Очередная ночь спустилась на город. С Белого дня ночь никогда не приходила быстро, она сначала пачкала день, высасывала из него краски, делала его похожим на черно-белую картинку, а потом начинала штриховать, добавляя и добавляя темного в привычное глазу соотношение. И вот люди замечали, что наступила ночь, а как это произошло – никто не понимал. Фокус, да и только!
Нынешняя ночь была особенной – назавтра должна была состояться двенадцатая годовщина Белого дня, и назавтра же был назначен большой плац-парад в честь ландрского посланника, князя Вальдеррохи. Случайно ли произошло такое совпадение? Люди всякое поговаривали.
Двенадцать лет – особенная дата, полный астрологический цикл, поэтому в преддверии годовщины несчастья, постигшего страну, ожили и поползли по переулкам всякие разные слухи. Баронессе Ферро частенько хотелось встать со своей лавки в «Старой тыкве» и треснуть в глаз особенно активных рассказчиков, но в целях конспирации она сдерживалась.
- … я истинную правду говорю, этот плац-парад они не просто так устроили, на него привезут гроб с принцессой, откроют его, а она в нем – лежит как новенькая, только головы нет. Голову привезут отдельно, она у правителя в стеклянной банке хранится, заспиртованная. Вот, и прилюдно эту банку разобьют, возьмут голову и к телу приставят – как только прирастет голова, так принцесса встанет и снег растает, и зима кончится. Чтоб мне провалиться на этом месте!
Мими подумала, что ни одна божба в мире ничего не стоит, ибо этому горе-прорицателю действительно следовало немедленно провалиться в вонючий, кишащий крысами подвал трактира. Но никто не проваливался, а версии выдвигались все сказочнее и сказочнее. Бедная Лия выступала в них персонажем из загробного мира, который то оживает, то умирает по своему усмотрению, не забывая наслать на страну из вредности какую-нибудь новую чуму.
- Чтоб у вас языки поотсыхали… - однажды негромко, но с чувством произнесла Мими. Заполненная народом зала замолчала и уставилась на недовольную, осмелившуюся прервать интересное развлечение.
- Ишь ты, грамотная выискалась… - непростое положение Мими безошибочно угадывалось обитателями таверны, поэтому серьезно бузить они робели, но свое недовольство надо было как-то выразить. – У меня вернейшие сведения, вернее не бывает.
- Еще раз брякнешь какую-нибудь чушь про покойную принцессу, которая не была ни демоном, ни оборотнем, ни ожившим мертвецом, а обычной девушкой, которую подло убили, - я тебе язык отрежу.
В словах баронессы затаилась угроза, тем более значительная, что масштаб ее был непонятен. Вроде бы хрупкая, маленькая женщина, но всегда при шпаге, и носит ее так, что легко верится в то, что она ей часто пользуется.
- Все же знают, что принцесса восстала из могилы на старом кладбище…
- Считаю до трех: раз…
Этого оказалось достаточно, рассказчики обиженно разошлись, а хозяйка надулась на нее за то, что поломала торговлю – они бы до ночи просидели, и пива бы сколько выпили!
- Стыдно вам… - Мими кинула на прилавок золотой и пошла к себе. Как все интересно складывается – сегодня ей суждено окончить дело, начатое ровно двенадцать лет назад. Круг замкнулся, обернулся, и теперь колесница догоняет Орландо, чтобы подмять его и раздавить грудь своими колесами. Око за око.
Она очень устала, но спать совершенно не хотелось, только бы полежать немного, чтобы дать отдых рукам, ногам и спине. Раздевшись, баронесса Ферро улеглась в постель, ведь предстояло еще несколько часов ожидания. Инструмент стоял готовый и завернутый в мешковину рядом с кроватью. Для практики она днем забралась в сарай и почти полностью разнесла его с помощью фомки, радуясь тому, что несколько лет грабежей и мелкой уголовщины явно не прошли даром, - руки помнили, как открывать закрытое.
Для собственного успокоения она открыла и еще несколько раз перечитала план дворца шестидесятилетней давности, найденный ею в собственной библиотеке. Она посмотрела на бывшую спальню королевы Мередит, в которой заканчивался подземный ход, потом закрыла глаза и по памяти воспроизвела схему, согласно которой ей предстояло двигаться. Да, во дворце могли возникнуть новые, неожиданные препятствия - в виде охраны, например, но Мими рассчитывала с ними справиться. Она даже была готова на драку, но только если сначала найдет Орландо, потому что драться просто так и привлекать внимание, это наверняка погубить все дело.
Проблемой было и то, что она не знала, где именно во дворце ночует правитель. Нигде, ни в какой официальной информации не попадалось даже намеков – и то правда, Орландо чрезвычайно не любил публичности и предпочитал держаться в тени. А это значило, что баронессе Ферро придется обыскивать весь дворец, и глупо было бы рассчитывать, что именно сегодня ей повезет и все кончится. Но Мими верила, ведь ночь накануне Белого дня – особенная.
Она лежала на кровати, натянув одеяло до подбородка, и поглядывала, как тлеют угли в камине, и мало-помалу сознание ее начало затуманиваться: сказывались бессонные ночи и многодневная усталость. Тихо-тихо, она сама не заметила, как уснула.
Ей снились пыльные коридоры, целый лабиринт коридоров, где-то в глубине которых стояла кровать со спящим правителем. И она металась по этим коридорам, а мутная луна, смотревшая сверху, все время издевательски подмигивала, показывая то в ту, то в другую сторону. Мими бежала со всех ног, потому что времени было в обрез: где-то громко тикали часы, и она знала, что стоит им ударить, как с неба посыплется снег и все будет кончено.
Два красных глаза сверкнули впереди, как угольки в камине – точно, ей туда, потому что кошка лучше нее знает путь, она покажет, куда идти. И тут стены стали словно прозрачными: Мими увидела центр лабиринта, в котором стояла кровать правителя. Рванувшись изо всех сил, она выскочила перед ней и увидела тело, накрытое простыней – скорее, время не ждет, старые часы уже заскрипели шестеренками. Она схватила шпагу и почему-то рубанула плашмя в районе шеи: раздался страшный грохот, луна на небе взвизгнула и улетела куда-то ввысь, а с неба повалился мягкий, белый снег. И на фоне белой простыни медленно проступила красная линия от удара. Дрожа от предчувствия чего-то ужасного, Мими взялась за край простыни и потянула на себя: вместе с тканью к ее ногам покатилась золотоволосая голова принцессы. Снег повалил сильнее…
Вскочив в ужасе, баронесса Ферро еще несколько мгновений не могла сообразить, где она и что происходит. Затекшие пальцы правой руки отдавали острой болью, а угли все так же добродушно шипели в камине. Она просто уснула, положив руку под голову, рука затекла, и ей приснился кошмар. Вроде пустяки, но жуткое ощущение безысходности никак не желало выветриваться из головы.
Дотянувшись до карманных часов на тумбочке, она посмотрела время: половина двенадцатого. При желании она может и еще поспать, но, вспомнив свой сон, она резво вскочила с кровати. К черту такой отдых! Еще около часа Мими проверяла свое снаряжение, а когда звуки внизу затихли, она встала и накинула плащ. Надо ли посидеть на дорожку? Да ну, она и так уже насиделась и належалась за сегодня.
На небе была все та же мутная и сонная луна, чрезвычайно неприятная уже одним своим видом. Мими недобро покосилась на нее, досадуя, что никак не может забыть неприятный сон. На великие дела надо идти с легким сердцем и верой в победу, а она тащится, как на каторгу.
- Соберись, тряпка! – пробормотала она себе сквозь зубы и тряхнула головой. Баронесса Ферро никогда не сдается, не дождетесь.
Прогулка по заиндевевшим переулкам взбодрила ее достаточно для того, чтобы почувствовать себя лучше и энергичнее. Подходя к Ситцевой улице, Мими стряхнула с себя последние остатки сонливости и теперь была готова к приключениям. Еще бы эту гадскую луну куда-нибудь убрать, чтобы не напоминала ночной кошмар своей опухшей мордой.
- Сгинь! – но луна даже не пошевелилась, нагло ухмыляясь с неба. Знает, коза, что ничего ей не будет.
Интересно, а Ирья ничего им не говорила по поводу того, как прогнать луну с неба? Вроде бы что-то припоминалось, но очень смутно: эх, сейчас бы вспомнить, да запульнуть заклятием в бледную сволочь. Словно почувствовав угрозу, луна прикрылась облаком, оставив для освещения только тонкий краешек.
– Так-то лучше, смотри у меня…
Молли уже ждала ее на чердаке. Удивительно умная и милая кошка – так и забрала бы себе, если бы образ жизни позволял. Дай-то бог, чтобы старуха Грюнвальд хорошо заботилась о ней! Надо было в примечании к почтовому переводу указать, что обязательным условием получения денег является хороший уход за кошкой. Мими погладила голубоглазую красавицу и обнаружила, что у нее на шейке появился бархатный ошейник – похоже, старуха и без напоминания сообразила, что надо делать.
