4
Вот уже два месяца, словно на вахту, к девяти ноль-ноль, приходит Сергей в уютную кафешку, где встречается за завтраком с незнакомкой, по странному стечению обстоятельств, вернувшей его к жизни. Он целует ей руки, дарит жёлтые тюльпаны, приобретенные с вечера в торговом центре, и заказывает себе только чай.
Пока она грызёт круассан, запивая капучино, он успевает посвятить её в тайны какого-нибудь из многочисленных видов искусства. Она не меняет ни наряд, ни причёску и никогда не задаёт вопросов.
Он по-прежнему с ней на вы, потому что решил, как можно дольше продлить ощущение таинственности и загадочности. Ему так хорошо и лучше по его же мнению, быть не может.
На всё – про всё, уходит семь минут. Затем, она подвозит его к дому, и он идёт писать акварелью её портреты, дрожа от возбуждения при воспоминании об испытанных при поездке ощущениях.
Между тем, финансовые дела Сергея пришли в естественный упадок. Пенсии катастрофически не хватало, не только на самые дешёвые цветы, но и на прозаичный прокорм своего организма. Оставались крохи от продажи сборников стихов и картин в виде банковского вклада, отложенного на всякий случай. Выхода не было, пришлось кубышку откупорить, тем более, что вчера незнакомка пригласила его посетить загородную дачу.
Чья была дача Сергей допытываться не стал, но смекнул, что дама решила как-то форсировать события. Он прикидывал в уме варианты развития их отношений, но вот беда!..все они завершались вопросительными знаками.
И вот, час настал! После совместного завтрака в кафе, закончившегося по обыкновению одновременно с монологом Сергея, они заехали на рынок прикупить продуктов.
Выбирала она. Сергей рассчитывался с продавцами и перемещал пакеты с харчем, стараясь не отставать от ведущей. С каждой покупкой его охватывала тихая паника. Финансовые ресурсы неумолимо приближались к нулевой отметке. Наконец, они забрели в винотеку, где дама, по-снайперски, прицелившись к бутылочным этикеткам, стрельнула пальцем в одну из них.
– «El Patron Anejo»,– щурясь, прочитал Сергей на этикетке бутылки с красной жидкостью и ниже на ценнике с большим количеством нолей: "Текила экстра выдержанная".
– Всё,– хмыкнул он. – Отступать поздно и некуда! Если что, хоронить она меня будет за свой счёт.
5
Дача оказалась вполне себе уютным загородным домиком с мансардой, притенённая с трёх сторон раскидистыми клёнами. Участок создавал ощущение затерянности рукотворного мирка. Малочисленные узкие грядки, местами проглядывающие из буйного лугового разнотравья, завлекали внимание некоторой геометричностью форм, кустящейся на них поросли: зеленой и молодой.
Кусты цветущей сирени у дощатого заплота, дополняли идиллическую картину. Концентрация аромата источавшегося тяжёлыми кистями была настолько велика, что Сергей ясно ощутил, как вроде перебродившие в теле весенние соки загуляли опять по венам молодым вином, головокружа прилегающее пространство, пленяя разум и волю. Из этого плена бежать не только не хотелось, но и не было никакой возможности стряхнуть с себя это очарование.
Он смахнул невидимые соринки с дощатой столешницы садового столика, устроил на него ватман и, забыв про всё на свете, растворился в акварельных тонах и оттенках.
– Рисуешь неплохо,– щекотнуло ухо тёплым придыханием. – Может, лучше оставить на потом? У нас ведь есть чем заняться, да?! Её руки обвили шею Сергея. Одна рука держала стакан, другая – уже початую бутылку текилы.
– Подожди, подожди! Такого вдохновения я ещё никогда не испытывал! Это невозможно отсрочить или прервать, оно оттуда,– он показал пальцем на небо. – Смотри и впитывай… Видишь самоцветную брошку, заплутавшую в сиреневой кипени? Это бронзовка – жук… А эти фаршированные солнцем виноградины, свисающие кистями с края блюда?! Это же готовый натюрморт! И добавить нечего. А ещё я по дороге заметил небольшую речушку с изумрудным заливчиком. И ельца, изогнувшегося в затяжном прыжке за трепещущей подёнкой, светанувшего серебряным слитком в лучах полуденного солнца! Я хочу.. Я должен всё это написать...сейчас!
