Точка отсчёта неизвестна

Эмилия Орловская
Дары технического прогресса легко входят в нашу жизнь и занимают в ней всё больше места. Мы создаём их для себя, или они создают нас как подчиненных себе? Вот, например, феномен телевидения пока не находит достаточного объяснения, и никто не может сказать: это доброе чудо или монстр.



        У каждого человека есть точка отсчёта событий, которые переворачивают его жизнь. У одних это внезапно вспыхнувшее чувство, у других — война,  у третьих — выигрышный билет. Готовы ли мы к крутым жизненным поворотам или нет, нас никто не спрашивает. Можем ли мы вернуться к исходному положению вещей? Никогда. Что остаётся? Создать собственную точку отсчёта и попытаться подчинить себе жизнь.

       
        Моя судьба совершила зигзаг обычным днём, когда природа, так и не сумев настроиться на долгожданное весеннее тепло, заволокла небо тучами, зачастила мелким дождиком и принялась забавляться, обдавая прохожих  короткими порывами сильного ветра. Я шла домой в просторной непромокаемой  куртке, надвинув капюшон почти на глаза, чтобы защититься от нахально лезущих прямо в лицо дождевых капель. В руках у меня были пакеты, набитые продуктами, купленными в расположенном неподалёку недорогом магазине. Поскольку капюшон закрывал обзор, я не заметила стоящего на моей дороге мужчину, энергично чеканя шаг, махнула рукой и случайно задела его. Я тут же извинилась и сделала первый шаг, чтобы идти дальше, как вдруг услышала:

        -      Ничего страшного, не мог бы я вас кое о чём спросить?

        Я повернулась, отбросила капюшон и увидела приятно улыбающегося молодого человека.
            
        -     Разрешите представиться, я —  кастинг-менеджер телевизионного канала «Юкка» Борис Штрекер, - сказал он, жестом увлекая меня под навес ближайшего здания. -  Вы, наверное, смотрите нашу передачу «Преображение». Да-да, именно мы делаем из обычных женщин эффектных дам, круто меняем их жизнь к лучшему.  Стать нашей моделью может каждая женщина из любого города вне зависимости от того, крупный он или совсем небольшой. Мы ищем женщин, которые явно нуждаются в нашей помощи. Мне жаль, что я вынужден сказать вам об этом, но ваша одежда и причёска далеки от совершенства, а всё потому, что вы не доверились специалистам. Мы можем помочь вам преобразиться, ощутить жизнь в новом свете. Тысячи телезрительниц будут по-доброму завидовать вам, если вы согласитесь стать новой героиней нашей передачи. Вы даже не представляете, сколько писем приходит к нам от женщин, которые только и мечтают появиться в нашей передаче. А ведь, можно сказать, повезло сегодня именно вам. Как вас зовут?
            
        -     Ванэсса... Краузе, - машинально ответила я и тут только заметала, что сцену нашего разговора снимает расположившейся невдалеке телеоператор, - но я не хочу быть героиней вашей передачи и возражаю, когда меня снимают на камеру без разрешения.
            
        -     Извините, госпожа Краузе, - сказал Штрекер, - даю вам слово, что эти кадры не будут использованы, если вы не станете в дальнейшем участвовать в нашей программе. Это просто черновой материал. Но вдруг надумаете, вот вам моя визитная карточка, позвоните, и мы договоримся о встрече. Кстати, хочу заметить, что расчёты за работу со специалистами, которых мы привлекаем для участия в передаче, берёт на себя дирекция канала. Ну, а вам, если вы всё же захотите стать главной героиней передачи, соответственно все косметологические и дизайнерские услуги окажут бесплатно, одежда и аксессуары, которые выберут для вас наши профессионалы, будут вам подарены. А вы сможете получить ещё и приличный гонорар за съёмки. Тут есть о чём поразмыслить.
            
        -    Хорошо, спасибо, подумаю, - пообещала я и сунула визитку в карман куртки.
            
        На том мы и распрощались, а я, придя домой, окунулась в свой маленький неброский, но такой тёплый  и уютный мир.

       
        Мои восьмилетние двойняшки Макс и Рената опять что-то не поделили. Они встретили меня молча, стараясь не глядеть друг на друга. Я обняла Макса, поцеловала его в душистую мягкую макушку, и он победно посмотрел на Ренату. Дочка тут же обняла меня сбоку, стараясь оттеснить Макса.

