Письмо 2

Евгений Ивашкин
Здравствуй, братишка. Надеюсь застать тебя в добром здравии и хорошем расположении духа. Как же давно я не писал тебе писем, наверно, с момента, когда ты был в армии. Думал позвонить, но с тобой и не поговоришь - вечно ты спешишь куда-то, а прочтешь - все поймешь.
Знаешь, что-то в последнее время всё шло не так: на работе не ладилось, дома разлад, выставку мою отменили. Уже неделю не видел снов и не брал в руки кисти. Надоело всё – простился с женой, поцеловал дочь, закинул краски в машину, взял Дениску с его удочками и прочей снастью и рванул на море. До соленой воды не добрались: река и избушка Михалыча – оказались конечным пунктом нашего  путешествия.
Здесь всё так, как мы и оставили шесть лет назад: та же печка, стол, тусклая лампа и четыре шконки – то, что нужно усталому путнику. Чище стало: окошки без копоти, пол вымыт, на столе скатерть. Да, друг, сам не ожидал – Михалыч, оказывается, третий год "в завязке". Бороду сбрил и аж помолодел. Огород садит, коз и поросят завел, бабушку себе нашел. Пьяных постояльцев во двор более не пускает, но нас с Дениской узнал сразу.
Мы, собственно, не собирались оставаться: так, передохнуть пару часов, поболтать с дедом и в путь. Однако мы здесь, в этом самом бревенчатом доме. Всё немного изменилось, но пахнет нашей молодостью: каждый угол, стена – воспоминание.  Картинка за окном другая - наводнение же было у нас пару лет назад. Реку ты бы не узнал. Широкая стала, завала нет, огромные косы, до леса - с полкилометра. Другая река, в общем, только окно то же.
Мы толком осмотреться не успели, как на столе уже стояли чан с парящей картошкой, хрустящие бочковые огурцы, сало, источающее аромат чеснока, и домашняя тушёнка. Димка, ты бы, наверно, целый вечер только ей бы и закусывал. Михалыч тоже прилагался к застолью.
Помнишь раньше? Не успеем приехать, он всадит стакан и на койку крайнюю падает.   Потом изредка приходит в себя, пробурчит что-нибудь несвязное, остаканится и снова в мир грез. Сейчас же нет – другой человек: сидит с чаем, расспрашивает о жизни нашей молодой, про бабульку свою рассказывает, хозяйством хвастается. Даже экскурсию нам устроил в свинарник.
Когда вернулись в дом, Денчик взглянул на меня с тоскливой улыбкой и потянулся в рюкзак: достал спирт и старый магнитофон, тот, красный, на котором ручку ты сломал. Просидели весь вечер, наш друг как всегда молчал, разбирал снасти, подвывая иногда голосу из приемника. Лишь изредка слышалось его: «Ну, накатим».
Я взял в руки альбом и кисти: стены избушки исчезли, за ними растаял снег, а мой мысленный взор полетел по десяткам с детства знакомых тропинок. Воспоминания сменялись одно за другим. Каждое из них, если написать, получится неплохой рисунок, но картинки мелькали перед глазами с такой скоростью, что зацепиться не успевал за образ. Да и воспоминания слишком личные, слишком мои – не изобразить этого понятно. Так и сидел, пока вновь не появился дед. Войдя он принес с собой запах мороза и свежести.
Лето перед глазами исчезло, я отложил так и не пригодившиеся краски. Михалыч пришел рассказать о том, что летом срубил баню, и, по невероятному стечению обстоятельств, она, видимо сама, протопилась и ждет нас. Вот же старый брехун. Отказывать было нельзя, да и почему бы не попариться. Не зря похвалялся егерь, не зря! Последнее, что врезалось в мою память – это звездное небо, подергивающееся от пара, испускаемого горячим телом.
Проснулся от странного тепла и урчания у себя на груди. Это Васька – не забыл худого котяру, который у нас сосиски стырил? Хвост он где-то потерял, а вот морду отожрал барскую. На рысь похож, только кисточек на ушах не хватает. Захотелось его изобразить, но усатый моделью быть не желал. Да и хрен с ним: полтысячи километров проехать, чтобы написать кота, пусть и красивого - глупо.
Денчика уже не было, как и моего "Мустанга", но мне было известно, где их искать. Облачившись в тулуп и валенки, я вышел в солнечный мир. Плюс четыре, представляешь? 28 февраля, а тут капель, как в середине апреля. Солнце светит так, что глаза режет, в небе ни единого облака и весной пахнет. Вдоволь надышавшись, я пустился по следам рыбака. Нашел его, как и ожидал, около нашего острова.
Денчик был самым счастливым человеком на земле, правда язык сильно заплетался. Улыбка до ушей и жадный блеск в глазах говорили об удачной рыбалке. Лед был усеян лунками, рядом с ними где по три, где по пять щучек-карандашей. Все одинаковые, сантиметров так по сорок. Он предложил выпить - я отказался, лишь стоял рядом и не слушал его рассказы, как он сазана поймал двухметрового на закидушку, как глаз у леща вооооот такой был, как… Мысли мои уже давно парили высоко в небе, влекомые воспоминаниями.