– Да ты дядя не только художник, а ещё и поэт! – Ну, рисуй,– фыркнула девчонка отвернувшись и направилась в домик.
Только сейчас Сергей заметил, как она преобразилась. Вместо кожаного костюма на ней была накинута, явно мужского покроя, голубая сорочка, спущенная с одного плеча и открывающая взору восхитительные линии шеи. Голубой цвет наряда выгодно оттенял кофейный с молоком, едва прикрытых стройных ног с чуть полноватыми икрами.
Точёная фигурка, удалявшаяся по нагретой солнцем каменной дорожке плавными движениями пантеры, её грациозный наклон головы с миллионом трогательных косичек – он уже представил это на бумаге….
Ну, почему жизнь всегда!..заставляет выбирать из взаимоисключающих вариантов?!
Он глянул с ужасом на недоработанный этюд, потом в сторону удаляющейся фигуры. И побежал…
Или ему казалось, что он бежал, а на самом деле лишь часто перебирал плохо гнущимися ногами, сотрясаясь при каждом шаге оплывшим телом. Последний раз, он бегал лет двадцать назад. В один из сумеречных и ветреных дней, похожая женщина уходила за горизонт, и у него разрывалось сердце – не от физического напряжения, а от страха, что вот сейчас она скроется из виду и он никогда её больше не встретит.
Сегодня Сергей догнал её на пороге домика, сгрёб в охапку и отнёс на кровать. Она делано сопротивлялась, хохоча и повизгивая, пока он не нашел её мягкие губы.
Он не отыскал отличий от той – прежней. Гладкая прохладная кожа, небольшие упругие груди и почти полное отсутствие темперамента. Он вошёл в неё сразу, тут же разочарованно осознав:
– Вот и вся тайна!
Тридцать лет воздержания из шестидесяти прожитых сделали своё дело. Сергей закончил, не успев толком начать. Он лежал на спине пунцовый от стыда и злости и молился неведомо, какому богу – дать сейчас же ещё одну возможность доказать, что он ещё может, он ещё ого-го! Но, у того кто даёт нам возможности, были какие-то другие планы.
В памяти Сергея всплыл написанный по молодости стишок с шуточным названием «Песнь шотландских горцев»:
Аh, Little kent!
May Little kent!
Не думал я, такой момент
Когда-нибудь настанет.
Когда тебя прямой массаж
Подняться не заставит.
6
Девица насторожено молчала, изображая скучающую одалиску. Первый не вынес тишины Сергей, заявив то ли в шутку, то ли всерьёз: – Ты не думай, я теперь женюсь на тебе.
– Ха-ха,– произнесла она, уткнувшись лицом в подушку. И непонятно было то ли смеётся то ли плачет.
– Уф,– Сергей присел на край кровати, смахнув тыльной стороной руки испарину со лба:
– Почему смеёшься? Тебе со мной неинтересно?
Валерия высунула кончик языка, посыпала на него несколько крупинок соли и, глотнув текилы, заела ломтиком лимона:
– Ты даже не представляешь, как мне с тобой хорошо! Ты галантен, вежлив, много знаешь. И цветы, дарёные в первый раз… Помнишь те полузавядшие тюльпанчики(?), я рыдала над ними всю ночь. Мне никто, никогда не дарил цветов. Я с тобой почувствовала себя впервые в жизни настоящей женщиной. И ни капли не жалела, что тогда остановилась тебе помочь. Эти два месяца были самыми лучшими в моей жизни. Но…. Понимаешь, разговорами об искусстве сыт не будешь. Последнюю книгу я читала в школе, что-то про войну, не помню. Я с шестнадцати лет колочусь, зарабатывая на жизнь себе и родным, и понимаю, что добывание денег – то единственное искусство, которое сейчас важнее кино или цирка, и я уважаю тех людей, достигших в этом определенных высот. А ты… Ты бы видел свою физиономию со стороны в тот момент, когда я выбирала бутылку текилы…
– Погоди… Я буду издавать стихи, продавать картины и помогать тебе. Я ведь когда-то думал также как и ты – существование белковых тел – и есть жизнь, пока не понял, что не только... Это возможность познания прекрасного и редкий шанс заполнить пустую оболочку не лишь дерьмом! Правда, перед этим я потерял единственного любимого человека.