        -   Что на этот раз? - спросила я как можно строже.

        -  Это всё Макс, - перехватила инициативу Рената. - он хотел посмотреть  на компьютере фильм для взрослых, ну, из тех, что лежат в отдельной коробке, а я сказала, что этого делать нельзя! Он всё равно пытался поставить диск, а я хотела его у него отнять. Ну, в общем, компьютер сломался.
               
        -    Он не сломался, а это вы его сломали, - возмутилась я, - позже мы с отцом решим, что с вами делать, но наказания, как я понимаю, не избежать. Скорее всего, на выходные не пойдёте в парк аттракционов.
            
        -    Мне-то за что попадёт, - обиделась Рената, - я ведь правильно поступила.
            
        -    А за то, что ябеда! - торжествовал Макс.
            
        -    Ладно, - обняв их, сказала я, - скоро придёт с работы отец, а мне надо ещё успеть приготовить ужин. За ужином обсудим наши проблемы. Может быть, папа сумеет отремонтировать компьютер. А сейчас — марш готовить уроки!
            
       Дети послушно сели заниматься, а я принялась за приготовления ужина. Ближе к вечеру пришёл мой Петер, он был явно расстроен чем-то, но старался это скрыть. На ужин я сделала потрясающие шницели, картофельное пюре и пикантный салат, детям очень понравилось, но муж ел совсем без аппетита, был рассеян, без желания поддерживал разговор. Когда я рассказала о шалостях Макса и Ренаты, он раздражённо ответил, что диски с эротическими фильмами нужно прятать от детей в более надёжном месте, а компьютер он постарается наладить сам. О запрете на посещение парка аттракционов речь не шла. Дети на радостях, что так легко удалось избежать наказания, пулей выскочили из-за стола и пошли играть во двор. 
            
        -    Что случилось? - спросила я у Петера, - ты сам не свой.
            
        -    Не знаю, Нэсси, как и сказать, - замялся он, - помнишь, я говорил тебе, что у нас на работе, возможно, будут сокращения. Так вот сегодня шеф вручил мне конверт с уведомлением. Через две недели я буду уволен. Он, конечно, произнёс соответствующую речь о сложностях экономики, о рентабельности предприятия, о том, что я хороший работник, и он очень сожалеет, но вынужден пойти на эти меры. Я стоял, словно, меня оглушили. Я ведь до последнего думало, что уволят кого угодно, но только не меня.
            
        -    Господи! Да ты же — толковый инженер, всегда был на хорошем счету. Почему же именно тебя?..

        -    Так недоумевают все уволенные. А мне тем более обидно, ведь я проработал на фирме десять лет! Но... шеф пожал мне руку, и я понял, что разговор окончен. Я, безусловно, буду искать какие-то новые варианты, а чем закончатся поиски — неизвестно. Нам, как и тысячам других, придётся перейти на пособие по безработице. Но вот кредит за дом выплачивать будет трудно. Твоей подработки явно не хватит.

         -    Дорогой мой, - сказала я, обняв мужа, - мы переживём это.  Мы обязательно что-нибудь придумаем.
            
         Среди всех забот и разговоров я начисто забыла о встрече с телевизионщиками и об их заманчивом предложении и не вспоминала об этом ещё целый год. 
         
         За это время произошли события, которые так или иначе подвели меня к роковому порогу, за которым начиналась чужая жестокая жизнь.   
            
         Петер отправлял свои резюме в самые разные фирмы, но везде получал отказ, пробовал устроиться через приятелей, но те только разводили руками: трудные сейчас времена. Муж постепенно впадал в отчаяние, хотя и старался не подавать виду. Я не могла ни заметить, как день ото дня его поглощает безысходность. 

         Моя работа в кафе, где я была занята тем, что три часа в день делала бутерброды и мыла посуду, была временной: я заменяла работницу, которая находилась в послеродовом отпуске. Вскоре она нашла няню, и мне пришлось уволиться. Срок выплаты пособия по безработице мужа подходил к концу, нужно было оформлять другой вид социальной помощи, но мы владели домом, за который ещё до конца не выплатили кредит. Пособие не рассчитано на оплату кредита, да и как получить его, если мы имеем дорогостоящую собственность. Нужно или дом продавать, или найти работу, чтобы оплатить кредит.

