Глава 23
Жар
Как это почти всегда бывает в подобных случаях, средоточием беспорядков и вооруженных столкновений стали центральная часть города, комплекс правительственных зданий, телерадиоцентр, некоторые военные объекты. В остальном столица пыталась сохранить видимость спокойствия, хотя и не очень получалось: общественный транспорт работал неуверенно, ветки метро, проходившие через центр стояли, а витрины большинства магазинов, были закрыты рольставнями, ибо никакая порядочная революция без погромов, грабежа и мародерства не обходится.
При этом, на окраинах города, и вообще за пределами Центрального дистрикта не было видно ни жандармов ни полиции. Такое случается, если всех их скопом бросают на подавление бунта, или они уже разбежались по домам и пересиживают тяжелые времена неопределенности, ожидая, пока старая власть восстанет из глубокого нокдауна, или новая вспомнит о необходимости наводить и поддерживать порядок.
Но народ на улицах был. Кто-то вопреки всему, пытался добраться до места работы или службы, кого-то из дома выгнала необходимость приобретать продукты питания, третьи отправились в неприятное путешествие для выяснения судьбы своих близких с которыми потеряли связь за последние сумасшедшие дни, а четвертые просто вышли чтобы осмотреться и сравнить свои личные впечатления с тем, то растерянным, то истеричным разнобоем который продолжали изрыгать из себя телевизоры, радиоприемники и газеты... В основном люди выглядели подавленными, находящимися под гнетом тяжелого беспокойства или даже страха. Иногда, в шум, города, втискивался посторонний звук, который обычно принято сравнивать с треском ломаемых в отдалении сухих веток. Да, где-то там, в центре города, стреляли. Тогда людей как бы вздергивало, многие останавливались и прислушивались, по-видимому решая: а не стоит ли вернуться домой?
Были, также группки возбужденно галдящих и неадекватно радостных людей, явно настроенных привлекать к себе внимание, окружающих. Некоторые из них даже имели при себе оружие, и создавалось впечатление, что все они стремятся к какой-то невидимой цели, лежащей за иззубренными торосами городских кварталов. Революционеры!
* * *
К середине дня кружным путем Тиоракис добрался до своего дома. Вначале он позвонил из ближайшей телефонной будки в свою квартиру, и убедился, что трубку никто не поднимает. Потом минут сорок наблюдал из соседнего сквера за окнами своего жилища, и подъездом. Внимательно осмотрел припаркованные поблизости машины, на предмет обнаружения в них группы наблюдения. Ничего похожего не заметил, и только после этого решился войти.
Скорее всего, эти предосторожности были излишни, но после утреннего разговора с заведующим невротическим отделением Тиоракис предпочел перестраховаться.
Доктор начал с места в карьер:
- Вы действительно не знаете, что там происходит? - и он мотнул головой куда-то направлении стены, - Или все это только маскировка, а я, как дурак, буду зря тратить на вас время?
- Действительно, не знаю.
- В таком случае, другой вопрос: вы способны действовать самостоятельно? Наблюдая за вами, я пришел к выводу, что у вас все не так плохо?
- Способен, доктор. На этот счет можете не беспокоится.
- Тем лучше. Тогда принимайте информацию и действуйте, в своих интересах, как сочтете нужным. Значит, так: уже неделю в столице беспорядки... или бунт, или революция, как хотите, так и называйте. Власть парализована со всеми вытекающими последствиями: всеобщий кавардак, анархия и сведение счетов. Я не знаю, кто вы такой, и имеете ли прямое отношение к нашему ведомству, но если имеете - будьте особенно осторожны, а то можете попасть под горячую руку разным "мстителям". Зарево ночью видели? Штаб-квартиру ФБГБ разгромили и спалили. Одни стены остались.
- А что, вообще-то произошло? - спросил Тиоракис, удивив доктора своим спокойным, только немного натянутым тоном, - С чего вдруг?
