Легенда о Фаэтоне

Ольген Би
       «Происхождение пояса астероидов долгое время пытались объяснить существованием в прошлом планеты между Марсом и Юпитером, которая позже была разрушена. Учёные XVIII века называли эту планету «Фаэтон». В настоящее время гипотеза о существовании Фаэтона отвергнута научным сообществом по различным аргументам: значительная энергия, необходимая для разрушения планеты, малая суммарная масса астероидов (4 % от массы Луны), различия в их химическом составе. Сейчас считается, что пояс астероидов является остатком протопланетного вещества, из которого не смогла сформироваться планета из-за близкого соседства Юпитера».

- Генка, слышишь, что говорят ученые?

- И что же они тебе говорят?

- Вот вечно ты придуриваешься, нет бы просто послушать, что тебе любимая женулька читает. Я вот думаю-думаю, а тут все уже за нас продумано, но меня это как-то не устраивает, - начала высказывать свои умозаключения Юля в полной уверенности, что Гена не пройдет мимо новой темы.

- Ага, значит, казаки сумливаются. Ясненько, я бы даже сказал – понятненько.

      - Ген, а Ген, ну оторвись от книжки, ну послушай. Они еще вот теорию выдвинули.
Основываясь на результатах математического моделирования, учёные NASA Джон Чемберс и Джек Лиссо предположили, что 4 миллиарда лет назад между Марсом и астероидным поясом существовала планета с эксцентричной и нестабильной орбитой. Они связывают эту планету, которую они называют «Планета V», и её исчезновение с «поздней тяжёлой бомбардировкой» в Катархее. Эти учёные предполагают, что пятая планета закончила своё существование, упав на Солнце. В отличие от предыдущей теории, образование пояса астероидов не связывается с данной планетой.

- Не знаю, кто куда упал, я там не был. – Геннадий отвечал нехотя, не торопясь отрываться от интересной книги.

- А вдруг получится сейчас попасть? Ты же можешь, правда же можешь? Ну, пусть иногда, не всегда. А?
 
- Вот чертова болячка! Если к чему прицепится, то хрен ее оторвешь. Ну, что там написано, давай сначала.
 
- Вот, сам читай. Тебе проще фильтровать научные тексты, а то наплету с три короба. Я вообще думала, что Фаэтон это тот же Мальдек…
Но Гена ее уже не слушал. Юля не заметила даже прочел ли он все, что она «накопала» про этот пояс астероидов и разрушенную планету, а Гена уже начал комментировать какие-то свои впечатления. Обрывки фраз ничего не объясняли, суть не проявлялась никак, а…

-      Ручку, ручку и бумагу… ну, где же эти все пишущие принадлежности?

Юля знала, что сначала Гена передает то, что видит нашим земным сознанием, с позиции наблюдателя и действующего лица одновременно.
Ось наклона планеты равна 0. Люди живут в экваториальной зоне. В "дверь" той планеты меня не особо пускают. Открывают - и едва что-то увижу – она захлопывается. Сутки 36 часов.

- Не расслышала: 26 или 36? А часы получается наши? Как ты определил?

- Это не я определил. Это тот, кто не пускает и дозирует информацию.

Очень красивые замерзшие волны. Огромные ледяные волны! Торосы замерзших волн долго не стоят. Днем они с грохотом падают из-за резкого изменения температуры.  Смотришь на огромное застывшее море с высокими хрустальными волнами зеленоватого цвета мгновенно застывшей воды и с трепетом ждешь мгновения, когда звеня и ломаясь волна очень быстро рассыплется водой.

- Там где эти волны замерзают, люди живут? Это на границе полярного холода и экваториальной обжитой части?

- Об этом явлении все знают. А вот живут ли рядом?  Вода в океане замерзала большими волнами, когда дул ветер, в какие-то периоды, не постоянно. Ветер…  Ветер был настолько сильный, что устоять было просто невозможно.  В полярных зонах даже атмосферные газы замерзали. Потом оттаивали, но из-за разной температуры оттаивали с хлопками, фонтанами.    Образовывались «провалы» в атмосфере. Вот отсюда и дул этот своеобразный ветерок.