Полет их прервали замёрзшие ноги: на реке было ветреней, чем в лесу. К тому же голос Денчика перестал журчать бесконечной чередой историй. Этот горе-рыбак заснул прямо с удочкой в руках. Как обычно, в общем. Собрал его амуницию и рыб, разбросанных по льду, общим количеством сорок шесть экземпляров и закинул все в багажник машины. Кое-как затащил Рыбака на заднее сиденье, и мы покатили к зимовью. 
В домике нас уже ждал обед, точнее меня: Дениса я просто сгрузил на койку, ему явно было не до еды. Судя всё по той же улыбке, его душа еще была около лунки.  Думал, сейчас подкреплюсь и поеду к старому мосту, но сытный обед после утренней прогулки опять отправил и меня в мир сновидений...
"Выпить есть? Рыба где?"  – разбудил меня Денис. Спирт он весь вылакал еще на рыбалке и явно находился в не лучшем самочувствии. Сжалившись над несчастным, я решил раздобыть рассола. Выскочив из зимовья, растер лицо снегом и пошел в дом старого егеря. Там было чисто и аккуратно, чувствовалась женская рука, а в воздухе пахло пирожками. Я разулся и проскользнул в кухню, где встретился взглядом с пожилой дамой лет так за шестьдесят, она доставала из печи источник изумительного аромата.
Надо было поздороваться, но я как-то машинально спросил где Михалыч, тут же смутился, что не знаю её имени да и сам не представился. В общем нескладно получилось. Она же улыбнулась, понимая моё замешательство, мягко назвала Женей и предложила чай. Сказав, что дед ушел на обход и вернется часа через три, она поставила передо мной тарелку с расстегаями.
Я спросил, как можно к ней обращаться, и откуда она знает мое имя. Зовут её Мария Ивановна или просто баба Маша, а меня старушка по прозвищу вычислила. Оказывается, ей дед вчера все уши прожужжал, мол Художник с Рыбаком приехали. Дениса она давно знает - он тут частый гость, я, следовательно, - Художник, а имя моё на картинах написано.
Когда я спросил на каких, старушка сначала пришла в замешательство, потом взяла меня за руку и отвела в большую комнату. Димка, слезы покатились из моих глаз: на стене двумя аккуратными рядами, обрамленные деревянными рамками, тщательно покрытыми лаком, висели мои рисунки. Помнишь, те самые, что я писал гуашью на оргалите, который отрывал со стен зимовья. Почему память вычеркнула это из себя? На каждой дата, название и моя старая подпись.
На одной ты с Бандитом, держишь огромного краснопера. Потом Михалыч на конопляном поле, с косой и мешком, правда, больше на клубнику похоже. Помнишь, когда Байкер налакался и уснул в лодке на берегу? Картина называется «Усталый странник» – я аж засмеялся. На следующей огромный сом на лету хватает цаплю - красивая сцена вышла.  Окошко зимовья тоже есть - не забыл тот наш приезд, когда три дня шел ливень, и мы даже из избушки не выходили? На самой большой мы все нарисованы: Михалыч, ты, Славка, Рома и Денчик.
Последняя называлась «Полет дракона». Представляешь, не помню, но работа моя - подпись стоит. Рисунок замечательный: на фоне рассветного солнца, переливаясь чешуей, расправляет могучие крылья сказочный зверь. Пасть обнажает огромные клыки, а глаза горят зеленым огнем.  Год 2010 – значит, это был наш последний приезд сюда. Интересно было, что заставило меня написать такое. Наверно, Саймака начитался. Я прикоснулся к шероховатой поверхности рисунка рукой…
"Это его любимая," – привела меня в чувства баба Маша, потом указала на еще одно свободное место на стене и спросила, порадую ли я старика на этот раз. С этими словами, она вложила мне в руку теплый пирожок. Я лишь ответил, что вдохновение меня давно оставило и принялся жевать. Она же стояла на своем, посоветовав написать того, кого нет на картинах. Я смотрю - вроде все, а она твердит, что одного не хватает.
И точно же - меня нет. Художника не хватает. Идея была хорошая, но как себя рисовать, да и где? Опять же отсутствие вдохновения... Баба Маша сказала, что на всех моих работах одно и то же место - старый мост, и ,наверняка, муза ждет меня именно там. И откуда она знала? Однако на машине туда сейчас не проехать было, а пешком не успел бы до заката, да и холодно стало уже.
Старушка и тут пришла на помощь, выдав ключи от снегохода и указав на сарай, где он стоит. Мои возражения типа: "не удобно" и "я не умею" были отвергнуты. Оказалось, что Денис давно освоил технику деда. Поблагодарив и получив три пирожка для друга, я вышел из избы.
Ворвавшись в зимовье, застал Денчика в той же позиции и вспомнил, зачем ходил к Михалычу. Второй раз идти туда время не позволяло и  я достал заныканую на самый пожарный случай бутылку портвейна. Протянув страждящему, сказал, что нам срочно надо ехать. На удивление Денчик все понял и незамедлительно начал собираться, не забывая порой прикладываться к спасительным "семерочкам".