А это голубчик, вы мой - отвечал специалист по неврозам, сам заметно нервничая, - мне вам подробно объяснять некогда, да и я сам до конца не понимаю. Там такая каша! Короче, я вам самую главную информацию дал, а в остальном сами разберетесь. Мне же надо решать, что с настоящими больными делать. Есть неприятные сведения, что "рэволюционэры", - доктор явно намерено исказил слово, вкладывая в такую его интерпретацию все свое отношение к этим людям, - сюда готовятся припереться. Уж, какие тайны режима они тут собираются раскрывать, я не знаю, но погром будет обязательно! Так что валите скорее! А мне не до вас сейчас. Да и тому, кто вас сюда поместил, скорее всего, тоже. Да и еще... Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение, но почти всю кровь, которую у вас забирали в первые дни, увезли куда-то... Как сказали, для дополнительного исследования. А то им нашей лаборатории мало! В общем, имейте ввиду. Или вы в курсе?
* * *
Пытаться связываться с руководством, теперь уже, почти наверняка, бывшим, Тиоракису представлялось совершенно бессмысленным и даже опасным. Во всяком случае, пока он, хотя бы в общих чертах, не поймет, каков "расклад".
Собственная квартира при сложившейся ситуации выглядела относительно надежным убежищем. Вряд ли "мстители", как выразился доктор, смогут быстро дойти до таких частностей как он - Тиоракис. Тем более, что кадровая картотека, судя по всему, сгорела вместе со штаб-квартирой ведомства. Дом, в котором он жил, к счастью, не был каким-то "специальным", а соседям, когда речь заходила о роде его занятий, Тиоракис представлялся юрисконсультом коммерческой фирмы. У него даже были соответствующие документы, которыми, в случае необходимости, он смог бы это подтвердить. ФБГБ добросовестно обеспечивало своих секретных сотрудников такого рода легендами. Так что, скорого доноса от доброхота новой власти, если таковая успела сформироваться, можно не опасаться.
Теперь следовало вплотную заняться определением своего положения. Для этого, в первую очередь, нужно было попытаться понять, что же такое произошло, пока он прятался от самого себя на "острове забвения"?
Внимательно осмотрев квартиру и еще раз убедившись, что здесь за время его длительного отсутствия никто не похозяйничал, Тиоракис, заварил себе чаю на травах, и расположился за кухонным столом, на который вывалил, ворох приобретенных по дороге домой газет, среди которых попадались, и официозы, вроде "Вестника правительства", или "Народной трибуны", и так называемая свободная пресса, наподобие "Старой Газеты" (на как же без неё!), и какие то крикливые листки, появившиеся, видимо в самые последние дни. Издания были от разных чисел, в том числе, недельной давности, так что хронологию событий и сюжет, по которому они развивались можно было восстановить более или менее точно.
Тиоракис лишний раз порадовался своей предусмотрительности, и тому, что не понадеялся на получение необходимых ему сведений через компьютерные сети. Включив домашний коммуникатор, он лишь удостоверился в верности своего предположения: ни одна из поисковых систем не отвечала. Спутниковое телевидение Тиоракис себе установить не удосужился и теперь об этом жалел. Большинство же кабельных каналов просто не работало. На некоторых, в том числе правительственных - демонстрировали настроечную таблицу или часы, а на других продолжали, что-то истерически продавать, обещая горы золотые тем, кто позвонит "прямо сейчас".
Первый же заголовок, который прыгнул в глаза Тиоракису из вороха вываленных на стол газет, поверг его в неприятное изумление: "Обнаружен труп Восты Кирика", сообщала "Народная Трибуна". "Мой труп?!!" - у Тиоракиса даже перехватило дыхание. Но из-под этого известия, похожего на черный юмор, уже выползали со страниц какой-то другой газеты совсем кошмарные слова: "Никто не верит в смерть Острихся Глэдди от естественных причин".
"Они, что?! С ума посходили?!" - мелькнуло в мозгу.
Тиоракиса обдало жаром, и он некоторое время просидел у стола без движения, бессмысленно глядя перед собою. Потом, взяло верх рациональное начало: следовало успокоится и, на основе имеющегося в его распоряжении печатного мусора, попробовать разобраться, что здесь оголтелое враньё, а что больше похоже на правду, и какие ему из всего этого нужно сделать выводы для себя, для собственных дальнейших действий.
