Опыты одного там

               
               

Эпиграф

Вот, люди какие плохие из городской управы…
      Обрезали ветки у тополей к зиме.
Зато теперь стволы под снегом не сломаются, а будут стоять. И выстоят.
      И весной отрастут у них новые ветви.

  Выше гор могут быть только горы

      Горы высокие такие, каменные. Неподъёмные, весят много, длинные, высят далеко. Где вулкан пеплом сыплет грозно, где снег лежит покрывалом белым, чистым-чистым, в укор всей грязи, суете да хляби земной. Умный в гору не пойдёт. Гора мышь родила. С горки да на саночках. Не об этом нынче речь. Как ведь оно в жизни-то есть.     Вверх или вниз, остальное – застой. Ну, или отстой. Хотя с другой стороны стабильность, некоторые гарантии, суверенитет… Не об этом речь нынче. Вверх или вниз. А если вниз, то лучше уж вверх. Вверх всегда лучше, просто потому, что вниз плохо. Что такое плохо? Не мне вам объяснять. Сами знаете. Плохо – оно у каждого своё. Как и хорошо, конечно.
   Вот, стало быть, вверх так вверх. А наверху что, собственно? Горы. Расщелины. Ледники. Оползни. Кислорода нехватка. В ногах свинцовая усталость. Притом в процессе интересная штука - дрюка получается. Вот лезешь вверх, все колени себе ободрал, шишек набил, пару раз сорвался, конечно же. А если и не пару, то и что с того?  И вот, стоишь наконец на вершине, всей такой тобой покорённой. Слегка завидуешь тем, кому предстоит ещё её покорять.  Гордость тёплая захлестывает, конечно, положительные эмоции водопадом разноцветным греют беспокойную душу.
   И внезапно, на раз, понимаешь, что победа эта твоя – победа очень маленькая. Снизу горушка высотой с Джомолунгму казалась, а долез, покорил – так, глядишь и видишь, - бугорок какой-то. Невысокий. А впереди ещё гора, и ещё, а за ними уж и вовсе горища стоит. И снова выбор извечный. Побиться в истерике, да и обустроить место, в котором оказаться довелось. Ну так, немножко. Чтобы поудобнее. Да жить себе, ни шатко, ни валко. Чо, дурней всех? Или стиснуть зубы, и несмотря ни на что, ринуться вперёд. На штурм. К следующей вершине. А от неё – ещё к одной, дальше и выше. Просто потому, что по другому нельзя. Как мне кажется.

   Деньги одного там

   Были у одного там деньги. Копеечка не копеечка, а были. Кругленькая такая сумма. Ему говорят – вложи в банк! Процент получать будешь. С хорошей суммы и процент хороший тебе получится. А один там – да ну вас сами знаете куда! Банки банкротятся часто. Потеряю денежку – кто вернёт? Под подушкой оно надёжнее. Дома денежку завсегда рукой пощупать можно. И ощутить в ладони приятную, тяжелую горсть желтых да белых кругляков, и похрустеть билетами казначейства в своё удовольствие. Неа, говорит такой короче.
   Ну тогда, говорят ему, вложи хоть в магазин какой. Дело всё же, с продаж прибыль тебе пойдёт, со временем, как разовьётся бизнес, в совете директоров сидеть будешь. Глядишь и приумножишь капитал-то. И, в деле поднаторев, свой магазинчик откроешь. Торговля дело нужное, на том свет стоит. Стоял и стоять будет. Торговать лучше, чем воевать, правда ведь? И гораздо лучше, чем воровать. Да и безопаснее. Да ну вас, один там такой отвечает. Дебеты, кредиты, сметливые продавцы, тырящие, что плохо лежит,  хитрожопые менеджеры, открысить себе на квартирку не прочь, покупатели требовательные. Суета. Возня. Не хочу. А кучка моя золотая – вот она, перед глазами. И не надо из-за неё голову себе ломать, о товарах да продажах до употения подмышек раздумывать. Нет – упёрся такой и ни в какую.
   Блин, ну хоть квартиру тогда лишнюю купи да сдавай себе, делать-то и вовсе ведь ничего не надо! Знай себе денежку получай. Ага! Говорит такой один там. Вот тут-то то вы и попались! Кидануть меня хотите? Сами, значица, заедете, а платить не будете да и съезжать не станете? Да ни за какие коврижки!
   Ну, тогда говорят ему, достал. Не умеешь с деньгами обращаться – другие, поумней тебя, найдутся. И отобрали у одного там все его деньги. Да ещё по голове стукнули. Больно. Так и остался один там нищим. Особенно после того, как в больницу сходил. Последнее достояние своё потратил на остатки здоровья. И плакал долго. А толку то? Плакай теперь, реви – хоть потоп устрой своими слёзками. Сидеть на жопе вредно. Денежки работать должны, если есть они, вот и вся недолга.
   
   Журавль в небе или синица в руках

      Журавль - птица здоровенная. Он ещё детей носит, или это аист? Ах да, аист. Но журавль, в принципе, тоже может. Только ему незачем. Летает высоко, а живёт на болоте. Вот почему почти всегда так бывает, – кто в болоте живёт, – повыше в жизни забирается. Слишком сыро  там, наверное, отсюда – дополнительный стимул к солнцу тёплому стремиться. Хотя если выше всех залетишь, - тоже, говорят, и холодно, и неуютно. И падать высоко. Зато светло и сверху обзор лучше. Если облаков нет. С дождём.
   На зиму журавль с журавлихой на курорт отчаливает. Так уж у них заведено, и дед, и отец журавля на этом деле не одну собаку съели. Вообще-то журавли собак не едят, но чтобы из холодной, снежной зимы да в ласковые объятия южного моря – тут не только собачку, тут и кошечку, и крокодила можно слопать. И не подавиться. И быть собою предельно довольным. И в следующий раз на бегемота с интересом гастрономическим посматривать. И облизываться.
  Летом журавль по своим делам в основном летает. Ещё семья у него, дети, их, конечно, кормить надо. Чтобы оперились как следует. Крутится, в общем, как может. Он, журавль-то, деловой. На менеджера среднего звена очень похож. Вроде фигнёй всякой несусветной  занят, а детишкам на молочишко добывает, есть у него это, не отнимешь. И авторитету побольше, чем скажем, у ботаника какого-нибудь, у физика-теоретика. Или, например, у удода. Когда летит журавль, – хрен его поймаешь. Высоко больно. Ловить можно, только когда сел. А садятся журавли нечасто, это редкий случай, чтобы какой журавль сел за своё болото, которое развёл. Журавль – птица ушлая, законы знает. Это не воробей, чтоб на мякину вестись. Ну и не лебедь, чтоб из-за эмоций жизни своей вред какой причинить. Любовные переживания журавлю до лампочки, до кочки. Поэтому ловить журавля очень трудно. Но надо. Потому что горизонт открывается несусветный с поимкой. Простор для креатива. Раскрепощение подсознания.  Перспективы с журавлём в руках совсем не те, что с синицей в кулаке.
   Но трудное это дело – ухватить журавля. Редко кому удаётся. А ещё так бывает, – схватил да не удержал. Или помял при захвате слишком сильно, и журавль подох. Вот тут совсем беда. Второй раз журавля в кулак зажать – совсем явление редкое. Для человека вовсе не характерное. Обычно синицей в таком случае всё и заканчивается. Или ещё так вот бывает: ловил журавля, поймал даже чего-то, оказалось – синица. Или суслик. И живи с этим дальше. Если сможешь. А самое главное, – даже если журавля зацапал, просто так дивиденды от одного этого голого факта получить не удастся. Журавль сугубо и трегубо делового подхода требует, сантиментов и расхлябанности не прощает. Упустить его легко, держать трудно.
Потому-то иной раз лучше синичка в руках, чем журавль во облацех. Но здесь каждый решает  сам для себя. Кто не рискует, тот не пьёт. То есть остаётся без журавля. Иной раз все три сосны пресловутые проплутать надо, а журавля себе взять. Потому что не синица по возможностям. Но долго это.
   Так что же синица? Да, в общем, ничего. Небольшая такая, грудка жёлтенькая, хвостик чёрный, глазки бойкие. Чирикает весело себе, крошки всякие обожает. Маленькие. Но ведь вкусные же! Курочка по зёрнышку, проживёт семейка. Приманить да поймать – никакого почти труда. Одно удовольствие. Живёт синица в лесу, это для здоровья полезно. Как творог и другие продукты молочные. Лес, он с грибами, с ягодами. Полянки травой зелёной, сочной полнятся, деревья всякие разные. Пеньки. Залюбуешься. Всю жизнь в лесу прожить можно. И не пожалеть ни разу. Но лес – он от центра далеко. И на машине в нем не очень. Да и банков медведи да лоси не держат, всё в себя предпочитают, и сразу. И из себя тоже. Простые в лесу нравы, незатейливые. И если кто с тонкой душевной организацией, допустим, да прямо с синицей в руке в лес, – худо тому. Очень. И поговорить-то толком ему там не с кем. С зайцем, что ли, об экзистенциализме або о пост-модернизме рассуждать? Убежит длинноухий, да ещё и скорую вызовет. Психическую. Или про индекс Доу-Джонса волкам втемяшивать… Они, волки-то, не поймут. А съесть – съедят, это они могут, за милую душу. Так что синица в руке – тоже не панацея. Хотя и легче, чем журавль в облаках. Ничего особенного для ней не надо. Работай себе, скажем, комплектовщиком, не грусти, праздники весело отмечай, хобби можно завести. Марки, например, собирать. Или в саду в коллективном возиться. Дёргаться никуда особенно не надо, да и незачем. Синица – она не журавль, перспективы не те. Но уютно, по-домашнему. Надрываться не надо. Многим синицы хватает.
   Но есть и которые строго по журавлям. Вот у тех по-разному. Неровно. А синица что, она и в Африке синица. Знай себе, посвистывает, да в кулаке тихо возится.
   Есть, конечно, вариант ещё такой. Сначала синицу словить, сил да опыта поднабраться, а потом уже на журавля идти. Но это уж как фишка ляжет. С синицей привыкают многие, а которым и неохота потом за журавлём по кочкам гоняться. И потом, когда журавля ловить идёшь, синицу отпустить надобно. А на такое не каждый решиться может. Поэтому лучше сразу на журавля тренироваться. Без дураков. А синицу в случае чего поймать - раз плюнуть. После журавля-то. Да ещё, глядишь, пожирнее какая попадётся.
  Ну да синица, журавль… Главное, чтоб не ворона.
   
  Любовь одного там

   Влюбился один там не на шутку. Ну, всё путём, конфеты-шманфеты, цветочки-стручочки, театры-меатры, рестораны-басурманы… Поцелуйчики,  прогулки при луне, обжимания в парке. Очень романтично, мля. Слов никаких нет. Воздушно всё так, душевно, презики со свистом пачками улетают. Милый, дорогой, как я тебя люблю! Она одному-то там. Родная, единственная, да я без тебя не жил, да ты свет в моём окошке… Один-то там ей, родимой, соответственно. Она, конечно, вся из себя превосходная, грудки аппетитные такие, и ноги, основное, от ушей. И зубы…
   Один там счастливый ходил до опупения. Пока деньги были у него. Пока мог ей дать чего нить вкусного - интересного. Ну, потом пожила она с ним. Немного. Самой-то жить тогда негде было, вот и... Лаялись, конечно. Разборки постоянные. Ей в ресторан охота, а он на банку свиной тушёнки «Великая стена» у приятеля в долг просит. Ей внимания охота мужского, а у него от такой житухи и не стоит совсем. Ну, ушла потом. К другому придурку с деньгами. Из очередного мешка тупорылого бабульки себе доставать. На яхте, говорят, по морю катается сейчас. Правда, яхта заложена уже. Ну да не суть.
   А этот, один то там, так страдал, так страдал… Аж повеситься хотел. Или убить кого-нибудь. Лучше её. А потом себя. Даже молоток с собой таскал, пока менты не отобрали. И правильно сделали, между прочим. Ну, прошла пара лет. Отошёл один там, отмяк. Бабу себе нормальную нашёл, женился. Тихо, скромно. Ладком-тишком. Живут себе, ребёночка ростят. А вы чего услышать хотели? А? Настоящая любовь стоит смерти? Так это, смотря какая любовь. Вот такая – она меньше чем ничего стоит. А вообще, чтобы любить – жить надо. Ладно, поделюсь секретом; может и любит ещё ту, первую, один-то там. Что-то было в ней такое - этакое. Ну и бабу свою любит, и дитёнка, а куда ж ему, простите, деваться-то теперь?
   