        Дом был воплощением нашей мечты, символом нашего семейного благополучия. Мы любили его, лелеяли, гордились им. Петер много сделал в нём своими руками. Он выписывал специальные журналы, мастерил по ним мебель для террасы, и дети с удовольствием помогали ему. Мы вместе создавали уют в комнатах и кухне, которые была напичкана современной техникой. В детской комнате, отделанной в нежных золотистых  тонах, царила такая тёплая и радостная атмосфера, что, уложив детей спать, нам не хотелось оттуда уходить.

        У нас была красивая, просторная спальня, и мы подумывали о третьем ребёнке. Почему бы и нет, ведь нам немного за тридцать А в доме — семь комнат, значит всегда найдётся достойное место для малыша. Мы представляли, как обрадуются Макс и Рената, появись у них крошечный братик или сестричка, враз бы они забыли свои пустяковые ссоры.

        И, конечно, мы очень любили наш небольшой сад. Там росли две яблони, одно грушевое дерево, вишня и множество цветов. Петер сделал среди деревьев маленький искусственный водоём, и весной, когда всё начинало цвести, наш садик был похож на райский уголок.

        И вот теперь мы должны лишиться всего этого. Мысленно я часто обращалась к тому дню, когда Петер пришёл с тревожными вестями о своём увольнении. Это была отправная точка, а за ней всё покатилось кувырком. Я старалась думать только о том  хорошем, что было до этого, и вдруг кое-что вспомнила. Ну, конечно, в тот день меня остановил какой-то господин, который предложил мне поучаствовать в телевизионной передаче. Как же она называлась? «Преображение», вот!  Там из «мокрых куриц» делали прекрасных лебедей. Эта передача идёт до сих пор, но реже, чем раньше. Парень что-то говорил мне о гонораре. Правда, встреча была давно, наверное, около года назад, но ведь чем-то я, провинциалка, тогда его заинтересовала. Может быть, ещё не поздно. Если я смогу заработать деньги, все проблемы решатся сами собой.

        Я бросилась искать визитную карточку, которую он мне оставил, кажется, я положила её в карман. О, Боже, в чём же тогда я была? Ага, в тот день хлестал дождь, разгулялся ветер, и я решила не раскрывать зонт, иначе бы его вывернуло наизнанку. Значит, я тогда надела свою серую непромокаемую куртку. Она была очень широкой и делала меня бесформенной, зато надёжно защищала от непогоды. Кажется, последнее время она мне надоела, и я отнесла её в подвал. Нужно спуститься и посмотреть...  ну вот, точно! Куртка лежала среди старых вещей, а в её правом кармане я наконец-то нашла визитную карточку кастинг-менеджера Бориса Штрекера. Неплохо было бы сначала посоветоваться с мужем, но его не было дома, и я, слегка волнуясь, набрала указанный номер телефона. Мне повезло,  трубку снял сам господин Штрекер, я поздоровалась и сбивчиво объяснила ему, в чём дело.

        -    Представьте, хотя это было давно, я помню вас, у меня  - профессиональная, почти фотографическая память, - похвастался он. - На вас была просторная серая куртка, которая делала вас неуклюжей. Я ещё подумал, как правило, такой балахон скрывает хорошую фигуру, но женщина по каким-то причинам боится её обнаружить. А когда вы откинули капюшон, я увидел, уж извините, немного нелепую прическу, которая старила вас лет на десять, а к этому — задорно вздёрнутый носик и большие голубые глаза.

        -    Да, это весьма похоже на меня, - согласилась я и самонадеянно добавила, - ваша передача неизменно пользуется успехом у зрителей, мне бы очень хотелось думать, что я смогу внести в неё новый импульс.

        -    Да, импульса ей явно не хватает, - засмеялся Штрекер, - вы знаете, вы меня заинтересовали. Приезжайте к нам на столичную студию где-то часам к трём в следующий вторник, побеседуем. Адрес – на моей визитке. Проезд мы вам оплатим в оба конца, о пропуске я позабочусь. Итак, «Юкка» ждёт вас, желаю успеха!

        До этой встречи оставалось ещё четыре дня, и передо мной стала дилемма: сказать или нет о предстоящей встрече Петеру. Я привыкла советоваться с мужем во всём, но тут что-то меня остановило. С недавних пор в характере Петера произошли разительные перемены. Он старался не вникать в повседневные семейные  проблемы, просто взял и отгородился от них. Если я хотела решить с ним какие-то вопросы, он делал страдальческое лицо и переводил разговор на нейтральную тему. Последнее время он даже не хотел знать, куда я ухожу и зачем. Да и сам он стал часто пропадать неизвестно где, говорил, что у него собеседования, встречи с нужными людьми, но мне рассказывали знакомые, что видели его без дела слоняющимся по городу или сидящим в кафе. Моё сердце разрывалось от жалости к мужу, я видела, что он отдаляется от меня и детей. Макс и Рената стали не по годам серьёзными, молчаливыми, даже ссориться между собой перестали. И я решила ничего ему не рассказывать, пока всё не определится, и мне не удастся вернуть счастье в наш дом. 