Снизу раздавался богатырский храп. Можно было подумать, что бабушка привела на ночь дедушку. Мими усмехнулась про себя, но в кухне она уловила аромат винных паров, витавших там после явно удачного вечера. На столе стояла початая бутылка, и лежали остатки колбасы, которыми, впрочем, уже воспользовалась Молли.
- Гуляем…
Впрочем, это было хорошо, потому что гарантировало ей спокойствие во время вылазки. Выпившая госпожа Грюнвальд будет спать мертвым сном, можно тут хоть танцы устраивать, а ведь ей всего-то нужно проскользнуть в подпол. Но теперь можно не беспокоиться, и Мими зажгла свечу прямо в кухне.
К ее величайшей радости, крыша у подземного хода никуда не делась, и никакой луны над ними не было – ход как ход. Приснится же всякое…
Мими легко шагала по коридору, освещая себе путь, а под мышкой у нее ждал своего часа набор плотницкого инструмента. Капля камень точит, так и она – потихоньку заползет внутрь дворца и свершит правосудие.
Спальня Мередит встретила ее тревожным покоем, наполненным молчаливой угрозы. Все-таки мерзкое место, но теперь Мими не намерена была здесь задерживаться и рефлексировать – она поставила свечу на пол и достала фомку.
Орландо не спал этой ночью, и неважно, что завтра рано утром ему предстояло принимать плац-парад. Ради такого можно и потерпеть: Тузендорф оказался совершенно прав, кто-то проник во дворец неизвестным путем. Орландо поднял свои записи, относящиеся к счастливому времени, когда он, окрыленный надеждами, делал там ремонт к приезду Лии, но не нашел ничего подозрительного. Насколько он помнил (а он лично руководил работами), комната была совершенно обычной, никаких подземных ходов там не наблюдалось.
А вот сейчас он бы с удовольствием побегал и поискал, но барон Тузендорф запретил, сказав, что он может наследить и спугнуть грабителя. Министр назвал неизвестного человека грабителем, но Орландо почему-то был уверен, что человек приходил совсем не за вещами. Интересно, а если это действительно был призрак принцессы? Рад бы он, Орландо, был видеть ее призрак, даже мстительный и обвиняющий? Он вспомнил вечер в спальне Мередит, после которого он велел заколотить покои, и неприятный холод пополз по его спине. Нет, лучше уж без призраков. Но тут Орландо был целиком и полностью согласен с бароном Тузендорфом: призраки не бьют горшков и не оставляют следов на пыли.
Он ждал уже целый час. Ждал в темноте, вместе с шестерыми солдатами, и еще восьмеро дежурили неподалеку, готовые прибежать на первый шорох. Правитель зажег здоровенную толстую свечу, которой при плохом раскладе хватило бы на целую ночь, и прикрыл ее глиняным горшком, чтобы не нарушать конспирацию.
Полночь прошла спокойно, ни один шорох не нарушал тишину, только время от времени кто-то из солдат переминался с ноги на ногу, вызывая неприязненный взгляд Орландо. Придет ли сегодня неизвестный воришка, или он забрел сюда случайно и больше не явится? Лучше бы пришел, потому что неизвестность пугает, и правитель никогда не будет чувствовать себя спокойно, зная, что где-то есть потайной ход.
Была уже половина второго, и Орландо начал дремать, положив руки на теплый горшок, нагретый свечкой, когда вдруг часовой тронул его за плечо – из комнаты раздавался легкий шорох. Там явно кто-то был. Сон как рукой сняло, Орландо весь напрягся и прижал палец к губам – ни один звук не должен был спугнуть гостя.
Изнутри донеслись легкие шаги, говорящие о том, что грабитель явно был хрупкого сложения, а потом в щель просунулась аккуратная фомка, и невидимый посетитель начал с потрясающей ловкостью открывать дверь. Нет, пожалуй, это и правда квартирник, причем классный – гвозди отлетали один за другим практически беззвучно. Орландо жестами приказал солдатам не двигаться, и те только крепче сжали оружие, готовясь к нападению.
Наконец, последний гвоздь вышел из гнезда, и доски упали вниз, но просунувшаяся маленькая, как у женщины рука не дала им этого сделать, ловко втянув их внутрь. Класс! Практически цирковое представление. Вслед за этим на мгновение наступила тревожная тишина, в продолжение которой человек за дверью явно прислушивался, пытаясь определить степень опасности. Солдаты затаили дыхание, Орландо тоже, и вот, наконец, дверь тихонько скрипнула, и стала медленно открываться, а в образовавшуюся щель просунулось лицо, которое ну совсем никто не ожидал увидеть.
Баронесса Ферро! Орландо не видел ее много лет, но сразу же узнал – она почти не изменилась. Бледное лицо с глазами, обведенными черными кругами, и жесткой складкой губ. Но какого черта ей здесь надо? Хотя, с добрыми намерениями она точно не придет. Двенадцать лет ее похождения изрядно отравляли ему жизнь. Она покрутила головой, пытаясь разглядеть во тьме что-нибудь, и тут Орландо не выдержал – он поднял горшок.
Коридор озарился светом, и обалдевшая Мими поняла, что она попала в ловушку: шестеро гвардейцев с шашками наголо, и, как издевательство, дьявольская ухмылка на лице Орландо, который возник из тьмы, подобно демону.
- Здравствуйте, баронесса!
Это был сигнал, солдаты кинулись вперед. Но не тут-то было: если в первое мгновение Мими опешила, то во второе она пришла в себя и была готова к действию. Ломая все шаблоны, она кинулась не назад, а вперед, под ноги гвардейцев, и пнула свечу, погрузив комнату во мрак. В наступившей темноте все растерялись, а Орландо внезапно ощутил боль в ноге, как будто кто-то ухватил его зубами за ляжку. Он заорал, и на него немедленно навалилась куча народу, потом раздались крики, топот и грохот.
- Да зажгите свет, идиоты!!!
Наконец, кто-то отыскал упавшую свечу и зажег ее. Стало видно, как два солдата пытаются открыть захлопнувшуюся стеновую панель, правитель зажимает раненую ногу, а баронессы Ферро и след простыл. Орландо поднялся на ноги и дохромал до злополучной панели:
- Она сюда ушла?
- Да, здесь, оказывается, дверь. Сейчас мы ее выломаем и догоним эту дамочку.
Правитель потрогал пальцами панель.
- Какая хорошая работа. Ладно, главное мы узнали – теперь найдите, где ход заканчивается, и замуруйте его, чтобы она больше сюда не сунулась. Дамочку не трогать! – строго повторил он изумленному офицеру. – Ей Тузендорф займется.
По ноге стекала кровь, и ему требовалась перевязка. Рана была пустяшная, но все равно неприятно: какая эта Ферро упертая! Вот чего ей потребовалось спустя двенадцать лет? Он ее не трогал, часто вопреки здравому смыслу, давно бы уже поняла, что надо успокоиться и жить тихо. Орландо кусал губы от досады, пока ему перевязывали ногу, а потом выпил горсть успокоительных и пошел спать – утром ему предстояла пренеприятная обязанность.
Мими, пережившая настоящий всплеск адреналина в тот момент, когда в темноте внезапно возникло дьявольское лицо Орландо, теперь удирала по коридору быстрее ветра. Ей все чудился топот догоняющих и руки, хватающие ее за плащ. Выскочив с другой стороны, она даже забыла запереть дверь и поскорее откинула люк, за которым ее ждал новый сюрприз в лице госпожи Грюнвальд, одурело смотрящей на непотребство, устроенное нечистой силой в ее кухне.
- АААА!!!! – заорала старуха, увидев, как из подпола полезли черти. Перепачканная и перепуганная Мими проскочила мимо нее на чердак, вылетела в окно и скатилась по скользкой черепице. Только шаги ее загрохотали по Ситцевой улице.
Она бежала так, что ей казалось, ноги оторвутся. Но, пролетев несколько переулков, она поняла, что ее никто не догоняет. Забившись в какой-то темный угол, она постаралась успокоить сердцебиение и прислушаться, но это удалось ей далеко не сразу. Когда, наконец, удары сердца стали потише, она поняла, что кругом царит тишина, преследовали потерялись где-то по дороге.
Вместе с редеющими ударами крови в висок, ее душу затапливало отчаяние. Все пропало! Столько лет подготовки, столько надежд, и вот – этот дьявол опять ее перехитрил. А ведь сегодня утром в город должна была войти королева, и снег должен был растаять… С чего это она взяла? Все только одни мечтания, одни фантазии и надежды, вся ее жизнь – дурной сон, приснившийся под утро. Слезы потекли по грязным щекам, она уткнулась лбом в промерзшую каменную стену чьего-то дома и беспомощно заплакала.
- Почему мне так не везет, почему я все время опаздываю… Я как будто проклята кем-то…
Шпага неловко уперлась ей в бок, и тут она вспомнила, что пырнула наугад. Не вытирая слез, она достала клинок из ножен и поняла, что он испачкан кровью.
