Иван только по запаху определил, что его уже вывезли из операционного
блока в палату интенсивной терапии.
Больно было открывать глаза. Казалось, что если он попытается это сделать,
то будто бы прикипевшие ресницы просто оторвутся от век. Действие
предоперационного «веселящего» укола и наркоза заканчивалось.
В «ПИТе» пахло свежими больничными простынями и хлоркой. И ещё всем
тем, что привёз больной с собой на кровати – каталке с крутящимися во все
стороны колёсиками. Выбритая до корней волос его голова была похожа
сейчас на большой белый марлевый глобус с перепутанными параллелями
и меридианами. Этот белый шар был затянут ещё и эластичной сеткой.
Из какого - то другого, казалось нереального мира, из за окна, откуда
видны были синеющие заволжские дали, приглушённо, но явственно
доносилось апрельское «цивиканье» какой - то пичуги.
«Вот молодец, просыпаемся, Ванечка,» - услышал он голос медсестры.
Дышать становилось легче, но сдавливающая боль внутри «глобуса»
постепенно нарастала.
«Давай – давай, не ленись, дорогой мой, открывай глазоньки!»,- Ирина
Николаевна гладила его голое плечо и влажным тампоном протирала
глаза, нос и рот, - всё, что на лице было свободно от бинтов.
«Ну как ты на этот раз?» - всё тормошила она пациента. Ты слышишь меня,
Вань?»
«Ыышу,» - попытался ответить Иван, и тут же уже разборчивее прошептал
: «Как из – под танка, Ирочка Николаевна».
«Ну вот и хорошо, вот мы уже и шутим. Сейчас укольчик поставим, а колоть
не придётся, через капельницу лекарство введём и совсем не больно будет.
всё хлопотала медсестра. Ей, невысокой и ладненькой с ярко – рыжими
волосами выбивающимися из – под шапочки, и в идеально сидящем на ней
серо – голубом халате не было и сорока лет, а сменщице её Ире Романчевой
было чуть за двадцать, поэтому первую в нейрохирургии и величали «Ира
старшая». Последняя её фраза про неболючий укол даже чуть рассмешила.
Осенью Ивану Храмову стукнет тридцатник. – Если стукнет» -
поправлял он себя при подобных размышлениях. Доброкачественная киста,
которую обнаружили у него три года назад, превратилась, как ему
представлялось, в небольшую, но злючую гадюку, которая свила гнездо в его
черепе и своими постоянными, ленивыми, а иногда и бешеными
скрутками - раскрутками «вырубала» хозяину, как он говорил «и свет и
габариты». Так что щадящий укольчик медсестры по сравнению с тем, что
испытал он до и после каждой, на сегодня уже третьей по счёту операции,
казалось и на самом деле смешным…
Тихий час. А укол – то и на самом деле, снял острую боль и
прояснил сознание. Заходил заведующий отделением Виктор Егорович,
который со своими помощниками и оперировал его: «НУ, боец, держался
ты молодцом. В начале даже строчку из песни нашёптывал, как магнитофон
повторял : «Если я заболею… А потом притих. Операция прошла хорошо.
Удалось сделать всё, что надо. Поправляйся. Ещё три дня здесь покапаем,
а потом и в общую палату, - шагом марш! Завтра я к тебе загляну». Доктор
взял свою папку с тумбочки вышел из палаты.
Что скажет Егорыч, как про себя называл его Иван, сам он уже знал.
А вот строгий взгляд лучшего областного нейрохирурга и кандидата
медицинских наук уловить было очень важно. Может быть пациенту это
просто казалось, но и на этот раз он не нашёл в его усталых глазах
большой надежды на спасение.