        Во вторник я села в скоростной поезд, и в час дня была в столице. Я заранее просмотрела в Интернете карту города и определила, как мне быстрее добраться до здания телекомпании. Приехав немного раньше, я в течение получаса бродила по улицам невдалеке от него, обдумывая, действительно ли мне нужно идти туда..

        В конце концов, я обругала себя за нерешительность и подумала, что предварительный разговор ещё ничего не определяет: меня вообще могут забраковать. И с этими мыслями я перешагнула порог студии.

        Пропуск был действительно оставлен на моё имя, и через несколько минут я постучала в кабинет Штрекера.

        -    О, госпожа Краузе, рад вас видеть, - радушно начал он. - Как доехали?

        Я ответила любезностью на любезность, в душе почему-то сомневаясь в искренности его приветствия.

        -     Смелее, - продолжил Штрекер, - возможно, это будет счастливый шанс, который обернётся для вас большой удачей. Итак, я хотел бы вам объяснить стоящие на ближайшее время задачи: сегодня состоится наше предварительное собеседование, которое будет записано на диктофон, затем наш фотохудожник сделает несколько ваших фотографий. Потом последует довольно короткая съёмка. И далее — вы свободны. Если вы заинтересуете нашего продюсера, мы сообщим вам об этом письмом, и тогда речь будет идти о договоре. А пока, заполните анкету и дайте мне ваши проездные билеты, я сниму с них копию, и бухгалтерия компании перечислит вам деньги за проезд.

        «Очень мило», - подумала я, - «пока всё идёт по-деловому, и никто, как-будто, не морочит мне голову».

        Взяв мою анкету и проездные билеты, Штрекер вышел, оставив меня
одну. Чтобы скоротать ожидание, я осмотрелась в его кабинете: на стенах висели фотографии, запечатлевшие участниц передачи «Преображение» и участников массовок из других программ. Моё внимание привлекло фото красивой женщины, которая в момент съёмки смотрела на себя в зеркало. Её отражение и «поймал» фотограф, на лице женщины читалось сильное волнение, смешанное с долей страха.

        -    Вот такие потрясения испытывают иногда наши героини, - раздался за моей спиной голос Штрекера. Я и не заметила, когда он вошёл. 
            
        -    Все формальности улажены, а теперь займёмся интервью, - сказал он, включая микрофон. - Расскажите о себе, госпожа Краузе.

        -    Мне тридцать три года, я — семейная женщина, мой муж — Петер Краузе по специальности инженер-электротехник в области энергетики. Он толковый и дисциплинированный работник, но уже год, как его уволили по сокращению, и он не может получить ничего подходящего, а я занята домом, иногда нахожу кратковременную работу. У нас двое детей-школьников — двойняшки Макс и Рената. Моя мама живёт в двухстах километрах от нас, в небольшом городке. Я в своё время окончила гимназию, поступила в университет, чтобы стать социологом. На втором курсе влюбилась в Петера, который к тому времени заканчивал инженерный факультет, вышла за него замуж, забеременела и бросила учёбу, потому что мне хотелось самой воспитывать детей. У нас свой дом, и мы им очень дорожим. Сейчас в семье начались материальные трудности, но мы дружные, и  эту ситуацию, надеюсь,  благополучно переживём. Извините, я рассказала обо всём сумбурно, просто, что сразу в голову приходило.

        -    Ничего страшного, вы так и продолжайте, что в голову придёт, - ласково сказал Штрекер. - Итак, вы решили поучаствовать в телевизионной передаче, а что вы думаете о современном телевидении?

        -    Много чего думаю, попробую рассказать вкратце. Я, как вы понимаете,  родилась в эпоху телевидения и без него не представляю жизнь. Мультфильмы, передачи о животных, концерты, кинокартины — всё это сопровождало моё детство и юность. Когда я остаюсь на какое-то время одна в доме, то включаю телевизор просто так, не потому что идёт что-то интересное, а чтобы создать эффект присутствия в доме кого-то почти живого, разумного, и необременительного.

