Солнце нехотя поднялось над 52-ой высотой, притянув за собой рассвет. Тишина и завораживающий пейзаж окружающих гор с каждой минутой становились всё более ужасающими. Казалось, был слышен стук сердца каждого бойца, сжимающего в руке автомат. Страшно было всем - и новобранцам, и опытным воякам. Сейчас главное для солдат - принять мысль о возможной смерти.
Они сидели в окопах, ожидая приказа стрелять. Их осталось двадцать человек из двадцати пяти. Позади два боя, тела убитых врагов и друзей, двадцать искалеченных душ. Но это последний бой. Кто-то знает, что умрёт. А кто-то после этого сражения поедет домой целым и невредимым к семье. И никак иначе. Цепочки мыслей были у всех разные, но почти все они привели к словам подполковника Черкасова из учебки: «Вы кучу часов потратили, чтобы овладеть навыками боя, разведки, камуфляжа. Думаете, что застрелить врага просто. Может для кого-то из вас так и есть. Но когда оказываешься там (многие помнят эту паузу после протянутой в сторону гор руки - она казалась вечностью), забываешь все эти чертовы навыки и боя, и разведки, и камуфляжа. На волю вырываются инстинкты, дикие, звериные. И главной задачей становится не тактикой победить врага, а собой. Вы будете думать лишь о том, чтобы не сдохнуть. Так вот мой вам совет - не сдохните там. Это даже не совет, а просьба». Сильно сказал, жизненно. Ответил почти на все вопросы, возникшие у солдат после первого боя, в котором полегло трое хороших ребят.
- Миш, когда всё это закончится, чем займёшься?
- Не думал об этом, стараюсь думать, но страх не даёт.
- Понимаю.
Наступила молчание. Все прислушивались. Тишина.
Засада, устроенная на противника, должна была обеспечить быстрое завершение боя. Но опыт подсказывал, что «дети гор» заранее знают про любую засаду. Или хотя бы догадываются. Лейтенант Михаил Силенов и его друг старший сержант Дмитрий Богатов занимали окоп в середине наступательного фронта. Такая позиция была потенциально выгодной - при неожиданной атаке с почти стопроцентной вероятностью бой будет выигран. Или хотя бы прожить на пять минут дольше остальных. Хотя такие мысли ужасны - они обнажают чёрную сторону души.
- А я вот путешествовать хочу, - прервал тишину Богатов, - своими глазами увидеть Париж, Венецию, Рим…
- А денег-то хватит? - посмеялся Силенов.
- Понимаешь, не в этом дело. Ну вот вернусь я к мирной жизни. Я не помню, как это - жить в мире и согласии. Кем я там буду. Здесь я герой, а там - никто. Здесь впечатления, адреналин, а там… Путешествовать - вот лучшая замена войне.
- Ладно, Федя Конюхов, позже ещё поговорим.
Мише надоело ждать, когда смерть придёт за их взводом. Он осторожно повернулся и начал привставать, чтобы посмотреть обстановку вне окопа. Если там и есть снайпер, то за пару секунд он все равно не успеет среагировать. Дима смотрел на него непонимающе, но сказать ничего не успел.
За окопом не было ничего. Настораживающее ничего. Там, метрах в двадцати, должен быть разведчик - хороший парень Паша. С непростой судьбой и с невероятным везением. Всем вновь прибывшим он рассказывал увлекательную историю о своей прогулке по лесу в поисках хоть чего-то съестного. Он вернулся ни с чем. Позже поступило сообщение о кишащими в этом лесу боевиками. Оказалось, он буквально дышал им в спину, сам того не зная. И каждый его рассказ обрастал новыми подробностями.
Было плохо видно - восходящие солнце било в глаза. Нужно было всматриваться в эту тишину быстро, иначе схлопочешь пулю. Силенов напряг зрение. Вдруг он увидел лежащего вдалеке Пашу, на несколько метров правее места его наблюдательного пункта. Тот был весь в крови. Дальше все события развивались невероятно быстро. Для некоторых из ребят эти события завершились ещё быстрее.
Силенов плюхнулся в окоп, глаза его округлились в ужасе. Он передёрнул затвор автомата. Богатов, ни слова не говоря, но, видя реакцию товарища, сделал тоже самое.
В следующий миг над ними что-то пролетело. Очень бы хотелось тогда, чтобы это была птица. Они услышали лязг железа о камни. Дальше раздался взрыв. Лейтенант Силенов толкнул замешкавшегося сержанта в сторону соседнего окопа. Они были там через секунду. Богатов, немного очухавшись, высунулся из окопа и принялся стрелять во всё, что двигалось там. По счастливой случайности, никого из своих он не задел. По той же случайности попал бородатому чеченцу в глаз, второму, менее бородатому, двумя пулями распахал живот. После этого нырнул в окоп. Повсюду звучали автоматные очереди и сквозь них доносились крики умирающих солдат.
