Он должен прийти в четыре. Вчерашний звонок вмиг переворошил всё. Словно ветер весело шаркнул по сухой листве. Пыль поднялась и тут же развеялась четырьмя буквами на экране телефона.
Он был немногословен. Просто сказал, что «завтра заскочит». Но от этих коротких фраз в комнате будто посвежело, за окном потеплело, городского снега стало меньше, а февральского солнца – больше. Настолько больше, что этот снег начал наконец-то таять. И тогда я захотела в этом убедиться. Так я решилась.
Почему? Наверно, всё от того, что он сказал «заскочит». Это прыгучее, смешливое слово вдруг закипело во мне ключевой водой с такой силой, что я отшвырнула плед и ухватилась за спинку дивана. Мамы дома не было, бабушка закрылась у себя перед телевизором, а тело упрямо тянулось за рукой. Так я села.
Боль остро-остро заскребла коготками. Но слово уже безостановочно бурлило тремя весёлыми пузырьками – гласными. Оно будто жило во мне само по себе! Так я поняла: мне необходимо увидеть жизнь – настоящую, не умолкающую ни на секунду. Дойти до окна. Там – за стёклами – она. Играет и кипит. Что ей сырой городской ветер или обезображенный снег! О, как же неистово она бьётся в окно!
Я всё-таки поднялась, хотя ноги этого совсем не желали. Как будто слово наполнило только верхнюю половину тела, а нижняя осталась в немоте. Но всё-таки через спинку дивана, край письменного стола, дверцу шкафа я добралась до стены.
Какие глупые картинки на обоях! Как я раньше этого не замечала? Так, куда дальше? А ведь он говорил немного. Сотовая связь и всё такое. Но он обещал. А где будем общаться. На кухне? В комнате? Полчаса? Час? Больше?! Стоп. Прекрати мечтать, дура! Тебе же хуже будет. Я должна отучиться мечтать? Но почему?! Стоп! Стоп, я сказала! Хватит! Сейчас я просто должна опереться двумя руками о стену и идти боком, переставляя негнущиеся ноги.
Я двигалась, выдавливая из себя шаги. Вперёд? Назад? Теперь всё относительно. Теперь у меня всё – относительно, и всё – медленно. В этой комнате жизнь замедляется. Она не скачет. Она плавно останавливает ход. Как и время. Настанет момент, стрелки совпадут и застынут в вечной немоте. Хотя он говорит, что это не так, время плавно вольётся в вечность, а вечность – это безостановочное движение. Вперёд. Назад? Он говорит, что всё определяет наш свободный выбор. У него он есть. А у меня? Почему-то, когда гляжу на комнату, заклеенную тусклыми обоями, заставленную громоздкими, угловатыми вещами, приходят мысли цвета поздней осени – точь-в-точь как на моих рисунках.
Я прошла больше половины пути. Столик у дивана, заваленный таблетками и шприцами, остался позади. Со всем тем, что поддерживает жизнь, но почему-то напоминает о… чём-то другом. Не хочу произносить это острое серое слово.
Да, знала бы о моих подвигах мама! Однажды я ходила к окну самостоятельно. Не дошла. На моё счастье, мама тогда вернулась быстро.
Когда я обогнула книжную полку, у меня закружилась голова. Как в прошлый раз. Стена куда-то медленно поехала. Я помнила: нужно быть ближе к стене и крепко-крепко держаться за неё руками. Как альпинисты, когда идут над пропастью. Он рассказывал мне про горы и сам бывал в них не раз. Я тоже альпинист! Ха! Только они карабкаются вверх, а я двигаюсь куда-то в сторону. Они всё подальше, да повыше – от суеты, а я прямо к ней, в самую гущу. Мне так необходим хотя бы глоток чужой жизни!
До окна всего метр – это пять моих шажков. Пять движений косного тела до чужого, шумного мира. Пять шагов по скальному карнизу. Начали.
Раз. Очередная иллюзия?
Два. Может быть.
Три. Не смотря ни на что, я продолжаю.
Четыре. Зачем?
Пять. Не знаю.
Но, когда он придёт, мамы не будет. Нужно его встретить, проводить на кухню, напоить чаем. И мы будем разговаривать! Целых полчаса! А может, больше? А может, время замедлит ход и вольётся в вечность? Ту, что движется верёд. И я буду нужна! На целую вечность! Целую вечность без столика с лекарствами и мазями! Будет жизнь. Настоящая. Как эта!
Вчера я дошла до окна. А сегодня всё это выглядит глупым и нелепым.
Я стояла, держась за оконную ручку. Смотрела. Слушала. Сначала улыбалась. Потом стали неметь руки, по ногам побежала дрожь. Мелкая. Гнусная. А потом мерзкое чувство беспомощности, страха и отчаянья. И уже не до чужой жизни – надо спасть свою.
Я искала пути к отступлению, но их не было! Тело застыло в судороге. Тело сдавалось. Я висела над пропастью и чувствовала, как предательски разжимаются пальцы. Я уже была готова закричать, когда в замке зашевелился ключ. Мама!
Она, конечно, меня отругала. Но я знаю, что потом она тихо плакала в своей комнате. Укрытая пледом, без дрожи, я ей сказала, что завтра придёт он.
Скоро четыре. Я сижу в коридоре на пуфике, в руке телефонная трубка, но я жду звонка в домофон. Я открою сама. Мамы нет, и я слышу, как скрипят половицы под неспешными шагами бабушки. На кухне всё приготовлено: две чайные пары, печенье в вазе, конфеты на блюдце, тёплые пирожки под салфеткой, заварник укутан полотенцем; два стула – рядом. До его прихода остаётся совсем немного – всего несколько минут. Я вижу в зеркале своё отражение, часть прихожей, часы на стене и две тоненькие стрелки на серебристом циферблате – одна застыла, другая пока движется. А вдруг он не придёт? Нет, не верю! Сегодня я настроена жить. Жить – и точка! Жить столько, сколько будет длиться наша встреча. Знать бы только, сколько это по времени? А впрочем, зачем? Сколько бы ни было, я буду каждую минуту проживать; впитывать в себя, как раскаленный песок влагу. Ведь если ты кому-то нужен, пусть даже на короткое время, пусть даже на «заскочить», значит, есть смысл жить. Но хватит умничать, ещё немного и в тишину коридора ворвётся трель звонка…
Я сижу перед входной дверью с телефонной трубкой в руке. Жду…Он должен прийти в четыре…Должен…прийти…