Варавва

Евгения Фахуртдинова
Солнце незаметно растеклось по всему Арбату, прогоняя развесистые тучи. В конце ноября его было очень мало, а потому и само появление – особенно дорогим. Снег, похожий на слепой дождик, посыпался тонкой стружкой. Преображённые картины, которые висели на бортиках у Мити, стали жить вторым миром, как и всё остальное, излучая свет. Это заметил незнакомец, который неожиданно появился рядом и завёл c художником беседу.
– Не сомневаюсь, что ваши картины имеют успех, – начал он издалека, уважительно обращаясь к Мите, – и именно поэтому у меня к вам предложение, – тут он потянул за еле выступающий кончик верёвки из своего багажа и достал один из двух связанных между собой холстов. Холст издал лёгкий крякающий звук прилипшего лака, как если бы картина ещё не высохла до конца.
Перед Митей предстало великолепие всех оттенков тёплой гаммы – от прозрачной охры до тёмного рубинового краплака. Лессировочные мазки чередовались с плотными, почти фактурными пятнами. Местами явно прослеживалась работа мастихином.
– Ранний Филонов! – восторженно воскликнул он.
Череда абстрактных пятен сливалась воедино в конкретную форму. На картине в профиль была изображена рыба, но не статичная, а будто повернувшая к зрителю голову и вопросительно глядевшая на него. Цветной фон то растворял рыбу, то вновь выдавливал её на передний план, оголяя незаурядный талант её создателя.
– Ну как вам? – широко раскрыв глаза, вопросил незнакомец. – Совсем ещё свежее творение.
Митя развёл руками и закивал головой. Его взгляд упал на второй холст.
– Если можно, покажите ещё что-нибудь.
Поставленный на бортик хлебного магазина, запорошённый тонким снегом, холст забликовал всей своей колористической гаммой на белое окружение. Снег вокруг картины заиграл великолепием и разнообразием оттенков.
«А ведь не московская школа», – подумал Митя.
– Вы знаете, – в тон ему, но уже вслух произнёс незнакомец, – у нас в Петербурге это не проходит, там любят школу и традицию.
«Верно, – мысленно согласился Митя, – ведь в Москве ценят, прежде всего, не школу и копию, а своё – выстраданное, творческое».
– У нас в городе слушок прошёл, что на Арбате можно свои работы на реализацию сдать, – продолжил незнакомец, – но у меня к вам другое предложение. Я с собой десяток картин привёз. Может, купите их оптом? Отдам по-божески.    
«А по-божески – это как?» – пронеслось в голове у Мити, но незнакомец уже ответил,  словно прочитав его мысль.
 – Сто рубчиков за картину, итого тысяча рублей наликом.
«Да я продам пару работ и окуплю все десять!»
– Согласен!
– Хорошо, тогда минут через десять я принесу остальные, – и незнакомец исчез. Митя сразу начал с большим вниманием рассматривать картины неизвестного художника. В правом нижнем углу каждой из них отчётливо, даже немного нагло проступала подпись красной краской – «Варавва», выполненная латинским шрифтом. Подрамники были самодельные, некачественные, даже немного кривые, без клиньев и крестовины. Размеры средние, примерно пятьдесят на шестьдесят, холст фирменный, дополнительно подгрунтованный – это было видно по струйкам застывшего желатина на внутренней кромке холста. Рамы отсутствовали, но и не требовались при такой живописи. Красочный слой удивлял и завораживал. Видно было, что автор использует лаковое покрытие очень умело, даже скорее – профессионально, со знанием дела. Так голландцы работали ещё до семнадцатого века, до своих цеховых, бесконечных заказов, когда молодая буржуазия вдруг захотела обязательно иметь дома картину, да не одну, вот и началась гонка – быстрее написать, высушить и за новую работу. Лаком тогда густо заливали поверхность холста, не жалея, да и сиккатив для скорости сушки добавляли в краситель. Поэтому и растрескались, поползли холсты через двести лет, провисать стали на подрамниках – не выправишь. Но и в этом есть своя польза – появилась работа для реставраторов.
Внутренний монолог был прерван спокойным, несколько меланхоличным голосом:
– Ну и как вы оцените эту штучку?
Ещё не видя спрашивающего, Митя почувствовал раздражение, захотел ответить что-то колкое, но поднял голову и передумал. Перед ним стояла интереснейшая парочка. Холёный худощавый мужчина лет пятидесяти, в дорогих очках с золотой оправой, с идеальной причёской чуть седых русых волос, и юная особа, примерно наполовину моложе его. Она держала своего спутника за локоть, была стройна и выше его на полголовы. Ноги девушки были идеальной формы – такими, на которые можно смотреть, не отрываясь, но не с желанием, а с восхищёнными мыслями о Творце, впустившем в этот мир идеал.
«Проститутка», – подумал Митя.
Но как только девушка заговорила, мысль об этом стала неприятной и стыдной. Красавица быстро, торопливо, чуть глотая окончания фраз, восхищённо стала давать оценку работам Вараввы, сравнивать их, говорить о художниках, и по всему было видно, что она владела уникальными знаниями технологии масляной живописи.
«Будто мысли мои читает, будто знает, как я назвал бы этот виртуозный мазок, нервный и пластичный», – Митя стал ловить каждое её слово.
– Итак, мы берём эту, – мужчина указал на рыбу.
Художник посмотрел на картину и вдруг заметил, что и нарисованная рыба уставилась на него вопросительным взглядом.
«Мистика какая-то… ведь изображение было профильным, – он не поверил своим глазам, – и рыба смотрела в правый верхний угол картины».
– Цена нас не интересует, – добавила красавица.
Взгляд Мити упёрся в морду рыбы. Она лукаво улыбалась и, казалось, подмигивала своему продавцу. «Быстрей бы закончить сделку», – подумал он, чувствуя от происходящего какую-то неловкость и на секунду задумавшись, твёрдо сказал на жаргоне Арбата:
– Четыре уголка.
Мужчина вытащил хрустящие, совершенно новые сотни и передал их Мите, после чего взял картину, и ничего не сказав, удалился вместе со своей спутницей.
«Только бы Варавва не увидел», – промелькнуло в голове художника. И словно в ответ на эту мысль – покупатели с картиной в пакете завернули за угол ресторана «Прага», как тут же Варавва вышел с другой стороны из Новоарбатского переулка. Нужно было отчитаться за отсутствие одной картины. Но Варавва даже не поднял этой темы, словно не заметил вокруг ничего. Только получил из рук в руки эти новенькие бумажки и оставил у бортика магазина связку разногабаритных картин.
– Зайду через неделю, поговорим, – сказал он и быстро удалился.

Через неделю он появился, как и обещал.
– Здорово, старик! Поздравляю, целый аншлаг с твоими картинами, – не скрывая эмоций, воскликнул Митя. – Если ещё есть работы, то возьму без вопросов.
– А я почему-то и не сомневался, – Варавва с благодарностью протянул руку, – но я заказ неожиданный получил. Один галерейщик из Германии хочет серию моих рыб, уже и предоплату порядочную оставил. Так что извини, уезжаю обратно в Петербург  – там особая атмосфера для работы.
– Атмосфера в любом месте особая.