою работу выпуском проекта технических условий на поставку и надеждой, что всё постепенно образуется.
Для окончательного оформления технических условий мы выехали в Москву. Интересы предприятия СКТБ ПТ представлял его стандартизатор Юра Багдасарян. Он поместился в гостинице «Россия» на 8-ом или 11-ом этаже (точно не помню).
Вечером того же дня по телевидению я услышал и увидел тревожную новость о пожаре в гостинице «Россия». Начал звонить, но связи никакой не было. Тогда, бросив всё, отправился на Васильевский спуск, но пробиться через ограждение нарядов милиции и пожарных подразделений было не возможно. И только на другой день удалось установить, что Юра Багдасарян жив и здоров, хотя находился непосредственно в зоне пожара.
События застали его в номере днём во время отдыха. Почувствовав недоброе – сигналы, запах дыма и топот ног – он приоткрыл дверь номера и увидел объятый пламенем коридор. Тут же, сообразив, что ситуация «швах», он открыл окно и выбрался на подоконник, который имел продолжение вдоль стены. Через некоторое время уже пылал его номер.
Юра находился на подоконнике, держась за край стены одной рукой, а другой трепетно прижимал к своей груди самое ценное достояние коллектива – проект технических условий по «IV теме». Рядом возникали телескопические лестницы с пожарными, его поливали водой; в номере горели его личные вещи и бесценное ратиновое пальто, но технические условия были при нём.
Наконец, его сняли пожарные. Закопчённый, мокрый, продрогший, он был доставлен к врачам, администраторам и вновь устроен на ночлег. Наконец, я дождался звонка от него и договорился о встрече.
Накануне нашего свидания он всю ночь на радиаторах отопительной системы сушил листы проекта технических условий.
На Калининском проспекте у здания Министерства мы встретились втроём – Сергей Симонян, Юра и я. С учётом ситуации, в которую мы попали, нам был включён «Зелёный свет». Вся Москва только и говорила, что о пожаре в гостинице «Россия», поэтому, когда появлялись реальные «погорельцы», да ещё с техническим документом, облитым из брандспойта, всякие препятствия отпадали. Нам визировали и подписывали ТУ «без писка и крика» – «на автомате!» За один день мы прошли три Министерства и ГУК ВМФ. Такого результата не было никогда в практике утверждения технических условий. Если бы можно было податься с закрытым документом в книгу рекордов Гиннеса, мы бы это сделали обязательно.
К вечеру текущего дня я должен был непременно возвращаться в Ленинград. Во время моего приезда предполагалось, что я обеспечу необходимую организацию для прохождения документа и, не дожидаясь его рассмотрения и предварительного согласования, вернусь к своим делам. Но обстоятельства с пожаром подкорректировали меня. За сутки было сделано всё. Билеты на обратную дорогу поездом «Красная стрела» лежали в кармане; часы показывали 19.00.
Мы втроём стояли на углу проспекта К.Маркса и Горького.
«Какие предложения?» – спросил я для проформы. «Я должен идти на свидание со знакомой девушкой» – отвечал холостой Юра. На пальто ему уже не хватало денег, а поэтому я отдал ему свой мохеровый шарф. Стоял конец октября, и вечерами было прохладно.
Сергей молчал. Несмотря на успех, вид его был усталый и печальный – мы понимали, что длительный срок нашей совместной работы неизбежно подошёл к концу. За время этой работы сформировалась привязанность друг к другу, появились отношения, о которых я мало говорил. По моему убеждению,
о дружбе, как и о любви, много говорить нельзя. Есть риск заболтать эти отношения.
Мы, не сговариваясь, двинулись через подземный переход к гостинице «Москва»; поднялись на 7-ой этаж, прошли через неуютный вестибюль, сели в центральном зале ресторана у огромного окна с видом на Кремль и сделали невероятный заказ, каждый раз подкрепляя себя фразой «Гулять, так гулять».
Около десяти часов вечера мы вышли на Красную площадь, падал первый снежок. Всю дорогу пешком до Ленинградского вокзала мы шли и пели один и тот же припев, не зная иных слов: «Я хочу, чтоб жили лебеди …»
Когда, много лет спустя, я задаю себе вопрос: «Почему Армения и её люди оставили в моей душе такой глубокий след?», то отвечаю на него, как мне кажется, в единственно правильном варианте: «Армения, в отличие от других республик Союза, оставалась тем единственным оазисом, где помимо идеологии Партии, присутствовала морально-нравственная позиция её неразрушенной Церкви».
Как часто на бытовом уровне мы используем слово «надёжность», не придавая ему серьёзного значения. Благодаря смысловой широте, это слово в равной мере присутствует в оценке технических изделий, строительных конструкций, бытовой техники и даже человеческих отношений. Последнее особо актуально в наше непростое «демократическое» время. Но речь пойдёт не об этом.
Во второй половине XX века в лексикон флотских специалистов стало прочно входить понятие «надёжность». Как правило, оно присутствовало рядом с такими категориями как «живучесть» и «безопасность», но постепенно приобрело самостоятельный статус, поскольку за ним стояла стройная теория и методы исследования – логико-вероятностный и логико-статистический. Вся эта мощная научная основа была вызвана потребностью времени – созданием таких сложнейших технических комплексов, как атомные подводные лодки. А во главе этого выдающегося научного события был и остаётся Игорь Рябинин.
Я уже давно заметил, что среди людей моего круга утвердилась принятая форма определения родоначальника теории надёжности структурно-сложных систем по имени и фамилии. И здесь нет ни малейшего намёка на фамильярность. Всем достаточно хорошо известны многочисленные звания автора, а, тем более, его отчество. Скорей всего, это вызвано общепринятой формой признания значимости данной личности. Точно, так же, как ни у кого не вызывают удивления такие понятия, как «Сергей Королёв» или «Игорь Спасский».
Контр-адмирал Рябинин Игорь Алексеевич. Нашему Флоту несказанно повезло только потому, что в данный момент и в данном месте оказалась такая личность, как Игорь Алексеевич Рябинин.
А начиналось всё вполне обыденно. Уже осваивалась первая в нашей стране АПЛ, уже разъехались по флотам юные лейтенанты выпуска февраля 1958 года, когда, в том же 1958 году, начальник электротехнического факультета ВМА капитан I ранга Веретенников Леонид Порфирьевич в приказном порядке рекомендовал преподавателю 36-ой кафедры капитану III ранга Рябинину И.А. полностью переключиться на изучение и научное решение проблем надёжности электроэнергетических систем кораблей ВМФ.
Аккуратный и исполнительный офицер с головой ушёл в решение проблемы, и результаты не заставили себя ждать, хотя потребовалось десять творческих лет на разработку методов статистической оценки надёжности технических средств ВМФ. В 1967 году в издательстве «Судостроение» вышла монография Рябинина И.А. «Основы теории и расчёта надёжности судовых электроэнергетических систем». Это была одна из первых книг (а всего их 12), написанных автором по вопросам надёжности, живучести и безопасности. Она давала возможность военным специалистом применять методы количественной оценки надёжности ЭЭС АПЛ. Она сформировала совершенно новую идеологию методологического подхода к требованиям по надёжности, что определило в дальнейшем выход в свет руководящих документов с аббревиатурой ТНПЛ и ТННК. Эти результаты явились итогом деятельности научной школы И.А.Рябинина в 70-е годы и сыграли немалую роль в формировании облика АПЛ III-го поколения. В частности, поиск оптимальных решений по структуре и автоматизации ЭЭС АПЛ «Тайфун» на стадии её проектирования заслужила высокую оценку научной общественности, за что Игорь Алексеевич был впоследствии награждён орденом «Трудового Красного Знамени».
