Уже много дней у меня крутятся в голове слова Юлии.
Когда мы с ней беседовали тогда по душам, я сказал ей, что мечтаю жить в семье. Но только не в качестве мужа с выводком детей на шее, а наоборот, в качестве ребёнка... Хочу узнать, что это такое.
Она в этот раз посмотрела на меня с грустинкой, и покачала головой:
- Ты не сможешь жить в семье.
- Почему?
- Потому что ты не вынесешь контроля над собой. Это, например, мои дети выросли вместе со мной с пелёнок, и привыкли к тому, что мама их контролирует во всём, они к этому относятся нормально. А ты - не вынесешь контроля. Ты слишком привык к свободе.
- А что, разве обязательно контролировать меня? - насторожился я, и уже засопротивлялся внутренне, готовый огрызаться.
- А как же? Когда кто-то за тебя отвечает, волнуется за тебя - то ему просто необходимо контролировать тебя, чтобы знать, что с тобой всё в порядке.
Ответ удивил меня: я о таком ракурсе взаимоотношений в семье не задумывался... Это стало для меня огромным открытием. И заставило задуматься, пытаясь представить всё это...
* * *
Я, действительно, не выношу постороннего контроля надо мной. Не выношу даже намёка посягательства на мою самобытность. Когда кто-то начинает навязывать мне, кем мне быть, как себя чувствовать, как себя вести - это вызывает во мне мгновенное сопротивление: шерсть на моём затылке начинает дыбиться, а зубы - скалиться... Следующее неправильное движение в мою сторону вызывает желание оттолкнуть от себя ударом ногой, в грудь противника, напасть и искусать: отбить навсегда охоту посягать на мою свободу быть самим собой. Прогнать с моей территории личного пространства. С пространства моей самобытности.
Меж тем, я легко впускаю людей в мою жизнь. Моя жизнь - похожа на вагон электрички: когда кто-то стучится в дверь, и осторожно заглядывая, спрашивает у меня разрешения: "Можно войти?" - я отвечаю: "Да легко! Заходи, и располагайся, где нравится." И кто-то заходит сразу, а кто-то начинает метаться в тамбуре, в поисках правильного входа. Чаще всего эти метания очень быстро вызывают у меня раздражение: "Какого хрена ты там застрял(а) в дверях? Входи быстрее или вон из вагона нахер вообще, не гоняй сквозняк." Я не понимаю смысла этих метаний. Хочешь войти - входи, и располагайся, где тебе удобно: мест полным-полно, и мне плевать, которое ты займёшь: главное, чтобы не то, которое подо мной. Но если ты начнёшь командовать, какую позу мне принять и куда смотреть - то не удивляйся, если я тебя вышвырну вон из вагона. Да, это мой вагон, я тут главный. Ты можешь быть самим собой, но не смей посягать на мою самобытность.
* * *
Правила игры взаимодействия...
Я не знаю, каково тому, кто пытается со мной взаимодействовать. Как минимум потому, что не понимаю психологии домашних. Я не знаю, как жить в семье, и как взаимодействовать между членами этой семьи. Я не понимаю правил игры. Потому что с детства знаю только одно правило: когда я никому не нужен, когда до меня нет никому дела - я могу быть самим собой. Я могу идти куда хочу, и когда хочу, и с какой хочу скоростью, - и никто мне не указ, с какой скоростью куда и когда идти. Чтобы научить меня взаимодействию - то тому, кто хочет со мной идти - придётся подчиняться моим правилам: идти туда, куда иду я, идти тогда, когда иду я, и идти с такой скоростью, с какой иду я. И говорить в пути только на те темы, которые интересны мне здесь и сейчас: чтобы они были созвучны моим мыслям... То есть, превратиться в меня, стать моей тенью, в обществе которой я не буду испытывать ущемления моей самобытности.
Моя тень должна полностью подчиняться моему контролю. Это незыблемо. Не потому, что я за неё волнуюсь: всё ли с ней в порядке. А потому что, если она начнёт толкаться локтями, тянуть меня в ту сторону, в которую ей вздумается, и всячески меня раздражать - я от неё, скорее всего, избавлюсь.
Парадокс в том, что я хочу чувствовать себя нужным, и хочу, чтобы меня научились контролировать... Но только так, чтобы этот контроль не ощущался мною как тесная, неудобная, или тяжёлая одежда не моего покроя, нет. Контроль надо мной должен ощущаться мною так, словно на мне одежда, шитая мною на заказ: точно по фигуре, вызывающая желание любоваться собою в зеркало. Вот таким должен быть контроль надо мной: чтобы мне понравилось...
Перекраивать мой характер, одомашнивать меня - я догадываюсь, что это очень сложная работа... Очень долгая, очень долгая... Хватило бы жизни, не знаю...