Медленно, как бы оттягивая неприятный момент вкушения горьких плодов знания, Тиоракис разложил всю приобретенную им коллекцию печатной продукции в хронологическом порядке, и только после этого, глубоко (как перед нырком в воду) вдохнув, погрузился в чтение.
Все оказалось гораздо хуже, чем он мог себе представить...
* * *
Десять дней назад, все правительственные каналы информации, будь то телевидение, радио, печать, или информационные сайты в компьютерной сети, наполнились сенсационной информацией: органами государственной безопасности по подозрению в организации антиправительственного заговора, пособничестве терроризму, и даже убийстве человека, задержан Острихс Глэдди, получивший широкую известность как "делатель депутатов" и даже почитаемый некоторой частью невежественных людей в качестве "необыкновенной силы экстрасенса", "волшебника" и чуть ли не "нового воплощения пророка Инсабера".
Приводилось много подробностей, и даже раскрывалась часть оперативной разработки, с помощью которой удалось изобличить преступника, а точнее - преступников. На квартире, которая, как оказалось, принадлежала одному из участников баскенского сепаратистского подполья, вместе с Острихсом были захвачены почти всегда сопровождавшие его А. Репт, Б. Нониа, М. Майфет и некоторые другие, всего в числе семи человек.
Надо ли говорить, что квартира была буквально нашпигована подрывной литературой, оружием и материалами для изготовления взрывных устройств. Судебное заседание, по вопросу об избрании меры пресечения для задержанных, проходило в закрытом режиме, поскольку там оглашались секретные оперативные данные, имена информаторов и прочее, что по закону не может быть достоянием широкой публики. Известно, однако, что сам Острихс и иже с ним пытались утверждать, будто они оказались в террористическом логовище только потому, что их заманили туда обманом, а о действительном назначении этого места они ничего не знали.
Суду, как сообщалось в прессе, были предъявлены видеоматериалы фиксировавшие, как минимум три контакта Острихса с представителями сепаратистов, и в том числе с одним из руководителей боевого крыла организации. Обвиняемый этих фактов даже не посмел отрицать, хотя и утверждал, что встречи носили случайный характер, так как он, вообще, встречается с большим числом людей, исповедующих самые разные политические и религиозные взгляды, с целью всестороннего, по его собственному выражению, "философского осмысления взаимоотношений индивида и социума".
Между тем, следствие предъявило суду результаты обыска на одной из вилл олигарха С., который, как известно, в значительной степени финансирует избирательную компанию "Радикальных Демократов". Полторы недели назад С. предоставил этот дом Острихсу и его "свите" для временного проживания. Кроме экстремистской литературы и небольшого количества легких наркотиков (так называемого "зелья"), обнаруженных среди личных вещей подследственных, следователи обратили внимание на недостаточно тщательно замытые следы крови, в одной из ванных комнат особняка.
Это находка вызвала особое внимание, так за несколько дней до операции по захвату Острихса, перестал выходить на связь работавший под прикрытием и введенный в окружение "делателя депутатов" сотрудник ФБГБ. Именно этот сотрудник, как намекали следственные органы, поставлял основную информацию, позволившую пресечь заговор. Настоящее имя агента в прессе не называлось, но сообщалось, что в окружении Острихса он был известен, как Воста Кирик. Возникла версия, что сотрудник ФБГБ мог быть случайно разоблачен кем-то из баскенских сепаратистов, с которыми последнее время активно контактировал Острихс. При этом компетентные органы частично приоткрывали старые секреты и намекали, что именно пропавший агент, более десяти лет назад участвовал в очень рискованной и очень успешной операции против баскенского террористического подполья, а теперь он мог стать объектом мести.
Острих изворачивался и утверждал, будто сам не видел Восту Кирика уже около трех недель, и тем самым окончательно изобличил себя во лжи. Изъятые по всем правилам криминалистической науки, со строжайшим соблюдением процессуальных норм, смывы крови были доставлены сразу в три (в том числе, две независимые!) лаборатории для генетического экспресс-анализа, в то время как кадровая служба ФБГБ (в запечатанном конверте!) предоставила суду генетическую формулу своего агента. Это уж у них там такое правило: каждый кадровый сотрудник в интересах возможной посмертной идентификации проходит соответствующее обследование, результаты которого хранятся за семью печатями.
