Сегодня её дебют. Надя так сильно волновалась, что для разрядки, решила пойти пешком. Не обращая внимание на то, что прогулка может её сильно утомить. Главное сейчас было успокоить свои мысли, преодолеть сомнения. Усмирить массу непонятных эмоций, эту кашу, что творилась в её голове. Но, как можно было обо всём забыть, если вот сейчас, буквально через три часа она, бывшая отличница, примерная ученица, практически уже настоящая светская дама, будет обнажаться перед публикой.
Учитывая её категорический отказ обнажаться полностью, Сергей согласился попробовать ей остаться в бикини. Но в будущем, когда она будет себя чувствовать на сцене более уверенно, ей всё-таки придётся его снять. Но это будет как-нибудь потом. А сейчас, ей нужно было так очаровать и приворожить публику, что бы они не посмели требовать больше, чем она могла им дать. Это конечно, не совсем правильно, ведь остальные девчонки будут обнажаться полностью. Но им за это и заплатят больше.
От таких мыслей её бросало то в жар, то в холод, в ушах звенело. Благо, солнце уже почти зашло и по горизонту было разлито тёмно-красное зарево. Это было её любимое время суток, и людей на улице было, на удивление, мало. Так что, никто не мешал ей пинать по аллее, какую-то пустую пластиковую бутылку. Нужно было срочно направить свои мысли в другое русло, и она, по привычке, снова начала мечтать о Стрёме. Теперь его послания она носила всегда с собой, аккуратно сложенные в сборник стихов Марины Цветаевой, который теперь даже не открывала, а просто любовалась его видом, его символичностью, и боялась лишний раз её разворачивать, что бы не испортилась от частого использования. Надя достала книгу и прижав её к груди, начала вспоминать.
Ей нравилось пытаться вспомнить его внешность. В целом, как он выглядел, она почти забыла, но в памяти остались детали: его большие светлые глаза, обведённые чёрным, густые тёмные брови, высокий лоб, пухлые ровные губы. Тёмные волосы, с идеальными завитками. Блестящая, на солнце, рубашка и крепкие руки. Эти утончённые длинные мужские пальцы с бордовым лаком на ногтях. Как это должно быть нелепо показалось бы ей ещё год назад, но сейчас она мечтала об этих руках, как ни о чём другом на свете. Она видела, как эти руки обнимают её за плечи и ничего в мире больше не остаётся, кроме тепла, запаха, дыхания, кроме ровного стука сердец. Кроме переплетённых в замок пальцев, по которым проходят электрические разряды, кроме широко открытых глаз, неустанно смотрящих снизу вверх в его глаза. Но все эти мечты и мысли тоже были судорожными и отрывистыми, даже они не могли избавить её от нервного тика, а лишь окрашивали его какими-то новыми красками чрезмерного удовольствия.
Так она прибыла в клуб. Публика ликовала. Всё, что происходило на сцене, каждый шорох, новый шаг и малейшее движение тела танцовщицы, вызывало массу эмоций, восклицаний и посвистываний. Складывалось впечатление, что если прямо сейчас, вместо тоненькой белокурой Катеньки выйдет на сцену, бородатый администратор Серёжа, что бы показать свои прелести, этот пьяный сброд будет точно так же веселиться и нахваливать танец. Но Надю это не утешало, её даже пугали эти патлатые головы и длинные бороды, эти косухи, эти пирсингованные лица и татуированные руки. Её пугали эти чёрные банданы и повязки с черепами. Они казались агрессивными в своём неистовом веселье, в своём пьяном дурмане. Ей казалось, что если они заведутся, то уже никто не сможет их остановить, даже квадратный Петя, который, с очень добродушной физиономией, пристально смотрел за всем происходящим в зале. И вместо того, что бы любоваться происходящим на сцене, ему приходилось постоянно следить за каким-то лысым амбалом в рваных джинсах, который размахивал деревянным стулом над головой и несколько раз пытался поднять столик, но его каждый раз сдерживали, опасаясь, что он может грохнуться в толпу придавив кого-то металлической тяжёлой конструкцией.