   Предполагать – располагать

   Человек, он не Бог.
Ну, то есть почти что Бог, конечно, в некоторых местах, но не совсем.
То есть строить-то может, ну не за 6 дней, не мир, но всё-таки строит себе чего-то там. Иногда, даже довольно неплохо получается. Евроремонт, например. Или коттедж. Или евроремонт в коттедже. А иногда вот даже, представьте себе, в хрущёвке евроремонт! Бывает же такое… Лепота… Если не поломает потом. Создаёт, скажем, человек и жизнь, но не очень. И не в одиночку. Вдвоём, втроём, иногда даже группой стараются. Ну, получается, в конце-то концов. Но не сразу. Сначала от 7 до 10 месяцев ждать, потом ещё до 15, а иногда и до 50-и лет дожидаться, чего же, в конце концов, выйдет-то из этого. Какая конкретно уж тут получится новая жизнь … И хорошо, если про неё в серии ЖЗЛ напишут, а то ведь может она и просто и под забором, и, хуже того, в расстрельном подвальчике закончиться. Или бутылкой по башке.
   Даже, допустим, если братьев наших меньших, овец, взять. Долли вот клонировали. Ну, способен человек жизнь создавать. Но далеко не повсеместно. Или вот предполагает человек истребитель какой новый выдумать, или заводик свечной себе прикупить, или бизнесом иным каким обзавестись частным. Или честным. Ну, или квартирку там приобрести по выгодной ипотеке. А ему бац! И банкротство. Или заболевание тяжёлое. Которое не лечат. Или лечат, но не совсем. Без гарантий. Но за большие деньги. Ну, как тут.…
   А Бог, он располагает. Того туда, этого сюда… Тем – по рогам, этим – слонов раздать. Розовых, в крапинку. Бог он, в общем. Он всё-всё-всё может.
   И что же делать? Мал Человек. Да только предполагать надо ему всё же. Потому и человек, не букашка, не рыбка, не страус, не орангутанг. Не какое-нибудь одноклеточное,  только таксисом и вооружённое. Предполагать ему да располагать. С Божьей помощью. И, даже страшно сказать, иногда Богу вопреки. Такое бывает. И временем, и силами, и деньгами. Оперу, скажем, написать. Художественно-музыкальное, то есть, произведение. Деревце во дворе посадить. Учиться пойти куда-нибудь. Хоть на инженера, хоть на менеджера. Работать, денежки зарабатывать, и покупать на них хоть квартирку, хоть хлебушек, хоть броневик с камерным оркестром. Надобно если. Так что Бог, он, конечно над всеми. И располагает. И не фраер Он, и всё видит. Но и Человеку, особенно Человек он если, располагать не вредно. Немножко так, Господа не гневя по возможности. Этак-то и приблизится Человек, глядишь, к Творцу. И в чём-то станет ему подобным.
   Можно ведь как: Денег нет? Заработаем! Квартиры нет? Построим!
Здоровья нет? Это хуже всего. Что же…. Потратить оставшееся с толком, да и точка. На мелочи не размениваясь. А как иначе прикажете?
    
Подвиг одного там

   Одного там при сосиализьме спрашивал строго учитель начальных классов:
Повторишь ли, если доведётся, подвиг Зои Космодемьянской?
Это такая комсомолка-диверсантка, если кто забыл. В войну с парашютом в лес к фашистам спрыгнула. Задание важное было у ней. И рация, и тэтэшник, и вера в вождя Сталина. Поймали фашисты разведчицу. Пытали долго и всяко  Потом повесили прилюдно. Но она от коммунизма и вождя Сталина не отреклась.
   Ну так вот. А и не одного там учитель-то много лет спустя с того подвигу спрашивал, класс весь целый. Оне, одноклассники-то, одного там, без тени сомненья – Яволь! Натюрлихь! Повторю! Как нефиг делать!
   А этот, один-то, задумался про себя – это ж очень больно!
И говорит – не знаю, нет, наверное… Ну… Всеобщее возмущение опять же…
Тряпка, слабак… Дурень… Потом сосиалистические идеалы-т поувяли-с…
Распродался класс, измельчал… Ни один не захотел Зоину судьбину повторять…
Ну а этот вот, один-то там, подвиг - нетленку,  возьми да и соверши…
   К тому времени как раз и война случилась новая.
Пашшёл в разведку, враги его поймали, пытали-пытали…
Никому ничего не сказал. Орал только. Ну, так и Зоя кричала, наверное, когда ей горячий утюг на живот ставили… А, это не ей, это ему. Ну, не суть.
Ну, хоть и не повесили, а  в тюрягу надолго определили.
У нас же таперича демократия на дворе… Хотя могли и повесить. Пожалели, наверное.
Душой размякли, не то, что товарищ Сталин и фашисты в своё время.
Человечней стали слегонца. На свою голову. За всё платить надо, за подвиги – особенно.
Эх, цель Зоина – коммунизм – то, кажись, обломалась… Лет на 300 задержка выходит, по самым скромным подсчётам, если конец света досрочно не наступит, или сапиенс вдруг резко не подобреет. Что сомнительно весьма.
   Ну, теперь вот на боженьку вся надежда… И на мощные транквилизаторы.
И на телевизор, конечно. Православие, народность, самодержавие…
Ой, тьфу, демократия… Извините.
Ну и что? Герои и тогда, и теперь больше всех всегда платят.
И хуже всех кончают. Во всех отношениях. Что фигово.

   Свобода – это

    С ранней юности, с лихого времени крутых взлётов и провальных падений, не давала
мне покоя фраза одна. Красивая по самое не могу, многозначительная как никакая другая.
 Итак, вот она: «Свобода - это осознанная необходимость».
    Кем, извините, осознанная? Самим собой или тем, кто рядом? Рабом или Рабовладельцем? Солдатом или Генералом? Студентом или Ректором? Тут попробуй только осознай. Мигом попадёшь под шпицрутены... Или окружающие в больные запишут, сторониться начнут и пальцем показывать….
   Какая ещё необходимость? В чём необходимость? В самой свободе? Или просто во всём, от пельменей до водки? (Прошу простить за несколько обуженный кругозор автора).
   Мол, осознал и необходимо (и достаточно) свободен?
   Делать всё-превсё, быть всем-превсем?
Глубокое высказывание. И, по-моему, ни о чём. Пустое оно….
   Свобода… Мираж, которой иногда касается нас крылом мотылька…. Который так же свободно затем летит на огонь горячущей электрической лампочки, как и мы свободны от общества, семьи, своего мировоззрения, работы, учёбы, чувств, которые колеблют нас, движут в ту или иную сторону… Пустое. Есть граммы свободы. Есть килограммы её.
Но за них приходится конкретно платить. И платить всегда, исключений тут нет, как нет. Платить деньгами, временем, здоровьем, дружбой, любовью. Ломать свою судьбу и строить себе жизнь по своему разумению. А то и по чужому.
 Итого, родилось у меня другое высказывание…
   «Свобода, за которую надо платить».
А осознавать, – не осознавать, необходимо или нет необходимости…
Слишком всё это сложно.

   Учёба одного там

   Учили одного там – учили… И так учили, и эдак.
 И тому помаленьку, и этому… То в академии, то в университете…
А он, один-то – ни в какую. Не хочу! И весь его разговор.
И вылет. И академка. И снова. И опять…
А обучение бюджетного студента дорого стоит!
   Ему и условия полегче, и график посвободнее, только всё одно – никак.
Сколько можно?
Ну, стало быть, не в коня корм. И плюнули на недоучку.
Поработал, поработал, помаялся, помаялся, поторговал, поторговал…
А потом возьми да и проснись, – а теперь я учиться хочу!
   Ан поздно теперя… говорят ему. А он ни в какую…
Пойду и выучусь! И ведь пошёл да и выучился…
С красным дипломом закончил.
Долго правнуки прадедом своим гордились, в 92 года институт одолеть…
    И специальность престижная, менеджер.
Не инженер, не врач какой-нить там…
   
   Три сосны в большом лесу

    В лес-то кто зачем ходит. Грибники летом по обабки, а к осени ближе, с мешками за опятами. Охотники опять же… Зайчика там подстрелить, кабанчика извести. Мясо вкусное, сочное, чистое экологически. Лесник грозный дозором ходит, не дай бог, что не то увидит… Страшное дело… Туристы, жители городские, с консервами, палатками и гитарами. Ну и с презервативами, конечно. Лес, он к романтике располагает. И к отношениям романтическим… Если комаров не считать. Так ведь и норовят, кровопийцы, во все мягкие места, от одежды свободные, впиться. Травка мягкая, если шишки все с неё посбирать, кусты заманчивые, да и в пивном отношении приспособлены неплохо. Сосны кроны свои высоко держат, берёзки ветви склоняют, рябина гордо этак произрастает, где ей хочется.
   За деревьями можно весь лес пропустить, понравится, скажем, одна какая-нибудь ёлка, и так и будешь помнить ёлку эту колючую, зелёную, как под ней сидел, на небо уставясь, да  думал, что прав в чём-то дзен буддизм, а лес в памяти останется большими и маленькими расплывчатыми пятнами. Однако, есть в лесу и опасность великая, – в трёх соснах заплутать не на шутку. Это если с перепою, или от расстройства чувств. Ну или от незрелости душевной. К сожаленью, сие встречается часто. Грибник, скажем, охотник, или тем более лесник не то, что на три, они и на  четыре сосны плевали, у них цель в лесу конкретная, ощутимая. Вот и не отвлекаются на всякие пустяки.
   А ежели опыта жизненного не хватает, и позитивизм в груди, аки пламенный мотор, не стучит, или, скажем, сомнения одолели – вот тебе, пожалуйста, и сосны эти. Одна повыше, постарше. Философского склада. Другая ниже, моложе. Вся такая практическая, от корней до иголок. А третья только в твоём воображении и существует, но от этого не легче. И ходишь меж них, и бродишь, и так к ним приглядываешься, и этак, - ан нет, не отпускают тебя сосны. Вдумчиво собираешь информацию о том, с какой стороны кора толще, где корневая система покрепче вцепилась в землю, и пьёт из неё, из землицы, соки для собственного роста да пропитания. То присядешь, то приляжешь под ветками игольчатыми, соснёшь с часик, и снова бродишь, ищешь что-то, чему сам ещё и название не придумал.
   Грибник какой увидит тебя со стороны, сочувственно покивает головой, покрутит пальцем у виска и обратно по своим грибным, прибыльным делам. А ты всё, ровно как заколдованный, круги вокруг сосен тех наматываешь. То ли Вера это, Надежда и Любовь ввысь, к небу тянутся, от земли сил животворных набираясь, то ли Горе, Злосчастье да Беда корни в грунт на 10 – метровую глубину пустили, да над тобой насмехаются игольчато …
   А может быть просто всё, дальше некуда. Никаких символов, никаких образов… Полянка в лесу, на ней сосны, сверху виднеется неба кусок. И уходить не хочется просто потому, что ядрёный смолистый запах голову кружит, в травке валяться приятно, думать о всяком разном. Например, где лучше грибы собирать. И какие.
   И не кончится это наваждение, даже когда выйдешь из лесу… В трёх автобусах будешь вдумчиво разбираться, куда какой повезёт, да под конец и уедешь на трамвае. Три девочки тебе глянутся, а какую из них своей спутницей в жизни сделать – так долго думать будешь, что у всех у трёх терпение кончится. Эх… Если б в трёх берёзках заплутать, или, скажем, в тополях… А тут сосны… Так до конца жизни и не отпустит тебя загадка – какую из трёх выбрать, да так, чтоб не прогадать, не ошибиться. И ещё то плохо, что, в трёх соснах проплутав – не увидишь остального леса. Некогда будет, ведь вдумчиво, досконально будешь изучать сосны эти, да так, что признанным специалистом – сосноведом станешь. Лучше меньше, да лучше? Может быть. А только всё равно – не плутать бы. Ну, сосны, как сосны, – и пошёл себе дальше. По своим делам неотложным. По грибы, например. А потом их, грибы-то и пожарить с картошечкой. Да и смистолить. Дорого блуждания обходятся. Особенно если на вопросы ответов нету.
      
Конец одного там

   Случилось как-то одному там футбол по телику смотреть. Чемпионат мира. Сидит, значит, на диване, глазами в экран вцепился. Одна рука бутылку пива обжимает, которую уже по счёту – не считано, вторая на голове подружки полёживат, равномерно покачивающейся над паховой областью одного там. Минет, одним словом. Сколько удовольствий сразу! Много. И вот он, голевой момент, трибуны свистят, комментатор частит, проход к воротам, удар… Гоол! Один то возьми да и заори со всей дури – гоол! А подружка испугалась, от неожиданности челюсти сжала… А челюсти при сжатии развивают довольно мощное давление. А зубы у подружки острые. Были. Сейчас неровные стали почему-то. Какой футбол, короче, в травм пункте зашивать пришлось.
С тех пор один там если футбик по телику и смотрит – то исключительно с пивом и больше без никого. Чтоб удовольствий за раз поменьше. А то не дай Бог…
   
 Так в чём же сила?

