Школа была мрачным местом, из которого побыстрее хотелось сбежать. Только ступаешь на её порог – и ты уже обязан всем и вся. Обязан делать, что говорят, есть, что дают, носить форму стандартного образца и благодарить высшие силы за чудесную возможность получать образование за государственный счет. Благодарить полагалось всех. Начиная от учителей и директора, заканчивая губернатором, президентом и самим Господом Богом. Саша, как и его товарищи, ещё не дорос до того возраста, когда хочется благодарить. Он просто каждый день угрюмо тащился на уроки, нагруженный портфелем, полным учебников, которые должны были заставить податливые детские мозги шевелиться в правильном направлении. Саша не любил учебников. На уроках он зевал, и с одинаковым безразличием получал тройки от учителей и тумаки от одноклассников. А когда возвращался, кроме ранца за спиной, его тяготили мрачные мысли. В школьных коридорах он часто натыкался на подтверждение одной фразы, которую раньше слышал от деда: «Человек человеку волк».
Дед в своё время прошёл войну. Она оставила его без обоих больших пальцев, так что дед не мог показать «класс» – получался кулак вместо «класса». Может дело в этом, а может и нет, но настроение у него всегда было плохим, и все его слова были хриплым стариковским ворчанием. Они звучали как помехи в старом граммофоне, у которого наглухо испортилась игла. Зато деда считали героем. Он был из тех, кто совершил подвиг - защищал родину, рискуя собой. И отдал за победу лучшие годы своей юности и два больших пальца рук. Только вот сам он героем не считал ни себя, ни кого бы то ни было другого. «Человек человеку волк» - вот был его девиз. Он не верил, что подвиг можно совершить искренне, от чистого сердца. И в то, что сердце вообще бывает чистым, не верил тоже. Саше с детства говорили не обращать внимания на его ворчание. Родственники смотрели на старика, поджимая губы, с жалостливой снисходительностью в глазах. Но эта фраза про волка часто крутилась в Сашином мозгу. В хорошие дни он считал её чушью, в плохие – истиной.
Иногда его сшибали с ног во время партии в хоккей. Но, распластавшись на льду, потирая ушибленные колени, Саша всегда видел руки, которые протягивали ему товарищи по команде, чтобы помочь подняться. Тогда Саше очень хотелось верить в их искренность. «А всё-таки человек человеку друг», - думал он. В другие дни в школе он получал портфелем по голове, и его вера в человечность снова давала трещину. И так без конца.
В тот день Саша как обычно брёл домой. Пустые дворы провожали его взглядами серых окон. Путь из школы был самым простым и естественным из всех, какие только можно вообразить. Конец учебного дня - трудности оставались позади, а дома его ждали горячий мамин суп, вечер за играми в телефоне и фильмы про роботов. Дорога была лёгкой. Только ноги слегка подкашивались после челночного бега на физкультуре. Он шагал мимо мусорных баков, мимо куч талого грязного снега по пустой в обеденный час улице. Было влажно и промозгло. Кроме школьников и их родителей этой дорогой мало кто пользовался. Впереди шла, размахивая пакетом со сменкой, девочка небольшого роста – младшеклассница, - которая тоже наверняка возвращалась с уроков. Скучающий взгляд Саши скользил по её бордовой куртке, розовому ранцу. Вдруг он подметил круглую чёрную дыру, зияющую на асфальте среди проталин. Это был раскрытый люк. Рабочих рядом не было, а ещё утром крышка была на месте. «Опять крышки воруют что ли?» - подумал Саша. С таким пятном, чернеющим посреди и без того уродливой дороги, весенняя картина выглядела раз в десять тоскливее. Будто улицу так сильно вымазали грязно-снежным месивом, что она не выдержала этого безобразия и завопила с тоски, раскрыв пустой чёрный рот.
Девочка ничего этого не видела. Она мотала сменкой и по-детски запрокидывала голову к небу. Как будто хотела этим сама себя развеселить. Она шла посередине дороги. Саша пригляделся: люк зиял прямо у девочки на пути – тоже в середине. Но она продолжала играючи идти вперёд, как будто не видела дыры, тогда как до неё оставалось всего ничего. Саша вытаращил глаза, не веря, что девочка может не заметить люка. Он ждал, когда же маленькая бордовая фигурка свернёт, шагнёт в сторону или хотя бы остановится. Но она шла и шла. Пакет в левой руке раскачивался. Лицо смотрело наверх, а не вниз. Сашу захлестнуло какое-то горячее ощущение. Это было так дико – одна мысль о том, что на самой обыкновенной и скучной из всех дорог может вдруг случиться трагедия. Нет, этого никак быть не могло.
