Когда наш дембельский грузовик уже выехал за ворота КПП, из-за угла выскочил майор Иванов, наш заместитель командира батальона по хозяйственной части. Грозя кулаком и что-то крича, он ринулся догонять машину. Но было поздно, водитель явно не хотел опоздать к поезду и резко набрал скорость.
- Что это с майором? – забеспокоился наш помощник командира взвода – уже бывший – и посмотрел на моего друга Витька. – С тобой, что ли, попрощаться забыл?
Витек, отслуживший практически весь армейский срок под началом майора Иванова, молча, пожал плечами. Но по всему было видно, что он явно не горел желанием еще раз встретиться со своим шефом.
Уже сидя в вагоне, Витек нервно поглядывал в окно. Не менее странно вели себя и два других моих приятеля-земляка, Ромка и Иван. Они угрюмо уставились на ерзавшего Витька. И, заподозрив неладное, я начал исподтишка наблюдать за ними.
…Мы познакомились еще на призывном пункте Донецка. Все четверо попали в артиллерийскую учебку. Но артиллеристами нам стать не довелось: по причине высокого артериального давления из двухсот человек прибывших медицинская комиссия забраковала человек сорок.
Удивившись этому феномену, командование учебки погрузило нас в состав и отправило на распределительный пункт в Москву, где нас и уговорили послужить родине в строительном батальоне. В стройбате платили деньги, и, соблазненные фантастической возможностью вернуться домой на машине, мы поехали в Архангельскую область в городок Плесецк, в то время еще засекреченный. Иллюзии заработать большие деньги быстро рассеялись, да и личный состав нашей части оказался довольно странным – каждый второй боец в прошлом имел судимость за мелкие преступления, в основном за хулиганство. Все это заставило нашу четверку еще больше сплотиться и искать способы выжить, поскольку перспектива два года ковырять мерзлую землю ломом и киркой нам не очень улыбалась.
Первыми с работой определились Ромка с Иваном. Каким-то образом они попали в элитный комендантский взвод, и вся их служба состояла в посменном дежурстве на телефонном коммутаторе в строительном управлении. Управление располагалось через дорогу от нашей части, поэтому ночевать и столоваться они продолжали в нашей части. По вечерам мы проводили время вместе, и, глядя на нас Витьком, измученных тяжелой работой и вечно голодных, Ромка с Иваном нас искренне жалели, хотя и поглядывали немного свысока.
Примерно через полгода я тоже нашел непыльную работу и сменил лом на кисточку, поскольку до армии занимался оформительскими работами. «Нашел» - это не совсем точно, работа сама нашла меня. Ротному замполиту не терпелось сменить наглядную агитацию в нашей ленинской комнате. Оформлена она была лет пять назад, за это время прошли очередные партийные и комсомольские съезды, был принят новый пятилетний план, частично изменился состав политбюро, и наша ленкомната с выцветшими фотографиями и морально устаревшими плакатами вызывала подозрения в аполитичности нашего ротного руководства. И руководство, вспомнив мою короткую трудовую биографию, поручило мне исправить эту политическую ошибку.
Разумеется, памятуя армейскую мудрость «Солдат спит, служба идет», с ее исправлением я не торопился. Мало того, набрался наглости и попросил в помощники Витька, который немного писал плакатным пером. Он как раз поранил руку, и рана начала угрожающе загнивать. Вечером в санчасти ее чем-то обрабатывали, а на утро он опять натягивал грязные рабочие рукавицы… Поэтому мы решили не доводить дело до ампутации и сменить Витьку рабочее место. Ротный замполит был мужиком покладистым и на наше предложение согласился.
Оформительскими материалами руководство нас не баловало. Достаточно сказать, что вместо ватмана нам с Витьком купили несколько рулонов обоев и порекомендовали клеить фотографии и делать надписи на их лицевой поверхности: обратная сторона была до безобразия серой. Я было засомневался и намекнул, что обои можно было бы выбрать с более нейтральным рисунком, но ротный замполит тяжело вздохнул:
- Ты думаешь, я сам этого не понимаю? Но нет в магазине других! Да и с замполитом части этот вопрос уже согласован.
Согласован, так согласован, и мы с Витьком начали творить небывалый до этого шедевр дизайнерского искусства. Члены политбюро у нас уютно расположились среди ромашек, а биографию Ленина мы из уважения к вождю мирового пролетариата разместили на фоне красных цветов, похожих на маки, убедив ротное командование, что это гвоздики.
- Ну что ж, довольно симпатично, - сказал замполит батальона, принимая нашу работу. – Я бы, правда, и членов политбюро разместил на фоне гвоздик. Символ революции все-таки… Ну да ладно, и так неплохо.
Видимо, наш «ситцевый» стиль и в самом деле произвел на замполита части должное впечатление, так как недели через две мне было велено занять пост художника батальона. Работавший до этого художником дембель Илья окончательно «забурел», безобразно напился, грязно поругался с замполитом, был уволен и отправился на гауптвахту, хотя мог бы уехать и в дисциплинарный батальон. Спустя какое-то время и Витька перевели на еще более ответственную должность, чем моя, назначив заведующим продовольственного и вещевого складов.
