Так уж повелось, что на самые ответственные мероприятия, связанные с посещением моими детьми: школ, больниц, магазинов и праздников поручалось мне. Это наносило некоторый материальный урон семье, мне приходилось отпрашиваться с работы, но с другой стороны, не так уж часто дети видели меня в деле, я имею в виду в общении с другими людьми. В таких случаях мои дети могли сами определить своё отношение к моим поступкам, не могу сказать, что я специально старался выглядеть лучше. Специально напрягаться я никогда не любил, да у меня, наверное не получилось бы, по одной простой причине, мне нравиться быть простым естественным человеком. Не думаю, что моим детям приходилось гордиться таким отцом, но что есть, то есть, хотя бы я не был двуличным.
У моей дочери, уже школьницы, надо было удалить зуб, который мешал расти другому зубу. Насколько я разбираюсь в зубах, молочный мешал расти зубу с постоянной пропиской. В нашем городе, была городская стоматологическая поликлиника в самом центре, это очень удобно, можно было без труда доехать с любой окраины. Поликлиника располагалась в старинном двухэтажном здании оригинальной архитектуры и внутренней планировкой.
Планировка, позволяла толково расположить все помещения любого больничного учреждения, особенно, детского. Большие тяжёлые входные двери, ребёнку было не открыть и не закрыть самостоятельно, при желании покинуть дом мучителей, с уколами, щипцами и зубо-сверлильными аппаратами. Справа от входа находилась регистратура слева гардероб и далее по кругу кабинеты, посредине огромный зал. Такой же зал был наверху, к нему вела небольшая, но широкая лестница, с поворотом на 180 градусов.
При поворачивании на второй пролёт этой лестницы, все обращали внимание, на картину, - хорошую копию полотна Константина Рериха. Копию написанную, маслом и скорей всего очень давно, от этого мне казалось, что это подлинник. Может быть, мне просто хотелось, что бы это был именно подлинник. Мне не сильно нравились картины Рериха, они казались, какими то мрачными, но хорошо освещенное дневным светом полотно смотрелось иначе. Когда мы поднимались с дочкой по этой лестнице, я сказал что это картина знаменитого русского художника уехавшего в Индию рисовать горные пейзажи. У меня зрела мечта, отдать дочку в детскую художественную школу, она росла тихой мечтательной девочкой с большущими серыми глазами и неплохо рисовала.
Мы поднялись по лестнице и уселись так, что нам можно было рассматривать картину под большим углом. Наше любование не продлилось долго. В кабинете сильно закричал ребёнок, а все ожидающие дети рванулись по лестнице вниз. За ними отправились их родители. Поймать удалось всех, кого на лестнице, кого у дверей. Вышла, встревоженная врач с просьбой забрать своего кусающегося ребёнка. Остальные дети заняли предстартовое положение. Особенно боялась девочка старше моей дочки года на два, она почти дрожала. Я боялся, что эти вибрации распространятся на других и могут дойти до нас. Моя дочка не будет вибрировать, и кричать она просто не откроет рот в нужное для врача время. Кто-то должен был разрядить обстановку, я попробовал, у меня получилось.
Сказать по-честному, я не люблю загадки, они мало чему учат, больше ставят, человека в трудное положение. Странно, но на этот раз загадки меня выручили. Трудно сказать почему? Возможно, эта боязливая девочка скорей всего относилась к загадкам иначе, чем я. Она принимала само активное участие в отгадывании моих загадок и вопросов, а так же вовлекала в этот процесс всех остальных не исключая и родителей. Родители быстро поняли, что это отвлекающий манёвр и помогали, как могли. Работа клуба весёлых и находчивых пациентов, детской стоматологии шла полным ходом. Мне чтобы не осрамиться пришлось включить в программу задачи из ТРИЗа, но это не могло надолго отстоять мне свой авторитет, аудитория была слишком молода. Помощь пришла, откуда я её совсем не ожидал. Самая боязливая девочка, предложила загадать загадку сама, разумеется, мне как самому сообразительному из детей и взрослых. Вот эта загадка, -
Жил-был папа,- Людоед, вместе с мамой, - Людоедкой и был у них сын, - Людоедик. Однажды сын Людоедик, так проголодался, что съел, папу и маму. Кем же он теперь стал, этот людоедский мальчик? Вопрос конечно интересный, я тянул с ответом, делая простые предположения: настоящий людоед, людоедоед. Боязливая девочка совсем забыла про зубную боль, страх и очередь. В этот раз мне помог врач, который вызвал её на приём в кабинет. Прежде чем уйти на приём, она подошла ко мне и просила меня не уходить, не дождавшись ответа на её загадку. Я обещал подождать её и попросил её не кричать в кабинете, чтобы не распугать других желающих услышать ответ. Ударили по рукам, и она гордо скрылась за дверью кабинета стоматологического хирурга.
Видно зубик у этой, теперь уже бесстрашной девочки был действительно сложный, вышла она не скоро. Изо рта у неё торчала огромная марлевая салфетка вся в крови, но сама она улыбалась. Она подошла ко мне и не вынимая, красной как флаг салфетки, прошамкала всего лишь одно слово. Не знаю как остальная публика, но я её понял, она сказала ответ, и это было слово, - сирота. Я повторил это слово для всех, ведь им ещё не раз придётся сидеть в очереди к стоматологу и заговаривать зубы другим людям, по другим случаям. Пусть знают это возможно, но не так-то просто, как это кажется. На площадке между пролётом лестниц, девочку загадавшую загадку, прямо под картиной поджидал её отец, она спускалась гордо, не обращая внимания на окровавленную салфетку.
Это нам взрослым всё время хочется выглядеть прилично, аккуратно одетым, причёсанным, с хорошими манерами. Я столько много видел, прилично одетых людей, которые кроме этого ничего из себя, не представляли. Многие боятся что их будут спрашивать, почему у тебя течёт кровь, или кто тебе поставил синяк, вместо того чтобы обработать рану, или посоветовать как быстрей избавится от синяка. Простое любопытство вместо заботы и помощи. Хорошо ещё если это любопытство не послужит рождению сплетен и издевательствам, что обычно и бывает. Прохожу я однажды между станков и вижу своего друга Василия в чёрных очках, а на улице пасмурная погода. Говорю ему: «Василий тебя сейчас вопросами замучают, сними очки, а если начальник тебя спросит, кто тебя так, скажи что я». «А тебе зачем?», - поинтересовался друг. «Пусть боится», - отшутился я, начальник у нас был, крупный, молодой мужик, отслуживший в десанте. Об голову такого начальника можно было разбивать всё что угодно, не уменьшая его умственных способностей.
Даже у меня не получалось заговорить ему зубы, он просто не врубался в смысл сказанных мною слов, а многих из них он просто не знал. Я тоже не люблю терминологию, она сковывает мышление, вызывает его инерцию. Всё мои предполагаемые ответы на загадку девочки крутились вокруг слова, - людоед, а его, так сказать, семейное положение, оставалось где-то в стороне. Да и в этом ли дело, загадка-то дело десятое.