- Жить надоело?! - накричал на него Силенов.
- Я двоих, вроде, убил, - с некоей долей радости отозвался сержант.
Дальше орать лейтенант не стал. В нескольких метрах от них приземлилась ещё граната. Дима повернулся и, увидев вестницу смерти, бросился закрывать своим телом друга. Раздался ещё один взрыв, это был по счёту пятый или шестой. Силенов совсем растерялся, когда на него навалился товарищ и своими выпученными от ужаса и боли глазами посмотрел сквозь него. Этот взгляд Миша не забудет никогда.
Сержант Богатов в следующую секунду будто ожил. Моргнул, привёл свой взгляд в норму, схватился за автомат, вынырнул из окопа и принялся палить в боевиков. Миша не мог встать. Он вдруг забыл, как это делается. Но, видя, как его товарищ героически сражается в утыканном осколками бронежилете и с перебитой ногой, тоже вскочил поддержать друга.
Как только Силенов поднялся над окопом, пуля годила ему в каску и отскочила. «Главное, не подать виду, а то Димка замешкается», - пронеслось в его голове. Стрельба продолжилась. Сквозь шумы - автомата, разрывающихся снарядов и ещё кучи звуков этого ада - они перестали слышать стоны и крики. Они вдруг стали эгоистами, держащихся друг за друга. Обоим казалось, что кроме них не осталось никого в живых.
Страх смерти потихоньку отступал. Чем больше подходили чеченцы, тем больше отходил ужас происходящего. Они уже сделали всё, что могли: пережили ранения и положили дюжину врагов. Теперь можно и умереть.
Они увидели, как на мгновение солнечный свет нарушил своё прямое течение и зловещая тень с быстротой молнии пронеслась сбоку и угодила в окоп рядом с ними. И замерла. Взрыв. Обороняющиеся друзья не успели среагировать должным образом. Миша ощутил жгучую боль в ноге и плече. Через секунду начало казаться, что горит всё тело. Сквозь эту боль он крикнул: «Живой?!» Ответа не последовало. Силенов повернулся. Красный бурлящий поток крови вырывался из горла товарища, безуспешно пытающегося поймать ртом воздух. Ужас сковал Мишу. Он думал, как помочь, что сделать. Эти раздумья заняли мгновения, во время них сержант цеплялся за жизнь, прикрывая рукой разорванное горло. Не зацепился.
Остался только один эгоист. Увидев, как жизнь покинула его товарища, Миша бросился в другой окоп, ближе к их лагерю, отстреливаясь. Пули проносились над ним, некоторые разъяренно впивались в камни и отскакивали, умирая. Он нырнул в окоп, в котором уже находились два трупа с простреленными касками. Прижался к стене, к себе прижал автомат. Сражаться уже не хотелось, к страху примешивались обида и гнев, последний в конце концов пересилил. Лейтенант собрал все островки безумия, отваги в своей голове и вынырнул мстить за товарища, сражаться за себя и Родину. «Ура» забыл только крикнуть. На языке вертелся только мат.
Каска то и дело сползала, пот разъедал глаза. Раны ужасно ныли, хотя большую часть боли сдерживал адреналин. Казалось, вся его кровь - это сплошной кипящий поток адреналина. Он не сразу понял, что в окружающей тишине раздается звук только его автомата. Когда Миша понял это, он несколько обрадовался и немного улыбнулся. Видимо, на нервах. «Последний защитник, черт побери!» Теперь он умрёт как герой. Патронов больше не осталось.
Он снял с себя гранату, выдернул чеку и крепко зажал лимонку в руке. Пусть только подойдут, твари, я покажу им как умирает русский солдат. Последний лейтенант ждал. Он слышал, как приближаются шаги. Или же это был шум его собственной крови в голове. Трудно определить. Ждать больше не было сил, и он поднялся.
Чеченцы, как ни в чём не бывало, шли, вытянувшись по всей линии наступления и осматривали убитых. Их шло около семи человек, Миша не считал. Он замер, надеясь на то, что они его не заметят, тогда он успеет добраться до палатки с ящиком с гранатами и устроит им Перл Харбор. Планы рухнули, когда один из боевиков остановил свой взгляд на противнике, торчащего из окопа и вскинул автомат. Миша замер, не в силах пошевелиться. «Господи, да брось ты гранату и помирай с миром», - шептал голос в его голове. «Я шевельнуться не могу», - внутренний диалог продолжался.
