Я был где-то и со мной тоже был кто-то. Он был такой же, как я и я ему верил как себе. Да я всем верил! Скажу больше: я не знал, что такое «не верить». Во мне так и не искоренилось Желание, поэтому, описываю, то время так: «каждый проходит через мир двойственности, исходя из собственной аномалии. Это похоже на то, как каждый по своей причине лишается девственности, узнавая личный опыт. Иначе – впереди маячило то самое библейское яблоко, которое сорву для самого себя.
Я верил. Я жил, торопясь всё узнать. Когда он пригласил исследовать какое-то странное место из комка «тумана» - я был там. Затем оказался внутри и он, которому верил. Спросил: «не тесновато?» О, я был в полном согласии и поддержал: «тесновато». В этот миг я начал растягиваться вверх и слегка вширь. Странное ощущение – я – резиновый и растягиваюсь, не возвращаясь к прежнему себе. Такого ещё не было – я становлюсь таким огромным, уплотнённым, хоть «туман» и поредел вокруг меня. Меня всё вытягивало и растягивало, пока я перестал видеть своё начало. Тот, которому верил, спросил: «хочешь заменить свою некрасивую голову на красивую?» Я продолжал расширять наше согласие и ответил: «можно». Я уже знал, что эта моя часть называется голова, потому что она Главная и она – некрасивая, с улиткообразными наростами по бокам, хоть мне было очень удобно выскальзывать из неё и облетать своё расползающееся тело. Сейчас его можно было бы определить в несколько сот тысяч километров в высоту, и оно приобретало форму длинного балахона с распахнутыми рукавами. Я даже узнал, почему только из этой своей главной части могу выскользнуть наружу, хоть до этого , мог это делать отовсюду: сбоку, снизу, сверху. Где-то в середине моей головы мне определили «географическое» местоположение и я разрешил заменить её на «красивую». Мысль, сопровождающая это слово была очень значительной!
Я внутри. Нахлобученная красивая голова, как плотная пробка, запечатывающая кувшин, перекрыла вход и выход. Я бьюсь в голове, как муха в паутине. Всё это огромное тело как паутина, или оболочка из гуттаперчи. Я тычусь изнутри в бока, подол, шею, руки, вижу, как выпячиваются места моих тычков. Не могу выскользнуть, как раньше и полетать вокруг себя же. Понимаю: это потому, что только сейчас подтвердил мысль того, кому верил, что голова - главная и путь только оттуда. Как же опрометчиво соглашаться с непроверенным предложением.
Потом, когда приходило время выскальзывать наружу из тел, я позволял делать это только из головы, хотя не понимаю, что мешает находить путь наружу из любой лодыжки, копчика, уха, да хоть откуда…
Это стало началом долгого времени, как я освоил новую жизнь внутри «резинового тумана». Поначалу я долго метался внутри, нащупывая хоть какую прореху, неистово желая выбраться наружу. Потом, тычась всё медленнее, медленнее в поисках выхода, стал понимать, чувствовать всю безвыходность положения. Затем, миллионы лет я всё искал, почти безнадежно, хоть какую - то щёлочку, желая выбраться. Просто выбраться. Неистовость…забыта. И всё не могу,… не могу,… не могу… «Двое согласятся во имя моё и я между вами, скрепляя незыблемой печатью ваше согласие» - это позже станет афоризмом, а пока… Я, огромный, с распростёртыми рукавами – крыльями смиренно, безвольно парю в безмерных чёрных просторах. Я познавал все стадии терпимости, согласия с любым дальнейшим движением, смирение моё приобрело немыслимые оттенки и размеры. Это продолжалось так долго, что забылась сама мысль – выскользнуть и умчаться куда-то ещё. И вот во мне новый импульс: желание, нет желания. Я выбираю второе, пробую его на «вкус». Вот оно какое - отсутствие всякого желания. «Не желай ничего», довольствуйся малым, ещё меньшим, ещё меньше… А я и не испытываю никаких желаний, я просто парю, парю, парю миллионы лет уставший, бессильный, не желающий, терпеливый, спокойный, молчаливый, настоящий «бесплотный ангел». И, когда я, в смертельной полноте узнал эти чувства, прожил тысячи их оттенков и состояний, заложил незыблемую основу для отражения в своих будущих мирах, в какой- то момент, когда я наполнился этим всем по темечко, вышибло «печать кувшина», джинн вышел на свободу. Не заметив как, я изменил свою природу – теперь я другой ангел и мне это настолько необходимо, что я, вышибленный, познавший прежнюю ангельскую суть, необоримо возжелал действий, борьбы, непримиримости. Мне не знакомы были ещё эти ощущения, но имя своё уже знал: Мятежный дух, или Неверящий ангел, кому как понравится.
Только это будет другая история.