(Глава из книги «Опочка в зеркалах легенд». – Псков: ПОИПКРО, 2016)
Чудотворных икон на православной Руси за долгие века замечено много; были они и в наших местах. Практически каждая опочецкая церковь обладала своей собственной чем-либо примечательной иконой.
Хотя, как это ни прискорбно, подлинники всех опочецких чудотворных икон давно утрачены, из книги Л.И. Софийского можно извлечь довольно подробные сведения о трёх из них. Это икона Христа со стоящими рядом с Господом («предстоящими») Девой Марией и святым Николаем Чудотворцем, икона Божией Матери «Знамение» из погоста Камено и Опочецкая (Себежская) икона Богородицы «Умиление».
Начну с древнейшей – образа Всемилостивейшего Спасителя, находившегося более ста лет в опочецком Спасо-Преображенском храме 1795 года постройки, который был снесен с лица земли в 1937 году.
К 1814 году относится следующее ниже описание этой иконы.
«Образ чудотворный Всемилостивого Спасителя, с предстоящими: Божией Матерью и Николаем Чудотворцем. На оном риза серебряная, позлащенная, чеканной работы, с тремя венцами таковыми же. В венце Спасителя над местом, где во время нашествия Литвы оный образ, повыше левой брови, прострелен, – звезда серебряная, позлащенная, в середине со вставкою белого хрусталя, и позади образа – звездочка серебряная. Хотя о случае простреления сего образа никакого описания по сие время не отыскано, народное ж изустное, исстари, предание носится, что действительно последовало оное во время литовского нахождения, от стреляния из ружей <…>».
Считается, что икона была повреждена в самом начале августа 1426 года – когда Опочку осадил Витовт. Легенда гласит, что опочане – с хоругвями и иконами – в один из дней осады, продолжавшейся двое суток, обходили свою крепость крестным ходом, прося заступничества Всевышнего перед лицом сильного врага, а воины Витовта обстреляли певшую молитвы процессию верующих.
Кощунство для них не прошло бесследно, продолжает предание, – Бог поразил врагов слепотой, так что они, обезумев, даже рубили друг друга, и Витовт вынужден был отвести войска от Опочки к Вороничу.
Л.И. Софийский высказывает предположение, что с этим давним событием связано название Шлепетня (краевед производит топоним от слова слепота, хотя у филологов существует мнение, что глагол шлепетать означает невнятно говорить). В начале XX века так называлась местность в двух-трех верстах от Опочки по дороге на Новоржев, сейчас Шлепетня – всем известный опочецкий пригород.
В Никоновской летописи зафиксирована еще одна легенда, которую пересказывают в своих трудах некоторые историки, связанная с событиями 1 и 2 августа 1426 года, – предание о подвесном мосте. Это была западня, устроенная опочанами. Когда враги взбежали на мост, державшийся на тонких веревках, защитники крепости подрезали их. Воины Витовта попадали в ров, на острые колья, и погибли там в страшных мучениях. Опочане, воспользовавшись вражеским замешательством, выбежали из крепости и захватили пленных, с которыми потом обошлись самым жестоким образом, мстя за детей, убитых под Вороничем в 1406 году: «…[О]трезывали татарам детородныя части и вставляли им в рот, а с ляхов, чехов и волохов сдирали кожи и ободранных показывали на валу неприятелю».
Скажу сразу: мне легенда о подвесном мосте представляется именно легендой. Устроить такую западню можно только над широким и глубоким крепостным рвом, а его-то возле опочецкой крепости как раз и не было – ее всегда окружала река. Забивать же заостренные колья в дно реки, как предположил Л.И. Софийский, – там, где она более или менее глубока, – во-первых, очень трудно, во-вторых, бессмысленно: подрезанный мост просто упадет на воду и колья эти собой накроет. Так что особого вреда врагам подобная трудоемкая затея и не принесла бы.
Что же касается зверского обхождения с пленными, якобы продемонстрированного опочанами Витовту, то я совершенно согласна с теми исследователями, которые полагают, что защитникам небольшой крепости, осажденной сильным противником, надо было думать об обороне, а не о пытках. То есть и эта часть предания – тоже чистой воды фольклор.
Вернемся, однако, к простреленной в начале августа 1426 года иконе Всемилостивого Спаса.
Чем же она была прострелена?..