Надя не думала, что выход на сцену будет столь волнительным событием. Она и перед этим сильно переживала. Но теперь её коленки дрожали, тело вздрагивало от нервного тика, по вискам катился пот и она с трудом преодолевала в себе желание немедленно бежать отсюда куда подальше. Но не выходить на сцену и не делать то, на что она так бездумно согласилась. Она была полностью уверенна в том, что поспешила со своим решением, это полная горячка и безрассудство. Она была уверенна, что не сможет пошевелится, когда выйдет на сцену. Да и сможет ли вообще туда подняться, вызывало в ней огромное сомнение.
Но на сцене уже стоял Костя, которого выбрали в качестве ведущего. И он во всю, объявлял выход, неповторимой, божественной краcоты, Ночнуй Нимфы. Но пока он ещё шутил и как мог веселил и так заведённую публику, бегал по сцене, делал размашистые жесты, широко улыбался и громко что-то кричал. Надя его не слышала, в ушах стоял гул, и она ничего не слышала, но прочла по-губам, что он снова произнес её сценическое имя. И телом она услышала чёткий ритм музыки, под которую должна была танцевать.
Завораживающая мелодия медленно разлилась по залу. Какая-то часть публики замерла и пристально смотрела на пустую сцену по которой медленно плавало разноцветное свечение прожекторов, другая часть, продолжала громко веселиться не обращая внимание на происходящее. Когда музыка расшевелилась и набрала скорости, Надя неожиданно обратила внимание на то, что уже стоит на сцене, и даже начала танец, хотя, совершенно не помнила как там оказалась. Она медленными шагами, вальяжно прошлась вдоль сцены, её белые волосы блестели от яркого света то оранжевым, то малиновым цветами.
На кануне, она просидела в парикмахерской несколько часов, прежде чем её шелковистые локоны оказались белоснежного цвета. Это было именно то, чего она хотела. Свой костюм она заказала в мастерской сразу, как только начала ходить на подготовительные занятия. По её эскизам пошили кожаный корсет, с незаметной молнией впереди, а под ним, очень нежную чёрную, кружевную маечку, которая едва прикрывала грудь. На бёдра сделали коротенькую кожаную повязку из того же материала, что и корсет, но с шикарными кружевами. Поверх всего этого, на плечах был чёрный плащ, который массивными металлическими кольцами крепился к её широкому кожаному колье на шее и на запястьях. Этот шёлковый плащ, обшитый бисером, был очень широкий, такой, что Надя свободно могла обмотаться им пару раз, волочился шлейфом, сантиметров на двадцать. И Надя, по ходу танца, с этим плащом делала удивительные вещи: извивалась и прыгала, обматывалась и раскручивалась, притворялась летучей мышью и ползущей змеей. Плащ она должна была снять в последнюю очередь, когда набедренная повязка и корсет уже будут сброшены и на ней останется тончайшее кружевное бикини.
Когда Надя остановилась и посмотрела на публику, в эти восторженные лица, которые готовые на любые подвиги, лишь бы она не останавливалась, в ней зародился невероятный азарт. Ей самой захотелось танцевать, пока хватит сил. Крутить перед ними бёдрами и выполнять прочие движения, которым её научили на подготовительных занятиях. Показать всё на что она способна и стать достойной того звания, которая сама себе дала. В ней зажгли огонь и она медленно расстёгивала корсет не потому, что так было нужно, а потому, что сама так хотела, потому что ей самой нравилось себя так вести. И в конце номера, под звук последнего мощного аккорда, сопровождающей танец музыки, она рывком стащила из себя верх, который, по договорённости, могла и не снимать. И в тот же миг, в зале погасили свет, что бы Надя могла убежать со сцены незамеченной – это тоже было частью номера. Когда свет снова зажёгся, публика взорвалась в овациях. Звучал восторженный свист и грубые голоса выкрикивали признания в любви и обожании. Маленькую сцену забросали деньгами и ещё долгое время продолжали просить Надю выйти, но она не вышла, вышел Костя и объявил, что Ночная Нимфа растворилась во тьме, и им остаётся только надеяться и жать когда она снова одарит их своим присутствием.
