Сегодня я иду ночью, чтобы никто не видел. Ночью, как крыса, которая регулярно бегает с нетонущего корабля. Делает она это на всякий случай, а вдруг корабль таки пойдёт ко дну. Вот и я под покровом ночи иду выбросить мусор, чтобы моего лица никто не видел.
Одиноким ночнищем светит луна. Сейчас полнолуние, кажется, что вот-вот из копчика начнёт прорастать хвост и мучить мой затылок серыми волчьими волосами. Рот соединяется в усмешке, показывая довольно неплохой прикус. Клыки вот только слегка туповаты, но ничего. Представляю себе, что я пернатый Змий, зубастый, аки Фен, мать его, рир.
Иду, поскальзываясь по мокрой, воняющей последождевой сыростью разбитой асфальтовой дороге, прогибаюсь вдоль стены, пытаясь не упасть и так уже грязным кроссовком в лужу. Знаю я эти лужи: опускаешь в неё одну ногу, нога промокает. Другую держишь на весу, чтобы не дай Кришна она не промокла. Но раз я упомянул Кришну вместо Иисуса, значит принимаю, что жизнь то ли иллюзия, то ли игра. Поэтому вторая нога тоже смело, в согласии с дхармой, опускается в лужу. С таким вот хлюпающим настроением я иду на мусорку, чтобы перекинуть мусорный пакет через бортик пластикового контейнера на колёсиках.
Иду домой. Опять же, прячась от людей. Не стоит мне сейчас видеться ни с кем. Хотелось бы, но глаза болят уже просто от того, что я на людей смотрю. А что мне делать, если я увижу знакомое лицо? Глаз вытечет. Я думаю, по крайней мере попытается. В сердцах. Или таки нет?
Встречаю по дороге подвыпившего мужичка, который с надеждой тянется ко мне глазами. Он ничего не говорит, только вытягивает губы уточкой, как инстраграмная шлюха, и подставляет два пальца, указательный и средний, ко рту. Курить хочет.
Пожимаю плечом. Второе побаливает после выбрасывания мусора. Возможно, это сказываются уроки йоги, которыми я сейчас занимаю свою замученную тушку. Он понимает и грустнеет. По лицу вижу, как гаснет загоревшаяся было надежда на хотя-бы-бычок. "Ничего, - говорю я тихо и тыкаю пальцем вдоль дороги, - вон там кто-то с сигаретой идёт. У него попроси".
Он, покачиваясь и ковыляя, идёт к длинной бесформенной луже, которая абсолютно перекрыла тротуар, и становится у единственного места, где можно пройти, где я прошёл пару минут назад. Теперь он будет сторожить покачивающийся в темноте огонёк сигареты, он не упустит свой возможно последний шанс затянуться перед сном едким дымом технического табака.
Закрываю калитку, иду вглубь двора. Из темноты в свет луны выходит кот с пушистой львиной гривой и страшным и недовольным выражением лица. "Мяу", - говорит чудовище и пытается потереться о мою штанину. Ласково отталкивая его боком кроссовка, я иду дальше.
Не дойдя до своей калитки, я сажусь под орех на самодельную скамейку. На мгновение жалею, что не курю и никогда не заключал сделок с табачным эгрегором. Ведь всё, что сейчас остаётся, это дышать ночным воздухом и надеяться, что одна грязная скотина нашла себе сигарету, а другая не подбежит в надежде перехватить обувью по морде ещё разик.
Остаётся только писать. Окунаю палец в молочный свет близстоящей многоэтажки, жду, пока он окутает его, затем осторожно, чтобы не сбросить невесомую субстанцию в пространство, начинаю рисовать в воздухе слова.
"Банан", - вырисовываю я сиянием, украденным у энергосберегающих лампочек нового поколения. Любуюсь, отодвигаю его в сторону и пишу новое: "Любовь". Не, как-то не клеится у меня сегодня любовь. Смешиваю яркие линии, вывожу слово "Концепт". С большой буквы. Это уже ближе к теме. Отодвигаю в сторону, к "банану".
Слышу деликатное покхекивание. Оглядываюсь, вижу того же мужичка, только с зажжённой сигаретой в руке. "***ню пишешь, - почти трезвым голосом говорит мужичок. - Смотри, как надо". Ловким движением руки он вскидывает сигарету и пишет в воздухе корявыми пацанскими буквами: "Здесь был Вован". "Отак", - говорит он с удовлетворением художника, закончившего шедевр. Буквы горят в ночи оранжевым угольком дымящей сигареты. "А ещё так", - говорит мужичок и выводит "Анжела - шлюха". Некоторое время он любуется своим вторым детищем, сдвигает его в сторону, к моим попыткам установить контакт с божественным, уже слившимся от долгого соседства в "Концепт банан", и медленно выводит третье слово.
Его он рассматривает дольше остальных. Потом он смотрит на меня и говорит: "Дарю". Третий шедевр летит ко мне, цепляется за плечо и зависает рядом со мной в воздухе. "Поставишь его вместо банана", - говорит мужичок. - Поверь мне, будет лучше". Он тушит сигарету о дерево и тихо ныряет в темноту.
Тихо стираю "банан" и ставлю вместо него ёмкое слово, объясняющее всё. Написанное корявыми неровными буквами, оно тусклым оранжевым огоньком тлеет рядом с ярким почти белым "Концептом", которым я горжусь до сих пор. Только вот смысла во фразе «Концепт ***» я не вижу.