- Ох, как я надеюсь, что эта кровь – твоя, подонок.
Жаль, что Ирья не учила их черной магии. Сейчас она без колебания бы сделала любое проклятие, невзирая на цену, которую придется за него заплатить. Пусть бы она стала навеки проклята, ей терять нечего, ее жизнь и так потеряна, но только чтобы Орландо сгинул. Пусть бы он умер от страшной болезни или сошел с ума, или попал под лошадь… да все, что угодно!
- Ненавижу, ненавижу, ненавижу… - шептала обезумевшая баронесса в то время, как старуха Грюнвальд трясла связкой чеснока над открытым люком под изумленным взглядом Молли.
- Чур меня! Чур меня! Чур меня! Ох, говорила мне мама, что от вина одни проблемы. – Она уже в третий раз обходила кухню, потрясая овощем над каждым углом. – Стоить выпить, как дьявол придет и заберет тебя. Так-то, Молличка. А ведь стыдно-то как, всю жизнь я прожила честно, никогда с нечистой силой не водилась, и вот на тебе: стоило только выпить немножко, как нечистая сила тут как тут. ААААА!!!!
- Тихо, бабка. Никшни… - из подпола показалась очередная дьявольская рожа. Госпожа Грюнвальд грохнулась в обморок.
Утро двенадцатой годовщины Белого дня выдалось таким же белым, как и оригинальное. За ночь, беспокойную и тревожную, мороз усилился и теперь даже потрескивал в кронах деревьев, поднимаясь над водами каналов белым маревом.
Орландо проснулся от назойливой ноющей боли в ноге. Черт бы побрал эту козу Ферро – надо все-таки с ней разобраться. Откуда она проникла в покои Мередит, и как вообще узнала о существовании хода? Как хорошо, что Тузендорф вчера не остался равнодушным и заставил его вскрыть комнату, а то сейчас у него была бы дырка не в ляжке, а в горле.
Он с трудом встал с постели, думая о том, как бы пережить наступающий день. Плац-парад, который он задумывал в виде изощренного мучения для ландрского посла, князя Вальдерроха, грозился стать мучением для него самого. Надо же было этой сволочи припереться во дворец ни раньше, ни позже!
- Я вас искренне ненавижу, мадемуазель Ферро, и если бы не некоторые клятвы, которые для меня священны, болтаться бы вам на ближайшей осине уже давно. Все с ума посходили: потомственная аристократия вырождается и превращается в мелких уголовников…
Он отогнул тряпочку и посмотрел на рану: повезло. В который раз он убедился в своем несокрушимом везении – еще бы сантиметр и шпага баронессы пронзила бы ему паховую вену, а это верная смерть от кровопотери в считанные минуты.
- Если на то пошло, то мне грех жаловаться: я чертовски везуч. Целая цепь случайностей должна была произойти для того, чтобы я сейчас здесь сидел живой и относительно невредимый, и она не подвела. Во-первых, Тузендорф вчера опоздал, и я пошел прогуляться по дворцу. Во-вторых, я пошел прогуляться не куда-то, а в галерею королей, где и встретил двух горничных. В третьих, они не смолчали, и рассказали мне, казалось бы, абсурдную вещь. В четвертых, именно тогда пришел Тузендорф и настоял на том, чтобы осмотреть комнату. В пятых, баронесса мала ростом и немного не дотянулась, в шестых, подошва моего ботинка заскользила по разлитому воску, и нога отъехала в сторону, избежав серьезного ранения. В шестых… да я молиться должен на свою удачу, а не жаловаться!
Настроение у него существенно улучшилось, и он без единого писка перенес необходимые процедуры, только попросил врача приготовить ему что-нибудь обезболивающее, потому что день предстоял трудный. Скоро должен был явиться Тузендорф, и Орландо спешил умыться, дабы при полном параде встретить своего спасителя.
На сей раз барон был точен – едва пробило восемь, он уже постучался в дверь кабинета.
- Доброе утро, Ваше Высокопревосходительство, как вы себя чувствуете? – он уже все знал, хоть и не присутствовал на операции.
- По сравнению с тем, что могло бы быть, если бы не вы – неплохо. Позвольте выразить вам мою благодарность, барон, вы спасли мне жизнь.
Тузендорф растрогался. Он был искренне рад, потому что среди великого множества государственных служащих, он служил правителю не за страх, а за совесть.
- Что вы, Ваше Высокопревосходительство, я тут ни при чем. Я всего лишь старый подозрительный сыщик, который придает большое значение мелочам.
- Да, но именно эти мелочи спасли мне жизнь. Спасибо вам еще раз от всей души.
Орландо пожал руку министра, приведя того в состояние умиленной расслабленности. Однако спустя несколько минут, Тузендорф пришел в себя и был готов продолжать работу, ради которой он и явился к Правителю.
- Позвольте доложить, что подготовка к параду проведена, все на своих местах, дожидаются… Есть одна проблемка – ночью ударил сильный мороз, и погодные условия аномально неприятные. Стоит ли проводить мероприятие при таком морозе?
Орландо хитро прищурился:
- Стоит, стоит… Как вы думаете, почему я все это затеял? Мне трижды плевать на протокол, но мне надо, чтобы Вальдерроха пошумел в Ледяной пустоши, хотя бы недолго. Он все делает вид, что не понимает, о чем я, но ничего – наш мороз ему живо мозги продует…
- А… вам самому не опасно будет так долго находиться на холоде? – Тузендорф опасливо скосил глаза куда-то по направлению к полученной правителем ране.
- Я от злости даже не чихну! Если бы вы знали, как я ненавижу этого спесивого говнюка, то ни секунды бы не сомневались в моем здоровье… Кстати, меня весьма интересует вопрос о нашей баронессе: чем закончилась операция?
Тузендорф хлопнул глазами и перелистнул листочки в папочке:
- Баронессой Ферро ведает моя заместитель, весьма способная дама…
- У вас для этой придурочной отдельный человек предусмотрен? Не жирно ли?
- Уверяю вас, что нет. Баронесса Ферро кажется вам придурочной только потому, что за ней хорошо присматривают и разумно ограничивают ее активность – иначе она бы давно уже гражданскую войну развязала. Бывшая соратница принцессы весьма и весьма опасна, поэтому не следует ее недооценивать. Ваша вчерашняя рана как раз об этом говорит.
- Ладно, и что говорит ваша дама?
- Госпожа Брадаманте пишет, что подземный ход ведет на улицу Ситцевую, в дом№23, в котором проживает какая-то невозможно древняя старуха. Старуха совершенно не в курсе, и ничего не знает ни о ходе, ни о баронессе Ферро… - министр выдержал паузу, - …я ей верю, потому что ей 90 лет, она глухая и тупая. По всей видимости, Ферро тайком залазила в дом несколько раз, чтобы воспользоваться ходом, но откуда ей стало известно о его существовании, и откуда у нее взялся ключ, это пока еще загадка.
- Ключ? Какой ключ?
- Полноте, Ваша Светлость, панель в спальне Мередит и дверь на другом конце коридора открывается одним и тем же ключом, и это весьма непростой ключ. Такие не делают на Рыночной площади.
- Так-так-так… Значит, Ферро откуда-то узнала про существующий ход, добыла ключ и попыталась им воспользоваться. И только чудо уберегло меня от гибели, потому что вряд ли она шла ко мне в картишки поиграть?
- Именно так, поэтому нас еще ждет расследование на эту тему.
- А сама баронесса-то как?
- Как всегда: скрылась в неизвестном направлении. Вернее, я подозреваю, что в известном, но госпожа Брадаманте его не афиширует.
- Почему это?
- Ей приказано наблюдать и не трогать, она и выполняет. Мы всегда можем достаточно точно сказать, где находится баронесса Ферро, но в целях ее безопасности соблюдаем конспирацию. Я надеюсь, я правильно вас понял… тогда еще… - глаза Тузендорфа тревожно блеснули за стеклами очков.
- Правильно. Ладно, черт с ней, наблюдайте, но по возможности так, чтобы она до меня не добиралась, я еще жить хочу.
- Простите, Ваше Высокопревосходительство, мы обязательно учтем этот промах, и примем все необходимые меры.
- Хорошо. Кстати, вы не в курсе, наш дорогой гость уже встал?
- Нет, насколько мне известно, еще почивает.
- Интересно, парад назначен на девять, а эта скотина еще дрыхнет… - Орландо подошел к окну и выругался сквозь зубы. Дворцовую площадь еще накануне полностью очистили от снега, отдраили до зеркального блеска, чтобы высокородный князь мог полюбоваться военной мощью Страны Вечной Осени. Но князь спал, и куча народу почем зря мерзла на ветру.
Отпустив Тузендорфа и вытерпев перевязку, которая, по мнению лекаря, должна была помочь ему оставаться на ногах весь день, Орландо присел за стол и стал ждать новостей о пробуждении высокого гостя.