В описании 1814 года говорится: из ружья, то есть из огнестрельного оружия. Ныне покойный директор Опочецкого краеведческого музея Юрий Петрович Коврижкин (1957–2004), имевший высшее военное образование, это отрицал. По его мнению, ручное огнестрельное оружие было в начале XV века крайне несовершенным и малораспространенным. Но – уже существовало, хотя и походили тогдашние ружья на маленькие пушки.
Так называемые ручницы были тяжелыми (8 кг), заряжались долго, их прицельная дальность – всего около 15 м. Зато стреляли они с сильным грохотом, пламенем и густыми клубами дыма, производя на противника устрашающее впечатление и пугая лошадей.
Николай Михайлович Карамзин в «Истории государства Российского», ссылаясь на летописи, писал о том, что при осаде в 1428 году Порхова Витовт использовал «огнестрельный снаряд» – пищали, тюфяки и пушки, то есть артиллерию. Я думаю, что пищаль здесь – всё-таки ещё не ручное оружие, а разновидность пушки.
Однако нигде в литературе мне не встретилось сведений о применении войском литовского князя «огнестрельного снаряда» двумя годами ранее, когда Витовт осадил Опочку.
Словом, стрельба из ручниц у крепостных стен нашего города в 1426 году хотя и возможна, но, похоже, маловероятна.
Таким образом, остаются лук и арбалет.
Но ведь и арбалет в Средние века тоже не считался популярным оружием – в частности, из-за своей дороговизны и тяжести. Арбалетчик к тому же не мог принимать участия в рукопашных схватках, будучи связанным своим громоздким метательным устройством.
Лук был гораздо дешевле, легче и скорострельнее; обладал приличной дальностью и точностью стрельбы. А что касается его поражающих качеств, то они достаточно впечатляющи: по сохранившимся сведениям (будем надеяться, что это не легенда), в 1428 году в Англии на состязании лучников стрелы рекордсменов пробивали дубовую доску толщиной 5 см на расстоянии более 200 м.
Всё же, однако, ни одно оружие из тех, что упомянуты выше, полностью исключать нельзя. И получается, выбор у исследователя проблемы – чем же именно был поражен чудотворный образ Спасителя – довольно широк: древняя пуля, напоминавшая пушечное ядро в миниатюре, стрела лучника и бронебойный арбалетный болт (само собой, я имею в виду броню рыцарских доспехов, а не какую-то иную).
Конечно, если бы икона Спаса дошла до наших дней, на вопрос об оружии можно было бы ответить с достаточной степенью уверенности. Об этом рассказала бы сама форма отверстия. А сейчас о ней можно лишь гадать: на фотографиях в книге Л.И. Софийского, сделанных А.И. Герасимовым, все опочецкие чудотворные иконы наглухо закованы в серебряные оклады.
Даже размер отверстия устанавливается в настоящее время лишь предположительно, поскольку не факт, что вставка из белого хрусталя (чуть более 2 сантиметров в диаметре), которой была прикрыта дыра в доске, точно ей соответствовала.
Замечу, что величина самой хрустальной вставки в окладе легко вычисляется – в сопоставлении с фотографией – по размерам иконы, приведенным Л.И. Софийским: высота её доски – 1 аршин и полтора вершка (т.е. 77,68 см), ширина – три четверти аршина (53,25 см).
Вторая местная знаменитая чудотворная икона, – образ Божией Матери «Знамение»; находилась, как уже сказано, не в самом городе, а на территории Опочецкого уезда – в погосте Камено. Там в начале века стояли две церкви, старинная деревянная (1674 года постройки) и более новая кирпичная (1873 года), сохранившаяся до нашего времени; обе – Знаменские.
Устное предание сообщает, что деревянная Знаменская церковь была построена на том месте, где на дереве у озера Камено вдруг явилась икона Божией Матери «Знамение», перенесенная сюда таинственной силой из церкви, располагавшейся в двух верстах от деревни Ястребово. Причиной необычайного перемещения иконы было осквернение храма литовцами – они вводили туда лошадей.
С этой иконой связывают сказание, вошедшее в рукописную службу Знамения Пресвятой Богородицы, которая хранилась в Теребенях, в Воскресенской церкви.
В XV веке чудотворный образ находился в доме некоего христианина, жившего в селе за старым Коложем, близ озера Камено. 16 сентября 1426 года из правого глаза изображенной на иконе Богородицы вдруг потекла кровь и «[на] место капаше, иде же бе стояла та пречистая икона». Икону понесли в Псков, чтобы всем миром помолиться перед ней о прекращении какой-то эпидемии («от смертоносныя язвы»), и по пути кровь продолжала течь «во убрус».
