Теплым солнечным днем автобус мягко выкатился на привокзальную площадь железнодорожного вокзала большого южного города, растянувшегося длинными прямолинейными проспектами вдоль правого берега Волги. Яркие лучи небесного светила ослепили глаза сквозь большие незатемненные окна, и первым утренним впечатлением почувствовалось, что мы опять в теплом и зеленом летнем июне, настолько приветливо встречала нас погода. Закончилось автобусное путешествие с юга на север и обратно, остались только впечатления безысходности нашей жизни – родители растили нас, а мы когда-то упорхнули и свили свои гнезда, мы растим своих птенцов и они один за одним скоро повыпрыгивают из отчего гнезда и разлетятся по разные стороны света…
Знал ли я тогда, всего шесть лет назад, что уже совсем скоро все трое наших птенцов выпорхнут из того самого гнезда и мы останемся с женой одни-одинешеньки. Да, останемся, но только через шесть, и у нас в запасе целых шесть лет, а пока…
- Как съездил? – задал мне начальник риторический вопрос. – Повидал сына?
- Да, Иван Михайлович, увидел, все хорошо, спасибо, я готов к новым свершениям, - ответил спокойно я и, закончив лирическое отступление в самом его начале, мы приступили к обсуждению насущных вопросов работы.
Рутина затягивала туже и туже пояса на наших костюмах и платьях, деловых пиджаках и рубашках, что-то получалось после упорного труда и размышлений и мы радовались, как дети, непосредственно и искренне. Какие-то моменты не вытанцовывались и тогда тяжелая артиллерия руководства подключалась для помощи и раздачи «всем сестрам по серьгам» за какие-то непонятые нами моменты. А в целом, к окончанию календарного года, мозаика собралась в более менее симпатичный рисунок и встала на свои штатные места, подведя итог трехмесячной работы. С нового года мы должны были перейти на новую систему оплату труда со всеми вытекающими из него, перехода, последствиями.
Управление, гудевшее прежде, как большой рабочий улей, понемногу успокоилось и немного расслабившись, посредством главных массовиков-затейников, закипела работа по подготовке в новогоднему веселью.
По самой же работе пришло затишье, закончилась очередная навигация, тонкий голубой прозрачный лед постепенно сковывал Донские просторы и зеркало Цимлянского водохранилища. Шлюзовые ворота закрылись на ремонт камер и самих ворот, откосов и причальных стенок, а суда встали бортами друг к другу и носами к «мамочке» плавучке, закованные в прочные холодные кандалы. Ворох приказов и рапортов по личному составу, заваливший было рабочие столы кабинетов начальства, помаленьку иссяк к окончанию декабря и люди успокоились, ожидая своих законных отпускных и отгульных заработков. Очередной круг годового цикла трудной и почетной работы плавсостава Среднего Дона и судопропускников искусственной бетонной «нити» благополучно замкнулся и опустился еще одной вехой в багажный мешок более, чем полувековой истории многострадального Волго-Донского судоходного канала…
Сидя в светлом просторном кабинете и поглядывая в пока еще не темное окно на дворовые постройки нашего управления, я, заместитель начальника одного из самых крупных филиалов того самого канала, вспоминал ушедшие вдаль свои года, отработанные на благо одного единственного в моей трудовой книжке предприятия. Вспоминал свои взлеты и падения, благодарности и выговоры, приобретения и потери, полученные навыки и отнятые нервные клетки.
Спокойная и тихая обстановка в коридоре управления располагала к экскурсу на четвертьвековую дистанцию вспять пройденному пути, когда совсем еще юный третий помощник командира земснаряда с пахнущим свежими чернилами дипломом приезжает в канун праздника Победы в Ростов-на-Дону работать…
…Или нет, немного раньше, когда мы с Борькой Сидоровым, училищным одногруппником, находясь на изыскательской практике, решаем на спор переплыть красавицу Оку выше Мурома и у меня заканчиваются силы на обратном пути, но я вспоминаю мамины слова, сказанные перед первой самостоятельной поездкой из дома:
- Сынок, я в твоих Любимых вещах зашила несколько крестиков, ты уж не вытаскивай. Пусть будут, Господь сбережет тебя на воде.