Князь Вальдерроха был одним из тех вельмож, кому принадлежали лже-Эльфрики. Он имел эту марионетку, распоряжался ей по своему усмотрению, и постоянно воевал с двумя такими же предприимчивыми аристократами за то, чей Эльфрик истиннее. Мими знавала его во время своего пребывания в Каррадосе, хоть они особенно и не общались.
С момента смерти королевы Вильгельмины в Ландрии многое изменилось: как и предсказывала старая властительница, страна рухнула в пучину междоусобных войн, начисто исчезнув с международной арены, потому что ни времени, ни сил на внешнюю политику ни у кого не оставалось. Князья дрались друг с другом, пока одураченный народ наблюдал парад разных Эльфриков и был озабочен только выживанием.
Все это было чрезвычайно на руку Орландо и Драгомилу, поэтому они, не сговариваясь, по очереди поддерживали разных вельмож, не давая ни одному сколь-нибудь значительно возвыситься, и старательно подпитывая смуту. Сейчас протеже Орландо являлся пресловутый Вальдерроха, а Драгомил благоволил его сопернице, княгине Ройос – и они самозабвенно дрались, думая, что весь мир стоит и смотрит на них, разделяя их интересы.
Индюшачья надутость Вальдеррохи бесила Орландо, но он понимал, что такой князь ему на руку. Будь он умнее, давно бы понял, кто дергает за ниточки, и попытался объединиться с Имоджен Ройос. С одной стороны удобно, с другой - в личном общении его было трудно выносить. Орландо давно отвык от вельможной спеси, и сейчас с крайним изумлением наблюдал за князем, вспоминая молодость и незабвенного Карианиди. Вальдерроха не пил, нет, но ему и без алкоголя придури хватало: он постоянно требовал какую-то ерунду, или соблюдения идиотских «приличий», которые, в основном касались восхваления его особы.
Вальдерроха смотрел сверху вниз на то, как Орландо разговаривает с подчиненными, и объяснял его либерализм подлым происхождением. Разумеется, раз уж лакей правит государством, разве стоит ждать от него подлинного аристократизма? И при этом спокойно жрал и пил за счет этого самого лакея. Для Орландо это был тысячу раз пройденный этап, он таких принцев пачками на фронт отправлял, но необходимость терпеть рядом с собой говнюка и идиота серьезно выводила его из равновесия. Вальдерроха был ему нужен: Орландо хотел, чтобы князь напал на Драгомила со стороны Ледяной пустоши, и отвлек на себя внимание старого короля. Непременно отвлек, потому что на востоке ему предстояло завершить одно чрезвычайно интересное дело, к которому он шел много лет.
Но князь делал вид, что не понимает прозрачных намеков. Секрет состоял в том, что у него не было достаточно сил, чтобы осуществить нападение, а кроме того, он хотел награды. В глубине души понимая, что служит чужим целям, он хотел, чтобы ему заплатили. И, как всегда бывает в подобных случаях, не понимая ситуации, он здорово преувеличивал ценность своего участия. Орландо по-настоящему удивлялся, понимая, сколько всего хочет князь за то, чтобы просто пошуметь на границе.
С помощью парада Орландо решил показать залетному, что Страна Вечной Осени и без него сильна, так что в случае чего справится своими силами. По его подсчетам, демонстрация военной силы должна была сильно снизить притязания ландрского князя, и помочь уладить дело к обоюдному удовольствию. И вот, когда все было готово, этот мерзавец изволил почивать! И плевать ему на то, что парад назначен на девять, а еще больше плевать на то, что на улице мороз, и люди просто мерзнут для того, чтобы доставить ему развлечение.
Сидя в своем кресле и размышляя о князе, Орландо медленно наливался злобой. Часам к десяти он совершенно озверел, но заскочивший на минуту Тузендорф напомнил ему о приятном: сегодня ночью он раскрыл опасную интригу, избежал смерти и узнал много нового о своем дворце. Однако министр пришел не просто так, он принес правителю маленький конвертик, который волшебным образом превращал князя Вальдерроху из чрезвычайно важной личности в чванного попрошайку. Лицо министра при этом напоминало свежеиспеченный блин, смазанный сливочным маслицем – уж очень он был доволен. Орландо развернул конвертик, поглядывая на Тузендорфа, который сложил руки на животе и невероятно слащаво улыбался. Помимо воли, его настроение неуклонно поползло вверх, хотя он еще не читал написанного.
Это оказалось письмо от принца Марка, которого они недавно так бурно обсуждали, и касалось оно весьма важных для государства вещей: во-первых, принц был готов полностью признать существующий договор и оплатить Стране Вечной Осени причитающийся долг, а также понесенные издержки. Денег у него, разумеется, не было, поэтому он мог это сделать только одним способом – предоставив в полное и безраздельное пользование часть морского побережья к востоку от Мриштино, по ходу дороги из Славича.
Именно этого и желала душа Орландо, именно этот лакомый кусочек и служил яблоком раздора на протяжении долгих лет войны. Ради Славичского берега он был готов на что угодно. Кроме того, принц обещал остановить войну, признать свое поражение, а для достижения столь славных целей готов был поступить в полное распоряжение правителя Орландо, и ждал его указаний.
- Он в своем уме? – правитель даже не сразу поверил своему счастью.
- Вполне. У него нет других шансов.
- А как же вполне естественное развитие событий, такое как смерть деда от старости?
- Он, скорее, сам состарится, чем дождется дедушкиной кончины. В какой-то мере я его понимаю :столько лет ждать, ждать, и все без толку. Драгомил вполне хорошо себя чувствует, и надежд у внука не так уж много, любой на его месте потерял бы терпение.
- Это понятно, но чтобы потерять его настолько…
- Я бы не стал обольщаться насчет его смирения, этот фрукт вполне способен выкинуть какой-нибудь фортель, поэтому с ним нужно быть начеку.
Слова Тузендорфа полностью отражали мысли его повелителя. Такое полное и безоговорочное смирение наследного принца Тридесятого царства скорее было способно вызвать подозрения, нежели радость, но раз уж оно есть, почему бы им не попользоваться?
- А если поручить миссию Вальдеррохи юному неслуху?
- Можно попробовать. Главное, чтобы он не знал ее истинного назначения.
- Это само собой. Вот что, ступайте к себе, позовите Стейнбока, и вместе накидайте мне план операции «Фейерверк», причем плотненько так накидайте, с цифрами. Сколько нам потребуется людей, если мы дадим принцу поддержку, сколько времени и так далее. Я же, пока наш недоумок спит, набросаю черновик письма, которое вы потом поправите. Глядишь, Вальдерроха нам и не понадобится.
Орландо был чрезвычайно доволен – в настоящий момент не было для него большей земной радости, чем унизить Вальдерроху, осточертевшего ему за три дня пребывания в Амаранте. Ради этого он был готов на сомнительный союз с принцем Марком. Хотя нет, мухи отдельно, котлеты отдельно: принц Марк был для него гораздо более удобным союзником, потому что зависимость – лучший инструмент принуждения. Довольный и практически счастливый правитель уселся сочинять черновик, начисто позабыв о спящем князе.
Однако теперь князь проснулся и напомнил о себе суетой и беготней прислуги, которая сразу же чуяла «настоящего вельможу» и суетилась сверх меры, вызывая у правителя разлив желчи.
- Хм, а может, я просто завидую? – иногда думал Орландо. Ради него слуги никогда так не суетились. – Впрочем, все равно. Черт с ним, с этим князем, пусть балуется.
Когда в половину одиннадцатого разодетый и надушенный Вальдерроха заявился в кабинет правителя, тот увлеченно работал, начисто забыв о своем госте.
- Доброе утро, господин Орландо. Вы не одеты? Если я не ошибаюсь, у нас на сегодня было назначено мероприятие…
Орландо посмотрел на часы.
- Если я не ошибаюсь, мероприятие было назначено на девять, а теперь уже половина одиннадцатого. Жарко сидеть в шубе полтора часа…
Князь поднял брови – этот наглец подлого происхождения иногда до неприличия забывался, но, к сожалению, одернуть его не было возможности, он был у себя дома.
- Я спал.
- Я в курсе. Но раз уж вы проснулись, то мы можем вернуться к первоначальному плану и принять участие в параде. Мои молодцы уже заждались, пока мы покажем все свое великолепие.
Он гадко ухмыльнулся, и князю его улыбка очень не понравилась. Никогда нельзя было сказать, что у этого человека на уме. Будучи потомственным аристократом, Вальдерроха испытывал немалые затруднения в общении с Орландо: он вынужден был переламывать сословную спесь и общаться с бывшим лакеем как с равным, это раз. Он не понимал хода мыслей этого человека, это два. Он его опасался, потому что за скромной внешностью скрывалась сила, неумолимая и безжалостная – это три. Князь постоянно чувствовал себя униженным, потому что находился в обществе человека, который был настолько же сильнее и умнее его, насколько князь был родовитее. Нестерпимое сочетание. Поэтому князь ненавидел Орландо едва ли не сильнее, чем Орландо князя.
- Я готов, а когда будете готовы вы?
Правитель убрал в стол исписанную бумажку, встал и вышел в соседнюю комнату, откуда вернулся уже в шубе и шапке.