Эта икона Божией Матери «Знамение» далеко, вплоть до самой Москвы, прославилась чудесными исцелениями, к ней шло и ехало множество паломников. Как сообщает Л.И. Софийский, с 1821 по 1850 год священник Каменской церкви Петр Молчановский сделал записи о 25 чудесах, «бывших от иконы Богоматери над разными лицами, получившими исцеление от разных болезней».
К помощи чудотворной иконы Богородицы «Знамение» из Камена опочане прибегали и позднее, причем не один раз. Вот сведения о двух таких случаях.
4 августа 1848 года, когда в Псковской губернии началась холера, опочане по предложению купца Адриана Харитоновича Телепнева принесли в Опочку эту чудотворную икону. Как полагается, встречать образ вышел из города крестный ход во главе с духовенством. Икона Божией Матери пробыла в городе до 16 августа. Её носили по Опочке каждый день; беспрестанно шли богослужения – как общегородские, с крестными ходами, так и в домах опочан. По мнению очевидцев-современников, горожане вымолили себе небесное заступничество у этой иконы, и холеры в Опочке не было.
Однако в августе 1859 года холера всё-таки в наш город пришла, и опочане упросили каменского священника отца Алексея Дегожского снова принести в Опочку чудотворную икону. Это и было сделано 24 августа. Как сообщает современник, «25-го [августа] утром всенощное и обедня при малом звоне и молебен. С сего дня все жители носили по домам [икону] и молебствовали. И с сего дня никто вновь не заболел и все при помощи Царицы Небесной выздоровели». 4 сентября благодарные опочане проводили с крестным ходом чудотворную икону назад в Камено.
Третий чудотворный образ – Опочецкая (Себежская) икона Божией Матери «Умиление», как и Всемилостивый Спас, находилась долгое время в опочецком Спасо-Преображенском соборе на главной площади города. По мнению краеведов, её принесли в Опочку в 1634 году стрельцы, покидавшие Себеж, который по условиям Поляновского мира переходил к Польше.
Доставленная в наш город икона начала являть чудеса в том же XVII веке.
14 марта 1681 года, в понедельник первой недели Великого поста, а затем в среду, 16 марта, далее 21 марта, в понедельник Вербной недели, и 28 марта, в понедельник Страстной недели, из глаз Богородицы на этой иконе текли слезы, что, естественно, было воспринято как чудесное знамение. Чудо повторилось в июле 1682 года.
Почему-то предание ничего не говорит о событиях, которые эти знамения предвещали. В «Сокращенной Псковской летописи», составленной митрополитом Евгением (Е.А. Болховитиновым), на 1681 год не падает ничего замечательного, а по поводу 1682 года сказано:
«Учреждена митрополия во Пскове и переведен из архиепископов Суждальских митрополитом во Псков Маркелл <…>.
Митрополит Маркелл основал новый Троицкий собор, каменный весь, из тесаной плиты, и строил оный иждивением казенным, собственным и сборным шесть лет. Но своды и верхняя часть оного обрушились.
Был великий пожар во Пскове, истребивший много дворов».
Может быть, в июле 1682 года опочецкая чудотворная икона плакала о грядущем обрушении псковского собора и пожаре?..
Другое предположение: чудесные знамения касались каких-то сугубо местных, опочецких дел, память о которых стерло время. Или, наоборот, – событий уровня государственного. Если так, то весной 1681 года образ Богородицы мог оплакивать грядущую кончину патриарха Никона (хотя его реформы, как всем известно, вызвали сильную смуту в умах и церковный раскол), последовавшую в августе. А в 1682 году – смерть царя Федора Алексеевича, старшего единокровного брата будущего императора Петра I, который через пару десятков лет «Россию поднял на дыбы»…
Л.И. Софийский так описывает этот чудотворный образ: «…[В]ысотою 7 верш. (31,15 см. – Прим. М.Я.) и шириною 6 верш. (26,7 см. – Прим. М.Я.) в вызолоченном киоте, находится за левым клиросом в приделе во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Риза на иконе весом 2 фун. 25 зол. – серебропозлащенная, корона сделана из страз, венчик украшен сеткою из мелкаго жемчуга, а убрус из крупнаго».
В наши дни повторение чудотворной Опочецкой (Себежской) иконы Божией Матери «Умиление» можно видеть в новой опочецкой Преображенской церкви на улице Коммунальной.
