Сегодня умерла Галя. Веселое доброе существо с голубыми глазами.
Галя старше меня ровно на 10 лет, родилась в 39-м, в Ленинграде, когда немцы уже как две недели оккупировали Польшу. Ее отец Иван Яковлев, сразу пошел на фронт в 1941-м и погиб в первые же месяцы. Мать Александра, родная сестра моего папы, заболела и умерла вслед за ним. Папа взял Галю к себе. Когда началась блокада, Галю в двухлетнем возрасте отправили в детский дом. После блокады мой отец долго разыскивал ее, и в конце концов нашел и вернулся с ней в Ленинград. Они стали неразлучными друзьями. Наверное пережитые вместе блокадные дни сближают людей сильнее, чем родственные связи.
Потом родился я, в совершенно другом мире, не знающий ни войны, ни блокады, ни голода, ни холода, окруженный любящими родителями.
После переезда в Киев, мы жили все вместе. Папа преподавал в Политехническом, занимался наукой, мама училась в университете на биофаке, Галя ходила в школу, со мной нянчилась украинская девушка Домця. Первая наша квартира на территории института мне плохо запомнилась, но я любил сад вокруг дома, своих друзей, и прежде всего Вову Горделадзе. С ним мы часто дрались и он мог меня иногда побить, но когда мама приходила на помощь, я его защищал и говорил: «Ты не можешь его ругать. Он – мой друг». Через много лет я узнал, что его отец, Шалва Георгиевич, известный математик и астроном, заведовал кафедрой математической физики в Политехническом.
Галя часто убегала к подругам, чтобы поиграть в мяч, и оставляла меня одного. Мне было обидно, но ей не хотелось играть с малышом. Мама ее за это ругала.
Этот период жизни на территории института, впрочем, был самый короткий, и скоро закончился с нашим переездом в новый дом по ул. Никольско-Ботанической угол Паньковской. (Никольско-Ботаническая – одна из самых старых улиц в Киеве, около ботанического сада)
Новый дом был большой и красивый. Это был дом для университетской профессуры. По слухам его строили пленные немцы, и он был построен так, чтобы прикрыть дом украинского националиста Грушевского. Мы, конечно, ничего об этом не знали.
Квартира нам нравилась, четыре больших комнаты, коридор и три комнаты соседей. Папа и мама занимают дальнюю комнату, я, Галя и бабушка занимаем еще одну. Две самые красивые комнаты – папин кабинет и столовая – с прекрасным видом на город и Ботанический сад.
У Гали стол, а в нем полно карандашей, марок и красивых оберток от конфет. Галя мне запрещает лазить к ней в стол, но я иногда его открываю. Карандаши подточены. Обертки разглажены. Марки наклеены.
Галя очень аккуратна. Иногда я украдкой смотрю в ее учебники, на первой обложке всех учебников всегда один и тот же человек. Позже узнаю, что это Великий вождь всех народов.
Но вот школа закончена. Галя поступает в Политехнический (папа ее готовит к экзаменам), а я поступаю в школу. Начинается новый период в нашей жизни. Портреты Сталина больше не печатают на первых страницах учебников, Галя все время чертит что-то на своем кульмане. Я хожу в 45-ю школу по улице Владимирской. Рано утром мама заходит к нам в комнату и включает на полную громкость радиоточку, из которой несется «Пионерская зорька». Тут уж не до сна.
Галя и мама часто ссорятся. Я слишком мал, чтобы участвовать в спорах. Мама контролирует всех, и мы слегка ее побаиваемся. Даже папа. Но папа всегда на стороне Гали.
Мама не разрешает нам с Галей ходить вместе в кино. Почему? Возможно ревнует. Или боится, что Галя будет «плохо на меня влиять». Мама боится потерять контроль над нами.
Наконец, Галя в слезах просит папу переселить ее в общежитие. После этого, я редко вижу Галю у нас дома. Только по праздникам. По-существу, мама выгнала ее из дому.
Галя очень спортивная и симпатичная девушка. У нее большие голубые глаза и красивая мальчишеская прическа. Почему у нее не было парней? Не знаю. Это загадка. Может быть она была слишком требовательной? Или слишком застенчивой? Строгой? Может быть из-за перенесенных в раннем детстве психологических травм в детском доме?
Не помню, чтобы она с кем-то гуляла. Надо понимать, что в тот период (конец 50-х, начало 60-х) , нравы были строгие, знакомиться было негде, общественная мораль и партийный контроль не позволяли молодым людям открыто проявлять свои чувства. Требования к студентам были достаточно высокими, студенты просиживали часами в библиотеке, чтобы подготовится к очередной лекции или экзамену. Я, еще застал этот период, хотя учился на десять лет позже. Послабление и более легкомысленное отношение к учебе стало заметным лишь в 70-х.