Объявление результатов экспертизы в суде, и сравнение их с данными из запечатанного конверта было очень эффектным. Острихс никак не мог объяснить наличие в своем временном жилище свежих следов крови того человека, который по его же словам в этом месте не появлялся. Не обошлось, конечно, без заявления с его стороны, что все это является фальсификацией и провокацией, о возможности которой его предупреждали. Судья не преминул задать вопрос: "Поясните, кто именно вас предупреждал?"
Читая сообщение об этом моменте судебного заседания, Тиоракис невольно напрягся... но напрасно. В публикации сообщалось, что этот элементарный вопрос сразу поставил обвиняемого в тупик, и он не назвал своего доброхота.
"Эх, чудак ты, чудак! - ощущая дополнительный острый укол совести, отметил для себя Тиоракис, - Это ведь ты, скорее всего, меня боялся подвести! Не знал, что со мною случилось на самом деле, и на всякий случай, промолчал..."
Предъявленные доказательства суд счел вполне достаточными, чтобы заключить самого Острихса и еще трех человек вместе с ним, под стражу до окончания следствия. Троих, и в том числе Репта, отпустили под значительный залог, внесенный все тем же олигархом С.
* * *
Такова была официальная версия событий, которую оппозиционная пресса сразу же подвергла жесткой критике, обнаруживая и указывая на разного рода нестыковки и слабые места обвинения. С соответствующими заявлениями выступали правозащитники и адвокаты, имелись весьма скептические отзывы из-за рубежа, но в пропагандистской войне слишком большое значение имеет совокупная мощь залпа. Кроме того, к нытью правозащитников обыватель привык, и часто даже им раздражался, особенно когда ему упорно долдонили о гуманизме, милосердии, и строгом соблюдении судебных процедур даже когда речь шла о заведомом насильнике и убийце детей, о боевике с бомбой, или о матером коррупционере.
Что касается адвокатов, то эти - за деньги, или ради обретения широкой известности (что в конечном итоге, опять же - деньги), готовы "ничтоже сумняшеся" утверждать об отсутствии достаточных доказательств и требовать оправдания подзащитного, даже если его, в присутствии десятка свидетелей и с мешком награбленного за спиной, поймают прямо на месте преступления.
Вот если бы сам Острихс имел возможность обратиться к широкой публике с комментариями по поводу предъявленных ему обвинений, и своим знаменитым "ПОВЕРЬТЕ" - тогда все могло полететь к черту. Однако давать ему такого шанса никто не собирался. Следствие велось в закрытом режиме, а специально подобранные и соответствующим образом настроенные люди на эти фокусы не поддавались.
\
Все шло к тому, что партии власти удалось-таки с минимальными издержками и на достаточно длительный срок выдернуть Острихса из предвыборного политического процесса. Напряжение, конечно, сохранялось и ситуация требовала очень больших пропагандистских и организационных усилий, но самый опасный взрыватель можно было считать обезвреженным...
* * *
И все-таки бомба шарахнула! А заложил её, как оказалось сам Острихс.
Через два дня после ареста, то есть как раз неделю назад. Сначала на зарубежных новостных телевизионных каналах, доступных к приему в НДФ через спутники и, почти одновременно, по компьютерным сетям стал распространяться видеоролик, в котором сам Острихс Глэдди рассказывал о том, что ему известно о готовящейся в отношении него провокации, и даже предсказывал как она будет выглядеть.
Слова эти в публикациях приводились дословно, и Тиоракис легко узнал в кратком пророчестве те самые фразы, которыми он месяц назад предостерегал Острихса от имени мифического "университетского товарища". По техническому хронометражу, выведенному на экран, любой не предвзятый человек мог убедиться, что запись сделана за три недели (!) до ареста.
А в конце короткого предсказания было вот что:
"То, что вы видите эту запись, означает, что я уже арестован, поскольку её обнародование поставлено в зависимость от самого факта моего ареста.