Судьба была всегда к нему благосклонна. У неё было очень мало поводов обходить его стороной и поэтому красивый русский человек по фамилии Рябинин Игорь Алексеевич был в своё время Участником Великой Отечественной войны (1941-1945 годы), Участником Парада Победы в Москве (1945 год), Сталинским стипендиатом в ВВМИОЛУ им.Ф.Э.Дзержинского (окончил в 1948 году), золотым медалистом во ВМА им.адмирала
Кузнецова Н.Г. (1956 год), а дальше – Доктором технических наук (1967 год), Профессором (1970 год), Контр-адмиралом (1980 год), Лауреатом государственной премии СССР (1979 год), Действительным членом Российской академии естественных наук (1992 год), Почётным членом Академии транспорта РФ (1993 год), Лауреатом премии им.Крылова А.Н. (1995 год). И, наконец, вершиной признания его заслуг перед Наукой и Военно-морским Флотом явилось объявление И.А.Рябинина «Международным Человеком года
(1992/1993 год)» международным библиографическим центром в Кембридже.
Самое удивительное – груз этих высоких и почётных званий ни коим образом не захлестнул его волной амбициоза. Он, как и всегда, доступен, весел, контактен настолько, что порой задаёшься вопросом: «А когда же он успевает?»
Военно-Морская Академия имени Адмирала Флота Советского Союза Н.Г.Кузнецова, Кафедра «Корабельных электроэнергетических систем и комплексных систем управления», Кафедра № 36 – это частица моего сердца, с которой связаны такие понятия, как признательность, любовь и верность.
Я думаю о ней всегда с благодарностью, с огромным чувством уважения, а порой – с восхищением.
Иногда удивляюсь – до какой степени можно затрепать слова? Вот, к примеру, сегодняшнее слово «элитный». Ведь у него очень узкий смысл и абсолютно приемлемый только к таким понятиям, как 36-ая кафедра, а именно: «Кафедра № 36 – это организация элитных военно-морских специалистов электротехнического профиля, ведущих преподавательскую и научную работу на академическом уровне и являющихся достоянием всей страны». Вот только так, и не иначе, я допускаю применение этого слова.
Придя служить в ЦНИИВК-1 МО в 1964 году, я с первых же шагов ощущал присутствие кафедры. Большое количество НИР и ОКР в подразделениях, которые входили в VI Управление под руководством контр-адмирала Калганова Бориса Ивановича, проводились с участием профессорско-преподавательского состава кафедры. Их участие не ограничивалось рассмотрением итогов различных стадий создания корабельного оборудования или работой в научно-технических совещаниях, конференциях и симпозиумах. Они были активными участниками процесса проектирования в конструкторских бюро, работ на испытательных стендах, а также выполнения самостоятельных разделов НИР по актуальной тематике того времени.
Корабли Флота перешли на переменный ток. Необходимо было решить ряд вопросов, связанных с синхронизацией генераторов, с устойчивостью их работы при различных первичных двигателях, с автоматизацией управления, с повышением эффективности защиты в целях дальнейшего совершенствования ЭСК. При этом особое внимание уделялось структуре ЭСК, её параметрам; оптимальным значениям переходных и сверхпереходных индуктивных сопротивлений корабельных синхронных генераторов при их работе в нормальных и аварийных режимах; вопросам дальнейшего развития и совершенствования корабельного электропривода; вопросам создания новых типов корабельных статических преобразователей электроэнергии и их использования в различных спецификационных режимах.
Постоянными нашими спутниками, инициаторами и «генераторами идей» несколько десятилетий подряд были Веретенников Л.П., Рябинин И.А.,
Вилесов Д.В., Финагин В.И., Недялков К.В., Топорков В.П., Целемецкий В.А., Ясаков Г.С. и другие. Уклонюсь от перечисления всех должностных, воинских и учёных званий этих уважаемых людей. Заверю только в одном, что среди них нет ни одного офицера в звании ниже «капитана I ранга», а как учёные – они имеют высшее достояние: звание «доктора технических наук» и «профессора». Каждый из этих людей заслуживает обстоятельного очерка. Но это не моя задача. И, боюсь, непосильный для меня труд. Хотя не могу обойти стороной очень краткие воспоминания.
С контр-адмиралом Веретенниковым Леонидом Порфирьевичем мы жили по соседству на Адмиралтейской набережной. Иногда, отказываясь от академического автомобиля, он предпочитал ему трамвай № 26, который останавливался напротив Зимнего дворца. Там же садился и я, добираясь до Института.
Перед адмиралом я откровенно робел, а поэтому всегда старался держаться на дистанции и садиться в разные вагоны.
Но вот однажды, на остановке, он вдруг неожиданно направился в мою сторону и, обратив ко мне своё прекрасное, но очень строгое, как мне казалось, лицо, сказал: Товарищ капитан-лейтенант, а где Вы заказываете такие удивительные фуражки? В мастерской на углу Желябова и Невского, в подвальчике, у Финкельштейна, товарищ адмирал. Спасибо, надо будет запомнить.
Я чувствовал, что покраснел с головы до ног, поскольку был готов для замечания, нежели комплимента.
Много лет спустя, на кафедре № 36, после предварительного обсуждения вопроса с Начальником кафедры, я был приглашён Леонидом Порфирьевичем в центральную аудиторию. Там уже собрался весь состав кафедры, с которым я был достаточно хорошо знаком за эти годы.
Контр-адмирал Веретенников Л.П. встал из-за стола и произнёс: А теперь капитан II ранга Черновский Виктор Николаевич расскажет нам не о достоинствах тех прекрасных фуражек, которые ему шьёт Финкельштейн, а сделает доклад на тему … И он назвал тему моей будущей диссертации.
Я вновь покраснел с головы до ног под общую весёлую реакцию аудитории, но про себя отметил: «Какая великолепная память!»
На хорошо освещённый перрон Московского вокзала падал тихий снежок. Я ехал в командировку в Москву «Красной стрелой». Меня провожала Вега.
Мы шли вдоль состава, когда вдруг впереди себя я увидел со спины фигуру в форме адмирала. Приготовившись к отданию чести, я невольно замедлил шаг, но, поравнявшись, увидел впервые в форме контр-адмирала Игоря Алексеевича Рябинина. До этой встречи мне приходилось уже его поздравлять, но то было по телефону. Игорь Алексеевич, позвольте поздравить … Не позволю, не позволю. Только потому, что ты до сих пор не удосужился представить мне свою жену-красавицу. Я много слышал о ней прекрасных отзывов, но никак не ожидал, что она такая красавица. Что там адмиральские погоны по сравнению с такой красотой!
Игорь Алексеевич был в ударе. Вега держала свою великолепную фирменную улыбку. По её глазам я чувствовал, что ей понравился Игорь Алексеевич. Он продолжал сыпать комплиментами. А я стоял, улыбаясь, рядом и понимал, что меня искренно радует эта встреча. Почему-то не было даже намёка на тревожное чувство ревности.
В каждом вновь создаваемом поколении советских кораблей основное внимание уделялось атомным подводным лодкам. Не было исключением и III поколение, которое рассматривало свои АПЛ как составляющую стратегической ракетно-ядерной системы страны. По-прежнему определяющую роль в создании АПЛ играло оружие и вооружение. К началу 70-х годов в советском ВМФ чётко обозначилось три класса АПЛ:
• ракетные подводные лодки, вооруженные баллистическими ракетами (ПЛАРБ);
• ракетные подводные лодки, вооруженные крылатыми ракетами;
• ракетно-торпедные и торпедные подводные лодки.
АПЛ III поколения совершенствовали все три класса. Их техническое состояние определялось потребностями времени, уровнем экономики и технологическими возможностями страны. Особенно показательными в этом отношении были РПКСН.
Создание лодок первого класса начиналось с I поколения – АПЛ проекта 658. Это были лодки с высокой подводной скоростью, неограниченной дальностью плавания, оснащённые баллистическими ракетами на жидком топливе.
Наиболее интенсивно применение баллистических ракет получило на АПЛ II поколения, когда было создано несколько ракетных комплексов с последовательным увеличением их дальности стрельбы, что определило необходимость соответствующей модернизации АПЛ проекта 667 – носителя баллистических ракет: 667А, 667Б, 667БД, 667БДР, 667БДРМ. Применение жидкостных ракет создавало массу технических трудностей в плане обеспечения защиты при повышенной пожаровзрывоопасности, повышенной агрессивности к окружающей среде и высокотоксичности.