Саша растерялся. Он замер. Его сковало предвкушение опасности, то как беззаботно девочка шагала ей навстречу. Он подумал крикнуть, остановить девочку, но он всё ещё не знал наверняка, в самом ли деле ей нужна помощь. Чтобы вот так сказать что-то незнакомому человеку требовалось немало мужества, которого Саша за свою жизнь ещё не скопил. Слова застряли в горле. Что если она и так видела люк? Что если сама знает, куда ей идти? Может она просто играет. Подойдёт к люку, столкнёт в него несколько ледышек, улыбнётся – и пойдет дальше. А если он всё-таки крикнет, то она сочтёт его ненормальным. От одной этой мысли Саше заранее стало неловко за свой поступок. Нет, он не мог ничего ей сказать – только смотрел. Со страхом и гадким любопытством. Как смотрят на чужой пожар или аварию, с которой уже ничего нельзя поделать. Вдруг раздался визг. Она заметила яму, но было уже слишком поздно. Она попыталась затормозить на краю перед самым люком, но поскользнулась. Тело девочки рухнуло вниз. Саша испытал настоящий ужас. Сердце замерло, пропустило два удара, а потом бешено забилось, как будто кто-то заново завёл в нём пружины. Девочка каким-то чудом не провалилась совсем, а, разведя широко локти, осталась висеть на краях ямы. Посреди обледенелых луж торчали её плечи и голова, наполовину проглоченные дорожной пастью.
Тут Саша словно ожил: к рукам и ногам прилила сила, а в голове взошло красное зарево тревоги – он помчался к девочке. Саша в несколько быстрых движений оказался рядом.
- Держись, - крикнул он.
- А? – она подняла лицо со слепым выражением ужаса, с застывшими в уголках глаз слезами. Казалось, ей было очень больно, но плакать она ещё не могла. Пакета со сменкой у неё больше не было.
- Не бойся, я помогу, ты только держись!
Саша бросился на колени. Талая снежная вода промочила насквозь его форменные брюки. Подбородок у девочки дрожал. Она вся дрожала и могла в любую секунду сорваться вниз. Вслед за пакетом. Саша подхватил её за подмышки, но тянуть было тяжело. Он вместо того, чтобы вытаскивать её, стал сам скатываться в люк. Что-то вылетело из Сашиного кармана и упало вниз с далёким стуком. Как ледышка или камень.
- Ай, блин! - к лицу прилил жар – Саша понял, что это выпал телефон, который он недавно с таким трудом выпрашивал у мамы.
- Это что? – испуганно выкрикнула девочка.
- Телефону хана, - взгляд устремился прямо туда, в канализационную темноту, блестевшую мокрым дном глубоко внизу. Это был не из тех люков, в которые можно было безболезненно упасть и вылезти обратно самому – тут было бы чудом, если упавший вообще выживет. Саша изо всех сил удерживал девочку. Он понял, что не выдержит её веса и скорее грохнется в яму вместе с ней, чем спасёт.
- Я не могу больше... скользит... – захныкала она, - папа, где папа...
Тогда Саша перехватил её за куртку и потащил на себя, откидываясь спиной назад. Руки напряглись до предела, Саша задыхался. Девочка тоже пыхтела. Но так получалось лучше: он не давал ей упасть, и она уже сама цеплялась тоненькими пальцами за ледяную жижу, вытягивая тело из дыры. Болоньевая ткань затрещала, Саша резко упал на спину, а на нём распласталась спасённая девочка. Они сначала так и лежали, тяжело дыша и понимая, что опасность миновала. У девочки пятнами раскраснелись щеки. Саша тоже чувствовал, как горит лицо. Казалось, от них обоих сейчас пойдёт пар, и они расплавят оставшийся лёд. А вокруг была та же самая скучная улица, те же кучи снега – всё равнодушное и серое. Девочка глянула Саше в лицо и заплакала. Она отрывисто вздыхала как будто на неё напал кашель, нижняя губа завернулась вниз, она подняла локти и обнаружила рваные рукава куртки. Всхлипы стали еще сильнее, из глаз потекли крупные слёзы. Саша не знал, что с ней делать. Он не умел успокаивать никого. Тем более маленьких девочек. Он только радовался, что всё позади, что она цела и почти невредима.
- Эй, ну, не плачь, - сказал он, - подумаешь куртка, зато сама жива. Больно, наверно, локтям... Как это ты удержалась?
Она как будто только что по-настоящему заметила Сашу и тут же слезла с его ног. Кулаками она потёрла себе глаза как будто собиралась их вынуть и поставить на их место другие. Белели костяшки, обтянутые красной разгоряченной кожей. На Сашу уставилось распухшее мокрое лицо.
- Я... я на гимнастику хожу... наверно поэтому, - всхлипывала она, - я не знаю, как так получилось. Я вообще не заметила, что тут люк, - она так виновато говорила, будто её кто-то только что отругал.
- Ну, не зря ходила значит на гимнастику... – протянул Саша, не зная, что ещё сказать.
- Я туфли уронила и куртку порвала. Что мне теперь папе сказать? Ты же тоже уронил телефон, да? Может можно как-нибудь это достать? – отрывисто, как будто икая, говорила она.