   Итак…
«- В чём сила, брат?» 
   Ой… Это из другой немного пиесы… Со стрельбой. Ну мы стрелять ни в кого пока не будем, попробуем без «Писмейкера» разобраться. Хотя вдвойне сложно это, без огнестрельного-то оружия. Слушать ведь никто не будет. Хотя… Может, будут?
   А всё же, в чём она, сила-то, в Ньютонах, али как? Сила, говорят, есть способность принять окончательное решение. Решил, стало быть, и кончено. И нет пути назад. А ну как потом где-нибудь правильное решение отыщется? И что делать тогда? Если надо было просто посидеть, подумать спокойно… Так ведь и времени-то часто именно на это и не хватает. Чтобы посидеть спокойно. Несёшься сквозь череду дней, встреч, прощаний, что-то выбираешь, кого-то оставляешь за кормой…
   Сила, это величина, да не простая, а векторная, каковая появляется в результате взаимодействия двух ли, или нескольких тел. Есть формула такая: сила, она равна масса, умножить на ускорение. То есть от двух вещей зависит, от массы объекта, и от ускорения, к объекту приложенного. Или объектом набранного. По воле своей, или другого какого объекта.
   Итак, стало быть, если в голове «пентиум» этак третий примерно простаивает, с поддержкой мультимедиа приложений, естественно, да масса этой головы хорошая, ну, за счёт костей, конечно, но всё-таки… Так вот, будет толк-то или нет? Сложно сказать. И что? Сразу мерять силу как массу помноженную на ускорение свободного падения? С седьмого, скажем, этажа да и хряп об асфальт. Со всей силы. Если внизу никого не окажется, чтоб падение смягчить сильным ударом тела сверху о тело снизу. Эх, сила-сила… Сила любви, сила удара о бампер, сила шприцевой иглы, с размаху вонзающейся в жаждущую вену… А вот интересно, есть формула для подсчёта силы разделённой любви? 1+1=2, 3, 4… Подойдёт? А если любовь неразделённая, где тогда минус надо ставить? А если сила любви на силу родительского гнева натыкается? Это уже получается третий закон Ньютона, что ли, Эф равно минус Эф? То есть с какой силой ты её к себе тянешь, скажем, с такой же силой и мамочка ейная её к себе, соответственно, подтягивает? И кого объект послушает, куда результирующая пойдёт? Равна ли сила толстой пачки сто долларовых купюр силе жима штанги из положения лёжа на сто пятьдесят килограммов? И кто победит? И смотря где.
   Вопросы, вопросы… А от них лучше на глубину. Например, достоверно известно и неоднократно проверено опытным путём, что определённая жидкость, с силой опущенная в тело, через девять месяцев и семь лет вполне сможет пойти в школу. И выдумать там со временем какую-нибудь совсем новую силу. Или вытеснить собой ровно столько воды, сколько сама весит. Если в ванну опустится. Тут по-разному бывает…
   Про заряд ещё не говорили ничего. Так вот, сила, она ещё и от заряда зависит. От положительного. Или от отрицательного, это уж как выйдет. И от силы тока крови по жилам, и зависимость тут прямая. Индукция ещё значение имеет, то есть поле, в котором заряды туда-сюда шастают. Не туда если пойдёт заряд – силы не получится. Вовсе. В общем, сложное это дело, сила эта. Неоднозначное. И всё-таки, в чём она?
   Мнение моё такое – каждый этот вопрос сам для себя решает. С учётом основных физических законов, естественно…
   
   Дружба одного там

   Дружил один там, конечно, как без этого. Супротив врагов помогает вельми, опять же. Кому мысль сокровенную в жару и холод доверить можно, у кого жилетка насквозь слезами твоими пропиталась? У друга верного. Иной раз, бывает, спорит - спорит один там с другом своим до хрипоты, до драки, до спазмов голосовых. Кардинально во мнениях расходятся, бывает. Покоя друг другу не дают. На самолюбие и себялюбие своё (и чужое) прут, как танки «абрамсы» на тэ пятьдесят пятый. Расходятся во взглядах, мнениях, теории, практике, сексуальных предпочтениях, денежных вопросах. Одному, к примеру,  – хентай. Другому – яой. Потом – наоборот. Всяко, короче, бывает. А потом снова, глядишь, то один зайдёт, то другой позвонит, и по-новой дружба поехала - пошла. Ну как уже без этого... Друг, если он настоящий, не копия твоя, не клон. Он тебя дополняет, обогащает, опровергает даже. Иногда. Если сможет. Но в беде никогда не бросит. Как друга распознать? Да вот если радуется человек твоей удаче, грустит твоей грустью, помогает в трудностях житейских – Друг это. Настоящий. Вот и весь разговор. Бывает, оступается дружба, проверки бытом або философией, или временем, ну там, или бабой, не выдержит, то один друг, то другой берут да в сторону уходят, на горизонте растворяются.
   А память славная остаётся. Как шли вместе на таран Большого Серого Города, пьяные и счастливые, и вся шантрапа в ужасе разбегалась, как стояли на мостике Одной Старой Квартиры, курили трубки (вру, «Приму» курили, трубок тогда не было ещё), да готовили верные шестидюймовки к долгому и трудному походу…
И в памяти друзья, живые и мёртвые, с тобой и за тобой. Как за каменной стеной. И ты с ними, и вы едины и сильны. Великая вещь – Настоящая Дружба.
   Тут что ещё отметить надобно: часто говорят, что в споре истина рождается. Может, и рождается, правда лично одному там ни разу при таких родах присутствовать не пришлось. Спор - это свалка само- и себялюбии. Тебе вроде дело говорят, - а ты на личность говорящего смотришь, соломинки в глазу у него считаешь. А так как через одного самолюбие больное - ерунда из спора часто получается. Так вот и заметил один там - с друзьями лучше не спорить вовсе. Ситуация раньше или позже сама разрешится, зато никто в душу не залезет, там не нагадит. Дружба дружбой - а служба службой. Математик плохо поэта понимает, хоть они и друзья. И бессмысленно усугублять.
   Да и вообще... Дружба... Вот есть люди с которыми хорошо. Даже если злят, выматывают, раздражают. А есть люди, рядом с которыми - плохо. Пусть говорят они важные, нужные, умные вещи. И ещё. Есть и такие люди, которых можно только использовать. Иначе они используют тебя самого\саму. А есть такие, с которыми вполне можно и нужно сотрудничать. К выгоде взаимной. Вот из них самые надёжные, самые лучшие друзья получиться могут. Со временем.          

   Карты – шахматы

   Жизнь, она начинается как придётся, какую уж там цифру из небесного лото Бог вытянет . Можно, конечно, все ходы по шахматному наперёд рассчитать, а потом бац – и ещё один совершенно случайный набор генов выходит в мир, пища, сопя и активно ища материнскую титьку. Какие тут расчёты? Сплошной закон случайных чисел, ежели карты нам судьба краплёные не сдаёт. Ну да это другой совсем вопрос.
   Так вот, значит, перекинулись в картишки, а дальше начинаются сплошные шахматы. Чем этот набор случайных (ну конечно папиных и маминых) генов кормить? На что жить ячейке общества? Как жизнь свою дальнейшую обустраивать? Воспитывать как? Пешка обычно ферзём стать не может, хотя и есть у неё, у пешки, потенциально, такая возможность.
   Но слишком много фигур других разных на доске. Вот конь, например. Очень резво прыгает. Нагадил, и на выход буквой Г. Хрен отловишь эту лошадь. Ладья массивная такая, прям башня осадная. С тёплого места фиг её сдвинешь. Слон, хоть слоном и называется, а тонкий такой весь, изящный. Тилигент. Далеко ходит, если возможность такая есть у него. Правда, не прямо, а всегда искося, по диагонали. Подлюга. Ему удобственно, остальным – как придётся. Так что кто пешка – тому, в общем, не повезло. В первом ряду стоишь, жертвуют тобой, читай, подставляют, разменивают. Всё, что есть у тебя – один ход прямо. Да саблей рубануть на косых от отчаянья иногда. Да водки дешёвой выпить. Ну, разве что одна из тысячи в ферзи выбьется к концу игры. В королевские помошники.
   А игра сугубо и трегубо расчёта требует, здесь блеф карточный не проходит нисколько. Кто на ход вперёд соображает, кто на два. А надо бы на десять. По гроссмейстерски. На то они и шахматы. А бывает, и не соображают нисколько. Хлоп! Бам! Бум! Сплошной размен! Пока поменьше фигур на доске не останется, сообразилка не срабатывает. А у фигур мнение их опять спросить забыли…
   Но жизнь – не совсем шахматная доска, бывает, король вытащит из кармана не ту карту – и добро пожаловать в первый ряд, в пешечный строй. А бывает, слону какому подвалит нежданно – негаданно джокер и вот уже он, слоняра, с ферзихой во дворце, на золоте ест, на лебяжьем пуху спит, и нос весь в табаке.
   Так что в жизни оба эти умения полезны. Надо и по шахматному считать уметь, ну и картишки знать, конечно. Глядишь и проканает.
    
   Депрессия одного там

   Депресняк одного там одолел, самый обычный серый депресняк. Работаю мол плохо, делаю всякую бяку, которая никому не нужна. Учусь, а толку… Мысли самые что ни на есть ползучие в голове, а с ними только до ларька за ещё одной бутылкой пивасика и можно сползать. Да и хмель с солодом уж не в радость в подавленном состоянии. Так, голову дурит, мочевой пузырь давит, а полёту никакого. Не играют жилочки. Учебники с прочими книжками толковыми ну как из рук валиться, на полках пылиться. Девушки - налево, друзья закадычные – направо и сидит один там такой весь из себя собой недовольный. Да живёт бесцельно, в безвременьи сером в пустоту дни тратит. Было время, гонялся за идеалами, горы свернуть хотел… Да только не стоили те горы с идеалами того, чтобы пальцем одному там шевелить. А может, хотя и стоило… Пальцем на спусковом крючке. А один там самый глупый вариант выбрал после всего  – устал, обиделся на весь свет и засел депрессию свою нежить. Смешно, подохнуть не боялся. А вот жить страшился. Так и пребывал меж миров, скрипя сердцем.
     Ну вот, сидел один там, сидел, нянчил больную душеньку, диагнозы собирал, а жизнь мимо проходила. А потом девочку встретил одну. Хорошую. А потом – мальчика. Умного. По городу погулял, пива выпил, водочкой перезагрузился, ну, не сразу конечно, не в один приём, иначе б плохо стало, в саду картоху покопал, старый «Новый Мир» почитал, «Жёлтые Короли», кажется.
И в алкоголе градус нашёл, и в саду спокойную силу земляную откопал, и говорил ему много настоящих, неярких да больших вещей поживший, опытный, добрый человек со страниц журнальных. 
 И отпустила его его любимая депрессуха, и посмотрел он на жизнь как на поле битвы, и как встал, как раззуделось его могутное плечо, как размахнулась его рука бицепсами-трицепсами… И дельтовидкой. И sfinkter ani 1 поучаствовал… Ведь в конечном счёте либо ты с проблемами разбираешься – либо они разбираются с тобой.
   Не сразу, конечно, на ноги после всего этого один там встал. Не вдруг. Но бесповоротно, навсегда. Но это уже совсем другая история, не про депрессию.
   Преодолевать такие состояния надобно, и чем раньше – тем лучше. Ломать серую тоску на корню, гнать её куда подальше. Дерьмо всякое в башку пущать нельзя – затопит. Массовым зрелищам да развлекалищам по возможности не поддаваться. И если без лекарств никак тягость душевную не преодолеть – то преодолевать её, поганую, с лекарствами.
   Нельзя хвост поджимать да нос вешать. Вредно это, а не полезно.
   