И только на III поколении АПЛ удалось применить твёрдотопливные баллистические ракеты (Главный конструктор Макеев В.П.), что послужило основанием для резкого повышения взрывопожаробезопасности, но весьма дорогой ценой: переход на твёрдое топливо повысил массу ракеты в 2,5 раза и увеличил её линейные размеры в 1,8 раз.
На подобные решения заставляло идти время. Американская программа «Trident» и строительство головной АПЛ «Ohio», разрекламированная на весь мир, предопределила появление в нашем ВМФ АПЛ «Акула» (класса «Тайфун») проекта 941. Её строительство было завершено в сентябре 1980 года. Главный конструктор ЦКБ МТ «Рубин» Ковалёв Сергей Никитович, Главный наблюдающий от ВМФ капитан I ранга Левашов Владимир Николаевич. Всего таких АПЛ было построено 6 единиц.
АПЛ «Тайфун» заняла главенствующее место в классе РПКСН и явилась высшим достижением отечественного кораблестроения. На начало 90-х годов класс РПКСН имел 62 АПЛ с 940 единицами баллистических ракет.
ВМС США резко активизировали строительство и модернизацию авианосных ударных соединений. Для борьбы с ними требовались многоцелевые АПЛ с крылатыми ракетами. Эту задачу вновь решило ЦКБ МТ «Рубин», руководимое Генеральным конструктором академиком Спасским Игорем Дмитриевичем. АПЛ «Гранит» проекта 949 создавалась под руководством Главных конструкторов Пустынцева Павла Петровича и Баранова Игоря Леонидовича. Главный наблюдающий от ВМФ капитан I ранга Иванов Всеволод Николаевич. АПЛ оснащались крылатыми ракетами оперативно-тактического назначения комплекса «Гранит» (Главный конструктор Челомей В.Н.), имеющих увеличенную дальность поражения. Строительство головной АПЛ было завершено в декабре 1980 года. Всего было построено 12 единиц.
И, наконец, последним достижением III поколения явилось создание ракетно-торпедной АПЛ «Барракуда» проекта 945 разработки ЦКБ «Лазурит». Её Главным конструктором был Кваша Николай Иванович, а Главным наблюдающим от ВМФ капитан I ранга Богаченко Игорь Петрович. Сдача головной АПЛ осуществлялась в сентябре 1984 года.
Не знаю, можно ли среди этой сухой статистики ощутить величие и триумфальность прошедшего времени? Вряд ли.
Сам факт создания АПЛ III поколения служил основанием для определённых выводов по достигнутому техническому уровню. Всесторонние испытания головных образцов техники на производственных испытательных стендах, а в последующем – на борту головных АПЛ в процессе швартовных и ходовых испытаний давали картину соответствующей оценки и дальнейшего прогноза. Наиболее высокие показатели были достигнуты на АПЛ «Тайфун» проекта 941. Даже по показателю скрытности она была признана самой «тихой».
Становилось очевидным, что источник шумности корабельной техники формируется в ходе её создания на предприятиях – поставщиках и весь комплекс мер в корабельных условиях не в состоянии обеспечить уровня заданной малошумности. Таким образом, проблема малошумности попадала в разряд нерешённых.
К этой же категории относились ещё две проблемы: непотопляемость и пожаробезопасность.
Решение первой проблемы базировалось на большом опыте аварийных ситуаций, который показывал, что «ручные» методы исчерпали себя там, где успех определяется скоростью оценки аварии, оперативным принятием решения и быстродействием исполнения команд, т.е. автоматизированной системой управления борьбой за непотопляемость. В начале 80-х годов велись интенсивные работы по внедрению на АПЛ такой системы.
Успех обеспечения пожаробезопаности зависит от многих вопросов, среди которых вопрос электротехнический занимает определяющее место. С повышением мощности электроэнергетических систем кораблей и их разветвлённости существенно возросли значения токов короткого замыкания, которые в отдельных случаях достигают уровня 120 кА. При этом температура плазмы в дуге может превышать 100000С. Понятно, что подобное состояние близко к процессу взрыва и его ликвидация в корабельных условиях должна осуществляться без аварийных последствий. Как и в первом случае, работы по совершенствованию защитных устройств продолжались непрерывно.
Для решения проблемы малошумности ГУК ВМФ в начале 80-х годов предпринял беспрецедентный шаг: с целью выявления готовности отечественной промышленности к обеспечению заданного уровня скрытности на АПЛ IV поколения были сформированы специальные комиссии для работы в подведомственных регионах страны. Председателем одной из таких комиссий был назначен я. Она предназначалась для обследования электромашиностроительных предприятий Свердловска и его области – Лысьвы и Каменска-Уральского. Главная задача комиссии состояла в оценке фактического состояния станочного парка предприятий; наличия и состояния испытательных стендов, а также полноты и качества комплектации предприятий контрольно-измерительной аппаратурой. Были спущены соответствующие распоряжения в адрес военных представительств на местах в целях обеспечения максимального содействия работе комиссий.
Я был очень рад, когда в составе комиссии увидел моего старого знакомого – начальника сектора из ЦКБ «Малахит» Гозина Арсения Яковлевича. Это был на редкость симпатичный человек. В нём концентрировалась масса достоинств: высокий профессионализм, интеллигентность, обходительность и какая-то удивительная востребованность. Без его участия не обходились Учёные советы ЦНИИВК, ВМА, кафедр Военно-морских училищ, крупные совещания в ГУК ВМФ, совещания в Министерствах. Он был очень информированный человек и большой специалист по нахождению компромисса в самых невероятных условиях. Умный, неутомимый и всегда предельно доброжелательный.
Долгие десятилетия мы жили где-то рядом и поэтому частенько встречались на Московском проспекте, гуляя по нему с супругами. Но вот последние лет пять эти встречи не возобновляются. Где вы, Арсений Яковлевич?
На меня произвёл контрастное впечатление сугубо провинциальный городок России Каменск-Уральский.
С одной стороны полное несоответствие его машиностроительного предприятия всем существующим требованиям; допотопное производство; приземистые заводские корпуса, построенные ещё при Демидовых, а на выходе – современные электрические машины. Те самые, что шли на наш Флот, для поддержания паритета! В магазинах – хоть шаром покати. Шёл 1980 год.
С другой – какое-то тихое непритязательное существование. Как во время войны. Каждый живёт со своего хозяйства и не ропщет. Предельная доброжелательность, открытость, готовность помочь, чем только можно. И прекрасная уральская природа, которая своим величием и лиричностью просто потрясает.
Главный инженер завода с первых минут встречи сказал: «Наша задача отправить вас отсюда целыми и невредимыми. Поэтому мы ставим вас на довольствие при нашей заводской столовой. Будет не шикарно, но, как говориться, чем богаты …»
После этого короткого спича мы отправились обедать и получили одно блюдо – жареную курицу с картофелем фри. Очень вкусно. На ужин было то же самое. Когда на следующий день мы явились на завтрак, то нас ждала та же с золотой корочкой курица и картофель фри. И так было целых пять дней. Где бы мне ни приходилось встречаться за столом с жареной курицей и картофелем фри, я тут же вспоминаю добрые глаза моих уральских друзей, мужественно несущих свой крест.
При расставании главный инженер извинился за «насилие» и тут же вспомнил случай, когда в их город забросили на продажу коровьи головы. Моментально организовалась очередь из покупателей, но каждый второй удивлялся по поводу отсутствия в голове языка. На вопрос: «Куда они девались?» Последовал ответ: «Специально отрезали, чтобы не болтали, кто разворовал всё мясо».
С точки зрения технической, Лысьва была на высоте: современное хорошо оснащённое производство, высокая организация. По своим потенциальным возможностям она вполне могла составить конкуренцию нашему НПО «Электросила».
А потом был Свердловск и его завод «Уралэлектромаш». Не вдаваясь в производственные подробности, скажу, что наибольшее впечатление оставил участок по обработке машинных валов, на котором стоял мощный западногерманский станок «Schenk», приобретённый нашей страной на золото. Станок был многофункциональным, но главное его предназначение состояло в прецизионной обработке валов электрических машин большой мощности. В момент нашего посещения цеха станок находился в рабочем состоянии и на больших скоростях вёл обработку каких-то деталей, выдавая стружку толщиной с палец. На наш вопрос: «Почему так?» Оператор, производящий обработку, отвечал: «А мне до лампочки. Есть указание мастера, к нему и обращайтесь».