- Да кто туда ради туфлей-то полезет? А телефону точно хана. По-любому вдребезги. Да там и водой его наверно залило. Нет у меня больше телефона, короче. А у тебя туфлей.
Из-за дальнего угла вдруг вывернула иномарка. Чем сразу наделала много шума на этой тихой полупешеходной улице, затерянной между домов. Девочка обернулась и завороженно смотрела, как приближается автомобиль. Он подъехал в считанные секунды и остановился, чуть не доехав люка, с водительского места выбежал худой мужчина средних лет.
- Лиз! Лиза! Что случилось? Что такое? – закричал он и, не закрыв дверь, побежал к Саше и девочке.
- Папа! – она протянула к нему обмороженные руки, - извини, я в люк упала. И потеряла туфли.
Он сел на корточки рядом.
- Как упала? В люк? – он бешено перевел взгляд с неё на Сашу и обратно.
- Не совсем упала, а удержалась на краю, а этот мальчик меня вытащил. И ещё... у меня куртка порвалась, вот, - она подняла руку, оголяя подкладку, - и туфли упали прямо туда. Может их как-нибудь достать? У мальчика тоже телефон упал.
- Ох, Лиза... – он прижал её к себе, - где болит? Встать сама можешь? Пойдём в машину.
- Да, - она неуверенно поднялась, - надо сказать ему спасибо. И в люке, там вещи надо достать...
Мужчина помог ей дойти и усадил в машину, а сам вернулся к Саше, который к тому времени поднялся и пытался хоть немного привести брюки в человеческий вид. Они были мокрые и безнадежно грязные, с целыми шматками, налипшими сверху донизу.
- Молодой человек! Расскажи, что произошло.
- Ну, я шёл... и она впереди шла, а потом раз – и провалилась. Но осталась висеть на локтях. Ну я и вытащил её. Только куртка наверно из-за меня порвалась, - отвечал Саша, пряча глаза.
- Боже мой! Спасибо, - говорил он с самой искренней благодарностью в глазах, - Да ты герой! Если бы не ты... Надо тебя отблагодарить. Это же надо, молодежь, а какой поступок – геройский!
- Да нет. Я же просто там сзади шёл, когда она упала, - он чувствовал себя обманщиком. Скорее безвольным слабаком, нежели героем.
- У меня знакомая на телевидении работает, я ей расскажу, пускай снимет передачу... – у Саши заполыхали уши. Он уже пропускал мимо половину слов - ... подвиг! Настоящий подвиг! Как отблагодарить за подвиг? Смелость... На доску почета... Грамоту... по телевизору...губернатору напишу...
Саша хмурился и бормотал что-то невнятное. Он не верил, что подвиг совершается вот так. Разве это подвиг? Пусть даже он хотел спасти её. Да кто угодно на его месте помог бы девочке, когда она уже упала - другого выбора не было. На пустой улице нельзя свалить роль героя на кого-нибудь другого. Разве это подвиг, когда ты просто не можешь поступить иначе, чем вытащить человека из беды, хотел ты того или нет? Другое дело, было бы крикнуть ей заранее и предупредить об опасности раньше, чем случилась беда. Саша был не достаточно смелым, чтобы крикнуть, но достаточно трусливым, чтобы побежать на помощь, когда стало поздно. Кто вообще назвал бы его героем, крикни он вовремя? Нет, то был бы не подвиг, а засовывание своего носа в чужие дела. Герои совершают красивые поступки: выносят детей из пожара, закрывают беззащитного своим телом и вытаскивают девочек из люков. Герои не горланят средь бела дня. Но теперь выходило, что Саша совершил подвиг. Глупый, трусливый и неуклюжий подвиг. Девочка цела – это здорово, но ещё лучше было бы если бы она не падала вовсе.
Тут Саша вспомнил своего ворчливого деда. И его кулаки без больших пальцев. Неужели дед перестал верить в подвиги, потому что и сам совершал их вот так – по необходимости, из страха, а не из благородства. «Человек человеку волк» - так ли это? Он ведь совершенно искренне хотел спасти девочку, но сделал это только тогда, когда она перестала быть посторонней. Когда их сблизила опасность. До этого же «подвиг» никак не совершался. Тут другая фраза влетела Саше в мысли. Она, казалось, подходила больше, но всё равно звучала немного по-дедовски: «И не волк и не враг, а так...» Всё встало на свои места.
Из размышлений Сашу выдернула ладонь, задушевно хлопнувшая его по плечу. Как будто они с этим мужчиной были давними приятелями.
- ...телефон, да? Ты уронил его, пока Лизу вытаскивал? Купим мы тебе новый, не переживай! Ещё лучше старого!
- Не надо телефона.
- Как так? Ну, скажи хоть, как тебя зовут, как найти тебя. Я с тобой свяжусь, в долгу не останусь.
- Дима, - ответил Саша. – Мне наверно не надо ничего, мне домой пора, до свидания, - он потупил взгляд в асфальт, высвободил плечо и побрёл домой оправдываться перед мамой и есть суп, который уже наверняка остыл.