        -     Значит, телевизор — ваш старый друг?
            
        -    Друг-то он, друг, да не всегда. Есть вещи, которые я, не то, что не люблю, а совершенно не приемлю. Иногда камера совершенно наглеет, вот недавно смотрела интервью с одним пожилым писателем, так показали все прожилки и открытые поры у него на носу, спрашивается, зачем? Ну, а если демонстрируют пышногрудую красотку, так уж  оператор приближает все её интимные места, и создаётся ощущение, что объектив  залезет, куда угодно, нигде ему препятствий нет. Вот эта вседозволенность телевидения меня пугает и раздражает. Мои дети скоро станут подростками, и я очень переживаю: какие телевизионные герои будут их кумирами? Пока что в идолы им традиционно предлагают певцов и моделей. Смазливые лица и молодые тела — это действительно хороший товар для массового потребления. И особым спросом у вас, вероятно, пользуются люди со странностями, вот их, действительно, можно неплохо «раскрутить». Но на телевидении почти нет молодых интеллектуалов. Такое впечатление, что продюсеры боятся их, считают, что заумные передачи будут неинтересны молодым зрителям. Бывает, что развитого молодого  человека можно увидеть в качестве участника какого-нибудь скучноватого диспута, да и только. Я думаю, что интеллектуальным передачам не хватает зрелищности, а развлекательным — ума.

         -     Интересно, - задумчиво произнёс Штрекер, - а что же вам тогда нравится смотреть, теленовеллы, например? 

         -     Сериалы мне не по вкусу, потому что уж очень они растянуты, скучны, в них мусолят тривиальные сюжеты. Бывает, что некоторыми увлекаюсь, но редко. С интересом смотрю информационные программы. Хорошие концерты современной и классической музыки доставляют мне удовольствие, пытаюсь приучить к ним детей. Например, мы стараемся не пропустить ни одной телевизионной трансляции выступления Андрэ Риё с оркестром, мы его очень любим и всегда ждём от него зрелищных сюрпризов. Обожаю народную музыку, она будто идёт из сердца, и тут меня есть свои кумиры. Ещё мы всей семьёй с радостью смотрим передачи о животных. А вот иногда наши вкусы расходятся, я, например, обожаю остроумные скетчи, а мой муж не находит в них ничего смешного.

         -    А ток-шоу? Хотели бы вы, например, стать их участницей?
            
         -     Вот уж точно нет! Ой, простите, я ведь как раз пробуюсь на участие в ток-шоу... С моей стороны быть такой откровенной — глупо. Но всё же...  мне, конечно, интересны некоторые из них, например, где участники готовят какие-нибудь кулинарные изыски. Ну, в общем, передачи, в которых зрители в зале являются просто статистами, меня не вдохновляют, очень всё это выглдит каким-то искусственным. Хотя требовать от телевидения естественности... Я хотела бы видеть его более вдохновенным.

        Я рассказывала, словно выплёскивала накопившиеся впечатления. Почему меня тогда так «понесло», не знаю, наверное, я наговорила много лишнего, но Штрекер не подал виду.

        -    Очень мило, - подытожил он, - для краткого знакомства вполне достаточно. Хочу заметить, что у оператора нет задачи заснять, как вы выразились, «интимные места» людей, просто техника сейчас такова, что можно приблизить без искажений любой объект из общего плана, этим иногда злоупотребляют некоторые режиссёры при монтаже, но тут дело вкуса и художественной цели. К тому же телевидение – это прежде всего зрелищное искусство. Мы должны учитывать вкусы многих. Сейчас мы пройдём в студию, где вас сфотографируют и снимут на камеру. Не волнуйтесь, ничего сложного. Вам нужно будет только пройтись по подиуму, повернуться, улыбнуться, может быть, что-нибудь рассказать, нечто весёлое или грустное, например, из жизни ваших детей, только и всего. Потом вы уедете домой и в течение месяца получите от нас ответ. Но я хотел бы вас предупредить, что особой надежды нет, претенденток много, всё зависит от того, заинтересует ли ваша кандидатура в конечном итоге продюсера. Я от души желаю вам удачи!


        Я возвратилась домой в тот же день, никому не рассказав о своей поездке, и убедила себя, что рассчитывать на участие в передаче мне нечего — это просто один из многих вариантов выхода из скверного положения, в котором оказалась наша семья.