Её выступления пользовались невероятным успехом. Все хотели видеть Ночную Нимфу и ради интриги, она выступала раз в неделю. И каждую пятницу она зарабатывала столько денег, сколько прежде не зарабатывала за месяц. Удивительно, но стриптиз не стал для неё испытанием, как она думала об этом раньше. Не было здесь ни мучений совести, ни стыда, ни досады. Она об этом даже и не задумывалась, ей не было стыдно, или неловко. Ей было всё равно, что о ней могли подумать её прежние друзья. Её волновало только то, что сейчас о ней думают все эти зрители. Ей хотелось ещё больше их влюбить, поразить, удивить, привязать к себе их взгляды и ни за что не отпускать. Это стало её навязчивой идеей, её единственным стремлением, её вторым желанием после Стрёма.
Не было другого такого места в этом мире, где она могла бы себя чувствовать столь же комфортно, как в клубе "Потерянный рай", стоя на его небольшой, но впечатляющей сцене. Это единственное место где она обретала покой, забывала обо всём и чувствовала себя дома. Даже в те дни, когда не было выступлений, Надя часто находилась в клубе. Слушала музыку, заводила случайные знакомства, выпивала, танцевала, закатывала скандалы с другими танцовщицами. Делала всё что угодно. Готова даже была часами сидеть за бокалом пива, уставившись на круглый столик, в центре которого лежали послания Стрёма. Она была готова на всё, лишь бы до темноты не возвращаться на эти душные, кишащие людьми, проспекты.
Теперь у неё появилось много денег, но она не делала сбережений, не накапливала для каких-то серьёзных покупок, не отправляла родителям, а пускала всё на ветер. Транжирила с невероятной скоростью: покупала дорогую одежду и косметику, заказывала новые сценические костюмы, питалась в ресторанах и кафе (холодильник у неё по прежнему не работал), при чём выбирала их не по качеству обслуживания, или разнообразию меню, а по количеству посетителей, или наличию мест, для уединения. Ездила только на такси и возвращалась домой глубокой ночью пьяная и измождённая от диких танцев и новых впечатлений.
Удивительно, что практически каждый вечер Надя находила себе новую компанию, новых друзей и собутыльников, новых ухажёров и задушевных подруг. Но ни с кем из них дружба не затягивалась даже на несколько дней. Каждый раз она находила себе новых друзей, или её находили новые нахлебники, рады полакомиться из её широкого кошелька. А она, без всяких притязаний, угощала всех подряд и чем подряд. И это была, пожалуй, единственная вещь, за которую она под конец вечера не упрекала нового друга или подругу.
Увы, почти все её знакомые, а в особенности парни, под конец вечера начинали её раздражать. Все, как один, начинала приставать с неприличными предложениями, звать, упрашивать, а то и требовать уединения. Но получали не то что бы отказ, а бурю возмущения и злобы. Алкоголь влиял на Надю не то что бы негативно, он превращал её в иного человека, эксцентричного и непредсказуемого. Хотя, постояльцы клуба уже хорошо выучили эту её непредсказуемость и знали, что примерно после полуночи, что считалось апогеем клубной жизни, весёлая, щедрая и беззаботная Золушка превращалась в злобную, циничную и алчную принцессу, от которой лучше держаться в стороне. И никто даже и не догадывался, что эта злобная принцесса на самом деле и есть та самая знаменитая и обожаемая всеми, Ночная Нимфа - танцовщица "Потерянного Рая".