- Получались как бы дырки в облаке? У нас ведь тоже есть воздушные ямы. – Юля все еще пыталась вставить свои «пять копеек», чтобы направить нить воспоминаний, а вернее найти аналогию в своей действительности.

- Ночь там пепельная. Свет ночью отраженный в атмосферу планеты. Ось действительно не была наклонена. Солнце маленькое, но тепла хватало. Растения там выдерживали перепады температуры от минус 10 ночью до +30 днем.
Ближе к полюсам перепады температуры были больше, до минус 100 градусов. Именно это рождало великолепные эффекты.

 Крыши каменные, плоские, так как осадков не было. Балконы были без балясин, а с аэродинамическими наклонными перилами. Ближе к полюсам дома были из дерева.
Люди тогда вели завоевательные войны, которые, как начинались, так и прекращались строго в астрологические сроки, строго в соответствии с влиянием планет.
Вижу, что спят вне помещений, на траве, на земле. Строят в котловине от потухшего кратера, но не на дне, а на склоне воронки.
Спят тоже странно: если группа людей спит на большой площадке, то площадка окружена скалами с отвесными стенками. Спят все, не касаясь друг друга, строго с определенной стороны, ближе к скале.

- Это, наверное, связано с сильными ветрами. Не думаю, что дома строили просто так, а жили все время на открытом воздухе. Может быть, они за скалы прятались, когда был сезон ветров, типа нашего бомбоубежища. Или нет, скорее, как во время землетрясения, когда лучше подальше от домов быть.
Юлькины умозаключения давали Геннадию возможность сосредоточиться и найти тропинку в тот странный на наш взгляд, мир. Он видел людей вокруг себя, как привычных и близких знакомых, в то же время, делая пометки в своем уме о росте, особенностях поведения, веры.

-  На экваторе -  животный мир более разнообразен, типа барашков что-то было, но они похожи по размеру на кроликов. Рост людей тоже не высок – 1м 50см – это уже великан. Возделывали растения, как и у нас, ели этих самых барашков, как и у нас. А еще ходили в хадж, как и у нас.

Юлька оторвалась от своих записей, удивленно вскинув брови. Записывать особенности незнакомой планеты было интересно, увлекательно, как исследователю дальних миров, готовому к самым удивительным вещам, но Хадж? Переспросить? Но как? Гена уже на нее не смотрит, слов подходящих, чтобы не сбить, не спугнуть - не найти. Ждать, надо просто ждать, что будет дальше.

- Вернее это мало похоже на наш хадж. «Наш» - это я так, просто, ко мне это не относится, я же не мусульманин, а православный христианин. И все же это был именно священный поход.
Я не знаю, когда все это началось, но на моей памяти мы все знали, что в зоне между экватором и полюсом есть долина среди гор, где живут удивительные существа, дарующие священную пищу. Попасть туда очень не просто и возвращаются оттуда далеко не все.  Мы все привыкли к дальним переходам. В каждом поселке есть карта. Она огромная и представляет собой линии разного цвета на земле, отходящие от центра. Глядя на эту карту направлений, жители знают, что эта вот линия ведет к тем, кто ушел жить туда-то, а в этом направлении люди ушли и пропали. Значит, собирается группа и идет в новом направлении. Все знают, что могут не дойти до намеченной цели, но их это не смущает, они не боятся, что идти придется 5-6 лет.
Напрашивается аналогия с указательным камнем из наших сказок: "направо пойдешь – богатым будешь, налево пойдешь – убитым будешь".
А вот в Долину пойдешь – героем будешь однозначно. Насчет святости – не скажу, не могу провести аналогию. Скорее это была инициация, посвящение в мужчины или тест на мужественность. Не каждый мужчина мог отважиться пойти в Священную Долину, не каждого и пускали туда. Мне посчастливилось отправиться в это путешествие.