        Время в заботах летело незаметно, я изредка думала о своей поездке, но помня слова Штрекера, старалась не загадывать. И вдруг на исходе месяца я получила от телекомпании письмо, в волнении открыла конверт, готовясь увидеть пространные извинения по поводу отказа, но прочитала совсем другое: «Уважаемая госпожа Краузе, ваши шансы на участие в передаче «Преображение» достаточно велики, мы приглашаем вас на заключительное собеседование с руководством канала. Желаем успехов!».

        Даже держа в руках  это письмо, я всё ещё колебалась, стоит ли говорить о нём Петеру. Всё же не нужно его зря волновать, - решила я и отправилась в поездку без мужнина благословения.

        Штрекер встретил меня весьма загадочной тирадой:

        -   Ваши пробы — это полный провал, они не понравились никому: ни редакторам, ни менеджерам. Все решили, что вы — закомплексованная, старомодная дама со множеством претензий к себе и миру, и с вами не получится ни одной стоящей передачи. Но тут дело решил случай, у нас поменялся продюсер. Дело в том, что у программы стал неуклонно падать рейтинг, и руководство телекомпании хотело вообще её закрыть, как вдруг нашёлся новый человек, который заявил, что возродит передачу и усилит интерес зрителей к ней. Вы — его главная ставка, почему - не знаю, но он хочет, чтобы вы были героиней его новых передач. Его зовут Рудольф  Нестлер, он очень крутой продюсер, и через полчаса у вас с ним встреча.

        -    Я даже не знаю, что сказать. Если я не понравилась... то зачем всё это? Я не знаю, как себя вести с господином Нестлером...

        -    Он вами заинтересовался такой, какой вы были на записи, поэтому, зачем что-то менять, оставайтесь самой собой, и всё сложится, как нельзя лучше!

        -    Наверное, вы правы, - робко сказала я.

        В кабинете, куда привёл меня Штрекер, заседали пять человек. Когда мы вошли, они, видимо, что-то горячо обсуждали и даже поначалу не обратили внимания на нас.

        -     А вот и мы, - радостно сказал Штрекер, - позвольте представить вам госпожу Краузе. 

        «Кто же из них Нестлер, - гадала я, - наверное, вот этот высокий импозантный красавец. Он похож на того, кто привык повелевать».

        Но Нестлером оказался невзрачный худощавый брюнет с зелёными совиными подслеповатыми глазами. Его рукопожатие было таким цепким, словно он впился ногтями в мою ладонь.

        -    А, госпожа Краузе, у меня связаны с вами большие планы, я думаю, мы
подружимся. Я хочу вас преобразить физически и, возможно, духовно, хочу изваять из вас телевизионную Галатею, Надеюсь, вы мне это позволите?
            
        Я замялась.

        -    Ах, да, - продолжал он, - господин Штрекер мне объяснил, что вас в первую очередь интересуют деньги, вы хотите поправить материальное положение своей семьи. Что же — это действительно неплохой стимул. Главное для вас — это осознать, что с вами будет происходить, но проще всего безоглядно довериться профессионалам, они вас не подведут. Сейчас в моём кабинете собралась команда специалистов высшего класса: господин Роланд Брандмайер,  — представил он холёного красавца, - психолог, он поможет вам адаптироваться к телевизионному процессу. Господин Франк Маурер — юрист, он займётся подписанием с вами договорных документов. Эта очаровательная дама  — госпожа Сабине Вебер,  главный редактор телевизионных программ компании, а господина Тимма Крекша вы прекрасно,  думаю, знаете, он ведёт передачу «Преображение».

        -    Очень приятно, рада вас всех видеть, - пролепетала я, пытаясь быть, как можно более любезной, а не стоять застывшей статуей.

        -    Конечно, это далеко не все участники творческого процесса по созданию нашей передачи, но вы познакомитесь с ними по ходу дела. Итак, для начала я хочу, чтобы вы посмотрели вместе с нами ваши пробы для кастинга.   
   
        Он вставил флэшку в компьютер, и на мониторе появились смонтированные куски из моих проб. Я то краснела, то бледнела при просмотре записи, мне казалось, что все установились на меня вместо того, чтобы глядеть на монитор.

        «Господи, какая же я неуклюжая, некрасивая и неумная, - ужасалась я, - кто меня вообще возьмёт на эту передачу!».