И я подумал, наверняка мама один из них в плавки зашила, а вера в его существование и защиту сама поднимает мое тонущее тело, и несет к берегу…
…Или нет, еще немного раньше, когда я вижу в мамином альбоме фотографию дяди Володи в форме курсанта речного училища и понимаю, что это мое, близкое и сердцу, и душе...
…Или нет, нет, еще раньше, еще до училища, когда в седьмом классе я Влюбился в Олю, свою будущую супругу, мать моих сыновей, а мама порет меня отцовским широким солдатским ремнем за курение и приговаривает:
- Оля спортом занимается, вырастет выше тебя и перестанет с тобой встречаться, потому что ты куришь и останешься таким маленьким навсегда!
И этих маминых слов хватает мне для того, что бы на всю оставшуюся жизнь забыть о существовании сигарет…
…Или нет, нет, еще раньше, когда над Теплым озером просыпается прохладный августовский рассвет, укутанный в одеяло тумана, а мы с дедом Колей идем на рыбалку, неся через плечо удочки, ведро под рыбу, червей в банке и весла от лодки и я чувствую себя самым счастливым внуком на всем белом свете…
…Или нет, нет, еще и еще раньше, когда мы, пацаны одиннадцати лет, в желтых футболках с черными номерами на спине и синих трусах стоим на награждении Почетными грамотами за второе место областного первенства по футболу и плачем, как девчонки, потому что наш капитан и он же штатный пенальтист заболел. А мы в его отсутствие по пенальти проиграли «золото» и путевку в Подмосковье, на Всесоюзное первенство…
…Или нет, нет, совсем юное воспоминание, когда меня достали в детском саду все утренники, в которых я постоянно выступаю в роли ведущего из-за умения хорошо читать, хорошей памяти и приличной дикции. А я такой выпендрос, хапанул «звездяк», как сказали бы сейчас, не желаю больше этим заниматься и накануне новогоднего утренника, гуляя вечером во дворе, специально наедаюсь вдоволь холодного хрустящего снега, а наутро просыпаюсь без голоса, думая тем самым отлынить. Да не тут-то было, замену искать поздно и мама с утра мне сует большими ложками противный мед еще более противный рыбий жир. А потом я веду этот проклятый утренник, почти ору свои слова, весь в поту, по спине бегут горячие ручьи, а я все ору без голоса, вот позорище…
…Или совсем уж раннее-раннее, далекое-далекое воспоминание, когда мы сидим на дне рождения какой-то соседской девчонки и, по-моему, зовут ее Лена Рябыкина. Мне лет пять-шесть и я один в компании семи девчонок, таких же маленьких дошколят или школьниц начальных классов, а мне, как истинному и единственному в компании «кавалеру», настойчиво предлагают их всех развлекать…
…Память, память, как в тебе много места, свободного места для принятия всей моей жизни, всего, что в ней произошло и происходит…
- Стас, у нас к тебе дело, - обрывает мои экскурсы в прошлое Ольга Михайловна, наш экономист, тихо заходя в кабинет вместе со своим начальником Татьяной Григорьевной.
- Что случилось? – не могу быстро перестроиться я, глядя на ее широко улыбающееся лицо.
- Мы хотим попросить тебя к новогоднему празднику придумать сценку для нашей команды.
- А что за команда? – начинаю включаться в ситуацию я.
- А ты не знаешь? Ты в нашей команде один мужчина и нас у тебя шесть женщин, готовься, - шутливо подвернула она…
Стоп!
Где-то я недавно это уже слышал или нет, видел, когда-то это мы уже проходили.
А давно ли?
Оказывается, нет, все рядом, здесь оно, на расстоянии вытянутой руки, только тихо зайди в терабайт своей памяти…