Наплывала тень на Город у залива,
Загорались окон пулковских огни.
На побывке дома - как не быть счастливым?
День с друзьями и улыбками родни.
Сорок первый, май, сирень неудержима,
С Риббентропом мир надёжный заключён.
Но отец, германца бивший из "Максима",
Положил матросу руку на плечо.
- Ты учись, сынок, военная наука
Помогает, знаю, выжить на войне.
Береги себя - хочу увидеть внуков,
Если даст их Бог дождаться мне.
- Может быть, и обойдётся? Но едва ли...
Командир чуть не попал под трибунал:
Самолёт немецкий в марте обстреляли -
Гад, над гаванью крутился и снимал...
- Знаешь, мама, там, в Либаве, всё несложно.
И на базе кормят очень хорошо.
Шоколад за выход в море, в город можно...
Что? Невесту? Что ты, мама! Не нашёл!
Затянулась поздно за полночь беседа,
Соловей меж сонных яблонь пел в саду.
Путь матроса в годы смутные неведом,
Только мама сердцем чувствует беду.
Поутру вздохнула:
- Свидимся ль, сыночек?
- Не волнуйся! Непременно я вернусь!
Мама слёзы тихо комкала в платочек,
И в глазах ее плыла такая грусть...
А потом была война, бои, прорывы,
Плен, Германия, побег, пехотный полк.
День Победы был - и горький, и счастливый,
Майский день, когда орудий гул умолк.
Путь домой, и церкви пулковской руины,
Иван-чай на месте дома своего...
А пока что вещмешок на плечи вскинут:
- Я вернусь! - и мама слушала его.