Я не знаю деталей обвинения, которое будет выдвинуто против меня, и не знаю, какие именно улики будут предъявлены для его доказательства, но прошу всех кто знает меня лично или понаслышке, или просто из любопытства следит за событиями, определяя свое отношение ко мне, иметь виду следующее;
ПОВЕРЬТЕ, я не имею никакого отношения к экстремистским организациям!
ПОВЕРЬТЕ, предъявленные мне обвинения, являются фальшивкой!
ПОВЕРЬТЕ, очень нужно, чтобы правда восторжествовала!
ПОВЕРЬТЕ, это очень важно для каждого из вас. От этого зависит ваше будущее!
ПОВЕРЬТЕ, пришла пора защитить справедливость и самих себя! ПОВЕРЬТЕ, у вас это получится!"
* * *
"Ай, да философ! - мрачно восхитился Тиоракис, прочитав эту, своего рода, формулу психического кодирования - Я-то считал тебя и вовсе телком, а ты вон какую "козу" всем соорудил!"
Однако почти одновременно из-под газетных строчек всплыло еще одно знакомое имя - Альгема Лисс! Это была распечатка её интервью на телевизионном канале "Новости Континента" (Соединенное Королевство Великой Равнины), который первый пустил в эфир обращение Острихса. Альгема рассказывала, как три недели назад Острихс Глэдди действительно поделился с ней своим беспокойством в связи с полученным им предупреждением, насчет возможной провокации. Источник информации он не назвал, но попросил её совета. Вот тогда они и решили сделать эту запись. Она, Альгема Лисс, лично выступила в качестве оператора, и тут же выехала вместе с отснятым материалом за рубеж, из опасения, что в НДФ, в случае чего, обнародование может быть сильно затруднено или даже невозможно. В том же интервью она высказала мнение, что лично ей знакомый и оказавшийся провокатором Воста Кирик, "или как его там", скорее всего, жив здоров и отсиживается где-нибудь в полном комфорте...
Вот теперь Тиоракису все стало ясно:
"Вместе решили" - это, конечно, ерунда! - сделал он собственное заключение, - Тут чувствуется рука самой Альгемы, для которой азартная игра против власти, одновременно и профессия и излюбленное хобби. Но как точно все рассчитала! Между прочим, не уговорила Острихса "лечь на дно" до времени! Не смогла? Возможно, возможно... Но, скорее всего, сама не захотела. Это же такую кашу можно заварить! Такой скандалище! Мечта любого журналиста! Не, правда, молодец! И, ведь, не куда-нибудь поехала, а в Соединенное Королевство! Совершенно точно знала что, там за это ухватятся и раскрутят по полной программе. Каждому приятно подставить ножку главному геополитическому сопернику... А насчет Восты Кирика... А что? Тоже права. конечно. Ну, Альгема! Ай, молодца-а!"
* * *
Как бы то ни было, в первый же день появления опасного обращения в эфире события покатились, что называется, "как танк с горы" - все ускоряясь и совершенно неудержимо.
Все тогда еще работавшие каналы радио и телевидения, которые хоть в какой-то степени можно было назвать независимыми, в каждом блоке новостей все крутили и крутили и крутили сенсационный материал, тем самым, все усиливая и усиливая воздействие "заклинаний" Острихса на самые широкие круги населения. Правительственные каналы, тоже выступили со вполне ожидаемыми заявлениями, дескать: "провокационные действия зарубежных спецслужб...", дескать "фактическое вмешательство иностранного государства в внутренние дела НДФ..." , дескать "скандально известная журналистка выступила орудием...", - и тому подобное. Однако, против всей силы ДАРА, этот лепет, даже если бы он был совершенной правдой, сработать не мог.
В тот же день к вечеру, у Дома Правительства, у Главной Государственной Резиденции, у тюрьмы, в которой, по слухам, содержался Острихс, стали собираться первые стихийные митинги. К середине следующего дня это уже были многотысячные толпы.
* * *
Что-то сломалось в системе власти. Что-то не заметное с поверхности, что-то в её кристаллической решетке, на молекулярном уровне. Так, бывает, проявляется усталость металла. Держала балка сто лет и, казалось по внешнему виду, еще сто лет продержит... а вот на тебе! Рушится неожиданно и в одно мгновение.