Не думаю, что так было всюду. С данной ситуацией мы повстречались на «Уралэлектромаше», который по тем временам считался одним из передовых предприятий страны. Организация производства вызывала удивление: в рабочее время гегемон оставлял свои места и становился в очереди для приобретения продуктов, которые продавались тут же на территории завода. В городе их купить было невозможно. Я помню мои впечатления от посещения магазина «Мясо»: на полочках стояли стройными рядами баночки с хреном и больше ничего. В это время здесь правил Ельцин.
Заключительным аккордом было моё давнее желание – посетить дом купца Ипатьева, где произошла непоправимая трагедия русского народа. Но желанию моему не суждено было сбыться: на момент прихода к дому, я обнаружил ровную площадку, по которой взад – вперёд ходил бульдозер и тщательно её утюжил.
Выводы комиссии были малоутешительными, но они никак не могли повлиять на План военного кораблестроения. И только «Перестройка» внесла в него коррективы.
Я не случайно сделал акцент на отдельных неблагополучных моментах нашей провинциальной жизни. Это было моим первым соприкосновением, когда я реально ощутил диссонанс между амбициозной идеологией и реальным положением дел. Тогда впервые зародилось сомнение в возможностях выиграть «холодную войну».
Корабелы – удивительное племя. Они красивы. Они умны. Они дружны. Как правило – это рослые парни. Из них выходят хорошие руководители, прекрасные семьянины и надёжные друзья. Среда их обитания – Михайловский замок. Даже сегодня, когда замок передан Русскому музею, корабелы верны своему братству и собираются только в нём.
Эту короткую справку мне хотелось бы разместить в гипотетической (любимое словечко нашего Министра Обороны С.Иванова) «Энциклопедии невест» в разделе «Женихи» с целью безошибочной ориентации при выборе друга жизни с дипломом инженера.
В предыдущих фрагментах я уже касался вопроса «Корабелы», стараясь подчеркнуть их место в нашем деле и тот след, который они оставили в моей жизни. Я никогда ранее не предполагал, что этот след будет таким глубоким. Ведь, начиная нашу жизнь во Флоте, мы очень мало соприкасались. Все факультеты размещались в Адмиралтействе, и только Кораблестроительный факультет – в Михайловском замке. Поэтому наши встречи ограничивались общими сборами – собраниями, парадами, почётным караулом, вечерами отдыха. Мы даже не все знали друг друга в лицо. Поэтому было вдвойне приятно узнавать в последующей службе, что мы однокашники. Так было у меня в отношениях с Лёней Белышевым в бытность его начальником отдела ГУК ВМФ. Явившись к нему на доклад, я начал своё изложение в обычной официальной форме, где присутствовало местоимение «Вы» и пр. и пр. Через какое-то время Лёня меня прервал, сказав с характерным для него прононсом: «Витя, кончай «выкать». Ведь мы с тобой однокашники». Я был немало удивлён этому. С Лёней мы и раньше пересекались по общим вопросам, но то, что мы однокашники, я, к своему стыду, не знал. Позже, когда он уже стал Заместителем Начальника ГУК ВМФ и получил звание «контр-адмирала», наши отношения остались неизменно приветливыми, без какого-либо намёка на официоз. Все мои деловые контакты с ним я вспоминаю с большим удовольствием.
А теперь мне хочется рассказать о ситуации с моим другим однокашником – корабелом, где не будет места сомнениям, что мы с ним знакомы и, возможно, очень давно.
Я учился во втором классе школы и моим соседом по парте был мальчик по имени Игорь Брантов. Однажды Игорь пригласил меня к себе домой сразу же после школы. Моя мама была допоздна на работе, отец – на фронте, а я – свободный ученик: принял приглашение и пошёл. Жил Игорь на Цветочной улице в очень старом доме.
Вскоре туда к нему зашёл сосед – белобрысый малыш, которого звали Жора Макарушин. Мы познакомились. Жора был наш ровесник, но учился в другой школе. Мы весело провели время до вечера и потом расстались. Но каждый раз, встречаясь с Жорой, мы обменивались неизменным приветствием: «Здравствуй, Жора! – Здравствуй, Витя!»
А поводы были самые разные: то ли встреча в кинотеатре, то ли праздник в районном ДПШ, то ли на Новогодней ёлке, но всегда звучало знакомое приветствие: «Здравствуй, Жора! – Здравствуй, Витя!»
Шли годы, мы становились старше, менялись интересы, но ничто не изменялось в наших отношениях. По тем возрастным меркам мы были давними знакомыми. Вспоминаю лёгкоатлетическую эстафету школьной олимпиады на Московском проспекте: я принимаю палочку, а рядом подбежавший противник Жора и опять же: «Здравствуй, Жора! – Здравствуй, Витя!»
А праздничные демонстрации и зимний каток; а лыжные соревнования в Парке Победы и вечера в женской школе – всюду была возможность встретиться и поздороваться.
Но вот закончена школа, и я поступаю в Училище. Лагерь на форте Ино, учёба на I курсе и, наконец – Первомайский парад на Дворцовой площади: «Ба, кого я вижу? «Здравствуй, Жора! – Здравствуй, Витя!» Мы чуть не обнялись, но удержались. Восторгам не было конца. Как же так? Вроде бы целый год рядом, а увиделись только впервые.
Шли долгие пять с половиной лет обучения. Теперь уже встречались по различным поводам, и всегда было место традиционному приветствию.
А потом разлетелись, но вновь встречались - то в Росте, то на Невском у «Пассажа», то в Мурманске на вокзале – и каждый раз «Здравствуй, Жора! – Здравствуй, Витя!» И больше ничего! Всякий раз кому-то не хватало времени, чтобы остановиться и рассказать как дела, как семья, как идёт служба.
Всевышний внял нашим молитвам и дал возможность наговориться всласть, направив нас почти одновременно служить в ЦНИИВК-1 МО. Мы встретились в его длинном коридоре, обалдели от изумления, но сумели вполне внятно произнести: «Здравствуй, Жора! – Здравствуй, Витя!» Наш разговор занял не более пяти минут. Ведь столько времени было ещё впереди! Ёго, действительно, было много. Все последующие 25 лет мы почти ежедневно встречались в помещениях Института и никогда не отказывали себе в удовольствии поприветствовать друг друга. Но не более. Хотя, если говорить откровенно, то я всё знал о Жоре, а Жора обо мне. Так мы считали.
Мне, например, было известно, что Жора поднялся до Главного наблюдающего ВМФ и успешно провёл огромный комплекс работ по созданию современной дизель-электрической подводной лодки «Варшавянка» проекта 877. Её Главный конструктор – Кормилицын Юрий Николаевич. Всего их построено 28 единиц, из них 10 – на экспорт. Долгое время лодка оставалась совершеннейшим образцом ДПЛ.
Незадолго до нашего ухода в запас, мы шли вместе с Жорой после работы на метро. Я спросил его: «Жора, а ты знаешь как моё отчество?» «Конечно, знаю» – отвечал Жора – «Александрович». «Нет, Николаевич» – поправил я –
А твоё?» «Васильевич». «Вот мы, наконец, и познакомились» – подытожил я. В это время нам было далеко за 50.
Наступило время отставки. Многое поменялось в нашей жизни. Сократились встречи с людьми, с кем я шёл многие годы по долгой дороге жизни. Порой очень хочется случайной встречи и неизменного: «Здравствуй, Жора!» Только бы ответил.
Наши служебные пути с Веней Попиновым всегда пролегали самостоятельными маршрутами и никогда не пересекались. Поэтому каких-либо деловых отношений между нами никогда не существовало. Мы всегда оставались только однокашниками, которые при любой встрече были рады друг другу. Я всегда знал, что вся творческая жизнь Вени прошла в стенах ЦНИИ имени академика Крылова А.Н. и была посвящена проблеме малошумности кораблей. В юбилейной двухтомной монографии под редакцией академика Алфёрова Ж.И. о заслугах Вени сказаны хорошие слова, свидетельствующие о его научном потенциале.
