Обманутые

Елена Самойленко 3
                сказка               
Не так давно жил-был экстрасенс,               
Кумир для тех, кто душевно болен.               
Приемы знал абсолютно все:               
Латал пробитое биополе,               
С водой заряженною мудрил,               
Спасал и порченных и проклятых,               
И даже в мир теней выводил               
Желающих за скудную плату.               
Жена его, в астраль не спешив,               
Чтоб с голоду не вытянуть ноги,               
С рассвета стряпала беляши               
И продавала вблизи дороги.               
Их дочка Флора, полна забот,               
Перемывала для папы склянки               
Да вычисляла, как женский род               
От «лох» - «лохиня» или «лоханка»?               
Вот, роясь в папке, где пауки               
Хранили нужную пентаграмму,               
В ближайшем будущем наш магистр               
Узрел кошмарную панораму:            
Планеты выстроятся крестом,               
Затмится Солнце, Луна взорвётся,               
Кора земная пласт за пластом               
Полопается, потоп начнётся.               
Маг обнародовал свой проект,             
Чем вызвал панику населенья,               
Но царь страны страхи опроверг,               
Всем гарантировал избавленье.
Пообещал он буквально в миг               
Построить цепь островов летучих.               
Переберётся народ на них               
И станет жить несравненно лучше.               
Уже летучий паром готов,               
Скопилась очередь на посадку.               
Не мог предвидеть астролог, что               
С семьёй расстанется в беспорядке.               
Их разбросало в толпе. Одну               
Бедняжку Флору внесло по трапу               
Людским потоком, не дав кивнуть               
Внизу покинутым маме с папой.               

Неразбериха и суета               
Поулеглись. Отыскав знакомых,               
Привыкла Флора. Но пропадать               
Вдруг начала молодёжь с парома.               
Полз по парому за слухом слух,               
Своей таинственностью пугая:               
Что растреклятая птица Рухх               
К себе в гнездовье детей таскает,               
Что обнаглевшие НЛО               
Коварно пользуются моментом,               
Землян, которым так тяжело,               
Отлавливают для экспериментов.               
               
Однажды в сумерках у перил               
Поплакать всласть собиралась Флора               
И услыхала из-за двери               
Обрывок странного разговора:               
«Фу, как ты жрёшь сырые мозги?!               
Ну, выпей кровь, пока не остыла,               
А мозг свари или запеки.            
Жевать сырьём - всё равно что мыло!»               
«Эй, тише! Вкусно ему - пусть ест!               
Нам только шума недоставало!»             
«А что скрываться? Сам царь тех мест               
Нам продал в рабство своих вассалов.               
Куда им деться? Могли б без лжи               
Повелевать тупорылой массой!»               
«Болван! Зачем себе портить жизнь?               
Зачем тревожить живое мясо?»               
И видит Флора вблизи троих -               
Отнюдь не монстров богопротивных -               
Распорядителей островных,               
Весьма влиятельных и активных.               
Не размышляя - они её               
Заметят, нет ли - без промедленья,               
Взвыв, как съедаемая живьём,               
Нырнула Флора под огражденье...               

Уныло к замку брела тропа               
Вдоль тощих кустиков, лужиц жирных.               
И ветер пряди травы трепал               
На стенах в трещинах плит обширных.               
Ступени мох устилал ковром,               
Ржавела поднятая решетка.               
Не оживлялось ничто кругом
Шумливой человеческой ноткой.
Лишь слуги старые на осле               
Везли бочонок воды с колодца,               
Когда раздался внезапный всплеск,               
Надрывный крик в соседнем болотце...               
Так и доставили к госпоже,               
Хозяйке замка, почтенной даме               
Девицу - в тине всю до ушей,               
Без чувств, с прилипшими волосами.               
Старик-священник (в такой глуши               
Один он толк понимал в леченьи)               
К больной наведался и решил:               
Надежда есть на выздоровленье.               
               
По древним трещинам потолка               
Порхали солнечные зайчата.               
Старушка с тонким шитьём в руках               
От Флоры не отводила взгляда:               
«Какого птенчика Божья мать               
Послала с неба мне в утешенье!               
Обидно, будет дитя хромать,               
Ведь ножка повреждена в колене!»               
И правда: выздоровев и встав,               
Хромала Флора так, что не скроешь.               
Но не мешала ей хромота               
В руинах замка скакать козою,               
Баллады петь на зубце стены,               
Дождю лицо свое подставляя,               
Застой безжизненной тишины               
Порывом молодости взметая.               
Случалось вспомнить и госпоже               
В преддверии наступавшей ночи               
Ту песню, что её внук Эжен               
Любил в младенчестве больше прочих:               
 
      «Ночь укрыла землю тьмой.               
       Спи, мой мальчик дорогой!               
       Ты окажешься во сне               
       В удивительной стране.               
       Там, за тридевять земель,               
       Сладко булькает кисель               
       В шоколадных берегах,               
       В марципановых лугах.               
       Сами там перепела,               
       Наскочив на вертела,               
       Покрутившись над огнём,               
       Зависают над столом.               
       Там фанфары зазвучат,               
       Главный приз тебе вручат.               
       Там принцессу встретишь ты -               
       Лучезарной красоты.»               