   Этикетки

   Случай, значит, такой был. Даже два. При Советском Союзе ещё съездил один парень в Болгарию, тогда в Болгарию тоже можно было съездить отдохнуть. Правда, не всем, но повезло ему с родителями его один раз, и поехали. Автобусная остановка – «спирка», копейка – «стотинка», рубль – «лев», болгарские дети, которое мороженое из урн подъедают в курортном городке Несебре за немецкими интуристами - всё, в общем, нормально. Курорт Слнычев Бряг, Солнечный Берег, то есть. И была у паренька мечта – купить себе джинсы. Ехал то за границу в 80-е, в СССР с ковбойскими штанами туго тогда было, только из-под полы и то втридорога. А в Болгарии можно. Даже выбор есть. Определённый.
   Ну, накупался, вкуснятинок всяких наелся, давай джинсы смотреть. Есть такие. Марка «Lord», made in England2, не налезают. Тужился-тужился, пыжился-пыжился, но широкие российские чресла штаны предполагаемого противника принимать начисто отказываются. Ну никак, в общем. Закручинился паренёк, а тут рядом, в соседнем киоске другие джинсы продаются. Синие-синие. Мечта. И налезли сразу же. Правда с изготовителем непонятно – «Buxop» какой-то. Ну да лейбл он не главный, если одёжка хорошо сидит. Приехал из Болгарии в родной индустриальный город довольный выше крыши – как же, джинсы! Его, конечно одноклассники обступили – что за обновка? Он им, гордо так – джинсы Биксоуп! Одноклассники уважительно – даа, мэйд ин не наша… Однако нашёлся один дотошный, как всегда бывает, этикетку рассмотрел пристально, да и захохотал заливисто. Все в недоумении, мол, чего ржёшь? Биксоуп, говорит? Вот дурень – Вихор!!! Вихор и есть, нормальное такое название болгарское… Потеряли джинсы в прелести примерно наполовину. Сшитое братьями-славянами – оно не такое престижное, как буржуйское. По крайней мере в те времена так было.
   Поскучал парняга, а потом придумал, как ему с этикетками раз и навсегда разобраться. Джинсы то хорошие оказались, не жмут, широкие, а мало ли что на попе у них написано? Был у него набор советский для тенниса настольного. Ракетки такие жёлтые, пупырчатые, припоминаете? Деревянные по самое не могу, играть невозможно. И что этот хитрец удумал? Взял этикетки от носков, в Болгарии купленных, на английском языке написанные, солидные такие, да и налепил ракеткам на ручки. Пришёл к народу в круговушку играть. Это когда все вокруг теннисного стола бегают, и по очереди друг другу мячик перекидывают. Кто не отбил – вылетает. Популярный спорт в то время. Пришёл такой, и говорит – вот какие у меня есть ракетки. В Болгарии купил. Мэйд ин не наша. Одноклассники чуть не передрались за право обладания. Разобрались, кому что, а этот лыбится втихомолку, змей хитрый. Ну, играют. Играют себе и чувствуют – что-то тут не то. Очень уж заморская прелесть на советскую туфту смахивает. Помучились ещё немного – марку надо держать. Продули вчистую, у парня то ракетка вьетнамская была, в Москве по случаю купленная, в индустриальном провинциальном городе, где они все жили, такие не продавались. Вот тут он им секрет этикеток и раскрыл. Могли и побить, конечно, однако засмеялись дружно все.
   Одноклассники всё-таки. И с тех пор ни один из этого класса ни на один лейбл не покупался. Что им всем потом пригодилось в смутное перестроечное время. Ну да «Вихор» там «Lord», Биксоуп или советская теннисная ракетка… Кой ляд разница, что там написано, кем замастырено? Лишь бы товар качественный был.
   
  Графомания одного там

   Писал один там кой – чего-то время от времени. Рассказы писал фантастические, язык от усердия вывалив, стишки даже романтические писал. Писал, значит, один там. Писал лет с семнадцати примерно. Стиха так по 4 в год, ну, рассказик раз в 4 годика. Почему так, спросите? А вот.
   Напишет чего - нить себе, сидит и думает – а не графоман ли я после всего этого? И сколько стоит то, что я написал? Понимал, собака, что не классик ещё. Фамилия другая. И не современник уже. Другая фамилия. Час пишет – 3 месяца думает, убивается морально да нравственно. Нет, всё же я наверно этот, слово который нехорошее. Папе, маме покажет – они похвалят, конечно, друзья от них не отстанут, ну, да не филологи они грамотные, не критики литературные. Так, программеры какие-то там, педагоги, сисадмины всякие. Кафку от какафки не отличат. Ужас. Ну, не прошло и двадцати лет такой жизни, а пришёл таки один там к настоящим литераторам. А куда ж ещё ему прикажете? Был бы умный – раньше бы пришёл, а так…
   Ну, что уж тут. Не Боги горшки обжигают. Короче пришёл такой весь навороченный, я мол типа пишу давно, в ряды хочу встать. И членство дайте. А ему: так-так, ну-ну, молодой чемодан, а ну-ка покажи, чего у тя там в закромах-то имеется? Рассмотрели. Обсудили. И мнения разные были. Не графоман ты, грят, морда, но ни фига не умеешь. Вот тут и дошло до одного там, кто он есть. Дурень просто! Вместо того чтобы читать серьёзные книжки вдумчиво, да потихоньку со своими опусами сравнивать, слова учить новые, в критике понемножку разбираться, заметки вести, дневник, сидел двадцать лет, фигнёй страдал. Неуверенный весь такой. Да ленивый. А времена-то изменились таперича, и опубликоваться-то сложней стало, все ж пресс-менеджеры, болтологи со стажем, да домохозяйки с Рублёвки в литературу ломанулись, духовные такие. Причём отнюдь не в развлекательную. Ну и начал один там учиться, скрипя зубами. А куда ему ещё. Любит, гад, писать, это дело. Ну, хоть не графоман всё-таки. Да и кто графоман...    
   Ярлык это просто. Состояние недалёкого ума и бедного языка в данный, конкретный момент, а вовсе не медицинский диагноз. Писать хорошо надо, вот и всё. Тогда респект. А чтобы прыгнуть выше своей головы – долго тренироваться надо. Среди тех, кто пишет, есть много тех, кому это, литература, просто дано не до конца. С изъяном. Бывает, что ж поделать. И совсем есть мало тех, кому это дано с концом. А работать и тем, и другим надо до упора, до точки, до изнеможения. Вот тогда и толк будет. И везде так, и на заводе, и на складе, и в лаборатории.
   Или вот ещё: жил да был на Руси в 19 веке граф такой, Дмитрий Иванович Хвостов. Графоман ужасный, ужаснейший, ужасающий. Неисправимый. Как считали тогда
все-превсе. И Пушкин так считал, и Дельвиг, и Кюхельбеккер. Смеялись над Хвостовым безудержно, зло, безжалостно. А вот недавно почитали его современные литературные критики как следует, – и обалдели. В поэзии Дмитрия Ивановича, оказывается, был двадцатый век предугадан стихотворный. Ну конечно, за 100 лет до этого, в веке девятнадцатом, никому и в голову не приходило писать так, как стали только в двадцатом.
    Вот графоман-то какой могучий граф Хвостов оказался. 
         
Судьба

   Всё, говорят, предопределено свыше. Дедуля, папуля твои карму насобирали – а она возьми да и перейди тебе по наследству. Знай теперь, чакры чисти. А то родишься в следующей жизни не тем кем-нибудь. Ещё говорят, от судьбы не уйдёшь. Яблочко от яблони недалеко падает, и кому на роду написано повешенным быть, – тот не утонет.
   Так, значит. А ничего не забыли? Ведь если гению три раза в день кряду повторять – дурак ты, ты дурак, дурачина – он, конечно, гением быть не перестанет. Но и гениальностью своей радовать нечасто будет от такого вот обращения. Жизнь наша – дела, слова и погодные условия. Ну, Бог ещё, иначе совсем уж туго. А судьбу себе слабый и глупый выдумал, чтобы поражения свои не слабостью и глупостью, а звездой в созвездии Альдебаран объяснять.
   Или астропрогнозом. Астрологи молодцы такие… Насобирали концентрированный психологический опыт за тысячелетия. И советуют ныне с голубых экранов, со страниц газеток, с рекламных объявлений. Да и откуда только не советуют. И если им поверить – так последнее, что тебя от животного отличает, потеряешь. А именно, свободу воли.
Ведь если скажешь себе – я тупой – отупеешь. Скажешь – я маленький – и на соски заглядываться начнёшь. А если скажешь себе – я сильный, я умный, я люблю?
   Бывает, везёт. Бывает, не везёт. Жизнь, она вообще штука полосатая. Но вот что совершенно точно установлено – так то, что подготовленному да смелому везёт чаще. А сильный да умный и вообще поражение в победу превратить сможет. А неудачи мобилизуют резервы организма, а успехи расслабляют…
   Откуда вера, скажем, в приметы пошла? Давным давно не знал человек ничего и всего боялся. Вот и начал совпадения по свойски объяснять, внушать себе всякое. Про чёрную кошку, про правую ногу, про левое плечо… А на самом деле, во что веришь – то и происходит. Поверишь, что не повезёт тебе – и обязательно что-нибудь плохое отыщешь в подтверждение. Уверишься в везучести своей – горы свернёшь. Правда до них дойти ещё надо.
   Судьба… Дела и слова всего лишь. Думай, что говоришь – да делай дело. И человеком, по возможности, оставайся при этом.
   
   Поэзия одного там

   Лечили одного там 20 лет подряд.
Сидел, писал чего-то… Вредный такой.
Некоторое рвал, потом ,глядишь, опять сидит, пишет…
Плохо ему – пишет. Хорошо ему – пишет.
Приходят сладкие созвучия, новые словечки – он их в работу.
Что выносил, прожил, придумал, то и пишет.
Доктора его и таблетками, и уколами – ан нет!
Пишет сидит…
Ему мама с папой – иди балбес, работай!
Ему по фигу. Сидит, пишет.
Всем надоел.
Нашёлся правда один невоздержанный, прочитал там у этого, чего там он пишет…
Оказалось, этот-то, лечили которого, и вовсе поэт настоящий…
   
 Господи… Везде одно и то ж…

   Господи… Ну почему сей мир именно такой, а не какой-нибудь другой, например. Сильный жрёт слабого, ты начальник – я дурак и наоборот, подсиживают, завидуют, крысятся. Из-под стола скалят зубки свои острые, да тяпнуть за тапок норовят. По головам даже в общественном транспорте ходят. Даже бабульки с сумками бронированными.
   Ну, был вот социализм, там всё понятно, всё изначально плохо и неправильно устроено. Сама формация общественная условия жизни волчьей диктовала. И бесплатные детские садики, и образование, и здравоохранение…И оборонку. А не Аспирин Упса по телевизору, который и трупные пятна прямо на экране выводит. Стоп, отвлёкся. Так вот, социализм – это плохо было. Очень.
   Сейчас всё по справедливости, всё хорошо. Дай Бог Президенту здоровья. Почему ж законы то волчьи остались? А утопией светлой опять же и не пахнет, волк на ягнёночка облизывается, ягнёночек пук травы послаще отхватить норовит. Да поближе к пастуху быть, в случае чего. Да овечку себе выбирает посимпатичнее.
   Ась? Так вот что скажу – никогда по-другому не бывало. Глупо это – рассчитывать на Царствие Божие на земле. Может и наступит оно когда-нибудь, это светлое завтра, если человек природу свою поменяет. Альтруизм подхватит или добротой заразится. Бескорыстие да благородство вылечить не сможет. Оно и сейчас встречается, правда, далеко не повсеместно.
   Вороны такие есть белые. Или подыхают вдали от стаи, или стаю за собой ведут, или дерутся со стаей не на жизнь, а на смерть. А стая жирная пофыркает, посопит – и обратно – питаться да размножаться…
   Да стишки писать о зелёной травке с ручейками. Чтоб нейтральненько было, чистенько да благостненько. Попостненькей.
Чтоб извилины не клинило. Чтоб не болело. И чтобы совесть не…
   Ну что же. Выход один, как мне видится…
Сжать зубы и спокойно делать дело
Вдали от скуки, суете назло
Не торопя событий путь несмело
Не клянча у судьбы, чтоб повезло.
   Так и дойдём до чего-нибудь в конце. Может, и до вкусненького чего-нибудь.
А может – и сожрут. Хрен его знает. А жизнь, она нисколько не меняется. Ну то есть в главном, в основном. Тридцать лет назад одни трудности были, десять лет назад другие пакости, теперь вот тоже несладко. Всё зависит от твоего взгляда на жизнь, от отношения к ней. От цели поставленной. Жизнь твоя есть то, что думаешь о ней.
   