Мне всегда казалось, что Веня интересный мужчина. Причём, его привлекательность далека от всякой смазливости; она определяется его породистостью и поэтому стабильна в любой возрастной период.
Запомнился один эпизод. Стояла солнечная золотая осень, когда я повстречал Веню с его очаровательной внучкой в Александровском саду. Это была изумительная пара, от которой трудно было оторвать взгляд. Готов предположить, что такие же ощущения испытывали и другие прохожие.
Мы явно осознаём искренность симпатий друг к другу. В этом состоянии пребываем около пятидесяти лет. В чём причина таких отношений? Не знаю. Попробую провести аналогию, поскольку до причины всё равно не докопаюсь. Увы, не психолог!
У меня есть уникальная вещь – игрушечный плюшевый медвежонок с довоенного времени. Это единственная игрушка из моего детства, которая каким-то образом осталась цела, пережив блокаду и прочие события в нашей жизни. Его мне подарили в три года. Сегодня ему, бедняге, семьдесят лет и я им очень дорожу: никому не даю играть, даже моему любимому внуку (боюсь неаккуратного обращения). Сам, к сожалению, тоже уже не играю. Но люблю иногда на него взглянуть. И должен сказать Вам – от взгляда на него, я испытываю состояние тихой радости.
Вот также при каждой встрече с Веней у меня возникает аналогичное состояние.
Предвосхищаю возражение: абсолютно неуместная и незакономерная аналогия. Ну, и чёрт с ним! Мало ли в нашей жизни незакономерностей, которые не укладываются в сознание или противоречат устоявшимся понятиям? Например: Почему летает майский жук? Ведь подъёмная сила его крыла меньше массы тела. Полное нарушение закона аэродинамики. Но, летает!
Или: почему так гениально играет на фортепьяно Николай Петров? Ведь для хорошей игры пианисту нужны тонкие, изящные, длинные пальцы, а у Николая Петрова на каждой руке по пять сарделек! Но, ведь как играет!
Мой однокашник – корабел Альберт Круглов человек изящный. Он любит всё прекрасное и знает в этом толк. В «Институте» он всегда был на виду, независимо от занимаемых должностей и званий.
Альберт человек многоплановый и увлекающийся. Диапазон его интересов весьма широк: от подъёма затонувших судов до дельфинов; от особенностей скрипичного мастерства Страдивари, Гварнери и Амати до вольной борьбы; от аспектов сексуальной революции до современных тенденций культурологии. Чем бы он ни увлекался, он во всём оставляет след.
Альберт человек неординарный. У меня был масса поводов удивляться его успехам, но потом я просто привык к тому, что он человек успешный. Особенно показательным был период после завершения нашей службы на Флоте и бултыхания в мутных водах «Перестройки», когда мы отчаянно выгребали, желая остаться на плаву. Никакие провалы, проколы, просчёты не давали ему повода для раскисания или размазывания соплей по причине неудач. Через всё это он спокойно перешагивал и шёл дальше, как если бы руководствовался девизом «Только вперёд!»
Альберт человек антуражный. С ним как-то ловко вяжутся звания «высшей пробы» - Лауреат, Академик и пр. Всегда! На нём одинаково хорошо сидят военно-морская форма, смокинг с бабочкой или «новорусский» малиновый пиджак. Любой из этих вариантов не выглядит стандартно.
Паша Буров. При этом имени мои дамы (жена и тёща) впадают в состояние экстаза. На их лицах тотчас же появляются улыбки, и в воздухе зависает вопрос: «Ну, как он?»
А он жив – здоров. Типично русский человек: терпеливый, выносливый, непритязательный, смекалистый, быстрый, умный, беспроблемный, широкий. Даже имея основательную крестьянскую закваску, Паша способен быть широким.
У Паши какая-то необыкновенно стремительная походка. Он всегда куда-то летит. За долгие годы нашей совместной службы в Институте я большей частью наблюдал его летящим. При этом, равняясь со мной на поперечном курсе, он успевал одарить меня какой-то необыкновенно открытой улыбкой, при виде которой в моём сознании всякий раз вспыхивало название книги Янга «Ярче тысячи солнц». Видимо этой улыбкой он сумел покорить сердца моих дам. Но не только улыбкой.
В 1985 году в стране началась «Перестройка». Аналогичное событие и с тем же названием захватило нашу семью, но в отличие от первого оно имело более осмысленное содержание, поскольку делалось по конкретному плану и имело конечную цель. Более того, прораб этой перестройки никогда не относился к категории «Шельма».
На дачном участке нашего кооператива мы занимались перестройкой дома. Стояла задача – найти хороших плотников для сооружения сруба. Одна из знакомых моей тещи рекомендовала ей бригадира с комментарием «Не рвач. Очень добросовестный. Умелый».
По телефону были оговорены предварительные условия и назначено место встречи – «Ушаковская набережная. У левых пушек перед фасадом Военно-морской Академии». Когда я прибыл на место встречи, то увидел, что ко мне приближается «Умелый. Не рвач» – Паша Буров. Мы катались от хохота. Насмеявшись всласть, Паша познакомил меня со своим напарником – здоровым русским богатырём Колей Филипповым.
Мы приехали на дачу и продолжили ознакомление перед началом работы. Ко мне подошла Вега: «Послушай, Виктор. Мне очень не нравится этот тип – какой-то он чересчур нахальный и очень фамильярен с тобой». «Ну, что я могу поделать» – отвечал я – «Если это мой однокашник – корабел Паша Буров». Вега была крайне удивлена, но, когда согласовали стоимость работ, то она окончательно успокоилась. «Не рвач» – состоялось.
Оставалось проверить «Умелый». И тут Паша блеснул. В первый же день. Функциями руководителя-исполнителя он владел виртуозно. Коля на своём великолепном торсе застёгивал широченный кожаный пояс штангиста, и работал в режиме домкрата и подъёмного крана. Дамы, глядя на эту картину, были близки к потере сознания и сознательности.
Такая работа, с небольшими перерывами, длилась два месяца. Паша показывал «фигуры высшего пилотажа». Даже я оказался не готовым к этим впечатлениям, хотя знал его энергичность по предыдущей жизни. Его навыки, состояние души, и задаваемый темп были предопределены бесконечными испытаниями на Флоте, куда он долгие годы мотался со своей аппаратурой.
К сожалению, Паша был вынужден раньше меня снять погоны и включиться в перестроечное царапанье. Надо было выживать.
Когда дело подходило к концу, Вега сказала Паше: «Может быть, продолжим дальше в том же темпе до состояния, когда в доме можно будет жить». Паша улыбнулся и ответил: «У Вас никаких денег не хватит, потому что здесь работы, как минимум, ещё года на три».
Он ошибся немного – ещё восемь лет я трудился над завершением строительства дома. Без праздников и отпусков.
А теперь не только об однокашниках, но по-прежнему о корабелах.
Моя жизнь в Институте прошла на фоне выдающихся свершений. И рядом с этими свершениями стоят значительные личности трёх Главных наблюдающих от ВМФ, корабелов – Всеволода Иванова, Владимира Левашова и Игоря Богаченко.
Кто такой Главный наблюдающий от ВМФ? Не обращаясь к сухим формулировкам действующих документов, можно сказать, что это, прежде всего, лидирующая личность, которая характеризуется такими чертами, как яркий ум, широкая образованность, коммуникабельность, интеллект, эрудиция и отменная работоспособность. При этом Главный наблюдающий должен понимать и верить в своё дело на уровне убеждения. Он должен способствовать решениям и уметь ждать, никогда не теряя надежды. Дождавшись, он обязан содействовать, направлять, защищать, прикрывать и даже вступаться.
Всё это я ощущал от них троих постоянно. Не помню случая, чтобы кто-то из них уклонился, отмахнулся, сослался на занятость или, не дай Бог, подвёл. Их авторитет был высок, каждый знал свой манёвр и решал свои задачи на высоком профессиональном уровне.