Время замерло. Он чувствовал, как смерть заносит свою отточенную до блеска косу над его головой. Вдруг что-то засвистело и через пару мгновений пятеро боевиков разлетелись на части. Остались ещё пару раненых, которых следующим снарядом обратило в кроваво-красный дым.
Миша радовался, он победил. Ну, не он, конечно, а прибывший союзный отряд полковника Лущина. Но радоваться не было времени, так как обстрел продолжился и мог зацепить потрепанного офицера Силенова. Ноги послушались и он, повернувшись спиной к взрывам, ринулся к их источнику. Он не думал о том, что приближающийся человек может быть воспринят как враг.
Миша бежал, думая о том, где он потерял каску. Больше ни о чём. Мозг отказывался верить в произошедшее. Вскоре он споткнулся о камень и дальше ничего. Очнулся от тряски носилок и вернувшейся к нему жгучей боли.
- Досталось тебе, лейтенант, - прогрохотал над ним чей-то голос. - Лежи, не поднимайся, свои.
- Но там, там, - пересохшее горло мешало говорить и думать.
- Раненых забрали. - голос Лущина продолжил вещать, - ты один все конечности при себе оставил.
Последней фразы он не слышал. Болевой шок снова его вырубил. Очнулся Миша уже вечером от неприятного ощущения, что кто-то на него смотрит. Это был парень с его взвода - Артем.
- Воды тебе принес, разлил, правда, половину. На костылях не научился пока. Я на обезболивающих, могу перемещаться. Хотя я подслушал разговор о том, что скоро их припасы кончатся.
Силенов приподнялся. Силы вернулись к нему, но пока они все уходили на то, чтобы терпеть боль в ноге и плече. Артему гранатой оторвало правую ступню. Но радость от того, что он в принципе жив, ярко отражалась на его лице.
- Позови Лущина, пожалуйста, - тихо произнес Миша после глотка воды.
- Уже лечу, одна нога здесь… - тут Артему стало грустно.
Лущин принес лейтенанту ещё воды и они пообщались. Миша старался рассказать как все было, но многого из произошедшего он не помнил. И это его пугало. Полковник внимательно слушал, изредка задавал вопросы. В конце рассказа Силенов произнес:
- Надо вернуться.
- Зачем? Там больше ничего нет. Мы передали координаты, тела твоих заберут.
- Там планы наступления, документы, - он сглотнул от своего вранья, - Важные!
- Завтра, тебе лежать надо.
- Пошлите со мной пару человек и я отстану.
- Ну смотри, лейтенант, если кто-то из моих погибнет, я тебя лично застрелю. А погибнешь сам, твоё тело там оставлю. Понял?
- Понял.
Миша бодро поднялся, чуть не вскрикнув от боли, но виду не подал. Ему нужно было вернуться.
Доковыляв до места, он как старший по званию, приказал двум сопровождавшим его бойцам обыскать палатку на предмет несуществующих документов, а сам направился к тому месту, где лежало тело Богатова.
Провозившись минут десять, перерывая палатку в поисках бумаг, бойцы решили сказать раненому лейтенанту о своей ненаходке. Выйдя наружу, они как раз встретились с только подошедшим Силеновым. Доложив о том, что ничего не найдено, в ответ они получили только кивок, полный задумчивого безразличия. Через полчаса они добрались до лагеря.
Спустя сутки Миша уже лежал в госпитале. Оттуда он позвонил матери домой и сказал, что скоро приедет. Мать плакала от счастья. Ещё через три дня он уже был дома. Он сильно изменился, побывав в руках смерти. Больше стал проводить времени наедине с собой. Видя беспокойство матери, успокаивал её тем, что ему нужно какое-то время побыть одному. Мать не настаивала.
Спустя неделю полковник Лущин позвонил знакомому командиру узнать, как его взвод осуществил операцию по вывозу тел бойцов, погибших на 52-ой высоте. Тот ответил, что все прошло успешно, боевиков они не встретили, тела отправили домой для захоронения. Когда Лущин собирался вешать трубку, он услышал:
- Слава подожди, не клади трубку.
- Что случилось?
- Я много всякого повидал в этом аду, ты знаешь. Чеченцы они ведь как - тела обыщут, раненых добьют. Так?
- Ну так, - ответил полковник, с неохотой вспоминая рассказы о подобном.
- Но таких зверств я не видел!
- Каких это зверств?
- У одного бойца, сержанта Богатова, кажется, - на том конце трубки повисла пауза, - чеченцы вырезали глаза.
Полковник помолчал, буркнул «понял» и положил трубку.