Чем прославилась в Опочке еще одна очень интересная икона, а именно Друйская икона Божией Матери «Троеручица», – в настоящее время неизвестно. Краевед И.П. Бутырский, написавший в июле 1844 года статью об этой иконе для «Псковских губернских ведомостей», не указывает, что этот образ, находившийся в его время в опочецкой Троицкой церкви, имел в нашем городе славу чудотворного. Однако Л.И. Софийский, коротко сообщив в своей книге о Друйской иконе Богородицы, говорит, что верующие относятся к ней с большим благоговением и чудотворной считают.
В Опочку из Друи икону привез стрелец Григорий Колосов. Загадка заключается в том, когда именно это произошло. На самом образе написано, что данное событие относится ко 2 февраля 1705 года: «[П]остроен бысть сей образ по обещанию Опочецких стрельцов десяти человек Григорья Коласава стоварищи, которои были в Польши и сей образ взяли в городе Друе».
Эта дата и смутила Бутырского: ведь стрелецкого войска при Петре I уже не существовало. И он предположил, что на самом деле опочецкие стрельцы ходили походом в Друю в 1563 году, ссылаясь на Псковскую летопись, опубликованную М.П. Погодиным (1837 год): «Тогож лета (7071) ходили Великаго Князя Воеводы в Литовскую землю воевати с весны, а иныя на лете в Петрово говенье, Князь Андрей под Витебском и посад пожёг. А по Ильине дни ходили ис Смоленска Князь Петр Серебряной под Мстислав, и людей Литовских заставу побили, и языков поимали; да Князь Василей ходил воевати до Друсы (Друи. – Прим. М.Я.) и до Двины, и здорово вышли на Опочку».
И.П. Бутырский рассказывает об этой иконе так: «Образ этот, сколько я могу судить, прекрасной русско-византийской живописи, написан на продолговатой доске, длиною почти в три четверти аршина. Для придания ему несколько четвероугольного вида приделаны к нему с обеих сторон дощечки с изображениями: с правой стороны св. апостола Фомы, с надписью «Св. апостол Христов Фома», а с левой – св. Николая Чудотворца, архиепископа Мир-Ликийского, с надписью «Св. Николай Е.».
Оба эти изображения весьма грубой работы и совершенно отличны от живописи самого образа.
Жители опочецкого Завеличья особенно усердны к этой иконе. Всенощное бдение и праздничная служба этой иконе отправляются 12 июля (по старому стилю. – Прим. М.Я.)».
Первоначально Друйская икона Божией Матери «Троеручица» находилась в опочецкой Фоминской церкви, существовавшей до 1816 года – то есть до освящения новой каменной Троицкой церкви, построенной купцом 1-й гильдии Алексеем Даниловичем Порозовым в 1815 году. Серебряная риза на иконе или киот были пожертвованы стрельцом Григорием Колосовым и его товарищами – «по обещанию». В 1843 году серебряный оклад этого образа был «прекрасно и густо» вызолочен «усердием опочецкой помещицы Анны Ивановны Соколовой».
Продолжая тему замечательных опочецких икон, я хочу рассказать еще об одной – Богородицы «Одигитрия» из Воскресенской церкви в Теребенях (до недавнего большого ремонта она помещалась в Варваринском приделе).
Лет пятнадцать или чуть более назад в духовных кругах, близких к этому храму, неожиданно родилось предположение, что упомянутая икона – не что иное, как подлинный образ Ченстоховской Божией Матери.
Как известно, Ченстоховская икона Божией Матери («Черная Мадонна») – чудотворная икона Богородицы, написанная, по преданию, евангелистом Лукой. Одна из самых известных и почитаемых святынь Польши и Центральной Европы. «Черной Мадонной» её называют из-за темного оттенка лика. По мнению искусствоведов, икона создана в Византии в IX–XI веках. Достоверно история иконы прослеживается с конца XIII века, когда галицко-волынский князь Лев Данилович перевез её в город Белз, где она прославилась многочисленными чудесами. После завоевания Польшей западно-русских земель, включая Галицко-Волынское княжество, польский князь Владислав Опольский в 1382 году переместил икону в монастырь паулинов, в Ясную Гору в Ченстохове. Именно с этого времени она становится известной как Ченстоховская икона Божией Матери.