Как-то раз, в самом начале пути, ко мне подошёл Сева Иванов и сказал: А ты знаешь, что мы с твоей супругой знакомы с детства? Как это? – заинтересовался я.
Оказывается ещё в довоенное время моя 3-х летняя Вега жила в одной ведомственной квартире, где её соседом был мальчик по имени Сева. Квартира принадлежала Военно-Морской Академии, в которой в это время учились их отцы. А затем началась война и она внесла свои коррективы, что очень трогательно отражено в стихотворении тех лет, сочинённым моим тестем.
В скором времени мне представилась возможность на одном институтском вечере «вновь познакомить» старых соседей. Встреча была радостной и с неизменным утверждением, что они вполне узнаваемы, поскольку почти не изменились.
Особое впечатление эти подробности произвели на мою тёщу. До сих пор, будучи уже очень немолодой дамой, она периодически задаёт мне один и тот же вопрос с последующим комментарием: «А не приходилось ли тебе встречать Севу Иванова? В детстве, на Фонтанке, он был очень воспитанным мальчиком и всегда носил чулки в резиночку».
«Партия родная», «Партия любимая», «Партия великая» ; это эпитеты из вчерашнего нашего прошлого. Абсурдность подобных высказываний видна невооружённым глазом. Но топать каблучищами на пепелище или плевать в прошлое, как это делает бывший член Политбюро Яковлев, я не стану.
Очевидность абсурда была ясна и раньше. Ведь наш путь «к светлым зорям коммунизма» был абсолютно нереальным путём, и об этом знали все, кто жил в то время. Но находились идеологи типа Яковлева, которые умели имитировать веру, бодрость от переживаемого подъёма, убеждённость в правоте никчемного марксистско-ленинского учения, а, в конечном итоге, просто заставлять народ пребывать в состоянии пассивности и страха. Всё то было ничем иным, как официальной, на государственном уровне, ложью и лицемерием.
Партия погубила наше государство. Коммунистическая партия Советского Союза – причина всех наших несчастий и поражений. Партия завела нас в тот тупик, из которого мы с помощью её идеологов вышли на сегодняшний «Светлый путь» - воровства, бандитизма, коррупции, дикого засилья и лихоимства огромного чиновничьего аппарата. Если кого-то передёргивает от этих слов, то ответьте мне, пожалуйста, на совершенно очевидные вопросы:
Почему мы, совершив социальные преобразования, не расстались с нищенской оплатой своего труда?
Почему мы так легко расплевались с социальными завоеваниями наших отцов и дедов – бесплатным медицинским обслуживанием и образованием?
Почему смертность в нашей стране превышает рождаемость?
Почему детская беспризорность достигла такого уровня, какого нам и не снилось?
Почему обман, цинизм и ложь – по-прежнему составляющие государственного управления?
И таких «Почему?» может быть ещё бесчисленное множество.
Казалось бы чего проще? Мы уже со всей очевидностью осознали, что вчера жили в атмосфере беспринципности, бездуховности, в обстановке растленности и разврата правящей верхушки. Так давайте сегодня не станем повторять пройденное и воспользуемся уникальным шансом – создадим на новых основах социально-общественную структуру. Мировая практика имеет массу достойных примеров организации общественного уклада (Норвегия, Арабские Эмираты), где, помимо декларирования, приобретён большой жизненный опыт управления социальной сферой в стране, располагающей мощной ресурсной базой.
Нам ещё раз совершенно необходимо осознать, что мы встали на путь создания бюрократического государства, в котором произвол и лицемерие чиновничьего аппарата способно достигать невиданных масштабов. И всё это закономерно только потому, что во главе сегодняшнего строительства стоят наши вчерашние благодетели, не имеющие над собой никакого контроля. Вчера, в условиях Партии, которая, как метастазы, проникла во все клеточки общественного организма, контроль, хоть и лживый, но был. Достаточно было крикнуть внизу «Воруют!» и тут же шла реакция сверху. Праведники наверху не пачкали свои руки воровством, поскольку купались в привилегиях. И их реакция была молниеносна; без неё можно было утратить свои привилегии.
Сегодня Партии нет. Нет разветвлённого контроля. Поэтому кричи, не кричи – реакции не будет. В условиях всеобщего нищенства подворовывают все. Иногда, для проформы, зарвавшихся бьют по рукам и даже могут привлечь к судимости, если наглец спёр 1 рубль. Но, если такой же наглец спёр 1 миллион рублей, или, чего лучше, ; 1 миллиард, то он попадает в категорию успешных бизнесменов или в категорию умелых специалистов «По распределению денежных потоков».
Партия вывела определённую породу людей. Только они могли взойти на её Олимп. Это были прагматичные, жестокие, лживые, необразованные и предельно двуличные человеческие особи. Хамство и наглость были их второй натурой. Главный биографический признак – «Рабочий из рабочих».
Достаточно вспомнить наших недавних руководителей послесталинского периода. Для каждого из них всегда пытались найти хоть какой-то эпитет, который бы скрашивал всю неприглядность их правления или же необоснованность их восхождения на высший государственный пост.
Хрущёв Н.С. постоянно связывается с понятиями «оттепели» или «доклада на ХХ съезде КПСС». Заверю Вас – что одно и другое чушь собачья. Одно и другое – определённый пропагандистский приём в совершенно конкретных интересах. Если бы я сам не жил в то время и не был бы свидетелем всего происходящего, то, наверное, клюнул бы на эту наживку. На самом деле, в государственном плане, эта личность была без всяких достоинств: предельно необразованный, дремучий, трусливый и жестокий самодур. За его слова и действия было постоянно стыдно. Наивысшим проявлением его ретроградства явилось отношение к Армии и Флоту. Более позорной страницы в истории России вряд ли можно найти. Именно при нём резко начала падать национальная гордость, несмотря на достижения в космосе и ракетостроении. Именно при нём резко возросла партийно-политическая подоплёка нашей жизни, захватив малейшие её ответвления.
И вот на этой партийно-политической волне к власти пришёл
Брежнев Л.И. Его примерительным эпитетом была «безграничная доброта». Кому было легче от этой «доброты»? – трудно сказать. Ясно одно – народ её никак не ощущал. Скорей всего, было ощущение невиданного «звездопада», доходящего до крайнего абсурда (пять Звезд на груди Генсека, всё Политбюро – Герои), когда перед всем миром было просто стыдно за происходящее. А потом к этому добавился длительный период маразматического состояния. Главное, что во всей стране не было и намёка на сочувствие: Политбюро старательно делало вид, что страной правит вразумительный человек, а весь народ потешался над его выражениями и дикцией.
Правление Брежнева Л.И. длилось долгие 18 лет. Помню, что большинство людей жило с постоянным вопросом: «Когда же это кончится?» Тогда меня впервые стали посещать сказочные мысли о возможном изменении ситуации в стране усилиями кого-то из людей моего поколения. Зная настроение моих ровесников, имея представление об их политических взглядах и оценках происходящего, я наивно полагал, что вот-вот должен наступить тот самый момент «пришествия», когда в составе Политбюро окажется один или «со товарищи» из моего поколения и вот они-то принципиально изменят нашу жизнь. Я тогда ещё не понимал, что на Олимп приходят особые люди, для которых понятие ровесник решительно не играет никакой роли. Это достаточно убедительно подтвердили две персоны – Горбачёв и Ельцин.
Не будем затрагивать промежуточные эпизоды с «царствованием» Ю.В.Андропова и К.У.Черненко. Их правление – иллюстрация агонии не только самих «старцев», которые нуждаются в простом человеческом сочувствии, но и агония «руководящей и направляющей».
Два других молодца – Горбачёв и Ельцин – были хоть куда! В самом расцвете сил. Казалось бы – вам и «карты в руки». За Горбачёвым прочно закрепился эпитет с радостной подоплёкой – «говорит без бумажки». Но, Боже мой, какую он нёс чепуху! Упрекать его теперь, что у него не было представления о сущности «перестройки» – пустое дело. Откуда оно могло взяться? К его чести, он сумел однажды, и вполне справедливо, подытожить суть происшедшего в Форосе: «Победило хамство!» И на этом спасибо.