    Служба одного там

   Служил один там. Хорошо так служил, а Родина хотела, чтоб служил ещё лучше. И весь разговор. И пришлось одному там ещё лучше служить. А определённую международную напряжённость никто и в мирное время не отменял… И, странное дело, выжил в процессе службы этот, один-то. Куда б его в этом процессе ни закидывало. В разных местах бывал, да. Повредился конечно немножко, это было, но главное, зрение осталось, вкус имеется, нюх не пропал. А тонкие материи – то ли есть они – то ли нет их.
Пенсию, конечно, выслужил. Благодарная Родина с голоду помереть не дала. Правда и поесть как следует на эту пенсию не получилось бы, а всё же мелочь приятная.
И пошёл один-то работать военруком в одну там школу. То есть ОБЖешником. И психологом по совместительству, психологов в школах не хватает. Все психологи в фирмы рвутся, таких психологов Родина выучила. Продвинутых. В психологии бизнеса разбираются, а вот в детской, подростковой, юношеской… Зачем им. Лучше мальчиков да девочек деревенских на активные продажи, сиречь на беззастенчивое втюхивание натаскивать. Это завсегда пригодится. Или резюме кандидатов на должность под микроскопом разглядывать. А ну как коммунист? Страшное дело. Такая работа, она прибыльней гораздо и хлопот меньше. И ноутбук сразу. Да ещё на машине возят.
   В общем, так вот и работал один там, в школе, значит. По возможности. А надобно сказать, что службу-то оставленную свою любил. И Родину свою. И порассказать много смог чего, когда гриф секретный сняли. Влиял, в общем, на детей.  Из них половина потом по его стопам Родине служить пошла. И не все выжили. Не все. А по-другому и не бывает. А этот, один-то, спокойно себе спал. Его в своё время так же на дорожку эту тот, кто выжил чудом, натолкнул. И чего уж тут нюни разводить. Один из десятка, мальчики и девочки. Один из десятка. Грудь в крестах совсем близко к голове в кустах. Жалко, конечно, не вернувшихся. Очень жалко. Но всё-таки, если Родина прикажет, или осознаешь её зов… Родина с чего начинается-то? С родителя. С учителя. И даже с психолога. Если он настоящий. А ещё внутри она, Родина, у каждого. У кого так глубоко, что и не видно совсем, а у кого – по-другому.
   
Масс Медиа сказки

   Эхма, кинчики… Что есть, скажем, терминатор? А с чем есть ситхов и джедаев? Поплавать бы на «Чёрной Жемчужине», да помахать вволю абордажным тесаком... Интересно, насколько царь Леонид и 300 его спартанцев  круче Волкодава? Спинной мозг счастлив, животные инстинкты возбуждены донельзя, зрелище первостатейное. Если кусок хлебушка с маслицем имеешь в дополнение к голубому экрану. Ну, хорошо хоть, не розовому.
   Думать не надо, вот что главное-то! Всё и так покажут. И сиськи главной героини в выгодном ракурсе, и длинный меч или там мощный бластер героя, которым он крушит злобного врага и налево, и направо. И прямо даже крушит, и назад. И под углом немыслимым тоже. И вражьи пули отскакивают от него во все стороны. Вот склизское противное чудовище аппетитную блондинку жрёт. И замер зал в ожидании – всю зараз сожрёт или как, пару кусочков лакомых деткам своим оставит.
   Книги ещё фантастико-фэнтезийные. Обязательно звёзды и секс. Или там эльфы, орки и секс. Ну, может, просто приключения на фоне звёзд с орками и эльфами. И секс опять же.
Если кто читать умеет, то загорится его воображение. В плане секса среди звёзд. И нескоро потухнет. И идут строем далеко проблемы реальной жизни. Выпиливается деревянный меч, ладится из проволоки кольчуга и идёт человек в лес, воображать себя орком или эльфом да петь у костра. И ждать неземного секса. А пока ждёт, эльфийский язык учит. Ну, не самый ещё плохой вариант по нынешним временам.   
   Компьютерные игрушки опять же. С ними, с игрушками-то, хорошо. На улицу нос высунешь – что, не одолевают ещё гоблины на плазмотанках таджикских дворников? Не одолевают? Ну ладно, позовёте, как одолевать начнут. И сидишь себе, батальонами командуешь. Або принцессу златокудрую спасаешь. Это уж кому как. И состояние души самое лучезарное. Проблемы то решаются! Вот прямо на этом экране, здесь и сейчас, в нарисованном виде, ты и Бог, и Царь, и Герой. А что там снаружи – это пусть другие разбираются. Не хочу. Увольте. Так ведь жизнь есть жизнь. А игра – это игра.
Жить играючи… Припеваючи жить… Так и доиграться недолго…
   Что такое есть, в сущности, компьютерная игра? Интеллектуальное курение, пьянство. Добровольный перевод мозга на более низкий энергетический и стрессовый уровень. «Огненная вода» цивилизации.
   Комп – он костылём может быть. Для защиты от нервного напряжения, житейских неурядиц, больного самолюбия. Однако взамен на виртуальное удовлетворение требует реальные силы, настоящее время, не такие маленькие деньги. А комп, он ещё и рычагом может быть. Благодаря которому закрутится с удвоенной силой и энергией мир реальный,  разноцветный вокруг тебя. Если не играть, а работать.
    В интернете статейка была занятная. Прогрессирует оскудение среднего ума, стремительно развивается бездуховность. И всё это с компьютеризацией поголовной связано, точнее, с «игрушечным» её направлением. Зачем в реальности чего-то добиваться, если на экране всего за час 50 фашистских истребителей сбить можно? Круче Покрышкина! Тот всю войну кожилился, две эскадрильи его прикрывали, и всего где-то 60 сбил за четыре года. Вот ведь… И прикладываешься, и прикладываешься к виртуальной бутылочке с реальной «огненной водой»… И сидишь перед экраном дисциплинированным кнопконажимателем. И если бы только перед экраном…
   Ласковая прелесть порнухи опять же… Зачем образы поэтические искать, женщину с бутоном цветка сравнивать, с рассветом и прочей красотой? Всё ж и так видно уже.
В разных позициях, по многу раз, на любой вкус… И стрижка в интимных местах художественно выполнена.
   Ну, а с другой стороны, умный да развитой даже из этого всего себе возьмёт, да на ус намотает. Вот только как ему допрежь того развиться-то? Трудно. Хотя есть, есть ещё и театры, и библиотеки, и Джим Джармуш, и Франсуа Озон. Прорваться бы к ним через Героев Меча и Магии. Мало, однако, прорываются-то, что жалко.

Владимир Ильич одного там

   Жил да был на свете Владимир Ильич, дедушка Ленин. Всю жизнь умные слова писал. Государство себе построил. И не только себе, альтруист. Для народа для простого в основном старался. Угнетённых всяких жалко ему было. И глаза такие добрые, с лукавым прищуром. Пятьдесят пять толстых книжек одних сочинений только написал. Многие покупали. А у одного там остались тома эти от родителей. Томов премногих тяжелей. Сидел, смотрел на них. А ну-ка, думает, применю с пользой! Взял эти книги, мыслей мудрых полные, да и сдал в макулатуру. А на вырученные деньги целых два литра крепкого пива купил в пластиковой сиське. Да и выпил всё тут же, без закуски совсем. За здоровье гениального Ильича на том свете. Такая вот лениниана короткая получилась. Два квартала. И 50 рублей. Зато алкоголя восемь процентов. А до дедушки Ленина ведро бархатного пива на Руси 50 копеек стоило в любом трактире.
   
Об одном чувстве

   Я л ю б л ю т е б я. Девять букв, три слова. Такое простое предложение… А ещё – кто любит, кого любят. Кто говорит, что любит, и что при этом имеет в виду. Любовь – не симпатия. Не чувство обладания. Не удобство пользования. И, конечно, не вздохи на скамейке. Хотя вздыхаешь, конечно, вздыхаешь. И воздыхаешь. А, бывает, и сдыхаешь, если не передохнёшь. Любовь плотская… Её пропустим. Кама Сутру лучше почитать по этому конкретному поводу. Или порно посмотреть. Или глянуть на студенческие жизнерадостные надписи на партах вузов, например: «я люблю ебя». Одна буковка всего лишь потерялась… А суть проступила.
   Чистота любви, её цена – каковы? Или чувство это цены не имеет? Чем за любовь платить? Любовью? А если любишь меньше, чем тебя? Вот, например нельзя быть добрым наполовину. Или ты добрый, или – нет. Так же и любить наполовину не получится. Страсть ещё с любовью часто путается, мешается. Бывает, что побеждает она любовь. Тогда – худо. А идиллическое, платоническое чувство откуда? Или в наш век виртуального секса изжили мы этот пережиток сентиментальных дам и джентльменов с концом? Нет, к счастью, ещё встречается. Хотя редко. Любить ближнего по религиозным канонам… Блюсти заповеди… А ну как этот ближний твоей бескорыстной любовью в своих интересах воспользуется? Что такое – любить? Как это – любить? Внешние знаки внимания, внутренний свет одухотворённых глаз, чистый дом и готовый ужин? А может быть, просто всё? Неважно будет он твоим или она твоей, сын он тебе или отец ты ей – если от его (её) боли у тебя на душе нехорошо – первый шаг к настоящей любви сделан.
   И ещё. Любить – значит беречь. Беречь, не смотря ни на что, до конца, больше, чем себя.
Любить – значит беречь.
   Любовь – она как ветрянка. В раннем возрасте обычно легко протекает, а чем дальше – тем осложнений больше.
   Любовь… Вообще то их целых три. Любовь идеальная, что возвышает. Любовь к делу, любовь к стране. Любовь плотская, что утешает. И любовь по выбору, из коей могут быть, например, любовь к знаниям, любовь к деньгам или любовь к войне.
   Такими вещами чёрт не шутит. Хорошо, если есть оно, незатейливое счастье обладания друг другом. А ведь бывает и так: вздыбиться над окружающим, разодрать её и свои нервы в хлам, уйти на бреющем, кренясь то на левый, то на правый борт…
   Древние про любовь много знали. Абу Али Ибн Сина, Авиценна то есть, даже включил её, как заболевание, в свой трёхтомный «Канон врачебной науки». И схему лечения придумал. Стадия первая – отвлечь влюблённого музыкой, танцем, чтением книг. Не помогло? Стадия вторая – дать влюблённому возможность удовлетворить желания плотские с доступными женщинами. Не помогло? Сохнет влюблённый, чахнет? Света белого не видит? Ну тогда пусть женится на той, какую выбрал, что уж тут поделать.
   Любовь…
   
Медицинский одного там

   Ну вот, значит, поступил один там в медицинский. Учится себе. А тут экономический кризис в стране разразился, жрать нечего стало. Все давай себе пропитание искать. Ну и этот, один то там, наблюдать стал окружающее в рассуждении чего пожрать. Глядит, стало быть: на кафедре патологической физиологии все сытенькие такие, толстенькие, весёлые. Там кролики были у них лабораторные. Ректорская кафедра. На кафедре микробиологии – мелкие все, шустрые, злые. Там крысы с мышами были подопытные. А на кафедре физиологии все грассируют мило так, прононс ненашенский, изящные все – лягушки там были для опытов. Для демонстрации рефлексов. А кафедра диетологии об ту пору и вовсе закрылась. Ну, подумал один там, плюнул и уехал в деревню – картошку сажать. Тем и выжил, да ещё наганом воронёным, коим урожай защищал.
   
Дас ист фантастиш!
 
   Собрались русаки в забегаловке, водки намахнули, как водится, и давай за нации рассуждать. И вышло толково. Вот почему у немцев чистота, порядок, «Мерседесы», «Опели»? Работают аккуратно, получают прилично. Культура производства на уровне. Начальник мастера уважает опять же. Платит ему хорошо, из массы выделяет. Лишнего немцы не напрягутся, на заводе детальку в 50 кг весом стропалят, вместо того, чтоб вручную на палетту поставить. Берегут себя. Дас ист гут!
   А у нас? Как платят, так мол и работаем… И начхать на порядок во всех его проявлениях. А в перерывах от неудовлетворённости организма балуемся красненьким. И что тут первично – что вторично – материя ли, сознание ли… Или как живёшь – так и работаешь… Или вот Кулибин был такой. Кунштюки всякие выдумывал интересные, немцам и не снилось. В немецкой бы земле за ум свой светлый миллионером стал. А на Руси нищим помер. Давно было это, но ни черта с тех пор не изменилось. Торгаш, да вор, да чиновник при деньгах, остальные – в ж… Эх, мать Россия… Так в тебе много всего до сих пор, что народ твой потерянный ходит. Да дураки по дурацким дорогам ездят в большом количестве...
   Собрались немцы в пивной после работы, новость обсуждают, головами качают, носами крутят. Руски мушик опять нас победиль! Пьёт свой шнапс сидя в нашем «Мерседесе»!
   

Всё вовремя одного там

   Всё вовремя надо делать! Сказали раз одному там. Жёстко так, принципиально. Мол – если вовремя не сделал - не успеть уже. А ему, одному-то там и ответить нечего. Да, было время. Да, увлекался всяким разным. И нигде толком ничего, такие дела. Ну, взялся наконец за ум – и тут ему такое. Вовремя всё делать надо! Категорически так. Это конечно, правильно, ну а если вовремя не успел? Дела, может, ещё более важные, ещё менее неотложные находились?
   Поэтому подумал один там, развернул плечи, да и выпалил в ответ: лучше поздно чем никогда! Лучше вообще чем никак! Лучше меньше, но всё-таки! И затихло на другом конце. Недоумённо. И тихо там до сих пор. Переваривают. А один там, задрав штаны, вот уже который год бежит, торопится. И, может быть, наверстает. А может, и нет, но будет знать, что всё, что мог – сделал. И что не мог – тоже.
   