Ближе к полюсу, вернее чуть дальше от экваториальной зоны, настолько бывает холодно, что человек замерзает почти мгновенно. Долина находится в провалах тех скал, которые достичь можно лишь преодолев огромные  ледяные пространства. На этих просторах жил не просто холод, а ледяной ужас, который мы называли «Меч Божий». Я не знаю никого из вернувшихся оттуда, кто не видел ледяной ужас хоть в какой-то мере.
Мы не знали осадков в виде дождя или снега, там замерзал сам воздух планеты. Если в пустыне у нас самум или еще что начинается, то верблюдов и себя самих, путники накрывают и так пережидают песчаную бурю. Потом откапываются или не откапываются, как повезет. Там же если путник увидел, что воздух становится очень прозрачным, «звенящим», то жить осталось секунд 5-6. В воздухе начинали звенеть иголочки – это замерзал газ, находящийся в воздухе. Если рассмотреть такую иголочку, то она напоминает меч с гардой или крест.
 Чаще, возникал характерный мираж, тоже в виде креста. Мороз надвигался на путников не сплошной стеной, а языками, увидеть которые было почти невозможно. Опытных проводников с нами не было, никто во второй раз не ходил в этот путь, насколько я знаю. Те, кто вернулся, рассказывали это сдержанно, по-мужски, но спрятать пережитый ужас все же не могли. Мальчишки пересказывали друг другу истории очевидцев, и это обрастало теми подробностями, которые мало помогали в реальной ситуации. Жуткий холод сопровождал всю долгую дорогу, когда вдруг возникал огромный прозрачный крест, который под наклоном двигался на матовом одеяле замерзшего воздуха. Эта картина завораживала своим величием и звенящим звуком какой-то запредельной молитвы. Хотелось прикоснуться к этой картине, потрогать и проверить реальность происходящего. И… да, я это видел! Я видел того, кто протянул свою руку и тут же отдернул ее. На наших глазах кисть руки рассыпалась, но наш спутник остался завороженным и молчаливым. Я не знаю, что он чувствовал. Нам надо было спешить подальше от надвигающегося ледяного ужаса или от «Божьего меча»*, карающего любопытных и задерживающихся в пути. Неторопливый путь даже просто в окружающем холоде отнимал силы, саму жизнь, а Ледяной ужас не оставлял шанса никому. Кого коснется язык прозрачной смерти – неведомо людям. Мы шли дальше, мы спешили.

И вот на пути та самая гора. Планета больше нашей, сила тяготения больше. Подниматься нужно было 8 км, это не просто даже для привычных к условиям планеты людей. Ширина провала, в который нам предстояло тогда спускаться около 20 км. Спуск в саму Долину - 8 км, очень крутой, около 70*.

 Спускались в определенное время  года, спеша оказаться первыми и успеть набрать все, что нужно. Поэтому шли, когда лед был настолько холодным, что металл крошился. Поэтому ледорубов и тому подобного не было. Из металлических вещей был нож небольшого размера, применявшийся не  в качестве оружия. Оружие брать туда было запрещено законом, руководствовались  понятием святости того места.
Нож держали на груди, под одеждой. Одежда была теплая, но удобная и не громоздкая. «Юбочка» была разрезана на полоски, чтоб не сковывала движения как штаны. Полоски были развернуты наружу ребром. Для чего – не понятно, но именно эти полоски, нашитые на всей  одежде, помогали спускаться по льду. Отчасти они тормозили, примерзая к поверхности и отрываясь без сожаления.
Собственно лед - это не вода, стекающая с гор, как показалось бы для нас разумным объяснением, а замерзшая атмосфера.  Я повторюсь: осадков на планете просто не было. И, так как атмосферные газы не перемешаны равномерно, то и температура замерзания у всех разная, следовательно, и оттаивания, плотности. Благодаря этому в поверхности ледяной скалы были ямки, неровности, помогающие спуску.
Иногда эти ямки находились друг от друга очень далеко, и рассчитать траекторию до нее трудно. Спуск удавался далеко не всем. Пролететь по льду 25 метров до следующей ямки и не развить ускорение, способствующее полному «улету» - не всем удается.  Тем более, что затормозить даже в ровной и гладкой ямке трудно, а на поверхности вообще не обо что тормозить.
Я в тот раз увидел ямку только метрах в 50 и то немного в стороне от того направления, по которому мы двигались и по которому мимо меня пролетели уже человек 5 (наверное бормоча молитвы), не сумев затормозить нигде. Прощаться с их телами будем уже внизу.
Сразу за этой ямкой было что-то вроде сугроба, который вполне мог погасить мою скорость, если, конечно, я долечу до него. Но, «пофиг пчелы», надо так надо, на все Воля Аллаха. Я оттолкнулся от скалы и полетел вниз, понимая, что скользить в бок все равно не смогу. Все рассчитал верно, попал куда планировал, пролетев в свободном полете метров пятьдесят.
   Поверхность скалы дымилась от мороза, и рассмотреть все было не так просто, поэтому терраса, расстилающаяся сразу за сугробом, в который я плюхнулся с большим ускорением, была приятным сюрпризом. Дальше путь стал намного удобнее. Он был бы еще удобнее, если бы была возможность стесать многотонную отвесную глыбу, создающую такой трамплин, что решиться его «обкатать» смельчаков мало найдется.