- Я тоже готов. Идемте же, я покажу вам кое-что интересное.
Насчет интересного Орландо был прав – взять хотя бы погоду. В своем теплом Каррадосе князь никогда не видел таких морозов, он вообще плохо представлял себе зиму, и вот, вынужден был столкнуться лицом к лицу. Однако, во время его путешествия и краткого нахождения в Амаранте, он видел только ее неудобство, не подозревая, что зима может быть завораживающе красивой.
Сегодня был как раз такой день: аномальный холод сковал город по рукам и ногам, превратив его в застывшую ледяную скульптуру, сверкающую тысячью искр. Выйдя из дворца, они вдохнули морозный воздух, и слезы выступили на глазах – в такой холод даже дыхание давалось с трудом.
Околевшие роты дворцового караула, однако, не посрамили своего правителя, бодро отсалютовав высокому гостю. Иней серебрился на их галунах, на бровях и ресницах – каждый солдат выглядел как снежный человек, каким-то чудом забредший в город, и князь в душе ужаснулся мощи этих людей, стоявших с голыми руками на морозе и делавшими вид, что им все нипочем. А Орландо ужаснулся тому, сколько обморожений придется лечить его людям после парада – и еще больше возненавидел Вальдерроху.
… Постоять бы тебе вот так на морозе, с шашкой наголо, часика два с половиной, я бы на тебя посмотрел… Ну погоди, я тебе устрою развлечение, вовек не забудешь…
Правитель немного задержался, велев немедленно снять всех людей с площади, выдать им водки и всячески обогреть, как только их экипаж скроется из виду. Им предстоял недалекий путь к мосту Семи Мечей, где их присутствия дожидались баркасы, призванные символизировать собой непобедимый флот Страны Вечной Осени, и Орландо с ужасом думал о том, как же теперь они выглядят.
- Это невероятно! У меня слова замерзают во рту!
Вот и хорошо, нечего болтать всякий вздор. Но вслух правитель ничего не сказал, только улыбнулся и показал широким жестом на карету, ждавшую их для поездки. То ли в целях издевательства, то ли еще почему, но церемониймейстер подал им открытый экипаж, и Орландо едва не расхохотался, глядя на обалделое лицо Вальдеррохи. День начинался очень хорошо.
Не переставая наслаждаться одурелым видом ландрского вельможи, Орландо уселся в промерзшую коляску и только тут ощутил, что шутка получается двусмысленная: случайно схватившись голой рукой за металлический рейлинг, он получил самый настоящий ожог. Правда, он тут же утешил себя, что, в отличие от изнеженного князя, он человек привычный, с хорошим генофондом, и бояться ему нечего, но улыбка его несколько попритухла.
Металлическая коляска скрипнула, потом дернулась, а потом, словно нехотя, покатилась вслед за нарядной шестеркой лошадей, от которых валил пар. Они сделали круг по Дворцовой площади, и невозмутимые солдаты троекратно салютовали им шашками, а правитель поражался их невероятной выдержке. После чего лошади замедлили шаг до предела и величаво покатили мимо Сигизмундова сада, скованного холодом и больше напоминающего театральную декорацию.
Безусловно, в зиме есть своя странная красота, но Орландо дорого бы дал за то, чтобы снова увидеть эти деревья в пурпурно-золотом одеянии. Черт с ним, с Вальдеррохой, он бы вполне искренне показал гостю, как красива может быть Амаранта – в конце концов, это красивейший город в мире! И пусть Орландо никогда не был в других городах, он был твердо убежден, что нигде нет ничего подобного. Вальдерроха рассказывал ему про Каррадос, про его каменные лабиринты, пахучие рынки и залитые солнцем дворики с апельсиновыми деревьями, но душа правителя оставалась безучастной. Он был раз и навсегда влюблен в золотистые листья, дожди и туманы Амаранты, сквозь завесу которых прорывались яркие краски аккуратных домиков и флажки, развешанные вдоль каналов. К сожалению, сейчас Амаранта изменилась до неузнаваемости, но даже так Орландо хотел показать ее с лучшей стороны, чтобы поразить воображение гостя.
…вот если хорошо подумать, то я делаю это совсем не ради князя, вернее, не ради цели, с которой я его сюда позвал, а исключительно для себя. Я сам себе показываю, какая же красивая у меня столица…
Легкая усмешка снова искривила губы правителя, вызвав у Вальдеррохи бурю внутреннего негодования: он опасался этого человека настолько, что даже не подозревал у него наличия простых мыслей, не затуманенных двойным дном. А Орландо было на него плевать, он запахнулся поглубже и стал наслаждаться видами любимого города, старательно подготовленного к важному событию.
Белый день был таким, каким ему и положено быть – абсолютно белым, ясным и холодным. Колеса экипажа потрескивали по обледеневшей мостовой, словно кроша миллионы хрустальных бокалов на бриллиантовые осколки. Небо, чистое и далекое, поражало своей белизной – чистую простыню накинули на него, чтобы скрыть следы крови. Побелевшие, обледенелые дома встали крепостной стеной, ограждающей очарованное царство, в котором властвует зима.
Карета медленно катилась по шоссе Сигизмунда III, и князь задал Орландо вопрос о странном названии этой улицы:
- Насколько мне известно, в династии Сигизмундовичей было только два короля с таким именем. Как получилось, что улица носит имя несуществующего короля?
- О, это забавная история! Король Петри очень хотел сына, и даже обратился к помощи ведьм, чтобы они помогли ему зачать наследника мужского пола.
- Это так важно?
- По мне нет, но у каждого бывают свои причуды. История умалчивает, каким образом ему помогали, но результат не заставил себя ждать – королева забеременела, и все признаки указывали на то, что родится мальчик. Вот прямо все до одного! Счастливый отец на радостях велел назвать новую улицу, ведущую к дворцу, именем своего будущего наследника, которому суждено было стать не кем иным, как великим королем Сигизмундом III. Назвали.
- И? Что-то случилось с мальчиком?
- Нет, все было хорошо, если не считать того, что он родился девочкой, Ее Величеством королевой Мередит.
Высокий гость захохотал во все горло, и впервые Орландо увидел в нем какие-то обычные, человеческие черты, даже вполне симпатичные.
- Молодец, пацан, пошутил! Так и надо балбесам, если не умеют своих детей просто так любить! А у вас есть дети? – князь вдруг внимательно посмотрел на Орландо, и тот даже как-то съежился под его взглядом.
- Нет. Я не женат.
- Жаль.
Он не стал задавать идиотских вопросов, которые так бесили правителя, просто задумался о чем-то своем, глядя невидящим взглядом поверх голов зевак, вышедших поглядеть на зрелище. Мрачное впечатление производили эти люди, закутанные до самых глаз, из-за чего все они казались похожими. Коляска проезжала мимо них, но они не кланялись, не кивали и вообще не шевелились. Молчаливые, одинаковые каменные глыбы – как памятники на кладбище.
- Почему они молчат?
- А что они должны говорить?
- Не знаю, «ура» кричать, например…
- Я вас умоляю – на улице минус 30, слова замерзают еще в горле. А вам так хочется, чтобы вам кричали «ура»?
Князь сделал неопределенное движение бровями.
- Это их обязанность, как верноподданных. Если они, конечно, верноподданные.
- Гм, я всегда думал, что их обязанность - соблюдать законы и платить налоги, все остальное – наши обязанности.
- Я всегда отмечал ваш оригинальный взгляд на некоторые вещи.
Орландо нахмурился.
- Не оригинальный, а трезвый. Я исхожу из постулата, что людям требуется государство исключительно для удобства и безопасности, за что они готовы платить некоторую мзду в виде налогов и соблюдать определенные правила.
- Вот как? – князь снисходительно улыбнулся и даже развернулся к собеседнику всем корпусом в знак живейшей заинтересованности. – Я понимаю, некоторые особенности вашей биографии… Видите ли, когда ты рожден, чтобы властвовать, ты рождаешься с особенным чувством. Это природное. Такое же, как свойство птиц летать – ты рожден, чтобы повелевать другими, и никто не может отрицать твоего права. Впрочем, вам этого не понять.
Правитель даже смеяться не стал над этой тирадой.
- Куда уж мне… Вы знаете, князь, есть у меня один знакомый человек, доктор мертвых – знаете такую профессию?
Вальдерроха кивнул.
- Он очень любит людей, и тщательно их изучил за тридцать лет работы. Я бы даже сказал, что он знает людей гораздо глубже и серьезнее, чем я или вы, или кто бы то еще. Так вот, он мне сказал как-то, что желудок принца, или даже короля, ничем не отличается от желудка нищего. У людей одинаковые руки, ноги, кишки, мозги – разница только в том, что находится в мозгах.
- Так и знал, что вы сведете все к грубой физиологии.
- Потому что физиология является реальной величиной, а измышления о собственном величии весьма эфемерны. Если хотите, я вас свожу в местный желтый дом – у нас там есть несколько штук «прирожденных властителей», для которых их право повелевать другими людьми не менее реально, чем ваше.