Гипотеза о пребывании Ченстоховской иконы Божией Матери в Теребенях базировалась на том, что к местной церкви имеет самое прямое отношение род Голенищевых-Кутузовых – под ней похоронены родители великого русского полководца, имение которых, Ступино, находилось неподалеку отсюда. А потому Михаил Илларионович, возвратясь из военного похода, и привез в Теребени из Ченстоховы знаменитую «Черную Мадонну», пожелав украсить этой древней святыней дорогую ему Воскресенскую церковь. Ведь когда в 1813 году, во время наполеоновских войн, в Ченстохове был сделан список с этой иконы, полководец оставил полякам как раз копию – в наказание за то, что они, поляки, поддерживали Наполеона, а подлинник забрал себе.
Когда именно возникла версия о конфискации у поляков великим русским полководцем подлинного образа Ченстоховской Божией Матери и замене его копией, я не знаю. Может быть, ей уже гораздо больше ста лет. Нисколько не сомневаясь в полной достоверности этого предания, о нём как о совершенно реальном факте пишет в своей статье «Актуальные проблемы из истории войны 1812 года и биографии М.И. Кутузова» полковник, кандидат исторических наук, доцент В.Д. Мелентьев.
Однако если хорошенько вникнуть в суть вопроса, гипотеза о том, что полководец самочинно изъял знаменитую икону из Ченстоховы и отвез её в Воскресенскую церковь в Теребени, представится несостоятельной сразу по нескольким пунктам.
Во-первых, теребенская икона хотя и принадлежит к тому же типу богородичных икон – «Одигитрия» («Путеводительница»), но на ченстоховскую она не похожа – очень темный лик «Черной Мадонны» смотрит на зрителя почти строго анфас, а не повернут заметно к Младенцу, и на правой щеке польской иконы – отчетливые шрамы, нанесенные, по одному из преданий, саблями гуситов.
Во-вторых, известно, что привезенный из Польши список чудотворной иконы хранился в Казанском соборе в Санкт-Петербурге.
В-третьих, фельдмаршал М.И. Голенищев-Кутузов скончался в 1813 году 16 апреля (по новому стилю), еще находясь в Пруссии, и домой, в Россию, из похода вернуться не успел…
Я слышала, что существует и другая версия упомянутых выше событий. Якобы Кутузов забрал чудотворную икону из Ченстоховы еще во время Русско-польской войны 1792 года, когда в чине генерал-поручика командовал 1-м корпусом молдавской армии русских войск (причина войны, как известно, – первый раздел территории Речи Посполитой между Россией, Австрией и Пруссией в 1772 году). Но я нигде не встретила сведений о том, что этот корпус вёл боевые действия на крайнем западе Польши, в районе Ченстоховы. Если судить по карте походов русских войск в войну 1792 года, то белорусская и молдавская армии не дошли даже до Люблина, который расположен куда восточнее города, где хранится главная польская святыня. И потому очень сомнительно, что будущий великий полководец действительно побывал в Ченстохове в последнем десятилетии XVIII века – с тем, чтобы отобрать у поляков древнюю икону.
Не так давно последовало своеобразное продолжение этой истории.
В Опочецком краеведческом музее несколько лет назад была устроена выставка икон из музейного фонда. Там моё внимание привлек ещё не виданный мною образ Богородицы: вроде бы широко распространенный тип «Одигитрия» – но с белой птицей в большом круглом медальоне посреди иконы и изображением под ним Голгофы и орудий страстей Господних.
Я тогда усмотрела в птице геральдического белого орла польской династии Пястов и – поскольку икона польская – определила образ как вероятный список Ченстоховской иконы Божией Матери, совсем не задумавшись над тем, почему это на священном изображении присутствует сугубо мирской символ. Неразборчивую надпись на иконе, церковно-славянскими буквами, с сокращениями, к тому же поврежденную, мне в то время прочесть не удалось, поскольку палеография моей специальностью никоим образом не является.
Но занявшись при случае более плотно атрибуцией этой иконы (Наталья Сергеевна Тушникова, хранитель фондов Опочецкого краеведческого музея, сообщила мне, что ни происхождение её, ни название не известны), я всё-таки истину (или, вернее, некоторую её часть) установила.
Икона действительно является копией знаменитого Ченстоховского образа, однако в нашей стране она бытует под названием «Умягчение злых сердец». Именно это и написано на хранящейся в Опочецком краеведческом музее. Хотя гораздо более распространенным в России типом богородичной иконы «Умягчение злых сердец» является образ на основе иконы «Семистрельная» – на нем изображена Божия Матерь, сердце которой пронзено семью стрелами или семью мечами.