Может быть, следовало сразу принять крутые меры? Черт бы с ними: с международным имиджем, с общечеловеческими ценностями и другой подобной дребеденью. Не до жиру. Так пугануть обывателя, чтобы в зародыше убить начинающего просыпаться в нем революционера! Заметьте, в его же, обывателя, интересах!
Но что-то не выходит. На самом верху кто-то медлит отдать соответствующий приказ, чуть ниже все кивают друг на друга, спихивая с себя ответственность. Рвения на местах тоже не наблюдается: офицеры безинициативны, солдаты выходят из казарм неохотно, жандармерия машет дубинками вяло... А собирающийся в толпы обыватель, не чувствующий реального отпора, начинает сам ощущать себя силой, способной внушать страх и навязывать свою волю.
Вот тут самое время браться за дело вождям! И они появляются!
Руководители партий и партеек, а то и просто лихие авантюристы-одиночки, наконец-то видят, реальный шанс укусить от того пирога, который дотоле много лет лишь носили у них мимо носа.
Вся классическая квашня - верхи не могут, низы не хотят, плюс руководящая и направляющая сила - в наличии. Пожалуйте бриться!
* * *
На четыре дня ситуация как бы застыла в положении неустойчивого равновесия. У власти оставалась еще какая-то возможность, маневрируя силой и готовностью к политическому торгу, отвернуть от обрыва, остаться на своем месте, пусть даже в основательно ощипанном виде. Однако там не нашлось никого, кто обладал бы достаточными талантами и решимостью, для выполнения этого виртуозного пируэта.
В деле Острихса, которое сыграло для начавшихся событий роль запала, продолжали тупо разрабатывать сценарий, актуальность которого явно была утрачена. По этой причине, надо полагать, и был неожиданно обнаружен, "труп Восты Кирика". Сим фактом, судя по всему, пытались поддержать штаны у версии следствия, которой все равно уже никто не верил.
"Хорошо, - с недоброй внутренней усмешкой подумал Тиоракис, - что для роли основательно залежалого трупа не подходил свежий покойник, а то плохо бы мне пришлось! Куда как здорово было бы предъявить широкой общественности самое настоящее тело самого настоящего Восты Крика, зверски убитого самыми настоящими баскенцами!"
Рассматривая на плохой газетной фотографии свои собственные останки Тиоракис смог разглядеть, только какого-то раздутого безголового монстра, и сам для себя прокомментировал неприятную картинку: "Фу, как некрасиво! Наверняка бездомный какой-нибудь... Из невостребованных... Какое счастье, что никто из моих родных не знает, кто такой Воста Кирик!"
Судя по газетным сообщениям, обнаруженное тело доставили для проведения экспертизы, в судебно-медицинскую лабораторию ФБГБ, что немедленно вызвало вой и улюлюкание распоясавшейся оппозиционной прессы. "Давно ли убийцам стали поручать экспертизу по собственному делу?" - подобные хамские вопросы ставила, в частности, "Старая Газета".
Но уже на следующий день про несчастный неопознанный труп никто даже не вспоминал, поскольку произошло то, что затмило этот малозначащий факт и окончательно перевернуло всю ситуацию.
* * *
В четыре часа утра директора Пятого департамента ФБГБ флаг-коммодора Ксанта Авади разбудил телефонный звонок. Любой нормальный человек не ждет от подобных побудок ничего хорошего. И хотя за последние сумасшедшие дни, такие вещи стали почти правилом, внутреннее чувство подсказало Ксанту Авади, что здесь не просто очередной пожар, а настоящая катастрофа. Наверное, вся логика предшествующих событий, жизненный опыт и честно заработанная интуиция стали причиной этого точного ощущения.
- Господин флаг-коммодор! - отчеканила мембрана - Здесь колонель Тоофлер!
Может быть, менее всего Ксант Авади ждал подвоха отсюда. Колонель был начальником внутренней тюрьмы ФБГБ.
- Слушаю колонель, что у вас?
- Заключенный Острихс Глэдди умер, господин флаг-коммо..