* * *
Юлия оказалась права: я не смогу сходу, слёту жить так, как живут все домашние. Потому что не потерплю и малейшего насилия над собой, и даже намёка на навязывание чего-либо, каких-либо правил: когда мне вставать, когда ложиться, когда садиться за стол, когда мыться... В какой руке и как держать вилку, и о чём говорить с гостями, а также каким тоном на них смотреть, если вообще смотреть.
Я хочу жить в семье для того, чтобы узнать: что это такое... Что это такое, когда чувствуешь себя нужным, любимым, когда о тебе заботятся, когда о ком-то заботишься ты... Я не уверен, что мне понравится обратная сторона медали понятия "нужен", обратная сторона медали понятия "забота", обратная сторона медали понятия "вместе"... Я не уверен в этом. Я только надеюсь, что мне это понравится... Просто надеюсь.
Ну, а пока - я отшвыриваю всех, кто меня пытается контролировать. Потому что их форма контроля мне не подходит: предложенный фасон одежды мне не подошёл. Может быть, они и вправду любят меня, заботятся обо мне - не знаю... Но если то, что они мне способны предложить и есть та самая любовь и забота - то тогда не надо мне любви, и не надо обо мне заботиться. Потому что тогда вытекает, что быть никому не нужным - мне гораздо комфортнее: потому что тогда я гораздо счастливее...
Быть счастливым благодаря тому, что никому не нужен - это какое-то парадоксальное счастье... С привкусом грусти. С привкусом пустоты. Мне кажется, что это неправильно. Ведь, человек создан Богом как существо социальное... А значит, должно быть счастье вдвоём, втроём, семьёй... Счастье, не посягающее на право самобытности.
* * *
Мне нравится, когда звонит Алекс, и я вместо: "Алло," - говорю: "Тэрвэх!", или: "Тэрвэх, ливгиляйнэ!" - и слышу тёплое: "Тэрвэх, Карьяш." Мне нравится, что он знает, что мне такое приветствие нравится больше всего: оно мне мёдом по сердцу... И нравится, когда мы с ним говорим что-то по-ливвиковски, когда листаем словарь: это меня стимулирует, это меня бодрит, это меня вдохновляет... Потому что благодаря этому я чувствую и понимаю, что он меня по-настоящему любит, уважает. Мы учим ливвиковский - это моя любимая игра... В остальное время мы общаемся сугубо на украинском: общение на русском у нас запрещено.
Помню, однажды он по телефону хотел мне прочесть один стих, на русском языке.
- На русском? Не-е-т! Только не на русском, нет! - закочевряжился я.
- Но ведь стих хороший, там прекрасные строки! Вот послушай... - и произнёс первую строчку.
- О, нет, нет! Я ничего не слышу! Плохая связь! - завопил я, и стал дуть в трубку и хохотать.
Алекс замолчать на секунду, подождал, когда я умолкну, и начал снова читать стихотворение. Но едва он произнёс первую строчку, как я снова завопил:
- Нет, нет! Ничего не слышу! Очень, очень плохая связь! Не слышу ничего! - и опять захохотал. Я кочевряжился изо всех сил, я сопротивлялся звучанию русской речи. Я "ве"-кал в трубку, гудел, "о"-кал, и снова хохотал. Наконец, Алекс сдался, и отменил декламацию прекрасного стиха, который я не захотел слушать только потому, что он - на русском.
Читать стихи мне можно только на двух языках: на украинском, а ещё лучше на ливвиковском. Украинский я воспринимаю как международный для меня, и отношусь к нему терпимее, чем к русскому. А русским языком я пользуюсь только при общении с дебилами, которые больше никакого языка, кроме этого, не знают, и знать не хотят. Это - язык дебилов. Я снисхожу к ним, и поэтому общаюсь с ними на их языке, чтобы они чувствовали себя комфортно со мной. Но я их презираю на самом деле... Они даже не догадываются, какая между нами огромная языковая пропасть в то время, когда я с ними говорю на их языке... Пропасть, наполненная моим презрением. Стена, возведённая из моего презрения. И как бы душевно они ни говорили ко мне на русском языке - им никогда не достучаться до моего сердца... Потому что, действительно, слышимость очень слабая. Связь - очень плохая. На украинском - да, значительно лучше, но лучше всё-таки и на нём не злоупотреблять, потому что он для меня - международный. Потому что громче всего я слышу только на ливвиковском... Но не всякий догадается перешагнуть эту языковую стену, чтобы перелезть ко мне, на мою сторону, и шагнуть прямо мне в сердце... Ведь им проще прокричать миллион красивых слов на их родном языке, чем хотя бы несколько произнести шёпотом на моём... Проявить уважение, проявить мудрость, проявить любовь...
Но они не в состоянии догадаться, додуматься до этого, - потому что они дебилы. Поэтому я слышу все их красивые слова, ухмыляюсь, и втолковываю: "Ты не понимаешь? Я бесчувственный. Я ничего не слышу... Связь очень плохая." А они думают, что нужно просто кричать громче... Дебилы.
21.04.2017, 11:39
Карьяле Либертус