- Вы меня оскорбляете!
- Простите, я, наверное, неправильно выразился – и в мыслях не имел вас оскорблять, но хотел лишь заметить, что внутренняя убежденность субъекта в своем праве на власть очень часто не имеет под собой реальной почвы.
Голос Вальдеррохи был холоден, как лед:
- Вы просто никогда не имели дела с реальными, прирожденными властителями.
- Возможно. А вы таких знаете?
Орландо с самым невинным видом ездил чугунными колесами по хрупкому княжескому самолюбию.
- Знаю.
И князь отвернулся, всем видом давая понять, что разговор окончен. Раз этот халдей не понимает, что видит перед собой прирожденного властителя, то и разговаривать с ним не о чем. Но не тут-то было!
- Ой, а расскажите! Интересно же, а то все, кого я видел – властители так себе: король Ибрагим, герцог Карианиди… С Драгомилом я не встречался, с Вильгельминой тоже, а жаль, очень хотелось бы. Я – ну куда с моим рылом в калашный ряд, вы тоже не претендент…
- Это с чего вы решили, что я не претендент?! – спрошено было очень грозно, среднего человечка князь бы порядочно напугал, но только не Орландо. Тот раскрыл глаза пошире, как будто только увидел князя и всплеснул руками.
- Так вы прирожденный властитель?! Ох, простите меня, я не знал, наговорил глупостей. Извините, всякое бывает, так сразу и не скажешь…
- Прекратите паясничать!!! – рявкнул взбешенный князь. А Орландо сложил руки на животе и сузил глаза, пристально рассматривая его багровую физиономию.
- Хотите пари?
- Что?
- Пари. Мы с вами сейчас поедем в городскую тюрьму – отсюда недалеко. Там с нас снимут красивые шмотки и отведут в камеру к уголовничкам, бандитам, душегубам, которые знать не знают ни меня, ни вас. Через пятнадцать минут мы будем доподлинно уверены, кто из нас прирожденный властитель.
- Вы забываетесь, я все-таки князь…
- Так и знал, что вы побоитесь, - Орландо сделал равнодушное лицо и отвернулся любоваться видами замерзшего города. Этого вынести Вальдерроха уже не мог, он схватил наглеца за грудки, и натолкнулся на его ледяной взгляд, которого пугались даже дюжие гвардейцы. – Руки уберите.
Горячий ландрский гость помедлил, но шею правителя отпустил, в глубине души чувствуя свое поражение.
- Прекрасно. И запомните: будь вы хоть король-раскороль, но Правитель здесь я, и хамства в свой адрес я не люблю, даже когда оно завернуто в бумажку снисходительности к бедному лакею. Будете брыкаться, я вам мигом проясню сознание, и вы поймете, что все живые существа на земле изначально равны.
Голос его был тихим, но говорил он очень весомо, и в этот момент представлял собой живую иллюстрацию того, о чем говорил Вальдерроха, к сожалению, не зная предмета – настоящего, прирожденного властителя. Можно было думать все, что угодно о правителе Страны Вечной Осени, но уж управлять людьми он умел от природы. Присмирневший князь замолчал, и коляска покатилась дальше, к удивительному совместному творению человека и природы под названием Ледяной дворец.
Это была затея господин Петрова, того самого бывшего гренадера и академика изящных искусств. Несмотря на мощную поддержку со стороны правителя, он не захотел вписываться в столичную богему, и так и остался чудаком, творящим странные вещи просто так.
Он давно уже разбогател, но не перестал быть большим ребенком, и Орландо иногда очень любил с ним пообщаться в качестве прививки от неискренности. Петров делал, что хотел, наплевав на полный коммерческий провал своих начинаний, и называл это своим самым большим счастьем.
- Я очень счастливый человек, господин Орландо, очень. Вы посмотрите, люди всю свою жизнь гнут спину и тянут лямку, а я летаю! У меня есть возможность делать, что я хочу – разве это не счастье?
Орландо не мог с ним не согласиться, тем более, что Петров умел делать удивительные вещи, радовавшие не только его самого, но и других: в этот раз он превзошел самого себя. На Обводном, там, где два канала встречались и разбегались в разные стороны, Петров соорудил невероятный лабиринт из хрустальных, сияющих, прозрачных стен. Это был дворец-мираж, дворец-загадка, построенный прямо на набережной, пробегавший по мостам и внезапно соскальзывавший в каналы, с невероятным количеством дверей и окон, сияющий, подобно огромному бриллианту.
Все это было построено из тысяч маленьких ледяных кирпичиков, которые делали во дворе художника – у него там образовался настоящий кирпичный завод, день и ночь подмастерья наливали в формочки чистую воду, выставляли их на мороз, а потом вытряхивали и складывали в сани, чтобы везти на стройплощадку.
- Это самый легкий материал в моей жизни! – радовался Петров, обтесывая ледяные стены маленьким топориком. – Мы поливаем эти кирпичи теплой водой вместо раствора, и они становятся единой глыбой.
В окружении толпы зевак он неделю работал со своими учениками, высекал изо льда причудливые формы, невозможные для глаза, и народ изрядно насмехался над чудаком-художником – ну кто же делает дворец из материала, который тает под солнцем быстрее, чем конфета по рту?
- А красота вообще мимолетна, раз и нет ее. В этой стране солнца мы еще долго не увидим, так что я буду первым счастливцем, если мой дворец вдруг растает.
Но когда работа была закончена, даже у самого сурового скептика не находилось слов, чтобы критиковать – настолько хорош был кружевной шедевр! Можно было войти внутрь, потеряться там, и бродить подолгу, заглядывая в окна и двери, но не находя выхода: все построил мастер так, чтобы запутать входящего, закружить его в ледяном калейдоскопе, заставить рассматривать хрустальное кружево, начисто забыв о времени. Говорят, несколько человек едва не замерзли, не будучи в силах оторваться от чарующего зрелища.
Именно сюда и повез Орландо гостя, показать ему диво дивное, чудо чудное. Пусть поморозится, его не жалко, а заодно пусть позавидует – какие мастера в стране имеются! На площади было многолюдно, но солдаты МакДермотта оттеснили народ по сторонам, предоставив Хрустальный дворец в полное распоряжение высоких лиц. Орландо легко выпрыгнул из коляски и устремился навстречу высокому человеку с окладистой бородой, забыв про своего компаньона.
- Здравствуйте, мастер! Как жизнь?
Петров выпрямился во весь свой исполинский рост и разулыбался от души:
- Все хорошо, Ваше Высокопревосходительство, лучше не бывает! Смотрите, какую я цацу выстроил!
- Красота! Слов нет! И как вы до этого додумались?
- Ай, это мне по виду сорок лет, а так-то я дите дитем. Иду как-то и вижу мальчишки из снега домик лепят, да стараются так. Ну и я подумал, а почему бы изо льда не вылепить? Мы же все в детстве домики строили, вот и я построил – уж какое удовольствие было его делать!
Подошел надутый Вальдерроха, который понял, что к нему никто идти не собирается.
- Ах да, позвольте представить, князь, это господин Петров, наш академик изящных искусств, да и просто автор этой красоты.
- Недурно… - процедил сквозь зубы Вальдерроха и демонстративно отвернулся. Петров сделал бровями движение, которое означало: «Что это с ним?», а Орландо махнул рукой и состроил ответную гримасу в стиле: «Дурак, вот и выпендривается». Петров понимающе кивнул и заулыбался:
- Пойдемте, я вам покажу изнутри, там есть на что посмотреть.
Несмотря на приглашение, Орландо замешкался снаружи – уж очень красивым был дворец, он еще не налюбовался. Вот все бы прогулки с князем были такими! А Петров и Вальдерроха тем временем исчезли в фигурной двери.
Как бы ландрский гость не дулся, он не мог не признать того, что перед ним шедевр, ибо внутри все выглядело еще фантастичнее: они попали в зазеркалье. Везде были прозрачные стены, то пропускающие солнце, то отражающие его, и казалось, что весь дворец светится изнутри, но стоило князю пойти на видневшийся впереди выход, как он тут же стукнулся лбом в прозрачную ледяную стенку.
- Не сюда, Ваша Милость, в другую сторону, - добродушно улыбнулся Петров. Князь потер лоб и потрогал невидимую стенку, на ощупь оказавшуюся холодной и скользкой.
- Какая чистая вода должна быть, чтобы лед получился настолько прозрачным…
- И не говорите, мы для некоторых кусков воду специально фильтровали, хотя она у нас тут и так ничего.
- Повезло вам, у нас в Каррадосе с водой проблемы. Местное население по скудоумию своему сбрасывает в реку все подряд, поэтому в окрестностях столицы Серан напоминает сточную канаву.
- И никто этого не запрещает?
- Попробуй им запрети… Прямо из окон домов льют помои и кидают мусор.
Петров почесал затылок:
- У нас такое тоже было, давно еще, при короле. Но господин Орландо привел город в порядок. Сейчас за выброшенный в канал мусор можно схлопотать две недели исправительных работ или хороший штраф.
