Люди разные
Разные люди – молодые и старые, высокие и низкорослые, черноглазые, голубоглазые, мужчины и женщины – подходили к ее окошку. Одни ехали, не торопясь и дешевле – этим Люба давала билеты до Белокурихи, Анапы и Кисловодска. Другие спешили на учебу, третьих работа гнала в командировку - в места, куда можно добраться только поездом. А последние навострили лыжи к родственникам или знакомым – в разные Вензеля и Гречицы…
Однажды подошла старушка с сухим лицом, в мелких извилистых морщинках, с выцветшими от долгой жизни глазами.
— Билетик мне… - и костлявой рукой протянула слежавшуюся купюру.
— Вам куда, бабушка? — привычно бросила Люба.
— До Покровки, доченька. — Голос старушки оборвал кашель.
Зажав розовый листок, она исчезла.
Люба никогда бы не вспомнила о ней, как и обо всех других пассажирах, если бы лицо старушки не появилось вновь. Она обратилась с той же просьбой,что и в первый раз, и точно так же, как тогда, утонула в колышущейся толпе. А через полмесяца увидела знакомую голову еще раз, потом еще…
Она никогда не интересовалась, кто, куда и зачем едет. Но частые поездки старой женщины удивляли ее. И однажды, когда перед ней появилось знакомое лицо со слабой голубизной в глазах и припухшими веками, спросила:
— Куда это вы так часто ездите?
— К сыночку, к Коленьке. Он у меня большой человек. Инженер. Самый главный. Дома для людей строит…
— Он, что: болеет у вас?
Старушка замешкалась и, вздохнув, ответила:
— Не дай Бог! Что ты! Работает он. И сношка, его супружница – актерша, тоже дома не живет, ездит по всяким городам. Вот я и справляюсь по хозяйству. То постираю маленько, то подмету, то рубашку подошью. Мода у них пошла, ни к чему жалости нет. Чуть поносят обновку, загрязнят воротник и в мусорку... Ой, как жалко… А я поуправляюсь у них день-два и опять к себе…
Старушка нагнулась, Люба привстала и увидела старомодную шапочку на голове женщины, пожившей немало лет.
— Почему сын вас к себе не заберет?
— Что ты! Разве им легко будет со мной?.. Старость – она кому в радость? А молодым вовсе не до нее… Попроведаю и Бог с ними.
… Прошла зима. Где-то на улице светило солнце, шумел весенний зеленый день. Только что закончились пасхальные праздники. Напротив окошечка кассы мельтешили ребятишки, пытающиеся улизнуть от родителей. Им хотелось на улицу, на свободу, а не сидеть около перевязанных сумок и бесчисленных пакетов…
Люба выглянула в окошечко и, успокоившись, что пассажиров пока нет, взяла книгу: недочитанная страница не давала с утра покоя.
Но вдруг видимое пространство заслонила чья-то сутулая фигура в сером плаще. Широкая спина медленно, как бы нехотя, кому-то излагала:
— Какими судьбами, говоришь? Да вот… мамаша скончалась недавно… не застал. Без меня похоронили. — Человек тяжело покачнулся и нездоровым хриплым голосом добавил, — хату приезжал в аренду сдавать…
Человек в плаще повернулся. Протянулась рука со скомканными рублями, а за ней показалось круглое, подернутое щетиной лицо.
— До Покровки, — дохнул мужчина так, что до Любы дошел аромат винного перегара…
Рука Любы дрогнула. Она внимательно взглянула и увидела перед собой голубые глаза под опухшими веками – глаза знакомой старушки.
Люба вспыхнула. Ее передернуло от внутреннего негодования. Не успев одуматься, она почти бросила билет со сдачей в протянутую руку и резко захлопнула свое окошечко. По телу прошла мелкая дрожь – как будто рука коснулась чего-то грязного, омерзительного…
Но тут же Люба встала и открыла окошечко. За ним толпились пассажиры.
Разные люди подходили к ее кассе, всем надо было куда-то ехать…