Аллах на этот раз был ко мне милосерден, - я выжил. Прозрачная ледяная гора таила в себе не только сюрпризы в виде неожиданных препятствий и террас, но и очень интересные вещи, названия которых я не знал, как и предназначения. Можно было только догадаться, судя по смутным слухам дома, что вмороженный в лед агрегат использовали для протаивания пути сюда, в эту Долину благоденствия.
 С чем сравнить для понимания землянина? Таран или пушка? В общем, это был механизм обтекаемой формы на гусеничном ходу, из которого торчит ствол, диаметром около полуметра. Как на витрине можно было разглядеть все это, можно было заглянуть в этот ствол. Почему-то отверстие, круглое снаружи, оказалось квадратным внутри   до  определенной глубины. Квадрат, вписанный в круг…. Ничего в этом не понимаю.  Очухавшись на терраске, я продолжил спуск.

     В долине мы оказались первыми. Великолепие этого места поражало своей неожиданностью. Мы слышали об этом, мы пробовали на вкус то, что приносили отсюда, но увидеть, почувствовать да еще преодолев столько трудностей – это совсем другое чувство! Еще не успев отойти от дороги, не успев пересчитать свои ребра и тела погибших, мы оказались в плену у великолепия здешней природы. Воспоминания об этом доме на далекой планете живут и сейчас среди землян. Корни многих действий имеют начало здесь, и в частности в этой долине.

Если наверху, в экваториальной зоне растения имели красно-желтые цвета, а зеленый считался такой редкостью, что почитался, как большое чудо и как послание Гласа Господнего, благословением Аллаха, то здесь был только зеленый цвет. Я шел по этому благословенному мху, утопая по щиколотку, вдыхал непривычные запахи, не смотря на то, что наше обоняние было настолько притупленным, что о запахах мы никогда не говорили. Голова кружилась от восторга, ощущение опасности не просто отступило, оно покинуло нас навсегда. Мы дошли! Мы успели войти в Долину до того, как Меч Божий перекрыл вход в провал. Я не помню, чтобы мы пересчитывали выживших, я не помню тех, кто пришел вслед за нашим отрядом, я просто не хотел ничего помнить, кроме цели нашего пути.

А целью было желе, выделяемое местными обитателями. Говорить так уважительно о субстрате, выделяемом местными обитателями, как  о желе - для землянина, напичканного фильмами ужасов о слюнявых монстрах, по меньшей мере, странно. Но именно эти обитатели почитались за священных животных, разгадать природу которых так и не удалось.
Внешне они похожи на огромную аспидно-черную матовую каплю, лежащую на боку. Вытянутой частью они двигались вперед. Назывались, если приблизить произношение к понятному русскому человеку, «Грум». Только «р» была условной, а последняя буква едва угадывалась.  В переводе это означало «Черный камень» и произносилось с глубоким почтением, даже с придыханием. Лежащая капля была около 2 метров высотой. По сути, это животное было скорее движущимся камнем (похоже, что именно они живут на Сатурне), настолько твердым, что ничем не удалось до сих пор оставить даже царапину на поверхности их тел.
      Когда эти ГРУмы проходили по мху, то он менял цвет и становился съедобным, его не надо было вялить. У нас дома сырой мох был ядовит. Его ферментировали, потом выкладывали вялиться, а здесь он был «приготовлен» по высшему разряду. Проходили ГРУ  и над травой. Странным было то, что трава оставалась не примятой и такой же, как до них. Слизь, если так назвать желе, выделяющееся вслед за их телами и похожее на след от улитки, оставалась в самом низу у корней травы. Само желе – это отдельная тема, так как кусочек этого мармелада утолял голод и все потребности организма наших  соотечественников на родине на месяц. Четверть буханки хлеба на месяц! По вкусу похоже на холодец. Он никогда не портился, его приносили домой в виде замороженных брикетов. Мох, обработанный этими животными, доставлять было трудно, он очень высоко ценился, наподобие наших трюфелей. Вообще вся еда, доставленная «оттуда», ценилась так, как  возвращались не все «едоносцы».
  Под засохшим желе собирали ферментированный мох. Ради этого и стоило ходить сюда. Ради этого мы рисковали жизнью.

