Классовое расслоение современного общества в России более всего заметно при оценке 1990-х годов. Для одних это было временем беспредельных возможностей, видимо в смысле безнаказанности и внезапно обрушившегося неправедного достатка. Для других – большинства, наоборот, время тотального слома, разорения, социальной и нравственной дезориентации, когда все пути – кривые, все дороги – грязные («нам достались только грязные дороги, нам остались – только сны и разговоры»), время нечистых путей, идти по которым и грешно, и противно, особенно если усвоил кое-что из «коммунистического воспитания», например: работать на благо общества, а не из шкурнических интересов. В советской школе учили бессеребреничеству, работе для общества, «для народа», развенчивали барыг, развратников, фарцовщиков – но внезапно пришло время торжества именно этих вот презренных асоциальных элементов, ставших героями – или антигероями – эпохи, а трудяги-бессеребреники стали смешными, жалкими, «лузерами», «не вписавшимися в рынок», совковым биомусором, а бывшая комсомольская и партийная номенклатура в заметной части своей превратилась в «либералов» и очень даже вписалась в тот «рынок», который в тихую и подготовила, верша как дымовую завесу коммунистические ритуалы с фигой в кармане. Это тогдашний класс-победитель.
Класс, потерпевший поражение или, лучше сказать, принесенный в жертву в 90-е годы – работники советской промышленности и прикладной науки, профессионалы своего дела. Этот класс деклассировался и распался на тех, кто хорошо адаптировался, и на «пролетариев умственного труда», иногда – люмпен-пролетариев, с дальнейшей градацией в область распада личности.
Надо было либо переступить через совесть (презренное слово в те времена) либо освоить азы страстотерпия, отрешиться от грязного мирка: выбрать какую-то иную реальность, не основанную на лозунгах той эпохи («обогащайтесь», «берите суверенитета сколько хотите»), благо, что здесь уже нувориши не мешали: на дворе «свобода»: подыхайте сколько хотите - пока нет повода для наживы, никто не поможет кроме таких же, не вписавшихся - в бедлам и бордель, который новые власть предержащие назвали «рынком». «Но сны и разговоры», которые остались для выпавших из гнусной реальности – этого было сколько угодно, никто не гнал насильно на трудовую повинность. Пока есть на что жить – смотри свои сны, отрывайся от реальности, а если нет – то увы, время вышло и можно уйти – дверь всегда открыта, еще и подтолкнут, даже не из выгоды, а из принципа, по Ницше, который вдруг стал тогда очень модным. Или - поумней, прими реальность, айда на «грязные дороги», в шестерки барыг, в публичные дома того или иного сорта, прислуживай классу «победителей».
Впрочем, для научной молодежи, достаточно ловкой и сметливой, поворотливой, был относительно чистый вариант – устроиться учиться (или работать – смотря по возрасту) за границу, обрести там работу по профессии, пересидеть плохое время отечественной науки и культуры в благополучных странах. Для тех же, тоже не бездарных, но не способных последовать по этому пути в силу воспитания, сломанного сознания (отправиться служить тем, кого называли «классовыми врагами» - разве не когнитивный диссонанс для правоверных недавних комсомольцев, детей благочестивых коммунистов), либо просто по семейным обстоятельствам – «корни» не пускают – времена настали трудные, скудные, нужна забота о старшем поколении.
Но наука, особенно теоретическая, иногда не требует больших затрат, а образование в 90-е сильно подешевело, можно было получать второе и третье образования за бесценок, писать научные трактаты в стол, эмоционально подпитывать себя таким образом, что помогало держаться в токсичной среде эпохи криминальной революции. Были издержки: на этой почве пышно расцвела «лженаука», как отражение общего беспредела, и немедленно возникли ловкие умельцы наживаться на этом. Но было и чистое служение, были и подлинные открытия – наверное, не все из этого стало достоянием общества при разрыве социальных связей, не все пробило себе дорогу, погибнув в рукописях или на электронных носителях, а что-то еще пробьется и станет достоянием общества. Для кого-то свободное научное творчество в те годы стало исходом, а иногда и спасением души, уже в этом его ценность, даже если им не посчастливилось открыть действительно новые пути знания. Те, кто выдержал в стенах институтов и вузов, не растратил души на служение грязным дельцам, торгашам – часто из прежней коммунистической и комсомольской номенклатуры, которые показали, чего стоили их доперестроечные идеалы - обрел духовную опору, которая помогает и поныне. Так из разбитого класса пролетариев умственного труда 90-х, не ставших ларечниками и не омещанившихся, выковалась новая генерация, которая получила шансы в новое время.