В палате было тихо. За приоткрытой дверью перебирала бумаги
медсестра. Из добольничной жизни вспоминалось всякое и разное, но даже
тогдашние трудности по сравнению с этими белыми больничными
стенами и потолком, белой шторкой и белой оконной рамой, с этим
навязчивым больничным запахом, вызывающим временами панический
страх и безнадёгу, представлялись сущей ерундой. Вот в такой момент
привык говорить себе Иван себе шепотом три раза по слогам «НЕ пи щать»!
В бригаду монтажников металлоконструкций пришёл он с реки. После
окончания ПТУ два года отслужил в армии, потом работал мотористом на
буксире – толкаче. Два сезона отходил по Волге. Потом женился. Жена
Танюшка работала поваром в небольшом кафе. В молодой семье появился
первенец – дочка Лерочка. Надо было быть рядом с ними, вот и сменил
Иван водную профессию на сухопутную. Рукастый и работящий, он быстро
влился в коллектив, где его зауважали. Выросший в многодетной
деревенской семье и привыкший с младых ногтей к труду, он не терпел
несправедливости и лез по словам молодой жены «куда надо и не надо
со своими принципами». Кроме всего прочего молодой папаша был
хорошим спортсменом. Однажды, когда он занял второе место на областном
пробеге, его разыскал высокий пожилой, коротко постриженный дядька
«Ты Иван Храмов?» – спросил он.-
-Ну я, а что?» - ответил Иван, переодеваясь в палатке на городской площади.
Незнакомец, который был, как оказалось, тренером команды областного
управления полиции предложил поговорить. Они присели на лавочку в
сквере. Тренера звали Николай Михайлович.
«Слушай, парень, а пойдём к нам, - предложил он,- в команду УВД.» -
«А это как, я же за свой район бегаю. Летом вот в шиповках, зимой на
лыжах. У нас своя команда», - возразил Иван.
«Да знаю я про тебя всё»,- усмехнулся увэдэшник- И то, что ты первый
разряд по лыжам подтвердил тоже знаю. Пойдём к нам. База у нас
хорошая, жильё служебное со временем получить можно.»
Иван тогда наотрез отказался. Поделился разговором дома с Татьяной, она
его тоже поддержала.
Где – то через полгода дела в ивановом монтажном «ООО» пошли
на спад. Кто – то обанкротился, кто – то проворовался. Короче, стал
монтажник безработным. Татьяна же и напомнила тогда ему о разговоре
с тренером из ментовского управления. Жить и кормиться чем- то надо было.
Телефон, записанный тогда на всякий случай, сохранился, и после некоторых
колебаний Иван набрал номер Николая Михайловича. А тот будто ждал его
звонка. - Приезжай, говорит, хоть завтра и приступай к тренировкам в новой
команде.- Была зима. Ивану предложили сержантскую должность с
неплохим окладом. Жена поворчала, но он всё – таки отказался.
«Не могу я, Тань, вот так сразу - уговаривал он её, – как у них там и что не
знаю. Была милиция, теперь полиция, от одного названия коробит.»
Отец дома, в деревне тоже воспротивился. «Подумай, убеждал сына,- куда
ты головушку суёшь. Не твоё это дело. Не вздумай ещё в ихнем мундире в
деревню заявиться». Разволновался старый так, что даже законную стопку
самогонки за встречу не выпил.
Договорились они всё же с тренером и при его же помощи устроился
Иван работать слесарем в гараж УВД. Поставлено ему было только
одно условие – быть нештатным стажёром участкового инспектора, его
одногодка, но уже старшего лейтенанта Комарова. Когда этот старлей
попросит, надо было принимать участие в рейдах по охране общественного
порядка. Заполучил Иван Храмов «корочки» и стал вхож в солидное и
красивое здание управления, в подъезде которого на невысоком постаменте
красовался Феликс Дзержинский.
Семья, гараж, тренировки и соревнования, редкие рейды с участковым.
Всё складывалось вроде бы не плохо.