Рывками двигался по тропе               
Понурый всадник - то вскачь, то рысью.               
Напротив замка конь захрипел,               
Подковой искру из камня высек               
И рухнул на бок. Седок его               
Под ним безвольно лежать остался.               
В лохмотьях, на левый глаз кривой,               
Таким же мёртвым, как конь, казался.               
И хоть в нём жизнь не угасла, но               
Рыдала бабушка над Эженом.               
Бесславно, нищий, совсем больной               
Вернулся рыцарь в родные стены.               
            История Эжена.   
С молочным братом - моим слугой,               
С деньгами, с уймой припасов разных               
Я въехал в город. Народ рекой               
Стекался к площади, как на праздник.               
Увидел я: там костёр готов.               
Но чья же казнь сейчас состоится?               
Вблизи бесформенной кучи дров               
Стояли юноша и девица.               
Она сияла призывней звёзд,               
Смугла, как юг, в белоснежном платье,               
В плаще рассыпавшихся волос,               
Не реагируя на проклятья.               
Сквозь копья, палки и кулаки               
Прорвались мы, смяли все заслоны.               
Оруженосец мой Пьер погиб,               
Но я смог вызволить обречённых.               
Принцесса с принцем сказали мне,               
Что короля чародей всевластный               
Сгубил, чтоб трон захватить в стране,               
А их пожрал бы огонь ужасный,               
Когда б не я. Колдуна сразить               
Возможно только мечом заветным.               
И мы решили его добыть               
В горах на западе заповедном.               
Не знаю, долог ли был поход.               
Мне блеск агатовых глаз Зорины               
Затмил и землю и небосвод.               
Уже у цели, в краю пустынном,               
Семья гигантских крылатых змей            
На нас набросилась, как в кошмаре.
Оберегая своих друзей,               
Я перебил разъярённых тварей.
И в их жилище, бездонный грот,               
Спустился, стан обвязав верёвкой.               
Мне брат Зорины, принц Лиселот,               
Помог с любезностью и сноровкой.               
Сокровищ груды хранились там.               
Их переправил я на поверхность.               
Внезапно рухнувшая плита               
Перерубила мой трос, наверно.               
Свалившись в пропасть, я выбил глаз,               
Казалось, нет во мне кости целой.               
Но к счастью, факел мой не погас.               
Невдалеке что-то заблестело.               
Пополз я, бредя глотком воды,               
Припал отчаянно к пыльной склянке...               
И тело стало опять литым -               
Ни синяка, ни малейшей ранки.               
Со склянкой рядом лежал ремень               
Из полинявшей потёртой кожи.               
Надел его - и из мрака в день               
Меня он вынес наверх, к подножью.               
Скитался долго я. Наконец,               
В садах, просившихся на картину,               
Предстал мне стройный, как храм, дворец,         
Где с братом-принцем жила Зорина.               
Подобной роскоши не видал               
Двор самой гордой земной царицы.               
В покоях, блещущих от зеркал,               
Могли б две армии заблудиться.               
Нежданной встречей поражена,               
Зорина бросилась мне на шею,               
Меня расспрашивала она,               
Богатый пир был устроен ею.               
Вина я выпил один бокал               
За ту, что солнца и звёзд прелестней,               
Но от усталости задремал,               
Склонясь к столу, под хвалы и песни.               
В седле проснулся я. Гомоня,               
Роились тени в мозгу туманном.               
И сколько я не будил коня,               
Он еле брёл под наркозом странным.               
Вовек от выпитого вина               
Такие страсти не приключались!               
Нет, это происки колдуна,               
Чтоб мы с Зориной не повстречались!               
               
К весне другим старый замок стал,               
Исчезло прежнее запустенье.               
Повсюду свежесть и чистота,               
Цветы, тропические растенья.               
Везло Эжену - то клад найдёт,               
То эльфа выудит из болота,               
И благодарный лесной народ               
Ему прислуживает с охотой.               
То вдруг под ноги Эжену шторм               
Выносит полный ларец алмазов...
Легенды складывали кругом               
О нашем рыцаре одноглазом.               
У Флоры песен и дел не счесть.               
Девица счастлива совершенно,               
Когда, забыв в беготне поесть,               
Не сводит преданных глаз с Эжена.               
Старушка, ими восхищена,               
В грядущем прочила деткам счастье,               
Ведь внук Зорину упоминал               
Всё равнодушней и безучастней.               

Под вечер всадника вихрь принёс,               
Как будто конь был в аду подкован.               
Шёлк развевающихся волос               
Сливался с гривою вороного.               
Рывком коня осадив, она               
У входа спешилась без подмоги,               
И пошатнулся Эжен, узнав.               
На миг ему отказали ноги.               

Ни роз, ни музыки, ни гостей -               
Поспешной, мрачной, невероятной               
Казалась свадьба. На высоте               
Одна невеста - горда, нарядна.               
В разгар обряда пора пришла               
Астрального светопредставленья.               
Земля растрескалась, затряслась.               
Все в зале бросились на колени.               
Воззвал священник, сжав крест в руках:               
«Минут последних на страх не тратя,               
Покайтесь, дети мои, в грехах!               
Быть может, смилуется Создатель!»               
«О Боже мой! Я свою вину               
Должна замаливать непрерывно.               
Лишь я в ответе, что вырос внук               
Таким доверчивым и наивным!»               
«Прости мне, Господи, я грешна,               
И заслужила Твой суд суровый.               
Безумно, гибельно влюблена,               
Хочу отбить жениха чужого!»               
 «Грех отпусти мне, святой отец!               
Любви девичьей не отвергая,               
Идти обязан я под венец ,               
Но в глупом сердце моём - другая!»               
«Сама колдунья, ведьмина дочь,               
Люблю я золото и наряды.               
Мужчин ограбив, гоню их прочь.               
Вот этот рыцарь - сто двадцать пятый!»               
               
Раздался следующий удар,               
Разверзся каменный пол гостиной,               
И в дымной трещине без следа               
Пропала ветреная Зорина.               
Стихия смолкла. Тогда Эжен,               
Стряхнув печаль и воспоминанья,               
Взял Флору за руку, встал с колен:               
«Отец, пора начинать венчанье!»
                2002