Через пять минут мы были у прогревающегося снегохода. Рыбак успел всосать треть бутылки за этот небольшой промежуток времени – самочувствие его улучшалось на глазах, но солнце неумолимо двигалось к горизонту. Он сел на стального коня и, развернувшись в нужном направлении, сказал запрыгивать.  Денис держал курс на старый мост, хотя я и не говорил куда мне надо. Успели. Встали посередине, как всегда.
– Скажи, а ведь ты и не собирался ехать на море? Специально меня сюда притащил? – догадался я.
– Да, дед просил – боялся помереть, так и не увидев ни тебя, ни остальных. Байкера нет, Славка сидит, Димка уже и не приедет никогда, наверно, тебя поехать не заставишь. Вот и пошел на небольшую хитрость – знал, что ты забыл, как здесь хорошо. Ты на море зачем хотел? Что ты там зимой забыл? – он смотрел прямо мне в душу.
– Не знаю. Наверно, вдохновение найти.
– Вдохновение ищешь? Так ты на месте.
Потом он почему-то впомнил, как мы сомов под мостом хотели изловить. Помнишь, как подрывали запасы деда и бежали туда? Так ведь и не поймали ни одного, только от Михалыча люлей зря получали. Мне до сих пор интересно сколько мы им хлеба за все время скормили. Денчик сказал, что они и сейчас летом к полудню в тень от моста приплывают.
– Сейчас полетит... – наш друг достал початую бутылку.
– Кто полетит?
– Просто смотри.
Закат был непередаваемый: из багрового солнца текла кровь, смешиваясь с молоком неба, она приобретала разные оттенки: розовый, красный, желтый. Облака расходились в стороны, пропуская светящийся диск. Звезда уже зашла наполовину, последними лучами задевая покрытые снегом макушки сосен, придав им сказочный вид, как вдруг… 
Раздались странные звуки и над нами пролетела огромная тень - это был дракон! Зверь опирался могучими крыльями на воздух, создавая ощутимые порывы ветра. Шея существа, как и все тело покрытая шипами, изогнулась, и горящие зеленым глаза на несколько секунд впились в меня. Сделав круг над нами, ящер издал неописуемый полуптичий крик и полетел дальше к солнцу. Его когтистые лапы были прижаты  к сильному телу, а чешуя переливалась бесконечным числом оттенков.
– Денчик, ты его видишь? - мне казалось, что я сошел с ума.
– Кого? – лицо нашего друга украшала издевательская улыбка.
– Д-дракона, - я взял портвейн и сделал несколько глотков.
– Конечно, вижу. Нормальный такой дракон, он тут часто пролетает. Михалыч совсем слепой стал – говорит, что это ангел. Объясняю ему - дракон это, а он всё не верит… Забыл, что-ли? Мы же его видели шесть лет назад, на рассвете, - на этих словах я вспомнил рисунок в доме егеря.
Дальше смотрели молча – пока глаза не замерзли, а зверь не исчез вместе с солнцем. Как ехали обратно, не помню, только снег, летящий в лицо, и черные стены деревьев по бокам. Когда добрались, зашел дед. Он рассказывал что-то, но душа моя уже летела на спине волшебного создания навстречу огромной звезде, распрощавшись с реальностью. Михалыч ушел, а Денчик уснул. Я достал альбом и краски...
Утром встал и не могу понять, сон это был или явь. Нашего друга я не обнаружил, резонно предположив, что он у Михалыча, пошел в обитель старика. В доме опять пахло выпечкой, с кухни раздавались голоса. Увидев меня первой, баба Маша начала предлагать варенье и блины, которые Денчик уже уплетал за обе щеки.  Дед же обнял и не отпускал несколько секунд. Чуть не расплакавшись, сказал, чтобы мы поскорее опять приезжали.
Вспомнив, что приготовил нам гостинцев, Михалыч надел тулуп и вышел.  Баба Маша поставила передо мной кружку с чаем и начала рассказывать, какой я молодец, и что все похожи. Я спросил: "Кто похож?" Женщина растерянно посмотрела на Дениса, а тот, сделав характерный жест пальцем у виска, сказал, что все художники "того", и засмеялся.
Вспомнив последний разговор с бабой Машей, я пошел в большую комнату. На еще вчера свободном месте висела картина, правда, без рамки. На ней пять мальчишек с моста кидают хлеб огромным рыбам, а в отдалении стоит пожилая супружеская пара. На небе кроваво-красное солнце играет всеми цветами радуги на александритовых крыльях летящего ангела. В углу моя старая подпись и год 2016.
Вот такие дела, братишка.  Возвращаться в город совсем не хочется, но дома уже заждались, да и нам с тобой пора прощаться. Знаешь, мы тут с Денчиком подумали и решили осенью сюда на недельку вырваться. Ты тоже обязательно приезжай, Михалыч по тебе соскучился, да и мы оба. С бабой Машей тебя познакомим, в баню сходим, порыбачим, и ты обязательно должен вспомнить нашего дракона.