Что касается Ельцина, то он самолично пёр на эпитет «наш человек» и на какое-то время вроде бы приобрёл его. Об этом времени не хочется вспоминать. Стыдно. Вот, если меня когда-нибудь спросят: «А испытываешь ли ты за что-либо содеянное ощущение стыда?» Я отвечу: «Да, испытываю – я дважды голосовал за Ельцина». Большей дури трудно себе представить. Этот позор несмываемый. Смешно и горько вспомнить – Вега мне говорила на избирательном участке: «Ну, что ты делаешь? Неужели тебе не видно? Посмотри на его внешность! Ведь он типичный разрушитель, а не созидатель!»
Нет, надо ставить женщин во главе государства – у них не только иное виденье проблем, они ещё прекрасные физиономисты!
Шли торжества по поводу 200-летия нашего Училища. На Дворцовой площади перед трибуной застыл батальон курсантов I курса. К ним с напутственным словом обращался академик Спаский И.Д. Момент был очень волнующий: ярко светило солнце, рельефно освещая седую голову и чёткий профиль Игоря Дмитриевича; спокойно и доходчиво звучала его речь при всеобщей тишине огромной площади – большое количество собравшихся ощущали значимость момента.
Игорь Дмитриевич говорил о призвании, о долге, об умении преодолевать трудности, о романтике флотской жизни, о формировании творческой личности. Последнему аспекту он уделил особое внимание, что внесло абсолютную новизну и осмысленность в общий тон, прозвучавших выступлений. Он подчёркивал необходимость осознания, что каждый человек является потенциальной личностью, формируемой за счёт упорного, каждодневного труда. Он говорил о необходимости воспитания таких качеств, как совесть, ответственность, достоинство – неотъемлемых качеств личности.
Размышляя несколько позже над сказанным Игорем Дмитриевичем, я вспомнил эпизод, связанный с осознанием собственного достоинства другой личностью – Питулайниным Н.М.
Разговор в кабинете Николая Михайловича происходил после празднования «Дня подводника». Кто-то из собравшихся поинтересовался причиной его отсутствия на праздничном вечере. «Не приглашали» – отрезал Николай Михайлович. – «Ну, как же, это было известно всем». – «Я – не все!» – вновь прозвучал ответ.
Полагаю, что в этом эпизоде нет и намёка на высокомерие. Достояние и достоинство – вот его основа.
Вице-адмиралу Коршунову Леониду Алексеевичу я был представлен в сентябре 1959 года. Нас познакомил мой тесть Кутай Дмитрий Львович. Встреча происходила в Сочи, в фойе Зимнего театра, на концерте Любови Петровны Орловой.
Леонид Алексеевич и Дмитрий Львович были старыми сослуживцами – оба начинали службу на линкоре «Октябрьская революция» в начале 30-х годов: Дмитрий Львович был помощником Командира линкора, а Леонид Алексеевич – Командиром БЧ-5.
В 1959 году их от того времени отделяла всего четверть века: оба были моложавы, элегантны, красивы, оба имели адмиральские звания; за плечами осталась война, впереди был большой творческий отрезок жизни.
Леонид Алексеевич поразил меня своей внешностью. Её главным признаком была интеллигентность. Худощавый, с лёгкой сединой, очень пропорциональный, подвижный, но не суетливый. Его лицо отличалось несомненным благородством. Взгляд устойчив и доброжелателен. Он сразу располагал к себе.
Когда через пять лет я вновь увидел его, то отметил про себя, что существенных перемен в его внешности не произошло. После моего доклада о прибытии, Леонид Алексеевич предложил мне присесть в кресло напротив его письменного стола. Немного подумав, он сказал: «Вы знаете, у нас своеобразная организация – здесь можно всё, или ничего». Последующие 25 лет службы в Институте я неоднократно возвращался памятью к этой фразе, примеряя её к себе и к моим товарищам. Леонид Алексеевич был абсолютно прав в своём напутствии.
Наблюдая его в деле (технические совещания, конференции, партийные собрания, строевые сборы, построения, общие собрания офицерского состава и пр.), я не отказывал в удовольствии себе любоваться им. Меня поражала его фотогеничность. Даже сегодня, рассматривая старые снимки Леонида Алексеевича, я всякий раз удивляюсь его изяществу и какой-то особой индивидуальности, выделяющей его из группы окружающих людей.
А как он говорил … Его тембр голоса отличался каким-то серебристым оттенком. При этом он не менялся до очень преклонного возраста. Я бы сказал, что с годами он всё более приходил в соответствие с его внешностью: чем ярче становилась седина в голове, тем тембр больше гармонировал с его наружностью.
В обязанности дежурного по Институту входил утренний доклад прибывающему Начальнику. В соответствии с Уставом этому докладу предшествовала команда «Смирно!» Характерная особенность – никто и никогда не позволял себе рвать глотку перед докладом Леониду Алексеевичу. Всё было очень умеренно и очень достойно. С его обликом просто не вязалась чрезмерность, тем более строевая.
Кабинет Леонида Алексеевича являл собой образец аккуратности. Он был укомплектован резной стариной мебелью из чёрного дуба. Поговаривали, что эта мебель была привезена из Германии после завершения деятельности конструкторского бюро ВМФ в Берлине в июне 1947 г., Начальником которого Леонид Алексеевич состоял с 1945 г. По той же версии эта уникальная мебель принадлежала администрации гросс-адмирала Карла Деница. Она находилась в образцовом состоянии: пышнотелые резные дамы с момента её создания отказались выполнять традиционную функцию кариатид, а поэтому служили только предметом интереса и восхищения, а свирепые морды львов были отполированы до блеска, поскольку находились в конечной части подлокотников кресел. По всему чувствовалось, что хозяин кабинета мебелью дорожит и она доставляет ему радость.
Этот кабинет был тем самым местом, где в период руководства Леонида Алексеевича (1950;1969 годы) решались узловые вопросы строительства, эксплуатации и последующей модернизации красавцев-крейсеров проекта
68 бис, создания первой атомной подводной лодки проекта 627, кораблей
I поколения и осуществлялись начальные идеологические шаги по формированию облика кораблей II поколения. Кто только не побывал в этом кабинете! Государственные деятели, академики, знаменитые конструкторы, Главкомы ВМФ, Директора крупных производственных объединений и Министры.
Мне приходилось несколько раз наблюдать Леонида Алексеевича в процессе приёма Главнокомандующего ВМФ Адмирала Флота Советского Союза Горшкова С.Г. Никогда и ни при каких обстоятельствах в его манерах не сквозила угодливость или раболепство. Он всегда вёл себя очень естественно, осознавая собственное достоинство.
В 1969 году Леонида Алексеевича проводили на пенсию. Он остался работать в Институте и ещё 19 лет добросовестно участвовал в научной и общественной жизни коллектива. Ни один научно-технический совет или заседание учёного совета по поводу защиты диссертаций не обходился без его участия. Он неизменно садился в четвёртом ряду, на первом месте справа от центрального прохода и задавал любому соискателю свой главный вопрос: «Как Вы полагаете, что даст Ваша работа Военно-морскому флоту?»
Когда он скончался, никто не лил слёз: все понимали, что мы понесли огромную утрату, но, в то же время, было осознание, что большую часть жизни мы имели счастливую возможность общаться с совершенно уникальной личностью.
Вице-адмирал Будаев Михаил Михайлович – Начальник
ЦНИИВК-1 МО с 1983 года по 1991 год.
Мне не нравится его официальный фотопортрет, прошедший многочисленные издания: подбородок опущен вниз, большой широкий лоб подан вперёд, из-под бровей смотрят на вас глаза сурового человека. Это, безусловно, он. Но таким он мог бывать только в очень короткие мгновенья. Кто знал его – подтвердит, что это был очень весёлый, очень ироничный, всегда склонный к шутке человек. Скажу более – ему импонировала роль хохмача. Даже весьма серьёзные ситуации он умело разбавлял шуткой. Мне всегда казалось, что эта манера пришла с ним из той суровой эксплуатационной жизни, которой он отдал 20 лет. В неё он шагнул лейтенантом в 1949 году, прошёл семь должностных руководящих ступеней и в звании «контр-адмирала» был назначен Зам. Начальника Института в 1969 году.