Теперь появился реальный спрос на добротные идеи, строится, пусть и с большим трудом, инновационная экономика, творцы нечестивого рынка 90-х вынуждены играть по новым правилам, они больше не безоговорочные хозяева жизни, их богатства во многом оказались призрачными, а участь – незавидной. И тут удача снова может повернуться к тем, кто в 90-е не захотел стать плохишом и вписаться в тогдашний «рынок».
Здесь нельзя не упомянуть современную РАН: в результате реформы классовое расслоение среди научных работников усилилось, сделалось очень заметным: с одной стороны – номенклатура от науки, прежде всего академики-управленцы, бывшие и нынешние директора или «научные руководители» институтов ФАНО, а с другой - не членствующая в РАН научная общественность, работающая в институтах ФАНО. Я сравнил бы реформу РАН 2013 г. с крестьянской реформой 1861 г. Произошло «раскрепощение» нетитулованных в РАН ученых от почти тотальной власти академиков-управленцев. Здесь изначально было много плюсов для активных и дееспособных научных работников, не погрязших в номенклатурной возне, не продавших души одиозным кланам.
В начале реформы 2013 г., насколько я помню, важнейшим трендом и показателем научной активности (помимо публикационной активности) справедливо стала продвигаться коммерциализация (термин, замещающий прежнее «внедрение») научных разработок. Я сам вживую слышал выступление одного тогдашнего активного функционера ФАНО, в конце 2014 г. на одном из семинаров, посвященных взаимодействию науки и бизнеса, что коммерциализацию планируется сделать основным критерием оценки успешности работы лаборатории и целого института.
Потом это веяние постепенно отодвинули – произошла своего рода «реакция», хотя есть завлабы и ведущие ученые, на волне призывов начала реформы РАН добившиеся тех или иных подвижек в коммерциализации своих разработок, получивших гранты («Сколково» и др.), установившие деловые контакты с другими лабораториями в России, а иногда и за границей. Это путь к созданию ассоциированных и сетевых лабораторий – альтернативе создания управленческих монстров из механического сплава мелких институтов, где теряется вклад и инициатива малых групп.
Я считаю, что завлаб, умеющий привлекать инвестиционные и спонсорские средства к НИР и НИОКР за счет личной инициативы – это то, к чему надо стремиться. Это хотя бы частично скомпенсирует фактическое падение зарплат в институтах ФАНО и придаст динамику научной деятельности, приведет к созданию новых ставок за счет бизнес-проектов, в том числе для трудоустройства студентов, аспирантов, молодых ученых. Ученый-предприниматель – это позитивный тренд, противостоящий прежней номенклатуре (академикам-управленцам), которая пытается сохранить статус-кво.
Государство помогает научному предпринимательству с помощью так называемых институтов развития – и это очень важное направление. Политика недопущения возврата к доминированию прежней номенклатуры РАН очень важна. При этом тотальный разгром этой номенклатуры был бы вряд ли конструктивен – сопротивление адептов старых порядков в РАН должно быть преодолено новыми силами внутри научных институтов, которые закономерно идут на смену прежней номенклатуре и должны будут по логике вещей перенять научное руководство, доказав на деле свою профпригодность – научными результатами и их внедрением.
Один из вариантов дальнейшей реформы РАН таков: отмена монополии РАН на научное руководство институтами (т.е. допущение к научному руководству не состоящих в РАН ведущих научных сотрудников и заведующих лабораториями), имея в виду нынешнюю фактическую безальтернативность "научных руководителей" институтов, избранных послушными учеными советами из числа прежних академиков-директоров. Необходимо рассматривать другие, внеРАНовские формы управления учеными советами как альтернативу нынешним.