Считается, что подобные иконы на основе Ченстоховского образа Божией Матери распространились в России после 1813 года, когда настоятель монастыря паулинов (полное название этой обители – санктуарий Пресвятой Девы Марии Ясногорской), где находится «Матка Боска Ченстоховска», преподнес её копию генералу от инфантерии Фабиану Вильгельмовичу Остен-Сакену, а тот доставил этот дар в Казанский собор в Санкт-Петербурге.
Многочисленные повторения древнего чудотворного образа, разошедшиеся в XIX веке по Российской империи, утратили свое исходное имя (предположительно, из-за сложности произношения) и приобрели упомянутое выше новое – «Умягчение злых сердец», видимо, очень импонировавшее православным верующим и отвечавшее их заветным чаяниям.
Добавлю еще, что в золотом круге-медальоне на этой иконе изображен отнюдь не геральдический белый орел Пястов, птица хищная, – как я вначале решила, а кроткий белый голубь – христианский символ Святого Духа…
И еще об одной иконе, которая чудотворной в нашем городе никогда не слыла, но, тем не менее, имеет свою историю.
Некоторое время назад в опочецкую церковь Покрова Пресвятой Богородицы местной жительницей Евгенией Владимировной Поповой был передан образ «Господь Вседержитель». Предполагают, что эта написанная на дереве икона очень старинная, возможно, выполнена в XV–XVI веках псковскими мастерами. Не исключено опять-таки, что в прошлом этот образ – в застекленном деревянном киоте, освещенный теплым желтым пламенем лампадки – встречал верующих, строго взирая на них с ворот опочецкой Троицкой церкви, находившейся на Завеличье, которой давно уже нет. А потому не будет особенным грехом предположить: именно возле него осенил себя крестным знамением царь Александр I, когда в 1818 году 21 декабря (по старому стилю) посетил, будучи проездом в Опочке, этот храм.
Запись из дневника опочецкого мещанина Ивана Игнатьевича Лапина:
«Проезжал император Александр I в 8 часов. Как приехал – начали трезвонить; доколе уехал на Войскую гору – всё трезвонили. Квартира ему была отведена у Якова Порозова (Яков Минич Порозов (род. в 1782) – опочецкий купец 2-й гильдии. Торговал льном. Первый бургомистр при Опочецком городовом магистрате в 1822–1826 годах. – Прим. М.Я.); но, однако, он побыл на станции, доколе переменили лошадей; оттоле спросил: есть ли поблизости церковь? И ему предложили, что на дороге Троицкая, куда он со станции прямо [заехал], и там его отец Семен Молочковский принял и отпустил».
Рассказывают, что икона «Господь Вседержитель» была спасена от уничтожения последним священником Троицкой церкви Иоанном Александровичем Белинским. Когда храм был закрыт, он перенес все, что смог, к себе домой.
После смерти священника в его доме на современной улице Гагарина (до переименования Полоцкой) жил опочецкий педагог Николай Георгиевич Иванов, занимавший на склоне лет пост директора Опочецкого краеведческого музея. И вот однажды помогавшая в его семье по хозяйству Мария Ивановна Пуховикова, мать упомянутой выше Евгении Владимировны, развешивая белье на чердаке, увидела там множество икон. Набравшись смелости, она попросила у Николая Георгиевича разрешения взять себе хотя бы одну из них. Иванов позволил ей забрать с чердака ту самую небольшую икону «Господь Вседержитель», поскольку она была в неважном состоянии и явно требовала реставрации.
Что было дальше – понятно из сказанного выше. И сейчас этот уже отреставрированный старинный образ Христа Пантократора украшает собой опочецкую Покровскую церковь.
Поскольку основной темой этой главы были чудотворные иконы, завершить её я хочу цитатой из работы краеведа А.И. Белинского, в которой автор рассказывает об Опочке 20-х годов прошлого века:
«О чудесах от икон давно не слышно. Лет двадцать пять тому назад ходили разговоры о чудотворном кресте на кладбище-скудельне, или Троицком (на Завеличье в Опочке).
Какой-то женщине приснилось, что у неё поправятся глаза, если она обмоет водой крест на березе, которую найдет на кладбище-скудельне. В поисках этого креста она ходила по кладбищу и рассказывала свой сон всем встречным. И на одной из берез был найден крест, вросший в дерево. Около этого креста появился футляр с лампадкой; на поклонение ему и стала приходить богомолица.
Крест этот чуть заметен и сейчас (он врос в дерево), но молящихся возле него уже не видно».