Рекомендую улучшенную версию "Лицо - зеркало души" http://www.proza.ru/2019/11/18/2343
В деревне у нормального работящего мужика умерла жена. Три девочки остались: девяти, десяти и четырнадцати лет. Их московская бездетная тетка, родная сестра мужика, пуская слезу и хлюпая носом разжалобила коллектив швейной фабрики, где работала, рассказом о смерти матери трёх несовершеннолетних девчонок.
–Без мамки остались, малы ещё, не убраны, раздеты, не ухожены. Вот нашила платьишков да белья, свезу племянницам, – подвывая, намекала тётка.
Фабричные, проникнувшись, тоже собрали много хороших ещё детских вещей, чтоб она передала сироткам и дали ей недельный отпуск.
Только не увидели деревенские девчушки московских вещей от добрых людей.
Никто не может объяснить, какая метаморфоза случилась в сознании московской тётки (сама ж недавно из деревни), какой нравственный надлом она пережила? Так как никуда она не поехала, то ли морозов испугалась - зимой дело то было, то ли груз был большой и не решилась она таскаться с вещами по вагонам, на попутных машинах, а где и пешочком.
Она поступила просто: все эти детские вещи от добрых людей за неделю распродала на разных рынках Москвы. Видели её - стояла и торговала и ни мороз не пугал, ни тяжёлые баулы. Если бы хоть что-то перепало сиротам, было бы оправдание, что, мол, излишки реализовывала - не пропадать же. А так всё понятно.
Видел я потом эту тётку в старости: лицо маленькое, гладкое без возрастных морщин, с плутовской хитрой улыбочкой. В молодости, говорят, было приятным даже. Но с возрастом от постоянного притворства и вранья, в том числе и самой себе, все мышцы её лица переродились и на нём уродливо проступила одна из главных черт её характера – скупость патологическая.
Когда девчушки подросли, они пытались наладить контакт с московской тётушкой. Но каждый раз это плохо заканчивалось. Тетушка после их отъезда рассказывала всем такие небылицы, что хоть стой, хоть падай. Утверждала, что за день, пока гостили племянницы, заменили ей хороший чайник, швейную или стиральную машину на старые, вещи её старушечьи все заносили – не отстираешь и т.д. В общем, отучила племянниц гостевать у себя.
В деревне же нашлась женщина, которая заменила девочкам, как могла, мать. Замужем не бывавшая, с огрубевшим от ветра и мороза лицом, уже немолодая, ей тогда где-то к сорока было. А в восемьдесят тёща вспоминала:
–Я их хоть под сердЧОм и не носила, но всё равно мне их жаль было. Своих то вон как, бывает, набалуют и толку нет, а мои выросли, учительницы теперь.
Доходчивые, бесхитростные слова, но они передают и житейский ум и высокую нравственность простой, деревенской женщины. За хорошим-то мужиком и с умненькими девчонками и лицо у тёщи утратило грубоватость, расправилось, стало приветливым, хоть и в морщинах оно всё от старости, но как бы улыбается.
– А ведь не просто ей было: нас трое да хозяйство,– поминает жена, младшая из тех трёх.
Да, не зря говорят в народе:
"В юности твоё лицо такое, каким его создала природа. Каким оно станет в старости, зависит только от тебя. Лицо человек получает под старость такое, какое заслужил. Душа формирует облик.» Это кто-то ещё задолго до меня сказал.
Иные лица старых людей хоть и в морщинах, а от них как будто свет идёт и несут они на себе отблеск преображения и красоты.
Илл. Джанна Тутунджан. Корень рода (Семья) . 1981