Сергей внезапно помрачнел, потом в шутливой борьбе забрал бутылку у Валерии и сделал два приличных глотка:
– Как ты это пьёшь?! – выдохнул он с округлившимися глазами.
– Возьми лимон. Ты не понял. На мне висят престарелые родители, дочка трёх лет… Твоей помощи не хватит. Нам нужны приличные деньги и не от случая к случаю! Скажи честно, ты меня любишь?
Сергей подавился лимоном. Он сполз с кровати и встал на четвереньки надсадно кашляя. Валерия нервно стучала кулачками между его лопаток до тех пор, пока приступ не прекратился.
– Ну вот,– с облегчением обронила она. – Всё ясно.
И пока Сергей соображал, стоило ли возражать, она упала на кровать со словами:
– А теперь мы будем пить текилу!
Смеясь, она отсыпала чуточку соли в ложбинку меж грудей и заставила его слизывать. Затем подала ему бутылку, прикусила ломтик лимона и показала жестом, чтобы он забрал его губами….
7
За окном орали воробьи. Свет из-за неплотно задернутой портьеры падал на прикрытые веки Сергея, превращая мельтешащие в глазах чёрные круги в красные.
– Ёпт! Лимон помню, вкус помады и сейчас ощущаю, а дальше?.. Случилось, не случилось? Гадай теперь, – бормотал он, проснувшись и подняв голову в целях рекогносцировки. На половине Валерии, поверх мятого одеяла лежал ватман со вчерашним акварельным наброском, рядами неровных строчек, писанных красной пастой на свободном от краски месте и приколотым булавкой казначейским билетом в пять тысяч рублей.
– Милый! Если ты забыл – у тебя вчера всё прекрасно получилось! Честно могу сказать, я с тобой была счастлива. Тем более что про искусство не было сказано почти ни слова! И скорее всего, наши отношения без лишних обязательств, друг перед другом, продолжались бы и дальше. Впрочем, я вчера всё объяснила. Голодная птица – на лету дохнет. Я выхожу замуж за одного богатого и надёжного человека, и буду очень далеко. Спасибо тебе за всё, мой серенький воробушек. Целую. Прощай.
Р.S. Купи себе шарфик синего цвета, он будет тебе к цвету глаз.
Сергей вышел на террасу, разложил ватманские листы на столике. Поочередно, на их девственной поверхности, под нервными и мощными мазками проявлялись из пустоты: самоцветная брошь, заплутавшая в сиреневой кипени – жук бронзовка; фаршированные солнцем виноградины, свисающие кистями с края блюда; елец, изогнувшийся в затяжном прыжке за трепещущей подёнкой, светанувший серебряным слитком в лучах полуденного солнца…
– Вчера надо было, вчера она приходила! – Оглядев сотворённое, обронил он с сожалением кому-то незримо присутствующему.
Несколько дней подряд он заходил в ставшее привычным кафе, приносил и оставлял на столике желтые тюльпанчики, но ни разу девушку не застал.
Спустя неделю, к столику Сергея нерешительно подошла девчушка. На улице, несмотря на раннее утро, стояла почти полуденная жара, поэтому девчонка была в лёгком сарафанчике из полупрозрачной ткани и казалась сиреневым облачком, спустившимся с небес.
Её зелёные глаза, под высокими вразлёт бровями, словно удивляющиеся открывающемуся перед ними миру с будто заимствованной у иконописных ликов – вселенской блажью, показались Сергею странно знакомыми.
Она застенчиво улыбнулась: – Я вас знаю! Вы Сергей. Вы сочиняете прекрасные стихи и пишите чудесные картины. Ещё вы знаете много интересных вещей про искусство вообще...вы умный и галантный. Я забирала оставленные вами тюльпаны... Она больше не придёт! Можно, я заменю её, хотя бы на время? Мне никто никогда не дарил цветов и не приглашал на свидания. Вы будете делать вид, что влюблены в меня, а я в вас! Игра такая будет… Согласны?
– Тебе сколько лет, ангел мой?– слегка опешил Сергей.
– Восемнадцать… и два месяца, – зарделась девица.
– Ну, вот что, встречаемся здесь в 9.00 ежедневно. Я пью чай, ты – чего хочешь. Кофе и круассаны не предлагать. На дачу или ещё куда – не приглашать!
Апрель 2017 г.