Быть или казаться

   Тут ведь как… Вопрос центральный. Казаться или быть? Казаться блестящим, успешным, умным, а быть при этом уставшим, больным, разочарованным. Или казаться добреньким, а быть злючкой. Или быть слабым – а казаться сильным. Принцип мафии и разведки всех времён и народов – не будь тем, кем кажешься! Да и государство вот кажется сильным-пресильным, а само в долгах по уши, население работу искать устало, военные программы свёрнуты по причине безденежья… А это как? Попробуй только истинное лицо своё показать – мигом схарчат.
   Лучше конечно быть здоровым, сильным, хорошим. А если не получается? Главное – не врать людям? И представать пред ними больным, мелкодушным, вредным? Так ведь плюнут, да и отвернутся. А меняться у человека хреново получается. Сломаться можно – измениться – сложно. Хорошо быть. Только не у всякого получается. А вот казаться способны все. Хвост павлиний распушат – здрасьте вам с кисточкой, вот мы какие…
   А какие мы? Не очень, если вдуматься. Пожалуй, тут главное – себе не врать. И знать чётко – вот тут я есть, а вот здесь – таким хотел бы быть. И ещё – неплохо бы в процессе показушность эту изживать потихоньку. Психологи как говорят? Не можешь прямо пройти по дорожке, шатает из стороны в сторону? Выложи на дорожке ровный ряд белых бумажных полосок, да и иди от одной к другой. Получилось? А теперь представь их в своём воображении, да и иди от одной к другой соответственно. И многих вылечили, между прочим.
   Что себе ведь представишь, во что поверишь – то, в конечном счёте, иметь и будешь. Поэтому кажись себе  умным – да книжки академии наук почитывать не забывай. Добрым кажись – а старушке место в троллейбусе уступи. Сильным кажись – и штангой понемногу занимайся. Так вот и перестанешь казаться, и, глядишь, быть начнёшь.
   Да что уж тут. Можно казаться. Можно. Только вот бывают в жизни ситуации, когда казаться уже совершенно недостаточно. А надо просто быть. И многие не справляются. И начинаются кризисы, импотенция, литры водки… А зачем? Лучше всё-таки просто быть.
Можно как? Самый нижний уровень… А можно и по другому – первая ступенька.
   И ещё. Когда ты есть – не нужны тебе ни звучное, пустоватое, часто очень грустное слово «почти», ни разноцветное, но беспомощное «если бы». А вот когда только кажешься…
   Можно любить – можно казаться влюблённым. Можно дружить – можно делать вид, что дружишь. Но получится-то, в конце концов, вот что: или ты живёшь, или кажется тебе, что ты – живой.
   
Борьба одного там

   Труд это борьба! Борьба это удовольствие! Сказал однажды Ромен Роллан.
А один там задумался. И понял ровно половину – что удовольствие – борьба. И давай бороться. А поскольку с обстоятельствами и другими людьми бороться стеснялся – начал бороть себя. Регулярно, без устали. Ну, борьба с собой к результатам приводит, определённо. Так себя заборол – мать родная узнавать перестала. О внешнем мире начисто забыл, некогда, бороться надо! И ушёл в полный аут. И долго оттуда вылезти не мог. Вот что с неподготовленным сознанием одна мысль классика сделать может.   
   Особенно если понял её не до конца или неправильно.

Кривда и Правда

   Встретились как-то Кривда с Правдой на узенькой тропинке. Правда вся в рванье, хромает, глаз подбит, пахнет от неё… Плохо пахнет. Кривда одета по последней моде, плотные пачки хрустких купюр из карманов торчат, животик навыкат, глазки сальные, наглые. Тут бы и разойтись им тихонько, да Правда снова Кривду начала ругать-поносить: ах ты, говорит, подлюга! Ты что же это делаешь?! Ведь нет на свете тебе благодаря больше ни Совести, ни Честности. Совесть от твоих выгибонов гнилых удавилась намедни шнуром от телевизора, а Честность плюнула и продаваться пошла. Дёшево. На кольцевой сейчас стоит, ноги длинные в колготках сетчатых демонстрирует.
   Так ведь, без Совести да Честности и Честь по рукам пойдёт, недолго уж ждать осталось… Вздохнула Кривда этак устало и говорит тихим, бархатным голоском: ну что ты хочешь, сестрёнка? Что я могу поделать, если вы все не нужны? Вот ты, Правда, – тебя если по телевизору показать – полстраны тут же ума лишится. Революция случится. А это ж кровь, боль, смерть. И будет ли лучше? Подумай сама – зачем ты обывателю в сытой его, спокойной жизни? Душу будешь бередить? А что он сделать сможет, если ничего от него, бедного, не зависит?
   Да и не видит тебя никто, постоянно по архивам валяешься, пылью покрываешься, за семью замками сидишь. То ли дело я, гладкая, позитивная, убедительная. Ты про ложь во спасение не слыхала, что ли? Так и это тоже я. Скольким жизнь спасла – уже и не упомню. А если ты, резкая, неприятная, голая вместо меня говорить начнёшь – что будет? Да уж ничего хорошего. Да и могут ли люди принять тебя, по давней своей привычке ровно половину помнить и ровно половину говорить?
   В истории всех государств и наций какой главный принцип, знаешь? Горят рукописи замечательно, вот какой! Каждый новый король, правитель историю под себя завсегда пишет, старается. Я при них как сыр в масле, а ты-то где? В анекдотах да рассказах ветеранов, выживших удачей да случаем, которые никто никуда никогда дальше шёпота в курилке не пустит.      
   Да и потом – правда ведь у каждого своя, разве нет? Одному – водку, другому – ананас, третьему – рябчиков. И каждый прав по-своему, вот ведь что! Истина-то как раз в этом и состоит. Да и потом каждый лишь свою часть правды знает, лелеет, и не надо ему больше. Мозги взорвутся. А ты всё чем-то недовольна, милая моя. На мой тебе совет – подыхай скорее! Нету от тебя никакого проку. Только и можешь, что орать да и то иногда, по недосмотру. Пошла прочь!
   Так и разошлись Кривда с Правдой на узкой дорожке. Кривда к очередному богатому хозяину, Правда – в новый пыльный и бедный архив. Кривда идёт, песенку весёлую поёт, Правда плачет, водку пьёт по дешёвым забегаловкам.
   С начала истории человеческой этак то сходятся. И всегда Кривда сытая – Правда голодная. Всегда Кривда популярна – Правду почти никто не знает. У Кривды – тысяча лиц – у Правды – одно, да нелицеприятное. Но никогда не спускает при встрече Правда Кривде. И никогда Правда не умирает, как бы Кривда втихую пришибить её ни старалась.
   И не умрёт никогда. А вот почему – загадка…
 
Взрослёжка одного там

   Был один там маленьким совсем. Потом подросток был, потом юношей стал. И видел, думал, чувствовал чётко, непосредственно, вкусно. Мир ему разноцветным представлялся. А как подрос один там ещё побольше, за тридцатник перевалил, так потускнели окружающие краски, выцвело небо, спустился серый туман на города, деревни и коллективные сады. И долго не мог один там вернуть себе тонкость, чуткость восприятия. И водкой пытался, и музыкой, и девочкой – всё без толку. Пока рос, развивался, узнавал мир – новизна впечатлений захватывала. Вырос – а чего это я здесь не видел? Однако, вскорости вернулась прежняя острота да непосредственность восприятия. Маленький не задумывался о смерти, а за тридцатник – стал. Что там, за горизонтом? Когда по мешку мешалкой прилетит? Откуда? И стал жить как в последний раз, и пиво снова повкуснело, и девочки задлинноножели, и мир вновь в радугу оделся. Так что, действительно, нет у природы плохой погоды. И возраста плохого нет. А старость начинается неизбежно, когда думаешь, что всё уже было, всё уже видел. А на самом деле каждый раз все хоть немного – да по-новому.

Слова

   Слова. Хорошие, пустые, Злые, разноцветные, больные, тёплые. Сколько стоит слово?
Да по разному. Иное – ничего не стоит. А другое золотом оплачивается. Бывает, воздух от слов трясётся – а сказанного – ноль. А бывает, скажет человек два-три слова – и в точку, в дугу всё. Хочется, чтобы ещё он чего-нибудь сказал этакого. Летают по миру крылатые фразы, выражения, которые живут своей собственной жизнью. Яркие, сочные. Учёные люди их в словари запихивают, а они оттуда вырываются, да и живут себе на вольном воздухе. 
   Сила слова… Бывали в людской истории титаны и мыслители, слова которых неподъёмными веригами висли на людях, не давали им шагу ступить. А и наоборот бывало – окрыляла фраза, вдохновляла книга, и брали неприступную цитадель. А потом гарнизон начисто вырезали, конечно.
   Словом можно убить. Смерть, конечно, не физическая будет. Хотя восточные мастера, говорят, знают такие слова, которые форменным образом жизни лишают. Кодовой фразой, сотрясающей эфир, закупорят начисто канал ци, и привет. Пожалте к гробовщику на примерку. Однако если убить словом в человеке надежду, если веру злым словом в человеке отравить – духовная болезнь, смерть душевная над ним замаячат. И вопрос большой – возродится ли человек после этого. Да ведь ещё и когда возродится-то…
   Недаром к войне классической, бактериологической, термоядерной да химической а так же экономической, тайной и явной ещё одна добавилась. Информационная. Действенная такая войнушка. Военные психологи всё новые методы давления на сознание посредством слова вырабатывают, диссертации секретные защищают. А что в основе? Лишить противника воли к сопротивлению, подавить инстинкт жизни. Чтоб как лемминги – построились в колонну и ать-два строем со скалы да на камешки. Страшное дело.
   Но и спасти словом можно. Дейл Карнеги зашёл раз в библиотеку, искал он там книжку про то, как жизнь словом лучше сделать. Про червяков 40 книг нашёл, а какую искал – ни одной. Пришлось ему самому слова тратить, такую книжку писать. И написал неплохую, хоть и американец. И ведь помогает его творение, реально жизнь полней да лучше делает. А вот тяжело если, скажем, да к другу верному пришёл, да посидел с ним, косточки начальнику перемыл, подружек ветреных по винтикам разобрали – глядишь, и полегчало. Или спасу нет, проблема давит, раскрыл книжку (необязательно ту, которую Дейл Карнеги написал) – да и нашёл там ответ. И вздохнул – выдохнул полной грудью.
   Страшное это дело – слова. Только через них человек человеком становится.
А каким человеком станет, да сколько его собственные слова стоить будут – большой это вопрос.
   
Ужас одного там   

   И представилась одному там страшная вещь…
Самцы бывают смелые и трусливые. Смелые размножаются без проблем, воюют, умирают. А бывают ещё и трусливые самцы. Драться боятся. А самку надо, и пищу надо, и норку уютную тоже ведь надо.
   Вот и придумали трусливые себе занятия – идеи добра, красоты распространять, поэзией и прозой заниматься, философией и прочей игрой словами. Концепциями, идеями, изобретениями как хвостом павлиньим к себе привлекают. А что в основе? Страх битвы, борьбы. Страх завладеть чем-либо.
   И холодный пот потёк меж лопаток одного там, пишущего поэзию и прозу, занимающегося в свободное время наукой и философией…
      
Программирование…

   Хреново нынче пишущему брату. Я не про бульварную литературу говорю, ей то всегда хорошо. Знойные страсти, головоломные детективы, зубодробительные харизматичные герои публике широкой завсегда нужны. Я про литературу, которая на статус серьёзной претендует. Толстые журналы тираж сокращают, магазины книжки на реализацию не берут, граждане телик предпочитают поглядеть в плане духовной жизни. В девятнадцатом и прочих лохматых, далёких веках фильмов с компьютерными игрушками не было, сериалы массовым сознанием не овладели. Люди не программы к программам программным кодом для программистов писали, а сонеты, рондо, элегии. Тоже ведь своего рода программирование… Стихи – вообще высшая математика литературы.
   Эпос, лирика, драма… Откуда катарсис возьмётся в десятой части роскошной графически да убогой содержательно компьютерной «стрелялки»? Поиграл, поприкалывался с друганами, – и за пивом или там в инстик, ну, или на завод. А перечитаешь «Преступление и наказание» и вот он тебе, пожалуйста. Как под душ душевный сходил, всю накипь будней смыл с себя начисто.
   Ну да какому грамотному потребителю это надо в нонешние торговые времена? К тому ж семь миллиардов (или сколько их там за всю историю земную набирается) почивших поэтов да прозаиков с драматургами обо всём уже вроде написали… Так? Не так!
   Каждому времени – свои слова. Всё уже было и всё ещё не раз, дай Бог, повторится, но совпадения стопроцентного не было и не будет! С каждым годом то угол зрения чуть-чуть изменится, то постановка проблемы, то личное мнение… Хорошая вещь созвучна своему времени. Вещь гениальная время своё опережает. Однако ж компьютеры кругом, компьютеры… Не выйдет ли так, что со временем они писателя начисто заменят? «Собор Парижской богоматери» и «Незнайку в Солнечном городе» писать за пять минут одновременно станут?
   Один такой эксперимент, к слову, уже с блеском провалился. Я об интернете. Анекдот хороший есть, иллюстрация: мечта о том, что десять миллионов обезьян, если их посадить за пишущие машинки, раньше или позже напишут «Войну и мир», признана после десяти лет существования всемирной паутины «Интернет» несостоятельной. Обыграл комп Гарри Каспарова в шахматы, а вот в Го, восточную игру, где необходимы интуиция и доскональное знание своего противника, так играть и не научился. Словари рифм на литературных порталах такие списки выдают, что хоть стой – хоть падай. Чушь редкостная. Но, может это только пока, до времени?
   Кто его, этот искусственный интеллект, знает? В конце концов, если компьютер как классик мировой литературы писать станет, не так уж это и страшно. Мало ли на свете бывших профессий? Переквалифицируемся в заведующие ЖЭКами, на худой конец. Лишь бы компьютер вместе с игрушками, киношками да журналами глянцевыми настоящую, большую литературу не отменил начисто. За её полной ненадобностью для сознания потребителя – как так, ведь за книжкой художественной ещё и думать надо!
   Ужас!