Может быть, именно учеба не давала Гале необходимую свободу ?
После института Галя поступила на военный завод («почтовый ящик») с драконовской системой пропусков, и до конца жизни рассчитывала, проектировала и испытывала устройства для космоса. Как она могла выдерживать такой режим? Не понимаю. И что в итоге? Пенсия, на которую трудно прожить и куча болезней?
Читаю ее дневник.
16.12.07
Насте на день рождения – 50 грн + сережки
Кошке – сухарики
Собаке - банка
Лене – кофе в зернах Exclusive (чибо)
Вите – чай с шипшиной
Ване – крем для бритья
Моя личная жизнь, первый брак, привязанность к дочке, второй брак, рождение сына, и далее работа на кафедре и – особенно увлеченность наукой, не позволили мне сблизиться с Галей, узнать о ней больше. У Гали, в свою очередь, была своя личная жизнь, о которой я не имел представления. Она была очень активна на работе, путешествовала по Союзу, собирала книги. Но я был глух ко всему, что было связано с ней, о чем сейчас сожалею и виню себя за это.
И как она пережила 90-е, когда у нас пропали все сбережения и мы еле выживали? Мне стыдно признаться, но я ничего не помню. В конце 90-х мне удалось устроиться на японскую фирму переводчиком. И мы воспрянули духом. И хотя я работал только два года, мы значительно поправили свое положение. Но к этому время у Гали случился инсульт, и ей сделали сложную операцию на головном мозге по удалению гематомы. Слава Богу, операция была успешной и Галя вернулась к нормальной жизни. Мы были все очень рады. Даже мама. Мне казалось, что мама стала относиться к Гале лучше после операции. После смерти мамы была идея эмигрировать в Канаду, но как оставить Галю?
Мы стали чаще видеть Галю, и я чувствовал, что нам надо держаться вместе.
Ситуация стала ухудшаться после ухода Гали на пенсию. Она с трудом сводила концы с концами. Но никогда ни о чем не просила. После удаления щитовидной железы, ее здоровье еще больше пошатнулось.
Самое страшное началось позже.
Ее стали терроризировать по телефону негодяи под видом «врачей» и предлагать ей лекарства, которые должны якобы «спасти ее от неминуемой смерти». Каким-то образом они узнавали о том, что у нее есть проблемы со здоровьем и что она проживает одна. Возможно, что у них был доступ к материалам поликлиники, куда Галя постоянно обращалась. Или же после т.н. «компьютерной диагностики», на которую ее постоянно приглашали различные «центры». «Лекарства» стоили баснословно, и оказывались обычными пищевыми добавками. Как правило курьер приносил лекарство на дом, после чего «врачи» звонили и требовали оплату. Если Галя отказывалась, они грозили обратиться в суд и забрать у нее квартиру. Это был подлый шантаж. Мы сначала ничего не подозревали, потому что Галя скрывала от нас, но потом, через знакомых узнали о мошенничестве. Я обратился к следователю, написал заявление с подробным описанием мошенничества, но со мной так никто не связался. Мы убедили Галю в том, что ее обманывают и посоветовали ей не пользоваться домашним телефоном, а только мобильным.
Последние месяцы у Гали начались проблемы с ориентацией, например, она могла забыть номер нашего дома и парадное. Нас это напугало, но потом у нее начали отказывать ноги. Она буквально падала. После МРТ- сканирования, сомнений не оставалось: у нее кальцинируются нервные клетки мозга.
Оставлять ее нельзя было одну. Мы запретили ей выходить на улицу. Но пока мы думали, как положить ее в больницу (это очень непросто, врач в ее поликлинике оказался просто идиотом, отчитывал ее за то, что она говорит по-русски, выписывал витамины, вместо того, чтобы дать направление в больницу), у нее случился инсульт дома. Она упала в ванной и потеряла сознание. В таком положении она пролежала почти сутки.
Мы выбили дверь с милицией, она лежала в ванной, раздетая, с большой ссадиной в районе виска, без сознания. Я не думаю, что здесь было насилие, т.к дверь была закрыта изнутри.
После этого, мы вызвали скорую. Она пролежала в реанимации около двух недель. Сначала казалось, она приходит в себя, но потом ей стало хуже. Врачи практически ей не занимались, на мои просьбы не реагировали. Было видно как она страдает от катетеров. Я просил дать ей опиумные препараты, чтобы она не мучилась, чтобы скорее закончились мучения.
Она не заслуживала такой смерти. Отдав все этой стране, молодость, знания, энергию, она еле сводила концы с концами и умерла в мучениях.
Что же это за страна такая?