Накануне весеннего женского праздника обходили Иван с Комаровым
его участок. На рынке тот накидал с прилавков в свой объёмистый баульчик
и гвоздик и розочек. Денег не платил. Торговцы – южане не возражали, а
кое – кто из них с широкой белозубой улыбкой здоровались с полицейским,
как с родным. В вином отделе, который зашёл проведать старлей, затарился
он шампанским и коньяком., в колбасном отделе – колбасой, а в рыбном и
икоркой. Денег нигде не платил. Предложил палку колбасы Ивану, но тот
отказался. Запомнился ему этот рейд, но даже с Татьяной о нём не
говорил. Он узнал ещё много всякого и разного и плохо стал спать ночами.
Твёрдо решил для себя не делать сержантскую карьеру. «Копайся себе в
гараже, какое дело тебе до них», - уговаривал он сам себя словами
Танюшки. Тренировки и успехи на лыжне уже не радовали.
Попросили как – то раз слесаря Храмова в подвале Управления
починить кран. Копался он у раковины, ключами брякал. А потом перестал.
Сидел на корточках и слушал. Откуда – то из утробы подвала доносилось то
что он слышал и видел только в фильме «Молодая гвардия», когда полицаи
и фашисты допрашивали героев – краснодонцев.
Заезды в гараж пьяненьких служителей порядка с девицами, все обрывки их
разговоров о своих «подвигах», тот злополучный рейд по магазинам; - всё
это вместе с долгим подвальным эхом , как Лерочкины пазлы сложилось
в одну чёткую и мерзкую картинку.
Для надёжности Иван написал подробные жалобы – рапорты сразу
двум заместителям начальника Управления, - по кадрам и по собственной
безопасности… Через три дня его повязали в автобусе по дороге домой.
Всё, как обычно. Два «гвардейца» предъявили «ксивы»:
«Пройдёмте», - говорят.-
В чём дело? Куда и зачем? –
Вы задержаны по подозрению в совершённом разбое-
В каком ещё разбое, вы с ума сошли –
Пройдёмте, Вам всё объяснят, сопротивление представителям закона
строго наказуемо. - Вот такой вот базар получился.
Из спортивной сумки гражданина Храмова при понятых, под протокол была
изъята почти новая ондатровая шапка (мужская) . Была очная ставка с
пострадавшим, каким – то мутным субъектом неопределённого возраста
с беспокойными, как две мышки глазками. Подтвердил болезный, что на
автобусной остановке, в такое - то время гражданин Храмов ударил
смиренного гражданина Саясова ни за что, ни про что. Потом сорвал с него,
(Саясова) новую ондатровую шапку и был таков. Приличный синяк под
глазом у «потерпевшего», надо признать был свежим и настоящим.
Итого: статья сто сорок пятая, часть вторая, «разбой с грабежом»,
предусматривающая от пяти до семи лет лишения свободы.
Били Ивана поначалу не очень больно, но профессионально. Похоже,
что больше унизить хотели. Признание не выбили, да и оно «коллегам» и не
надо было. Но совершил он грубейшую ошибку. На одном из
допросов с пристрастием достал – таки, поднимаясь с цементного пола
справой глаза одного из экзекуторов, - низенького, мордастого и грозного
в своём кураже лейтенанта. И не слабо достал…
Дальше был тягостный провал памяти. Били по голове. Потом
Была больничка, потом суд и оправдательный приговор. Что– то там в их
папке не срослось, или перепугались немножко, что чуть «переборщили».
В гараже ментовском Иван больше не появлялся. Устроился сторожем на
закрытый уже склад своего бывшего «ООО».
А через пару месяцев начались, как он их называл «мультики». Лицо его
перекашивало, а в глазах как будто молнии цветные куролесили. Потом
подкашивались ноги и он падал там, где и заставал его приступ.
-------------
Ну а всё остальное, вот оно - в этом белом аквариуме. Тихий час
заканчивался. Скоро Ира старшая явится капельницу налаживать.
-НЕ ПИ ЩАТЬ!-