    Скоряк одного там

   Приехали два фельдшера на уличный вызов – один там, маленько пьяный, покачивается и мычит чего-то невнятное. Фамилия? Мык-мык. А больше ничего, ни документов, ни одежды приличной… Ну бомж, да ещё в дымину пьяный… А тот возьми ко всему да стань хватать их, фельдшеров доблестных за нагрудные карманы… А в карманах тех ручки лежат, да коробочки с наркотой. Ах, так ты ещё и наркоман?! Ну, сам бог велел. И давай его фельдшера от души валтузить. Везут в приёмник: Фамилия?! Мык-мык. Хлоп! А и с другой стороны так же. Фамилия?! Мык… На тебе в пятак! А он, пакостный, всё за халаты хватается, в карманы нагрудные залезть норовит…
   Мычит чего-то, ну да кто ж пьяного-т слушать будет… Ну, привезли. Дверку только открыли – тот от них как от чертей адских ломанулся, помчал так, как будто рекорд новый на стометровке ставить собрался, даром что хромал на обе ноги. Спасся в приёмнике, со стола ручку хвать, клочок бумаги – рывк, и пишет тем фельдшерам, кои как раз об это ж время до него добрались. И кулаки уже наготове. И пишет один там на том кусочке бумаги из последних сил своих  – «немой я, сволочи!»
 
Китайски всклят
 
   Какие вы луськие огланиченные…
Или белий или класный. И больсе ничиво.
А вить исё и зелёные есть, и количневые, и голубые, и лозовые…
Нильзя на одну нозку стула опилаться, вот в Евлопе – голый менталитет и холосо им там? А у нас в Китае иссё и духовность, и физкультула.
Нация вымилает, если только на одно сто-нибудь опилается.
Вы, луськие, так лвануть впилёд мозете, если всё ето поймёте…
   
Они не прилетели к одному там

   Тебе плохо? Тебе конец? Да, плохо мне, конец мне – думал один там. И так думал, и сяк думал. Ничего не выдумал и уселся на пенёк помощи ждать. А пирожка у него не было.
И никто ему не помог. Даже те, кто хотели, и то не смогли. Потому, что помогали как себе, а надо было – как одному там. Ну, или просто самолюбие своё тешили. А многие и вовсе смеялись и дальше шли. По своим делам.
   Даже семья, родные люди, и то помочь не смогли. В самой глубине души оставался один там всё тем же маленьким мальчиком, и в глубине души всё ждал – вот придёт мама, придёт бабушка… Пожурит, может быть даже отругает – и поможет. Обязательно поможет. А папа сильный, папа большой – он выручит… Бабушка умерла. Мама приходила, но не могла ничего сделать с проблемами, потому что проблемы были уже совсем взрослые. И полностью его, одного там. А папа в то время испугался ещё сильнее, чем сын и тоже стал злым и пьяным маленьким мальчиком. А дедушка работал.
Дедушке некогда было. Хотя рядом с ним было тепло.
   И понял один там, что жизнь – штука суровая. И девиз у неё один: тебе плохо? Выбирайся сам. Никто не поможет. А вернее так – никто не сможет помочь, пока сам себе помогать не начнёшь. Да, в общем, закон-то этот местами только фиговый. В целом-то – нормальный. В целом – справедливый. Дура лекс сед лекс. Что же тут поделать…
   Ещё и похуже есть. Например – закон подлости. Или бутерброда.
   
Об одном процессе
   
   Процесс пошёл, как в своё время говаривал глава одной большой-пребольшой страны.
Правда какой это процесс – распада или синтеза, озвучено своевременно не было. Но народ воодушевился. Гласность и демократия пёрли изо всех щелей, перестройка дошла до фундамента и разнесла его по кирпичику. Вместо того, чтобы сидеть и думать, пели и бегали. Добегались. Подняли голову бандиты, навалились «друзья» из-за бугра, которые не могли спокойно спать, пока большая-пребольшая страна была сильной и могла отстоять свои интересы и на суше, и на море, и в воздухе. И даже в космическом пространстве.
   Потом эту страну стёрли с географических карт, но процесс, набравши скорость, и не думал останавливаться. Губернатор уступал дорогу воровскому авторитету, подводники на боевом дежурстве теряли сознание от голода, джигиты спускались с гор и брали себе, что хотели.
   Кто-то мучительно размышлял, как же по справедливости обустроить то, что осталось. А кто-то не менее напряжённо раздумывал, как бы оторвать себе в личное пользование кусок побольше. Вторых было гораздо больше, чем первых, но их стреляли чаще.
   Нашлись настоящие люди. Начальники цехов, заводов умирали от стрессов на рабочем месте, но давали потрясающую продукцию. Рабочие по полгода не получали зарплату, но не отходили от станков. Неумелые мальчишки с автоматами упирались изо всех своих пацанячьих сил и ценой одной своей маленькой жизни останавливали сытых, подготовленных, увешанных оружием террористов. Девочки любили, ждали, не продавались. И кончилось смутное время. И стало появляться на улицах всё больше не испаскудившихся душой, пусть и небогатых, да сильных, чистых.
   И слава богу, что тут-то процесс начал потихоньку терять свой ход. Выдохся. Но совсем не остановился. И слава богу, что появились в уже не очень большой, хотя всё ещё пока немаленькой стране и другие процессы. Хотя тоже пока непонятно – централизации или тотализации. Ну да это уже совсем другая история.
   Хотя народ опять воодушевился…
   
Дедушка Павлов и одна там собачка

   Дедушка физиолог Павлов очень любил одну там свою собачку Чучу. Чуча была дворняжкой и жила вместе с профессором, питаясь с его стола. Гуляла Чуча в своё полное сучье удовольствие. Дедушка Павлов только ласково ухмылялся в окладистую бороду.
А маленьких собачьих деток любвеобильной Чучи добрый дедушка-физиолог в своей лаборатории до смерти резал ножиками, морил голодом и бил электрическим током, изучая на них сложные рефлексы. Людей-то ему никто не давал. Уставши от такой работы, дедушка Павлов приходил домой, медленно снимал свой макинтош и ласково гладил Чучу по кудлатой голове. А она изо всех своих сил махала куцым хвостом и была совершенно счастлива.
   
Не надо; или два слова о педагогике

   Чего это не надо? А вот: не надо мешать маленькому человечку идти своей дорогой, если дорога эта ведёт его к хорошей, честной, чистой цели. Можно лишь подправить на этом пути, оградить от грубых ошибок. Щедро поделиться своим опытом. Надо научить человечка работать, получать удовольствие прежде всего от дела, отдыхать, любить, дружить и обязательно – аккуратно переходить через дорогу. А ещё можно научить срезать углы. Это время здорово экономит. И лучше не бить, а хвалить. Но знать меру и не перехваливать. Что с промашками делать? Так ведь это и на своём примере объяснить можно. Что, не ошибались ни разу сами? То-то и оно.
   Зато будет маленький человечек уверен, что идёт своей дорогой. Будет гордиться каждой маленькой победой, учиться сжимать зубы при поражении. А если человечка толкать на свой, торный или тобой для него выбранный путь, зачахнет человечек, погаснет. Будет себя жалеть, капризничать, успеха не добьётся никогда. И кто виноват? Маленький, который не знает, или взрослый, который типа знает точно, что этому маленькому в жизни и от жизни надо. Лучше маленького знает…   
   Можно ли уберечь человечка от него, от самого себя? Нельзя. От себя ещё никто не уходил. Нет таких героев, не было, не будет. Можно лишь научить не распускаться, жить в мире, в ладу с самим собой. И тогда даже если очень трудно будет – человечек выдержит. И знать будет, что своей и только своей дорогой идёт. А вот если будет думать, что тропа перед ним – чужая – вот тут уж ничего из такого не получится.
   Сломается. Раньше или позже.

Зоопарк одного там

   Нажрались, один там с корешами, паразиты, и пропёрло их в зуу сгонять. В зоопарк, то есть, по-английски. Ну, прикатили, а пива много уже было, сами понимаете, внутри-то, и остались орлы одни, после закрытия напротив клеток с фауной разнообразной… Дошли и до носухи, прикалывались, потом давай её пивом поить. Потом один там залез на клетку, сидел там и много думал, потом внутрь залез и принялся носуху бедную в смысле пива совращать, а ей и так уже хватило бы. Решил было её спереть, потом подумал – а не пропоить, блин, носуху (а уже в ней, в носухе - то бутылка пива плотно сидела). Вылез из клетки, посидел на крыше, потом  копнуло - да меня же парни ищут! Полез один там обратно с клетки, носухе ручкой сделал. Глядь, - а дружбаны-то уже в павильоне над обезьянами подлым образом измываются. Сначала бананы бабуинам в горло пихали, ну, поймали одного, зажали в углу, правда, сторож оказался. Бананы, правда, схавал, давясь и пофыркивая, потом ещё и водки выпил. 
   В общем, отожгли. Планируют ещё раз сходить, барса снежного за хвост дёрнуть

Про английский и не только

   … More – английский: больше.
      -  латинский: смерть.
 А наши русские дурочки, которых тогда уже зацапала стальными когтями молодая, полная зверья, наглости и такой доступной (с виду) простоты, система… Почему они курили More?
Да ведь проще простого:
первые дамские сигареты
MORE = МОРРЕ!!!
Как им, из ада коммуналок, общежитских казарм хотелось на юг, в тёплые и ласковые объятия безбрежного сине-зелёного благолепия… Ощущение парения, полёта… Оно живёт в человеке, и просыпается временами, даже если ты не был знаком с голубой мокрой стихией, она жива в твоих генах, в памяти предков и манит, и зовёт… 
Многим ли удалось, и какой ценой… Вот вопрос…
    Совмещение англо-американского и русского вообще было долгим, болезненным процессом… И в этой связи поанализируем кой-чо любительски…  В школе
 учил английский. Учил не очень, отвлекался… А недавно задумался о сравнительных преимуществах русского и английского языков… Ну, скажете, куда полез – точно так, лишку хватил… Образования филологического не имею. Но всё же… Дажить, грять, коту позволено смотреть и при этом думать… Давайте посмотрим, сравним:
РОССИЯ – ЛЮБОВЬ
АНГЛИЯ – LOVE
   У англиков короче на две буквы!
И сколько в этой «корочести», сжатости, чёткости изложения от расы моряков, рыцарей круглого стола, устроителей Великой Британии.
А у нас мягкость, душевное тепло, долгое, подсердечное слово…
То же самое с другим словечком:
СМЕРТЬ
DEATH 
В целом – у нас длиннее, у них – короче.
   У нас – душа, у них – чёткость заведённого, отлаженного механизма.
Знаменитая сухость, английская сдержанность и русское удальство, расшиздяйство, которое не раз изумляло, а бывало что и спасало мир.

Рыбалка одного там

   Захотел один там рыбки. Чебачка серебистого, окуня полосатого, леща толстого, щуку зубастую. К делу основательно готовился, долго, со вкусом. Купил удочки бамбуковые, крючки титановые, поплавки гусиные, наживку разную, долго выбирал место рыбалки, оценивал инвентарь, советовался с друзьями, купил билет на озеро. Рассказывал, какой он крутой рыболов. Два года учился рыбу ловить.
   А как до дела дошло – вместо честной рыбалки сходил на рынок и купил там всякую рыбку. Сварил ухи наваристой, приговорил её с водочкой, да и успокоился.