- Что?!!! - заорал обычно спокойный в любой ситуации Ксант Авади, - Как вы допустили?!!! Самоубийство?!!! Да говорите же, черт бы вас подрал!!!
- Господин флаг коммодор! - в голосе Тоофлера зазвучали одновременно растерянность, обида и отчаяние, - Сердечный приступ!
- Какой еще к черту сердечный приступ?!! Он что на сердце жаловался?!! Почему раньше не доложили?!!
- Ни на что он не жаловался, господин флаг-коммодор! При поступлении был тщательно осмотрен врачом... Никаких жалоб не заявлял!
- Когда обнаружили?! Как?! - Ксант Авади начинал постепенно брать себя в руки, - А впрочем... все на месте... Сейчас буду! - и он, сунув трубку телефона в штекерное гнездо, начал быстро одеваться...
Через полчаса флаг-коммодор уже находился в медицинской части внутренней тюрьмы.
Обнаженное тело Острихса лежало на операционном столе, накрытое простыней. Ксант Авади сам не зная зачем, наверное, в какой-то тайной надежде, что под белым бурнусом может оказаться другой человек, откинул тонкую ткань с головы лежащего и тут же вернул её на место. Он окончательно убедился, что на чудеса ему по-прежнему не везет.
Ситуация со смертью заключенного оказалась сколь простой, столь и ужасной.
По докладу дежурного контролера Острихс Глэдди, находившийся в одиночной камере по существовавшему тюремному распорядку в положенное время отправился ко сну. Контролер в соответствии с инструкцией через каждые пять минут заглядывал в наблюдательный глазок камеры, осуществляя контроль за поведением заключенного, находившегося под особым надзором. Сначала все было как всегда. Острихс засыпал трудно, а спал неспокойно, часто изменяя положение тела. Однако, примерно с часу ночи он перестал ворочаться на кровати и затих лежа на спине. Вначале это не вызвало никакой тревоги у контролера. В конце концов, даже человек с хронической бессонницей иногда крепко и безмятежно засыпает. Прошел час - Острихс оставался все в том же положении. Затем контролер заметил, что соскользнувшая с груди спящего рука как-то очень неудобно свешивается с кровати. Это вроде бы должно, было заставить Острихса переменить позу, но он оставался недвижим. Наконец, минут через пятнадцать, контролер решил проверить все ли в порядке, и зашел в камеру. Заключенный на оклик не ответил, и вообще не подавал признаков жизни. В камеру немедленно был вызван дежурный врач...
- Неужели ничего нельзя было сделать?! - обратился Ксант Авади к находившемуся здесь же доктору.
Тот медленно покачал головой из стороны в сторону.
- Когда я пришел в камеру он был уже мертв... Никакие реанимационные мероприятия на месте результата не дали. Электростимуляция, искусственное дыхание, укол в сердечную мышцу... Впрочем, вам это вряд ли нужно, это я все в отчете напишу... Я разумеется, распорядился доставить его - доктор дернул головой в сторону тела под простыней, - в медчасть и повторил все возможное здесь... Но это, что называется, для очистки совести. Поздно.
- А если в наш медицинский центр?! - в какой-то детской надежде пытал доктора Ксант Авади, там ведь оборудование...
- Ну, нет там оборудования для воскрешения мертвых! Нигде такого нет! - слегка озверел врач, - Можете, если вам угодно, считать меня коновалом, но мертвого от живого я отделяю безошибочно! Кроме того, в соседней комнате находятся двое моих коллег, как раз и из того самого медицинского центра... Колонель Тоофлер вызвал мне на подмогу... Можете поинтересоваться у них.
Ксант Авади нервно протер руками ставшее горячим лицо.
- А почему? В смысле, что с ним произошло? Хоть это сказать можете?
Доктор пожал плечами.
- Без вскрытия и анализов, могу только предполагать внезапно развившуюся острую сердечную недостаточность, неясной, пока, этиологии. Знаете, с молодыми людьми такое изредка случается и протекает значительно опаснее, чем у людей пожилых... У тех коллатеральное кровообращение...
