В лесу было темно, и на заснеженной тропинке были едва видны следы от обутых в мокасины ног Джоанны. Если бы она не проходила этой дорогой бесчисленное количество раз в дневное время, Джоанна ни за что бы не знала, куда идти. Но Хартвуд был знаком ей даже в эту непривычную ночь. Она часто участвовала в пикниках в прохладных, тенистых рощах и рылась в поисках желудей под высокими дубами. В такую суровую зиму, как эта, на желудевой похлебке семья могла продержаться несколько дней.
Тем не менее, это была первая ночь, когда она вышла в лес, хотя жила здесь всю жизнь. Это было традицией – нет, больше чем традицией – члены семьи Чеврил не осмеливались выходить в лес в полночь. «Никогда, никогда не ходи в лес ночью», - говорила ее мама, и это было не предупреждение, а приказ. «Твой отец пошел, хотя ему и говорили не идти. Он так и не вернулся.»
И Джоанна слушалась. Исчезновение отца осталось в ее памяти, хотя ничего больше о нем она не помнила. Он был не первым из Чеврилов, с кем случилось такое. Двоюродный дедушка и две кузины так же «так и не вернулись». По крайней мере, так было сказано Джоанне. Исчезли ли они в пасти города, что притаился в горах на западе, или пропали в голодных волчьих или медвежьих челюстях – так никогда и не выяснилось. Но Джоанна, будучи послушной девочкой, всегда приходила в дом с заходом солнца.
Все 16 лет она прислушивалась к этому предупреждению. Но сегодня ночью, когда ее бледная мать чувствовала себя все хуже, неровно дыша в кровати, которую они делили, у Джоанны не было выбора. Нужно было позвать доктора, который жил в другой части леса. Это скопление окружавших дальний край Хартвуда домов называлось «деревней», хотя на самом деле оно было слишком мало для такого названия. Пять домов семьи Чеврил, державшихся вместе, но пустовавших, за исключением Джоанны и ее матери, не называли деревней, хотя они жили на такой же большой территории.
Обычно доктор сам проходил через лес, чтобы навестить Чеврилов. И этот визит он совершал раз в год. Даже когда бабушки, дедушки, дяди и кузины были живы, деревенский доктор приходил только раз в год. Он был груб и неприветлив и звал их «сильными как звери», а затем уходил, никогда даже предложив укрепляющего средства. Они ни в чем не нуждались. Они были здоровы.
Но долгая, жестокая зима подорвала силы матери Джоанны. Несколько дней она лежала в молчании с мутными, расфокусированными глазами, еле-еле кушая кашу, которую Джоанна давала ей. Наконец Джоанна сказала: «Я приведу доктора».
Ее мама бормотала «нет» каждый день, до этого вечера. Когда Джоанна упомянула доктора снова, она не услышала ответа. Без маминого «нет» Джоанна приняла решение самостоятельно. Она пойдет.
Она чувствовала, что если не проберется через лес и не вернется назад до рассвета, уже будет поздно. Глубоко внутри она знала, что ей следовало пойти раньше, даже когда ее мама не хотела этого. Поэтому она бежала так быстро, насколько хватало смелости, двигаясь через Хартвуд по маленькой, извилистой тропинке по ощущениям.
Сначала чувство вины и незнакомая ночь давили на нее, заставляя чувствовать себя хуже. Но по мере того, как она продолжала бежать, бодрящий ночной воздух, казалось, прояснял ее голову. Она чувствовала себя неестественно настороженно, как будто вдруг начала открывать для себя новые ощущения. Ветер развевал ее короткие темные волосы. Впервые она почувствовала себя привлекательной и легкой, и почти красивой. Пока она бежала, ее ноги оставляли ровные следы на снегу, и она не чувствовала ни холода, ни ветра. Ее шаги становились все шире.
Внезапно лежавшая поперек дороги сломанная ветка запуталась у нее в ногах. Она тяжело упала на четвереньки, у нее перехватило дыхание. Поднявшись на ноги, она вгляделась в темноту перед собой. Есть ли другие ветки?
Даже когда она смотрела, лес, казалось, становился светлее. Свет полной луны, должно быть, достиг чащи леса. Это была успокаивающая мысль.
Теперь она бежала быстрее, уверенная в своих шагах. Деревья мчались рядом. Казалось, оставалось еще много времени.
Наконец, она прибежала к тому месту, где заканчивался лес, и осторожно потопталась у крайних деревьев, стараясь не маячить на фоне неба. Затем остановилась в нерешительности.
Она не услышала никакого движения, не увидела ничего угрожающего. Собравшись с силами, Джоанна незаметно продвинулась на небольшой луг, который тянулся вниз к задней части деревни. Снова остановилась. На этот раз – повернула голову направо, налево. Она почувствовала мускусный запах фермерских животных, принесенный едва дувшим на нее ветром. Луна скрылась за ее головой и на мгновение показалось, будто она сидела верхом на широком, темном плече Джоанны.
Она продолжала медленно шагать вниз по склону к веренице домов, стоявших словно неровные зубы. Свет струился из задних окон, заставляя маленькую луну, направленную на посеревший снег, казаться устрашающей.
Она медлила.
Залаяла собака. Затем начала вторая, только для того, чтобы превратить этот лай в вой.
Раздался плач из самого дальнего дома с правой стороны, затем женский голос, мягкий и успокаивающий: «Мальчик, успокойся.»
Собака затихла.
Она осмелилась сделать еще несколько медленных шагов по направлению к деревне, но ее страх будто опережал ее. Словно почуяв ее запах, первая собака снова энергично залаяла.
«Мальчик! Лежать!» На этот раз это был мужской, пронзивший ночь своею властностью, голос.
Она сразу его узнала. Голос доктора. Она стала пробираться на этот звук. Дрожа от облегчения и страха, она подошла к заднему двору крайнего справа дома и стала ждать. От нервов она стала беспокойно двигать одной ногой, копая снег до сухой, мертвой травы. Ей стало интересно, чувствовали ли отец, двоюродный дедушка и ее кузины тот же страх, стоя под пылающим глазом луны.
Доктор, невысокий и слишком крепкий для своих лет, вышел из задней двери, застегивая брюки одной рукой. В другой он держал ружье. Он вглядывался в темноту.
«Кто здесь?»
Она шагнула во двор, в пятнышко света. Она пыталась произнести свое имя, но неожиданно не смогла его вспомнить. Она пыталась объяснить, зачем пришла, но не произнесла ни слова. Чтобы избавиться от страха, она тряхнула головой.
Разъяренная собака снова возбужденно залаяла.
«Черт возьми,» - произнес доктор, - «это олень.»
Она обернулась и посмотрела назад, следуя его взгляду. Но там ничего не было.
«Этого мяса хватит до конца этой лютой зимы», - сказал он. Затем вскинул ружье и выстрелил.