 

 
Животное

   Что есть человек? Душонка, трупом обременённая? Зверь страшный, разумный? Что человека от животного отличает? Зверюшки, они тоже любят, общаются, о потомстве заботятся. Разум, чувства, инстинкты и у нас, и у них имеются. А что всё таки сапиенса выделяет на эволюционной лестнице?
   Да ещё и смотря какого... Есть так называемые люди, которым кроме питания, размножения да зрелищ и не надо ничего больше. Назвать такого - человек? Большой вопрос.
   Любая система изначально стремится к состоянию с наименьшей энергией. Чтоб отдавать поменьше, значит. Вот вытянулась кошечка поперёк кровати, лапки растопырила, и лежит-полёживат, дремлет. Вот пришёл отец семейства домой после работы, включил телевизор, компьютер включил, сериал смотрит, в «Зуму» играет, и не надо ему больше ничего. Ни квантовой физики, ни русской классики. Ни о детях заботы. Большой человек...
   Лаской, добротой человеческое мерять? Так ведь зверь тоже ласку чувствует. И тоже может укусить гладящую, кормящую руку. Совсем как человек. И благодарность - общее, зверечеловеческое свойство.
   Есть всё таки у хомо три качества, которые животному миру неведомы. Тем и отличаемся, наверное, от зверья. Вот они: воля, дисциплина, альтруизм. И в ком их много - тот великим становится. Неважно, великим плотником или учёным, дрессировщиком или рабочим, неважно. Главное - живёт на земле Человеком.
Сказал однажды Горький - человек, это звучит гордо...


Досталость одного там

   Нет, в ВУЗе у одного там не было особых проблем с каким-то определённым предметом, он просто ВСЕХ преподов капитальнейшим образом достал. Что это, да откуда то, да почему этак вот? Ему говорят - учись просто! А один там ни в какую. До сути хотел дойти, на глубину лез. Это хорошо, конечно, только на глубине воздуха маловато. Вот и захлебнулся. Вот и вылетел. И лениться начал. И понеслось.
   Ленился учиться один там - узнал жизнь. Какая она с изнанки. Ленился такой жизнью жить — работу узнал. Штука тяжёлая, но приятная во всех отношениях. Если за неё платят, конечно. А потом даже и работать ленился - так и любовь узнал. А любовь - это такая сладкая болезнь предпочтения, которая окрылить может. А может и погубить. И под конец начал думать один там, как бы ему ещё чего-нито узнать. А кое о чём и рассказать. И в ВУЗ вернулся.
   И всё пошло-поехало сначала, только уже работал один там, учился, любил... Совмещал, одним словом. И не заметил, как других, да и себя тоже доставать постепенно перестал. А интересовать начал. Потому что на некоторые вопросы, которые преподы ещё и не знали, как задать, были у одного там уже готовые ответы. Выстраданные. Так и стал один там со временем знаелюбом-любознаем знатным. А если б не доставал кого ни попадя в своё время, то просто бы диплом-моплом получил да и стал бы узким-узким специалистом.
   Вот такие дела.

В кабине

   Одна из самых опасных на свете профессий - лётчик-испытатель. «Кто кого допечёт, допытает, дожмёт, - летуна самолёт или наоборот» - пел Владимир Высоцкий. Новая, необъезженная воздушная машина - и маленький, но умный и умелый человек.
   Как быть? Давно усвоили лётчики-испытатели один закон, который немало жизней человеческих спас: не дёргаться попусту. Не сомневаться зря. Принял решение - выполняй. Иначе, пока будешь выбирать да прикидывать - разобьёшься. А если работаешь несмотря ни на что - есть шансы победить костлявую.
   План - это хорошо. Но мы-то с вами не в кабине экспериментального, есть время подумать, есть варианты - как, каким жить. Хотя и здесь, на земле задёргаешься, завыбираешь - уйдёт поезд навсегда и без тебя. А и план деревянным быть не должен, часто обстоятельства меняются - и что же, всё по плану делать, со зверской серьёзностью на физиономии? Тоже не дело. Нельзя не рассуждая, не глядя по сторонам долбить и долбить в одну точку. Долбилка отпадёт.
   Но вот делать - делать надо. Закончил - посмотрел, что получилось - и за следующее. А чувствуешь, что не в ту сторону идёшь или ведут - уходи. Уходи ниже линии радара, чтоб не засекли. Садись на свой любимый домашний аэродром и думать начинай - как же всё таки дела свои распланировать, чтоб закончить их да с пользой время притом провести. Не дёргайся. А с утра - на взлёт.

Один там и свинарник

   Пищал-верещал один там, спокою никому не давал: да по какому праву, мол, я в свинарнике живу, и грязно тут, и сыро, и культурной жизни никакой, и на мясокомбинат в любой момент отправить могут...
   А его послушали и отвечают: А что это Вы, милсдарь, нонеча донельзя расхрюкались? И подрывали в очередной раз, просим заметить, своим рылом кабаньим устои, и слопали ночью все жёлуди, то есть колбасу, и так нахрюкались намедни, что копыта от хвостика своего розового, закрученного отличить не могли? И чего это, Вы, милсдарь, всё в весе прибавляете да прибавляете? А уж как до грязи всякой дойдёт - так Вам только волю дай
- весь вываляетесь...
   Так что же, не по Вам, выходит, Ваш родной свинарник, где Вы свет увидели, выросли и, можно сказать, возмужали?
Что ж Вы хрюкаете тогда? И замолчал один там, застыл, пришпиленный суровой действительностью прям таки к ногтю. Хрю...

Зачем ?

   Сколько человеку для счастья надо? Санитар Женя считает, что немножко, олигарх Петя
- что чуть-чуть побольше, нимфоманка Лариска по-своему считает, гей Филимон такоже мнение особое на сей счёт имеет. Куда много-то? Копишь всю жизнь, копишь, собираешь, вкладываешь - а потом рраз! И нет тебя. И кому всё? Детям, внукам, правнукам? А как они этим всем распорядятся? Хорошо, если по уму, а если нет? Философ Лосев в одном из своих замечательных эссе сказал, что жить для рода надо. Чтоб не прервался твой род на земле.
   Ну да мал человек, слаб. Не один миллиард на голубом шарике сгинул, потомства не оставив. Борьбу за существование и естественный отбор, благодаря которым выживают не
самые сильные, а самые приспособленные, никто ещё не отменял. С девочками у мальчиков, с мальчиками у девочек не получиться может...
   И как тогда? А вот как: дело делать. Любимое, самое важное для тебя на свете дело. Время находить - и двигаться в выбранном направлении. И тогда не останется уже тебя -но будет стоять дом, тобой построенный. Будет работать деталь, тобой придуманная.    Будут читать твои стихи. И пусть большинству не будет никакого дела до того - кто же сотворил сиё - дух твой, в вещь вложенный, в строки помещённый, не пропадёт, не погибнет. А пока работаешь, дело своё, понимаешь, делаешь - ты и есть самый на свете счастливый человек.


Колебания одного там

   Спорил в одном там коммунизм с религией. А сам-то он жизнь рантье вёл. При этом ещё и учился, то есть вроде бы как умней становиться должен бы был. Хотя давно уже известно - век учись - дураком помрёшь. Но всё же ученье - свет, а не учение - чуть свет да на работу...
   И жил в стране такой интересной... Которая, как кенгуру, из одной культурно-исторической реальности в другую перескакивала всего за один-другой десяток лет. Не особенно со своими гражданами считаясь. Помирают? Подумаешь... Новых бабы нарожают. Не рожают? Фиг с ним. Границы откроем. Вот такая это страна была. Но любил её. Хотя она не раз уже киданула одного там к тому времени ну совершенно не по-детски.
   И сказать было чего одному там. И говорил, запинаясь неумелым языком за глаголы, путая междометия, фонтанируя сниженной лексикой. Мучился, конечно.
Тварь, мол, я дрожащая, или право имею. На один негромкий голос.
Вот так вот. Блин.

Там, среди шумного моря

Из выпуска новостей:
"На место героического боя парового бронепалубного крейсера "Варяг" спустя столетие пришёл почтить его подвиг и память русский атомный ракетный крейсер с тем же названием... ".
   Подвиг крейсера "Варяг"... Четырёхтрубный скоростной гордец американской сборки, годный и для действий в составе эскадры, и для дальних рейдерских походов... Судьба его сложилась так, что к моменту подлого нападения сынов Ямато на базы России, расположенные в Тихом океане, оказался он блокирован японской эскадрой в корейском порту Чемульпо вместе с устаревшей, тихоходной канонерской лодкой "Кореец". " .. .На норд-весте шесть крейсеров, во главе с броненосным крейсером "Асама", а на юге пока шесть миноносцев, которые идут на сближение..."
   Командующий соединением японских кораблей предложил спустить флаг. С "Варяга" ответили - принимаю бой. Результат ожесточённого боя: пожар на броненосце "Асама", два потопленных японских миноносца. Но всё же отважному русскому крейсеру не удалось прорвать строй врагов, и "Варяг", вернувшись своим ходом в корейский порт, был затоплен командой на рейде Чемульпо, откуда его потом подняли и некоторое время использовали в составе своего флота предприимчивые японцы...
   Геройская гибель "Варяга"... Вероятно, с точки зрения тактики капитаном крейсера Рудневым была допущена ошибка. В своём решении на бой он, видимо, учёл, что канонерка "Кореец" обладает мощным 12-дюймовым орудием, и взял её с собой в прорыв...
   Нет бы, поставить на скорость! Могучая пушка "Корейца" так и не выстрелила ни разу, японцы просто не подпустили тихоходную лодку на дистанцию эффективного огня. А скоростной крейсер был вынужден "ползти" на двенадцати узлах, чтобы не потерять из виду своего тихоходного собрата...
   Но есть в этом деле, наверное, ещё и политический, "рекламный", как модно сейчас говорить, аспект. Русские в бою никогда не бросали своих... Что было важнее в то время, усиление Порт-Артурской эскадры, погибшей в дальнейшем, ещё одним крейсером, или слава и память о том, что русские моряки принимают бой, не взирая на численность противника, и бьются до конца...
   Был в составе Порт-Артурской эскадры бронепалубный пятитрубный крейсер "Аскольд", по своим тактико-техническим данным примерно равный "Варягу". Так вот, когда русская эскадра, выйдя из осаждённого Порт-Артура во Владивосток, в результате неравного боя с современнейшими, гораздо лучше вооруженными и защищенными броненосцами адмирала Того была разгромлена, потеряла командующего, адмирала Витгефта, и по судам был дан приказ прорываться своими силами, командир "Аскольда", имея в кильватере русский миноносец, вместе с ним выполнил приказ, разминулся с японскими охотниками, пользуясь скоростью, и был с почётом интернирован до конца войны в нейтральном порту.
   А после войны вернулся в Российскую Империю и служил ей верой и правдой, насколько хватило его железных сил.

Столб одного там

   Жил да был один там. В доме, в квартире, в городе жил. Рос себе потихоньку. И каждый день, из дому выходя, натыкался на столб. На бетонный, на серый, на толстый, на длинный. Мешал столб одному там неимоверно. Но один там был маленький и не знал, что ему с этим делать. Потом подрос немного, в институт пошёл, спортом занялся, и пришла ему в голову идея - столб сломать. Но ведь столб здоровенный! - говорили одному там. А он, один-то там - ничего, говорит. Сломаю. Мешает сильно.
   Ну и давай по столбу колотить, как из дому выйдет. На столбах, что поменьше были, тренировался, ударную ногу качал, технику отрабатывал. Вскорости почти не осталось в городе столбов. А тот, главный, стоял. И были ему все удары одного там глубоко до фонаря. Крепкий столб попался, значит. Однако один там не сдавался, в институте диплом защитил о вреде столбов, по карате чёрный пояс получил...
   А столб стоял. Стоял неколебимо, как скала, на которую волны морские сотни лет накатываются. Но и один там не сдавался. Как столб свой увидит - так бегом к нему, и лупит. И маваши, и мае-гери, и в прыжке с разворота, и руками всяко, и головой.
   А время шло. Вот уже семья, дети у одного там. Жена избиение столба не особенно одобряла. Лучше бы говорит, детьми занялся, в магазин сходил за кефиром. Стал один там от крутости столба да непонимания жениного звереть, водку пить, песни блатные орать -развелись. Опять со столбом один на один остался. Ну, работал, конечно. Диссертацию по столбоведению защитил. Другие столбы походя ломал, а этот, свой - никак.
   Прошло много лет. Шаркающей походкой, подслеповато щуря старые глаза, опираясь на тросточку, вылез из подъезда один там. Прошаркал к столбу. И из последних сил стукнул его старческим кулачком в пигментных пятнах да морщинах. И столб наконец не выдержал. Серый, толстый, бетонный. Треснул столб поперёк, да и упал себе. А один там тихонько улыбнулся. И перекрестился, что не придавил его столб, падая. Да и пошёл в магазин за хлебушком.