     Все отдохнули, отогрелись, привели себя в порядок, насколько смогли и начали экспериментировать. Подобраться и заглянуть под «брюшко» ГРУМУ никак не удавалось. Кто-то решил лечь на пути и таким образом оказаться под ним. Вот тогда-то…, но ГРУМ проходил над человеком и… и ничего. Самому экспериментатору казалось, что ГРУМ прошел мимо, хотя очевидцы утверждали, что лежащий был строго на линии пути животного и грум прошел над человеком, не оставив ни одного следа.
Тогда попробовали стоять на его пути: результат тот же. 
Каменные капли подползали к дымящимся, ледяным скалам, окружавшим долину в провале, и углублялись в нее. Потом отползали - и на этом месте получалась круглая ниша,  как будто их тело выпило лед. Иногда они глубоко внедрялись в скалу и тогда порой скалы обрушивались на них, погребая грумов под сотнями тонн. Но проходило время и животное (или высшее существо, существо другого порядка материи) появлялось в долине, оставляя за собой туннель. Никто не видел умершего грума.  Он не был теплокровным, но возле него всегда было тепло.
    Еще в долине росла очень вкусная травка с мелкими мясистыми листочками. На кончиках листочков расцветали цветы. Подобие суккулентов, можно было набрать в карман,  и она не пропадала, утоляя и жажду и голод надолго, восстанавливала силы.

Гена замолчал, бесцельно шевеля странички своей увлекательной книги про карбюраторы. У Юли впечатления тоже не спешили улечься в голове. И все же оставлять эту тему никак не хотелось.

- Красивая планета.

- Суровая и скудная жизнь по нашим меркам, - возразил Геннадий.

- Но и эта жизнь, и эта планета исчезли. Но как? Почему? Ты так и не знаешь?

- Когда появились летательные аппараты, способные доставлять пищу из провалов в горе (горах?) появилось желание прогреть  земли, чтобы был свободный доступ к этим оазисам.  И создать подобные оазисы. Видимо аппараты, что я видел во льду были первыми попытками прогревать лед. Неудачными, судя по тому, что мы об этом ничего не знали. Следующая попытка была более удачной и высокотехнологичной, судя по тому, что теперь мы не знаем вообще об этой планете. Они не учли особенности строения планеты. Это вызвало протест одних, желающих жить как предки и сопротивление других, стремящихся к прогрессу наподобие наших ученых, создавших коллайдер.
Изобретение оказалось эффективным и разорвало планету  на части. Гейзеры из газа выбрасывали куски планеты далеко за пределы ныне существующего пояса астероидов. Часть планеты стала кольцами Сатурна, частью колец, другая часть приблизилась к другим планетам. Ядро планеты стало поясом астероидов… и…

Геннадию не хотелось развивать эту тему, он скомкал ответ и отвернулся в задумчивости от жены.

- И? – тихонько, едва шепнула Юля. Что последовало дальше ни Гена, ни Юля объяснить не смогли. Родной, любимый Генка куда-то в сторону отчужденным языком начал говорить странные слова.

- Я еще раз взглянул на капсулу, сотканную из вуалей и пропитанную живелью, в которой спала моя нареченная. Ах, какой красавицей она должна стать к моему возвращению! Сердце рвется из груди от счастья! Я не смел представить ее лучезарный лик, даже мысль такую допустить в свое существо не мог. От рожденья и до самой смерти мужчина не смеет взглянуть на свою супругу не то, что представить ее лик, ее стать.