- О, Господи! Доктор! - только, что не взвыл Ксант Авади, - Как мы это все там объяснять будем? - и он сделал судорожный жест рукой куда-то туда, в сторону лежащих за стенами операционной и, пока еще, спящих улиц и площадей.
- Вы полагаете, этот вопрос в моей компетенции? - мрачно поинтересовался врач - И позвольте осведомиться, какие будут распоряжения по поводу вскрытия? Сами будем делать, или еще как? И тело куда?
Ксант Авади задумался на несколько секунд, а потом сухо ответил:
- Да, действительно. Вашей компетенции явно не хватит. Тело в морг нашей судебно-медицинской лаборатории. Пока не вскрывать.
* * *
В газетах, которые Тиоракис исследовал на кухне собственной квартиры, никакая из этих сцен отражения не нашла. Зато там были официальные коммюнике, содержавшие кристальной чистоты правду, состоявшую в том, что арестованный шесть дней назад Острихс Глэдди умер в камере следственного изолятора от острой сердечной недостаточности. Сообщалось также, что по данному прискорбному факту назначено расследование, которое будет "беспрецедентно прозрачно", а для установления точной причины смерти компетентные органы намерены прибегнуть к независимой экспертизе.
Поздно.
Это был тот самый случай, когда правда, вдруг ставшая остро необходимой для спасения правящей клики, выйдя голышом из-за многолетнего завала лжи, нагороженного самой же властью, оказалось не узнанной теми, кому она предназначалась. Ее немедленно освистала, вымазала в грязи и, наконец, линчевала потерявшая управление толпа.
"Никто не верит в смерть Острихся Гэдди от естественных причин"- это был самый мягкий из тех заголовков который удалось найти Тиоракису в газетах. Даже сам Тиоракис совершенно ошибочно полагал теперь, что Острихса, скорее всего, отравили, или сделали что-нибудь другое в этом роде. Он только поражался тупости и безрассудству тех, кто умудрился не предвидеть совершенно очевидных последствий подобной акции в сложившихся условиях.
К вечеру того же дня целые толпы, наэлектрилизованные газетными заголовками, яростными выплесками в компьютерных сетях, и пламенными речами уличных вожаков, стали накапливаться в правительственном квартале и, в том числе, около здания ФБГБ. "Долой убийц!" - стало их основным лозунгом.
Чем менее решительности проявляли стоявшие в оцеплении полицейские и военные, тем более возбужденной и агрессивной становилась людская масса.
В какой-то момент раздался истерический вопль: "Пока мы здесь топчемся, там заметают следы! Убивают узников!" Это была очевидная чушь и провокация, но толпа, повинуясь собственному инстинкту, кинулась на прорыв.
Военные и жандармские кордоны, так и не получившие приказа стрелять на поражение, были сметены в несколько секунд. На тех, кто не успел отступить в относительном порядке нападали скопом, избивали, отбирали оружие. Захваченные стволы, попав в руки нападавших, почти сразу начали стрелять. События у штаб-квартиры ФБГБ стремительно переходили в стадию кровавого хаоса.
Кто-то из гэберовцев, находившихся в здании, посчитав, что терять уже нечего попытался отстреливаться. С улицы ударили по окнам из всего, что было добыто у сбежавших жандармов и солдат. Туда же полетели бутылки с зажигательной смесью, заранее запасенные кем-то из "революционеров". Пока пожаром было охвачено лишь несколько помещений на первом и втором этаже, взведенные до крайней степени возбуждения и озлобления атакующие ворвались в здание, круша все что оказалось на пути и убивая любого, имевшего несчастье быть одетым в армейскую форму. Поскольку огонь за этим важным занятием тушить было некому, а пожарных к горящему "гнезду убийц" поначалу просто не подпустили, огромный комплекс подожженный с разных концов стал превращаться в огненную ловушку для всех кто находился внутри. Когда наступило некоторое отрезвление и пожарные расчеты смогли пробиться сквозь толпу к зданию, им оставалось только наблюдать и, больше для виду, чем с пользой направлять струи воды в сторону огненных смерчей. А потом там внутри что-то ухнуло и вся средняя часть здания провалилась внутрь себя...