Вальдерроха прохаживался вдоль изукрашенных резьбой хрустальных стен, но теперь проверял руками наличие входа в ту или иную комнату.
- Скажите, а господин Орландо популярен в народе? – черный глаз князя впился в собеседника, но Петров был достаточно простодушен, чтобы не замечать его инсинуаций.
- Да как сказать… Правитель – он далеко, и стучит дубиной по затылку, а простой люд думает только о том, как бы выжить… До войны, конечно, лучше было, а сейчас озлились люди. Их можно понять, им тяжело – война, бедность, зима эта чертова…
- А правда, что зиму на вас наслала некая ведьма, которая объявила себя принцессой, дочерью покойного короля?
Петров погрустнел.
- Я не знаю, но снег выпал в день ее казни. Сегодня, кстати, ровно двенадцать лет Белому дню. Это все очень грустно, Ваша Милость…
- Почему же?
- Видите ли, моя карьера определенным образом началась с нее, можно сказать, что я обязан ей своим положением. В те годы я служил в гвардии, был простым гренадером, и развлекался рисованием в свободные часы, совершенно не помышляя стать художником. Однажды ночью нас подняли по тревоге и погнали на старое кладбище Неф-Лакот, потому что там образовались беспорядки. Виною беспорядков была совсем молоденькая девочка, которая поразила меня своим видом: такой одухотворенной и одновременно мрачной, обреченной красоты я никогда больше не видел. Над ней как будто рок витал, и ее трагическая судьба мне еще тогда стала понятна. Вернувшись в казарму, я сделал набросок на фантике, который оказался у меня под рукой, и этот набросок у меня забрал наш ротный, потому что на нем принцесса была похожа. Каким-то чудом эта бумажка попала к господину Орландо, который решил, что я хорошо рисую. Он позвал меня к себе, дал несколько старых рисунков, на которых, по его словам, была изображена королева Брижитт, знаете, была у нас такая…
Вальдерроха кивнул.
-… он сказал, что хочет, чтобы я сделал ее портрет, но такой, который будет похож на человека, а не на куклу в платье. И я вроде справился. С тех пор я больше не гренадер, а художник и почетный академик. – Петров расхохотался. Он действительно больше походил на старого солдата или кузнеца, чем на академика изящных искусств. – И знаете что самое удивительное: господин Орландо тщательно следил на процессом моей работы над портретом и поправлял меня, если получалось непохоже. Как будто он своими глазами видел королеву Брижитт и знал, как она выглядит. Но она жила триста лет назад, понимаете?
- Понимаю. Но вы мне не ответили насчет принцессы – это она наслала на страну проклятие?
- Как не ответил? Я сказал, что не знаю. По виду, она была милая и очень юная девочка, вряд ли такая могла наслать столь могущественное проклятие. Но она обучалась у самой сильной ведьмы в мире, и та, по идее, могла. Кто-то говорит, что это древнее пророчество, и страна будет проклята до тех пор, пока принцесса не вернется, а как она может вернуться, раз ее казнили? Я сам видел, собственными глазами… Тссс… идет господин Орландо, а он не любит о ней говорить.
Вальдерроха даже не успел рта открыть, чтобы спросить, почему, как в очередном неожиданном резном проеме возникло восхищенное лицо Орландо.
- Господин Петров, поздравляю! Вы действительно превзошли самого себя! Это невероятно, я… у меня щенячий восторг! – его рябое лицо разрумянилось и действительно выражало большое воодушевление. – Скажите мне: КАК??? Как вы все это сделали???
Петров покрутил перед лицом огромными ручищами.
- Да все ими, руками сделано, Ваша Светлость. Как оно бывает – берешь и работаешь, оно и получается.
- Это у всех по-разному получается. Дворец прекрасен! Признайтесь, князь, вы ведь никогда не видели ничего подобного!
- Признаюсь. Потрясающее зрелище, вот только холодновато здесь…
- Да? – удивился Орландо. Как всегда в моменты душевного подъема, он не чувствовал ни жары, ни холода. Его лицо даже раскраснелось от удовольствия, и он бегал взад-вперед, быстрее, чем Петров успевал следить за его перемещениями. – Чудо, настоящее чудо! Так вы замерзли?
Наконец-то… Вальдерроха уже давно шмыгал носом, и Орландо решил все-таки продолжить программу, пока заморский теплолюбивый гость вконец не околел.
- Что ж, пойдемте в таком случае. Благодарю вас за доставленное удовольствие, господин Петров, надеюсь, мы скоро увидимся.
- Воля ваша. Рад, что вам понравилось.
Бывший гренадер проводил их до экипажа, а потом еще долго стоял, махал вслед, пока гвардейцы не сняли оцепление.
Путь самой главной коляски в Стране теперь лежал к мосту Семи Мечей, где каналы, разрезавшие город, были наиболее широки, напоминая вполне полноценные реки. Там иногда проходили небольшие суда, завозившие в Амаранту продовольствие и прочие товары народного потребления. Но на сей раз Орландо решил устроить кое-что поинтереснее, чтобы заодно припугнуть чванливого князя: он велел доставить в город и собрать прямо в канале три парусника, которые, конечно, никак не могли бы доплыть туда естественным путем.
Эти парусники были почти точной копией боевых кораблей, построенных в Энкрете за последние три года, за одним исключением – они были не настоящие. Красиво созданная видимость, не более того. Но впечаляло. Их мачты были видны из самого Сеймора, ибо они возвышались над самыми высокими городскими постройками. Орландо нравилось на них смотреть и воображать, что однажды они прокопают каналы настолько большие, что в Амаранту и правда будут заходить корабли.
Вальдерроха тоже заметил эти мачты и сильно удивился, потому что в силу своего происхождения понимал в морском деле куда больше Орландо и знал, что водного пути до Амаранты из Энкрета точно нет. Удивление его было тем более неприятным, чем ближе они подъезжали, и чем очевиднее становились размеры судов, «пришвартованных» возле моста Семи Мечей.
- Как они сюда попали?
Орландо хитро улыбнулся:
- Знаете, мы не ждем милостей от природы, а берем и делаем то, что нам нужно.
Орландо намекал на Синие Огни, которые кишели рифами, и которые он давно мечтал взорвать, о чем Вальдеррохе было прекрасно известно. Если бы Орландо удалось очистить Синие Огни, путь на Каррадос был бы для него открыт. Именно поэтому мачты кораблей вызывали у него нервозность.
А зрелище было куда более потрясающее, чем Ледяной дворец Петрова, потому что гигантские снасти кораблей нависали над ними чудовищными щупальцами. Все было белое и обледеневшее, сосульки свисали с носа и корпуса, снасти, покрытые изморосью, были абсолютно белыми. Пар клубился над каналом, и в тумане три бутафорских корабля казались страшными призраками, теряющимися где-то в небе. Даже правителю стало немного не по себе.
- Какова глубина канала? – не унимался князь. – Они не могут здесь стоять, для судов такого класса канал должен быть глубиной с десятиэтажный дом!
- А почему вы решили, что он мельче? – еще одна мефистофельская улыбка, брошенная через плечо, окончательно вывела Вальдерроху из равновесия. Он настолько сильно перегнулся через перила коляски, что едва не выпал прямо в канал, и Орландо пришлось хватать его за плащ, но князь этого даже не заметил. Он приказал объехать корабли кругом, потом вернуться и заехать с другого бока, и все время что-то измерял пальцами и бормотал себе под нос:
- Не может быть… не может быть…
Орландо надулся, когда понял, что инициатива перешла к гостю, но перечить не стал. Он только тревожился, как бы ушлый князь не заметил какого-нибудь вопиющего несоответствия, и не понял, что корабли-то картонные.
- А салют будет?
- Что?
- Салют. Такие корабли должны дать прекрасный салют в нашу честь. Я бы посмотрел.
Орландо сглотнул комок, как-то мгновенно нарисовавшийся в горле. Какой тут может быть салют, если эти красавцы могут развалиться даже от громкого чиха?
- Эммм… Боюсь, что мы сегодня не планировали салют, Ваша Светлость.
- И что? Разве им трудно дать пару залпов из носовых орудий?
- Здесь нельзя стрелять.
- Почему?
Вот привязался, окаянный! Чтоб тебя приподняло да шлепнуло с твоим салютом!
- Потому что это жилой район. Выстрелы произведут много шума, разбудят старух и младенцев… Повредить могут что-нибудь… По технике безопасности здесь нельзя стрелять!
- Подумаешь, ядро кому-то в спальню залетит, нам что за дело? Или мелкие людишки у вас важнее посла дружественной державы, князя и кавалера ордена Белой Стрелы?
- Эти мелкие людишки есть жители нашей страны, которые вообще-то платят за наши с вами развлечения. Никогда не задумывались о том, откуда у князей деньги заводятся? Салюта не будет, прошу меня извинить.
Последние слова Орландо произнес с нажимом, достаточным для того, чтобы Вальдерроха внезапно успокоился и откинулся на спинку коляски.