Мне не надо даже рассказов отца и старшего брата, я впитал это чувство поклонения  женщине с молоком матери, лика которой я тоже не видел.


Уже много веков я живу на другой планете, но именно это расстояние позволило мне по-новому взглянуть на наши обычаи, позволило вспомнить наш мир, наш Мальдек. Теперь его нет, теперь мой мир - это Земля. И он настолько мой, что я восстал даже против своей истинной веры, против Аллаха.

О, Аллах, прости мне это! Твое имя болью отзывалось в моей груди, а я спутал это с ненавистью, которая острее кинжала, потому, что спрятана в самом сердце. Теперь я знаю: Бог многолик и у него много имен. Я долгие жизни жил среди тех, кто рисует Божий лик, ангельские образы, чтобы понять это, чтобы принять это и не считать богохульников неверными.


 Сколько жизней понадобилось прожить, чтобы забыть те заповеди, что были моей сутью – я не знаю. Тогда я знал, что Аллах дает жизнь и Аллах ее забирает. Никто не видел Его. Мать  дает жизнь. Это Бог на земле и видеть ее может только такое же божество – женщина. Мужчинам это не дано. Даже детям не дано видеть мать без вуали.


Богатые семьи девочкам плетут кокон или капсулу из тончайших вуалей, пропитывая живелью чтобы ветром не сорвало покров. О, эти наши ветры… Бедные семьи готовили к рождению девочки кокон из тканей, пропитанных мальдекской ярко-рыжей землей. В таком же земляном коконе мы хоронили наших богинь.


Теперь мне следовало отправляться за этой святой субстанцией, за живелью в полярные зоны нашей планеты. Только после этого меня назовут мужчиной! Только после этого я смогу прикоснуться к моей повзрослевшей нареченной! Наша встреча будет подобна святой молитве, когда в благоговении, закрыв глаза, я дотронусь до нее. Аллах заботливо затуманит мой разум и оставит только волны восторга, длящиеся минуты для посторонних умов и бесконечную вечность для каждого мужчины.

 Один раз в жизни женщина-богиня нисходит к мужчине и соединяет небеса с землей, иначе это уже не будет святостью. И ради этого я иду  на смертельный риск, ради этого идут мои спутники. Но ведет нас туда тот, кто выше нас по духу, потому, что идет ради нас, ради продолжения рода  народа нашего города.       

Тишина звенела в доме на высокой ноте. Оставить все так? Нет, разум взял верх и Геннадий обычным, но тихим голосом завершил свой рассказ:

- А еще там были поляны удивительных цветов. Это были места, подобные нашей тундре, где коротенькая зима соревнуется с коротеньким летом. Там были хрустально замерзшие цветы. Весной они рассыпались со звоном,  и этот шорох-звон предвещал очередное чудо рождения жизни. На месте, казалось бы погибшего от лютого мороза цветка, появлялся листок, другой, большой и похожий на язык. Казалось, что природа дразнит: а фиг вам, не дождетесь моей смерти. Потом стремительно вырастал очень высокий цветонос, гораздо выше человека, возвышаясь надо всей поляной и торжествуя свою очередную победу.

 Медленно и трогательно распускался венчик белоснежного покрывала и испускал тонкую струйку аромата, трепетно подрагивая, роняя звенящие росинки. Цветок вырастал, не дожидаясь такого тепла, когда не будет замерзать роса. Он согревал росу в себе, но покидая цветок, она становилась ледяным хрусталиком.

Увидеть это чудо могли далеко не все. Ведь выдержать мороз в ожидании этого короткого мига человеку трудно. Это было посвящением настоящего мужчины. Это  было уроком - добраться и выжить в мороз, а потом уловить волшебный звон, неповторимый запах и почувствовать трепет собственной души, загрубевшей в войнах.




*  Напоминает "Ледяной палец смерти" у нас в Антарктиде, когда в воде возникает струя сверхнизкого холода и в мгновение убивает морских звезд (http://joy4mind.com/?p=887 ледяной палец смерти)