Теперь по вечерам мы собирались в моей мастерской, небольшой комнатке на задворках клуба. Иногда Витек приносил «сэкономленную» банку тушенки или кусок сливочного масла и тогда мы устраивали пир. Наш ротный старшина поначалу подозревал нас в более тяжких грехах и постоянно на вечерних поверках принюхивался к нам, но тщетно. Хотя бы по той причине, что практически каждый вечер сам был изрядно поддат. Заглядывали к нам и замполиты, ротный и батальонный. Первый был лет на шесть старше нас, и ему просто нравилось с нами общаться, у второго, литовца лет сорока пяти, добрейшего мужика, не было детей, и свой невостребованный отцовский инстинкт он отрабатывал на нас, проводя нравоучительные беседы.
В роте к нашей четверке относились неоднозначно, кое-кто даже называл «хохляцкой мафией», хотя к чистокровным украинцам относился только Иван. Я был наполовину русским, Витек греком, а Ромка гордился своими весьма далекими итальянскими корнями и фамилией – Арчибальди.
О своей трудовой деятельности на складах Витек не распространялся, но как-то намекнул, что его прямой начальник майор Иванов пропивает армейское добро направо и налево. Я тогда не придал этому особого значения – мало ли кто что пропивает, но вскоре нам с Витьком пришлось непосредственно столкнуться с этой майорской слабостью. Витька выпросил у Иванова отпуск. Тот не возражал, но дал ему «аккордную работу» - выкрасить полы в чайной. Срок – одна ночь. Сегодня выкрасишь, завтра уезжаешь. Чайная была большой, размером, наверное, с баскетбольное поле и заставлена тяжелыми столами. Витек взвыл, что один не справится, и попросил, чтобы ему в помощь определили меня. На тех же условиях. Мой прямой начальник, замполит части, не возражал, и мы с Витьком начали готовиться к отпуску. Покраска пола была лишь небольшой ложкой дегтя в громадной бочке отпускного меда. Краски явно не хватало. И по совету майора Иванова мы добавили в нее солярки.
- Понимаешь, он две банки домой забрал, - пояснил Витек. – Тоже собирается полы красить. Ну, а чтобы нам хватило, дал солярки.
Я был художником, но не маляром и свойств солярки в качестве разбавителя не знал. Теперь, благодаря майору Иванову, знаю. С полами мы с Витьком к утру разобрались, сдали работу, получили проездные документы и уже вечером сидели в московском поезде. Отпуск пролетел незаметно, и через две недели мы уже вернулись в часть.
- Ну-ну, - загадочно хмыкнул командир батальона. – Ну-ка, пошли, - и повел нас в чайную.
Она была пуста, столы отсутствовали, а пол сиял кумачовым цветом.
- Потрогай краску, - предложил командир.
Я потрогал и ужаснулся – она не высохла!
- Почему же? – вырвалось у меня.
- Вот и я об этом думаю, - признался командир. – Почему? Вы в нее что-нибудь добавляли?
Делать было нечего, и Витек поделился с ним секретами технологии покраски пола в чайной.
- Хорошо, свободны, я разберусь, - пообещал командир.
Как он разобрался с майором – не знаю, но после этого случая майор Иванов Витька невзлюбил. Но не трогал. Полы же в течение недели бригада из нового призыва отмывала бензином и отскребала шпателями. Мы с Витьком в чайную больше не заходили. До самого дембеля.
Месяца за четыре до этого долгожданного события из всех людей творческой профессии – художника, сапожника, телефониста, портного, медбрата, кладовщиков – сформировали ударную бригаду для заготовки грибов на зиму. Мы трудились неделю, после чего запасы провианта батальона пополнились четырьмя бочками засоленных грибов. Мне их попробовать не пришлось: за месяц до дембеля меня отправили в командировку оформлять наглядную агитацию на месте работы одной из наших строительных бригад. В часть я вернулся буквально за несколько дней до отправки, и все время ушло на радостные хлопоты…
…И вот мы в поезде. И мои приятели ведут себя, мягко говоря, странно.
- Ладно, колись, - предложил я Витьку, когда тот в очередной раз выглянул в окно. – Почему Иванов за машиной гнался?
- Да тут такое дело, - замялся Витек. – Как-то так вышло, что мы втроем бочку грибов съели, а майор, видать, только сейчас это обнаружил. Он, конечно, к бочке тоже прикладывался. Наверное, из другой… Бочку грибов, за месяц… Ужас! - и Витек опять тревожно выглянул в окно. – Вон он! Все-таки приехал…
И тут поезд дернулся, а потом, уверенно набирая скорость, поплыл вдоль платформы, на которой бежал майор Иванов.
- Расслабьтесь, Грибоедовы! Мы уже в пути! Иванов остался в прошлом! – успокоил Витек своих друзей-грибоедов.