Долгие 14 лет он был на этой должности; по всему ощущалось, что это ему порядком надоело; ведь предыдущее должностное восхождение составляло на каждой ступени интервал длиной не более 2;3 лет. Но, как бы там ни было, время он не терял даром. Из предыдущей жизни он вынес совершенно чёткий багаж умозаключений, который намеревался реализовать в условиях интенсивной научной деятельности, имеющую итогом систему обоснованных требований ВМФ к кораблям и к корабельному оборудованию. Такой подход давал ему определённую творческую самостоятельность и избавлял его от необходимости «смотреть начальнику в рот» и находиться в каждый данный момент «на подхвате». Самостоятельность Михаила Михайловича ощущалась постоянно, а заслуга Виктора Николаевича состояла в том, что он никогда не противодействовал этому.
В круг научных интересов Михаила Михайловича входила проблема ресурса кораблей и их технических средств, где определяющими понятиями были такие, как безотказность, долговечность и ремонтопригодность. Буквально с первых же дней своего прихода в Институт он озадачил весь личный состав необходимостью разработки технических требований по ресурсу. Он сумел сделать своими единомышленниками ГУК ВМФ, Командование Флота, что, в конечном итоге, привело к появлению Правительственного постановления по Ресурсу. Но самое главное, чего он добился – он сумел вздыбить отечественную промышленность и поставить её на решение актуальной флотской задачи.
Скажу без преувеличения – к 1975 году проблема «Ресурса» была решена: все технические изделия, производимые в интересах Военно-морского флота, в своих технических условиях на поставку гарантировали выполнение наших требований. Это была огромная личная победа Михаила Михайловича Будаева.
Помимо ресурса, его интересовали вопросы модернизации кораблей и технической диагностики. Из всего комплекса решаемых проблем он сумел выделить, обосновать и дать самостоятельное звучание этим вопросам, а в последующем заложить под них методологическую основу и завершить всю работу выпуском технических требований. Так были сделаны первые шаги на пути создания корабельных и базовых систем технического диагностирования оборудования.
В 1972 году М.М.Будаев был удостоен звания Лауреата государственной премии за испытания и сдачу Флоту головной АПЛ проекта 705.
Он поддерживал очень тесную связь с флотами. Его бывшие подчинённые и сослуживцы быстро росли и становились известными военачальниками. Помню, как, будучи дежурным по части, я вместе с «Мих.Михом» (так в шутку называли его все знакомые и близкие) встречал Командующего Тихоокеанским флотом адмирала Маслова В.П. После его визита в Институт и проводов, «Мих.Мих.» зашёл в помещение «Дежурного офицера» и как-то с грустью сказал: «Вы представляете, Виктор Николаевич, мы с ним когда-то служили на лодках. В ту пору он был лейтенантом, а я – капитан-лейтенантом. А вот сегодня он адмирал, а я всего лишь контр-адмирал». – «Всё в мире относительно» – резонировал я. Мы оба посмеялись.
В 1983 году Михаил Михайлович был назначен Начальником ЦНИИВК-1 МО. Его назначение совпало с завершением строительства и сдачей головных кораблей III поколения. Подходил к концу «Золотой век отечественного ВМФ», на повестке дня стояли новые вопросы, связанные с созданием кораблей
IV поколения. Приближалось время горбачёвского блуда и ельцинского безумия (может быть по этой причине у «Мих.Миха» такой свирепый вид на официальном фотопортрете?)
Я шёл по платформе Московского вокзала. Было ясное сентябрьское утро 1995 года. Его знакомую фигуру я узнал издалека по характерной походочке. Михаил Михайлович был в форме вице-адмирала. Поравнявшись со мной, он протянул руку и, улыбаясь, сказал: «Тары нет, сэр». Посмеявшись, я вспомнил, как несколько лет тому назад мы с ним были на юбилейном банкете у капитана
I ранга Жукова Бориса Петровича, где мне перед началом банкета пришлось рассказать «Мих.Миху» анекдот: «Звонок в пункт приёма посуды: «Скажите, у вас принимают бутылки из-под шотландского виски?» ; Ответ: «Тары нет, сэр». Анекдот очень понравился Михаилу Михайловичу. Кого-нибудь встречаете, товарищ адмирал? Главкома ВМФ. Как самый организованный пришёл раньше всех. А я встречаю посылку из Москвы. Он лукаво улыбнулся: «Ну, что же, всё в мире относительно».
Это была наша последняя встреча.
Михаил Михайлович Будаев был, несомненно, яркой личностью, которая вошла в историю отечественного ВМФ навечно. Он скончался 12 сентября 1996 года. По завещанию урна с его прахом опущена в воды залива Западная Лица.
Откровенно говоря, на это «новое начало» я возлагал очень много светлых надежд, но они не оправдались. Если не копаться глубоко в сути происходящего, не пытаться серьёзно анализировать причинно-следственную связь между новыми условиями жизни и моей готовностью к ним, а ограничиться простым и очевидным понятием, то оно сведётся к очень тривиальной истине – я чувствую себя обманутым человеком.
Этому ощущению не свойственно ожидание справедливости.
Ему сопутствует состояние беспокойства.
Этому ощущению не свойственна надежда на лучшее.
Ему сопутствует состояние безысходности.
Кто-то скажет: «Тьфу! Какой пессимизм». Нет, это не так. Я далеко не пессимист и не могу спокойно относиться к тому «Что сделано» и «Как сделано», но дальше идёт моё бессилие. Поясняю: как и в прежние времена, я могу шутить, смеяться и петь только потому, что «быть обманутым» ; это осознанное условие моего существования. Ведь жить-то надо!
«Быть обманутым» ; это судьба большинства людей моего поколения, моих товарищей и друзей. Осмотритесь вокруг: сегодня «только тот на коне» ; кто врёт и обманывает.
Но никакая ложь не сравнится с предательством. И эту «Чашу мне пришлось испить до дна». Причём, дважды. Могу поделиться впечатлением от вкуса.
Этот яд интересен тем, что он действует односторонне: тот, кто предал – «меняет ногу» и спокойно идёт по жизни дальше. А тот, кого предали, постоянно возвращается памятью к происшедшему и изнуряет себя разрешением одного и того же вопроса: «Ну, как же так! Ещё вчера мы были друзьями. Как я мог не рассмотреть?» Более утончённой мерзости в природе не существует.
Не всякий способен отнести предательство к категории «враг» только потому, что он вчера был «друг». Невольно вспомнишь Иосифа Виссарионовича, который говорил: «Ничего нет на свете лучше, чем, уничтожив врага, налить себе бокал красного вина и выпить его до дна».
Нет, такое далеко не всякому дано. Чрезвычайно трудно поставить знак равенства между понятиями «вчерашний друг» и «сегодняшний враг». Лучше нести свой крест дальше, подкрепляясь моралью «Бог им судья!», и, добиваясь для себя ответа на прежний вопрос, «Как же это могло случиться?»
А ответ есть. Сегодня он для меня очевиден: всё лежит в условиях существования того «нового начала», которое я так долго ждал. Ведь, если бы не было этих условий, потенция предательства продолжала бы дремать, забалтываемая суетливыми проявлениями дружелюбия или лицемерным желанием удружить.
За долгие годы мой жизни в родном городе я привык к тесному общению с ним. Он мне нравится в любое время и в любую погоду. Для моей души нет ничего более радостного и целебного, чем ощущение прелести слияния с ним.
Сегодня он носит другое наименование. Ему возвращено первоначальное имя. Наверное, это хорошо. Наверное, это будет подспудным стимулом для соответствия между столь прекрасным названием и содержанием города. Кажется, процесс уже пошёл – город заметно становится нарядней. Он начинает приобретать некий европейский лоск. Это ещё только первые, робкие шаги.