Непорядок в душе. И натоптано и набросано рухляди, грязно и тошно, тесно и душно. Бежать, бежать из квартиры, туда, где можно вздохнуть.
Вышел из парадной, иду по двору. Здесь всюду вода. Бесцеремонно и шумно она падает с крыш, вязким месивом хлюпает под ногами, мелкой частицей наполняет воздух. Пальто и шарф тяжелеют напитываясь ею.
Скорее, скорее – подгоняю себя и вхожу в пограничную арку. Здесь сухо. Тесно стоят автомобили. Из дыры в асфальте тянет подвальной гнилью. Праздные дети безразличны к природе и сбитые в мелкую стайку демонстрируют друг другу свои телефоны. В грязном углу клубком свернулся печальный дворовый пес.
За спиной моей двор, впереди крутой бездорожный спуск к мостку через сточный ручей, дальше такой же подъем до аллеи. Старые, посаженные в довоенное время тополя служат последней границей между парком и городом.
Спугнув детей спускаюсь. Внизу двор не слышен, здесь тишина и только бархатный шепот полноводного ныне ручья щекочет мой слух. Прошел мосток и вышел в парк – здесь всё иначе…
Тропинка идёт вдоль другого ручья и теряется в парковом чреве. Не тревожимый тающий снег выбелил землю. Бусины влаги гроздьями повисли на ветвях голых деревьев. В них играются редкие, украдкой проглядывающие сквозь тяжело нависшее небо лучики света. Жизнь поёт о себе разноголосыми птичьими трелями, они заполняют парковый чистый воздух и хрустальными искрами отдаются в душе. Всюду вода. Она булькает и переливается, звенит и буйствует на торчащих корнях склонившихся к ручью деревьев, норовит затопить тропинку.
Я теперь не спешу. Иду длинным размеренным шагом и глубоко, с упоением дышу. Парк принял меня и вот я живу уже не своим мелким и суетным, а его большим, тёплым и мудрым.
Разлапистая сосна согнула ручей и прикрыв землю ветвями оголила уютный бесснежный островок . Вхожу на него и положив голые ладони на шершавый ствол дерева смотрю на бегущую, увлекающую с собой всякий весенний сор воду.
Мимо меня проплывает осколок доски, весь в гвоздях и черный от влаги. Он верно всю зиму лежал и только сейчас тронулся движимый тающим снегом. Он кружится, плывёт и вдруг застрял в ловушке подводной коряги. Отпускаю сосну и иду вызволять. Мне зачем то важно продлить его путь.
Валявшейся рядом мёртвой веткой поддел и доска поплыла, скрылась за поворотом ручья. Вместе с ней ушла и тоска, душа раскрылась для света. Я ополоснул ладони в стылой, пахнущей снегом воде, отряхнул с одежды облепившие меня еловые иголки и пошел назад.
Впереди виднелась сплошная стена старого панельного дома и зев моей арки. Парк пел мне на прощание о безмятежной и чистой красоте, которая была, есть и всегда пребудет.