Дурканское наваждение

Елена Гвозденко
Не знаю я другого места на земле, в котором чудеса были столь часты. Дни, когда ничего необычного не происходило, дурканцы за феномен считали. Даже природа в славном Дурканске чувствовала себя свободной от всех предписанных ей законов. Только здесь можно было увидеть, как солнце, натянув тучку как большой картуз, обстреливало пыльные улочки миллиардами лучистых стрел, а потом, скинув ненужный наряд, разливало океаны света на разомлевший от жары город. В такие минуты ветер, дремавший где-то на берегах Недоумки, неожиданно просыпался, и пригонял, подобно пастуху, целое стадо пушистых облаков.   В тот день он спал особенно крепко, а проснувшись, занес откуда-то совсем необычную тучку золотистого цвета. Что только не сделаешь спросонок? Тучка на мгновение застыла над городской площадью, а потом излилась сверкающим потоком.

Первые капли упали на Федотовну, спешащую на рынок за сахаром для варенья. Поначалу она ничего необычного не заметила – дождь как дождь, понапрасну одежду мочит. Хотела было бабонька свернуть в ближайший магазин укрыться, но вспомнила, что продавщицей там Аристарховна. А с этой Аристарховной накануне была пренеприятнейшая беседа, в которой Федотовне удалось доказать связь между подкрученными весами и личной жизнью продавщицы.   Ведь давно известно - место скопления горячительных напитков обладает особым магнетизмом для мужской половины. 

А дождь все пуще. Ветерок, заметив необычный окрас тучки, попытался унести гостью прочь, но она блестящими струйками цеплялась за потемневшие крыши, путалась в раскидистых кронах, пробивала ручейками дурканскую землю. Надоело ветру тягаться с упрямицей, дунув в последний раз, он умчался под крутой недоумковский бережок, где у него была заветная пещера, в которой  сладко дремалось до осенних листопадов.

«И что я так про Аристарховну-то, - думала Федотовна, прячась под мокрым кустом, - подумаешь, обвешивает. Кто сейчас не обвешивает? Будь я на ее месте, разве устояла?»
Аристарховна, завидев Федотовну, даже гирю из рук выронила.
- Льет, - произнесла вошедшая буднично, стряхивая капли с одежды.
- Льет, - подтвердила оторопевшая продавщица, дивясь странному свечению, исходящему от Федотовны.
- Я давно хотела поговорить с тобой, милая. Сама знаешь, я – дама одинокая, муж сбежал еще в одна тысяча…

Оставим наших героинь за их женским разговором и посмотрим, как преобразился Дурканск после дождя. Глянец, украсивший город, скрыл и покосившиеся крыши, и разбитые дороги, и разноцветные кучи мусора. Ветхие домишки и дородные особняки неожиданно выровнялись, оказались частями единой картины, крытой позолотой.   

Дождь застал Фефелыча на огороде. Решив, что от летнего ливня особой беды не будет, он продолжал пропалывать грядки. Только когда ливень внезапно прекратился, он разогнул спину. От увиденного заломило в глазах – все сияло, радужно переливались кустики картофеля, поблескивая букашками колорадских жучков, огуречные лианы стали похожи на космы водопада, а вишня позванивала камушками ягод.
«Ишь, чудеса», - приговаривал Фефелыч, открывая калитку, которая неожиданно отозвалась томным вздохом. Искрящееся покрытие и ее лишило былой безмятежности.
«Диво», - бормотал дурканец, поднимаясь по ставшему скользким крыльцу. А на крыльце поджидали страждущие, потому как в Дурканске всякий знал, если что произойдет – спеши к Фефелычу, он выручит: деньгами, советом, да и просто выслушает, что в наше время ценнее всякой иной добродетели. Запертую дверь подпирал Акимыч.
- Слышь, Фефелыч, здорОво, я к тебе по делу.
- Проходи, - зло буркнул хозяин, отпирая.
- Поможешь? Мне бы подлечиться, помру иначе. Лекарство с вечера припрятал, а сейчас проснулся – нет. Беда.
- Ишь, привыкли к дармовщинке, - Фефелыч впервые подумал, что жил до сих пор неправильно, скверно жил, - кончились выручалки.
- Так скончаюсь…
- А мне что за дело? Я в жизни и смерти не волен, - он нарочно вытащил из угла припрятанную бутылку и теперь рассматривал содержимое. Гость жадно сглотнул, - пожалуй, выручу. Только не спеши радоваться. Забор мне подправить надо, столбы новые вкопать.
- Не смогу, дай подлечиться.
- Возьми, - Фефелыч накапал маленькую рюмку, - остальное после работы.
До темна трудился Акимыч, смахивая липкий пот. 

На следующий день в Дурканске закипела работа. По улочкам змеились вереницы машин, везущих доски, кирпичи и прочие строительные необходимости. Хозяева домов, где велись работы, сновали по дворам, деловито покрикивая на работников, в которых узнавались вчерашние приятели, знакомые, да и просто соседи. Во дворе Федотовны творилось нечто невообразимое. Аккурат напротив крыльца установили огромное кресло на высоком постаменте. И теперь хозяйка, облаченная в парчовое платье, взирала с высоты на снующих по двору подруг.
- Куда, Марковна, миску несешь? Кормили уже собачек, лучше бы стиркой занялась, ворона. Федуловна, Федуловна, глухая тетеря, сколько раз тебе говорить, кланяйся, когда к барыне подходишь.
И вчерашние товарки кормили живность, убирали двор и дом, кланялись хозяйке. Голодные дети, заброшенное хозяйство, забытые мужья. Впрочем, мужья и сами не помнили о женах, от зари и до зари они что-то строили, чинили, убирали у позолотевших дурканцев.

Трудно и помыслить, что бы было с городом, если не старый Самсоныч. Все это время он дремал на берегу Недоумки. Снилось ему, что бежит куда-то со своим ружьишком, а вокруг все горит, взрывается. Очнулся Самсоныч да и пальнул спросонья, разбудив спрятавшийся в пещере ветер. Ветерок вылетев, подхватил первую попавшуюся тучку, закружил, захороводил до урагана, до слез девичьих. Обрушился на Дурканск самый настоящий ливень. Смыло, унесло позолоту, свалило трон Федотовны, разрушило забор Фефелыча. А дурканцы разбрелись по домам, стараясь забыть про наваждение золотой тучи.