- Нет, так нет. Поехали дальше.
И коляска тронулась прочь от чертовых кораблей, прямиком на Ратушную площадь, где покрытая инеем королева Брижитт ожидала их на воем высоком пьедестале.
– Все равно у них пушек нет…
Последней фразой Вальдерроха сразил правителя наповал.
Подъехавший гвардейский расчет красиво гарцевал на упитанных, блестящих лошадях, и тоже щеголял отсутствием перчаток. Орландо передернуло, он сам уже порядочно подмерз и устал, теперь ему хотелось избавиться от князя и спокойно принять горячую ванну. Ему надоело бессмысленное шатание по промерзшему городу, но деваться было некуда. Назвался груздем…
С почетным эскортом их проводили до Ратушной площади, где ожидалось главное действо дня – обещанный плац-парад. Для высоких гостей специально соорудили трибуну, даже украсили ее, впрочем, все равно ничего не было видно из-за инея.
Вальдерроха покосился на памятник – он действительно был необычен для царственной особы. Королева Брижитт сидела на невысоком стуле, очень отдаленно напоминающем трон, и задумчиво всматривалась вдаль, опираясь подбородком на руку. Исполнено было мастерски, поза королевы была живой и естественной, казалось, она сейчас встанет и покинет постамент. Да и сама ее фигура была вполне человеческой, не лишенной недостатков, и от этого еще более реальной. Так вот о чем говорил Петров – пожалуй, он не зря переквалифицировался из гренадеров в художники, разве что… не делают так памятники королям – величия мало. Но все равно здорово.
Пока Вальдерроха разглядывал памятник, Орландо мучился стыдом: про пушки-то забыли… И вообще, затея была идиотская – лепить макеты кораблей, чтобы поразить человека, который двадцать лет служил на флоте. А денег сколько потратили… Короче, Его Превосходительство чувствовал себя полным идиотом, и понимал, что так оно и есть. Теперь князь имеет полное право над ним смеяться, а самое главное – Орландо обнаружил свою тщательно скрываемую слабость. Если бы он был так силен, как хотел показать, то уж точно не стал бы баловаться картонными игрушками и пускать пыль в глаза. Идиот, чего уж тут говорить!
Его немного отвлек МакДермотт, который в качестве командующего парадом пришел засвидетельствовать свое почтение и объявить о начале действа. Белая масса внизу вдруг пришла в движение и стала малиновой – это нападавший снег осыпался с плеч гвардейцев.
- Здра!!! Жел!!! Ваш!!! Благ!!! – гаркнули сотни глоток одним порывом.
Вальдерроха зааплодировал:
- Молодцы!
МакДермотт приосанился и стал подробно рассказывать, что это за полк и какую фигуру исполняет. Орландо мрачно смотрел на удивительное зрелище, и думал, что солдаты в клубах морозного пара сильно смахивают на снегирей. Было невероятно холодно, даже дышать больно, и без движения, за какие-то десять минут они совершенно околели. У князя посинели губы, и сопля повисла на подбородке, несмотря на то, что он живо интересовался зрелищем, расспрашивал МакДермотта об особенностях строевой подготовки и боевого построения.
… прекрасными, изумительными вещами, произведениями искусства он не заинтересовался, а вот солдатики с сабельками – это да-ааа… Как же часто в князьях живет душа прапорщика…
Мысли Орландо были такими же хмурыми, как и его лицо, а Вальдерроха внезапно обернулся и спросил без всякой связи:
- Этот памятник Петров делал?
Правитель даже вздрогнул от неожиданности. Чего это он вдруг?
- Да, Петров. Раньше тут стоял тихий ужас.
- Очень жизненно получилось, интересно и нетрадиционно. Я хочу посмотреть и портрет его работы, покажете?
Орландо развел руками, дескать, покажу, коли желаете, но не понимаю, зачем вам это нужно.
- Спасибо. А сейчас бы чего-нибудь горяченького выпить, не считаете? У меня в носу сопли замерзли, мешают очень.
МакДермотт хлопнул себя по лбу и энергично замахал руками, давая знак своему адьютанту, который тут же принес два бокала с дымящимся грогом на серебряном подносе. Даже Орландо вынужден был признать, что это очень кстати.
Горячий, ароматный напиток напомнил ему дни молодости, когда он любил захаживать в какой-нибудь трактир и коротать редкий свободный вечер среди людей, греясь напитком и теплом случайных встреч. Ему стало тоскливо и захотелось сойти с трибуны, чтобы затеряться среди этих безмолвствующих людей, зайти в жарко натопленный кабак, выпить вина или анисовой настойки, и, сидя у стойки, слушать бесконечные истории посетителей.
Ему вспомнилась «Муськина радость», так и стоявшая в забросе обгорелым скелетом. Никто не хотел выкупать у казны останки некогда лучшего заведения в столице. Там были огромные окна, там было чисто и тепло, и трактирщик был очень обходительный. Хоть убей, он не мог вспомнить, что случилось тогда, и почему кабак сгорел, а трактирщика забрили на фронт. Однако факт оставался фактом – лучший кабак в Амаранте навсегда сгинул, и вместе с ним сгинула близость правителя к народу.
Действительно, как незаметно подчас проходят перемены. Разве так уж давно он был совсем другим, ходил в трактиры и думал о ежедневном быте тех, кто сейчас представлялся ему единой безликой массой. Закрывшись в своем дворце, он начисто забыл о том, что народ состоит из отдельных людей, для каждого из которых его жизнь единственная и неповторимая. Слишком часто правитель стал думать о людях, как о материале для постройки светлого будущего.
Печально это было, особенно потому, что он сам все понимал, но отмотать время назад не мог – сейчас уже надо было двигаться по тому пути, который он сам однажды выбрал. Иногда ему хотелось поставить на Влкричском холме огромную надпись, чтобы видно было до самого Ферсанга: «Забудьте о легких путях!». Если б знать, где упасть, да носить с собой соломку…
Из плена собственных печальных мыслей его вырвал троекратный пушечный выстрел. Полк внизу закончил свое построение, и плац-парад можно было считать оконченным. Когда звук последнего выстрела растворился в городских стенах, Орландо почувствовал дискомфорт – что-то было не так. Потребовалась почти минута, чтобы он понял, что в этом месте должен быть шум: народное ликование, крики и всяческое выражение верноподданнических чувств, но вокруг стояла только тишина. Люди молчали, закутанные в тряпки, и почти не шевелились, так что впору было бы задать вопрос, а живы ли они? Вальдерроха удивленно обернулся к Орландо, и в глазах его читался тот же немой вопрос.
- Холодно. – произнес Орландо одно слово и кивнул офицеру, чтобы закладывали коляску.
Возвращение прошло в полном молчании – каждый был занят своими мыслями. Князь размышлял об увиденном, а Орландо смотрел на молчаливые силуэты вдоль дороги, стоявшие, подобно призракам. Изредка из-под вороха тряпок сверкал живой взгляд, как лучик солнца, и тут же снова исчезал за пеленой снега. Правитель скользил по ним взглядом и не мог разглядеть их лиц. Полная фигня с этой зимой – подумал он, - так и позабудешь, как люди выглядят.
Ровно в полдень повалил густой снег, скрывая из глаз даже рядом стоящие дома. Орландо с болью вздохнул и вспомнил, как первые снежинки закружились перед его затуманенным взором тогда, на площади. Интересно, Проклятое место до сих пор свободно, или какая-нибудь ушлая торговка поставила туда палатку. Было любопытно, но он не решился спросить у кучера, а просить его проехать по Рыночной площади было бы кощунством.
Они медленно подъехали ко Дворцу и было приятно видеть, как окна в галерее ярко светятся. Там было тепло и светло, там ждал их праздник вкупе с изысканным ужином. Вальдерроха выскочил из коляски быстрее, чем Орландо успел подумать, что …ну вот, приехали, и устремился внутрь, отогреваться. А что мешало правителю порхать по ступенькам? Наверное, камень на душе.
Внутри было жарко натоплено, многолюдно и шумновато. При правителе Орландо балы были нечастым делом, и упустить такой случай местная знать никак не могла. В глазах рябило от ярких нарядов и слегка тошнило от какофонии ароматов, которыми все щедро поливались перед выходом. Может, законодательно закрепить какие-нибудь одни духи, чтобы они все ими поливались? А то дышать нечем.
Прямо у дверей его поджидал барон фон Тузендорф, в папочке которого уже лежал откорректированный черновик письма для принца Марка. Орландо улыбнулся князю, пробежал глазами письмо и тут же его подписал, вложив в короткий росчерк всю свою ненависть к человеку, перед которым он сегодня опозорился.
Погоди, дружок, ты еще меня не знаешь… - чем яростнее были мысли правителя, тем шире была его улыбка. Министр тоже улыбался, и князь улыбался – все улыбались, просто именины сердца, а не бал. Тузендорф захлопнул папочку и быстренько исчез, чтобы, не мешкая, отослать письмо с курьером, а Орландо повернулся к князю и широким жестом пригласил его следовать за собой в галерею королей.