        -     Представляю, что вы сейчас испытываете, - участливо сказал Брандмайер, - вы, наверное, думаете, что это полный провал. На самом деле эти пробы, как раз то, что нам нужно, не переживайте так.

        -     Будем надеяться, что вы говорите это не только из сочувствия, - с иронией ответила я и почувствовала, что начинаю приобретать утраченную, было, уверенность. - Я думаю, на моём месте смутился бы каждый. Но, если вы решили, что я могу стать героиней вашей передачи, то и я не откажусь от своих намерений и  выполню свою работу от начала до конца.

        -    Какая самоотверженность! - рассмеялся Нестлер. – Итак, я передаю вас в руки господина Мауреара, он объяснит вам юридические тонкости, а потом продолжим работу. Всего доброго, госпожа Краузе, до встречи!

        Маурер повёл себя действительно очень профессионально и терпеливо вводил меня в курс дела: я должна была подписать большой договор и около десятка приложений к нему. Контракт заключался на четырнадцать месяцев, в нём было оговорено всё до мельчайших подробностей, вплоть до того, сколько дней я буду жить в нанятом для меня отеле и то, что я отдаю на время для съёмок свой собственный дом, в котором дизайнеры будут делать то, что считают нужным. Ещё я должна была дать согласие на привлечение к съёмкам членов моей семьи, а также моих соседей или знакомых в случае их желания участвовать в этом процессе. Я должна была пойти на пластические операции по улучшению моего внешнего вида, если позволит моё здоровье, и никогда без разрешения телекомпании не давать интервью по поводу того, что со мной происходило во время съёмок. Оговаривался в договоре и мой солидный гонорар, суточные, а также множество нюансов, связанных с будущей работой. Маурер предложил мне взять контракт домой, обсудить его с мужем, а, ещё лучше, с моим юристом, и только после этого подписать его. 

         Приехав домой, я нашла Петера в нашей библиотеке и на этот раз, не медля, рассказала ему обо всём и показала договор. Он очень оживился, давно я не видела его таким взволнованным.

         -    Ты получишь хорошие деньги, - радовался он, - мы станем известными людьми, наших детей покажут по телевизору. А вдруг это поможет мне найти работу, и мы будем снова счастливы!

         -    А тебе не кажется, -  с грустью возразила я, - что известность не очень хорошо скажется на мне, я ведь не публичный человек.

         -    Наоборот, ты наконец-то лишишься своих комплексов, будешь уверена в себе. Я считаю нужно всё подписать, даже к юристу обращаться не стоит. Думаю, что это стандартный в таких случаях договор, и они сами всё оговорили до мелочей.

         -    Мне придётся уехать надолго, меня угнетает одна мысль о долгой разлуке с тобой и детьми. Я подвергнусь пластическим операциям, и ещё неизвестно, как это скажется на мне.  Это же риск.

         -     Дорогая, - резонно сказал Петер, - тысячи женщин делают себе пластические операции и великолепно их переносят. Почему с тобой должно что-то случиться? Руководители программы заинтересованы в том, чтобы у тебя всё сложилось, как нельзя лучше. О детях я позабочусь, ты же уезжаешь не навсегда, часть съёмок пройдёт у нас дома. Я думаю, нашей семье здорово повезло. 

         Меня раздражал его оптимизм, я думала о том, почему он не хочет проникнуться моими страхами и переживаниями. Что это — мужской эгоизм, или мы уже совсем не понимаем друг друга? За что же я любила его все эти годы? Петер был когда-то одержим своей профессией, он казался мне человеком глубоко цельным, умным, знающим, чего хочет от жизни. Он был красив и сексуален, когда-то у меня замирало сердце от одного его прикосновения. Но главное, мне казалось, что мы с ним единое целое, как говорится, «в горе и радости». Я понимала, что он сейчас сломлен, но он же мужчина, он должен в любых обстоятельствах быть главой семьи. Но с другой стороны, наверное, я слишком многого требую от него, всё-таки он пережил кризис.

         Я сказала мужу, что подпишу эти документы позднее, хотела просто оттянуть время. Петер пожал плечами и вышел из комнаты, а я ещё долго оставалась сидеть за столом. Потом решительно взяла ручку, чтобы немедленно поставить свою подпись, как вдруг у меня закружилась голова, строчки поплыли перед глазами, и я ухватилась за края стола, который тоже шатался. «Может быть, это — землетрясение», - подумала я и потеряла сознание.

                (Продолжение следует)