Это был самый добрый киевский Дом. Может быть, не самый красивый, далеко не самый старый, наверное, не самый архитектурно и исторически ценный. Но он был самый добрый. И он управлял временем. Каждое утро он приветствовал боем своих часов, и каждый вечер напоминал запоздавшим прохожим о том, что скоро закроют метро и перестанут ходить автобусы.
...Впервые после пожара я увидела его в мае 2014 года. Тогда еще фасад его не был завешен строительной сеткой, и страшные, пустые, черные глазницы когда-то теплых, ласковых глаз посмотрели на меня… Я видела много фото, но они не передавали и десятой доли ужаса и боли того, что было в реале. От него исходили волны боли. От самого доброго дома в Киеве. Пошел дождь, и слезы на моем лице смешивались с дождем и падали на не до конца еще восстановленную брусчатку Майдана…
…Самыми страшными были первые дни после пожара. Страшная беда случилась здесь, и еще никто не знал что делать. Ни Федерация Профсоюзов, ни городские власти, ни милиция, ни новая, только что пришедшая на волне революции власть. Последним, было, впрочем, конечно, не до того. Умирал и разрушался не только дом – умирала и разрушалась целая страна. Нужно было спасти, успеть, удержать. Удержали. Тяжелой, страшной, кровавой ценой, но удержали.
А Дом стоял почерневший, обгорелый, с провалившимися перекрытиями, с почерневшими, выбитыми окнами, с погасшими часами. И никто не знал, что с ним делать. В первые дни, туда, говорят, пускали всех. И волонтеров Майдана, и журналистов, и простых любопытствующих. Охрана, говорят, все-таки была, но не слишком препятствовала желающим проникнуть внутрь. Но их было не так уж много. Страшный, въевшийся в каждый кирпич запах гари, почерневшие стены, местами провалившиеся перекрытия, горы обгоревших, и порой с трудом идентифицируемых остатков чего-то на полу… Впрочем, были и более-менее неплохо сохранившиеся кабинеты, но и там царил полный хаос – перевернутые и рассыпанные вещи, упавшие разбитые мониторы, вывороченные шкафы… Люди спасались из горящего здания, кто как мог… Страшная картина разрухи еще несколько дней назад полного жизни и света, а теперь помертвелого, черного, покинутого дома… Вернется ли сюда когда-нибудь жизнь?
Эти дни были в жизни Дома самыми страшными. Нет ничего страшнее неизвестности. Как только общественность более-менее отошла от шока всего, случившегося на Майдане и после – стали раздаваться самые разные мнения о грядущей судьбе Дома. Многие, слишком многие говорили, что Дом поврежден необратимо, и его нужно снести. Более здравые голоса утверждали, что прежде чем решать судьбу Дома, нужно провести экспертизу несущих конструкций. Еще часть и простых киевлян, и архитекторов утверждала, что Дом необходимо восстановить – потому что он является неотъемлемой частью целостного архитектурного ансамбля Майдана и Крещатика. А кто-то просто с ностальгией вспоминал большие часы, каждый час игравшие киевский гимн и сторожевой башней Хроноса властвовавшие над временем, напоминая каждому, что все на свете меняется, течет и уходит, и только время неподвластно никому, и которые были видны издалека, из многих точек Киева. Погасли эти часы – и словно погасла какая-то важная звездочка мироздания, рассыпалась в холодную, мертвенную звездную пыль…
Но решения все еще не было. Отдельные энтузиасты из числа специалистов-архитекторов (да-да, кого только не было среди протестующих на Майдане!) произвели визуальный осмотр несущих конструкций здания, и пришли к выводу, что Дом вполне можно восстановить. Они приводили вполне логичный аргумент: все самое страшное, что может случиться со зданием, происходит с ним в первые часы – максимум первые дни после бедствия. А Дом стоит уже второй месяц, и значит, несмотря на определенные повреждения, основные несущие конструкции целы. Но это были слова. Только слова. Никому не нужны слова. Нужны документы. Нужна была тщательная, документально подтвержденная инструментальная экспертиза. А на такую экспертизу нужны были деньги. Тогда был создан Благотворительный фонд «Возрождение Дома Профсоюзов». На счета фонда стали поступать первые средства…
А тем временем страшный, обгоревший, черный фасад здания завесили полотном с красивой картинкой. Так, постель тяжело больного человека отгораживают ширмой от людей, от жизни, от мира… А Дому нужна любовь, а Дому нужен свет, а Дому нужно тепло…
Впрочем, никакие работы внутри здания были невозможны до конца июля 2014 года – пока там работали следователи. Затем туда пустили строителей, и начались первоочередные противоаварийные работы… Это еще не был полноценный капитальный ремонт, еще не была проведена тщательная экспертиза конструкций – но чем дольше аварийное здание стоит вообще без всякой помощи, тем сильнее оно разрушается уже от природных причин. Это была скорая помощь, самые первые работы, которые нужно было сделать, чтобы здание смогло дождаться настоящего, полноценного ремонта. Для начала убрали, расчистили, и вывезли огромное количество мусора, укрепили специальными конструкциями наиболее нуждающиеся в этом элементы, убрали часть разрушенных плит перекрытий, закрыли пленкой оконные проемы, чтобы защитить здание от влияния внешних условий, законсервировали теплопункт, раскрыли плиты и узлы балок для дальнейшей экспертизы.
Потом наконец-то прошла экспертиза, настоящая, полноценная очень тщательная экспертиза. И вывод ее был однозначный – здание подлежит капитальному ремонту, его можно восстановить! Но было понятно, что в небогатой, к тому же воюющей стране, практически невозможно собрать средства на восстановления такого огромного здания только за счет благотворительности. Наступил новый этап в жизни Дома. Теперь нужно было найти инвестора.
И снова потянулись долгие, томительные дни ожидания. Искать инвестора пришлось практически год. Сейчас уже не так важны причины, важнее всего, что компания-инвестор, к счастью, все-таки нашлась. А Дом в это время стоял под своим полотном-ширмой, большой, молчаливый, холодный, темный, - дом, когда-то полный жизни и света. О чем он думал там, в своем молчаливом одиночестве, в темноте и тишине, закрытый от всего мира, терпеливый, неподвижный, молчащий, такой большой, беззащитный и совсем одинокий… Вспоминал ли свои последние, страшные дни? Или думал о тех полных света, солнца, радости, жизни днях, когда он был полноправным участником жизни Города? Кто знает…
Но он дождался. Как больной, каждый день ждущий операции, которая сможет спасти ему жизнь, он дождался своего спасения. Все нужные лица, пришли к согласию, а к Дому пришли спасители. По странному совпадению, подрядная компания, которой поручили выполнять ремонтные работы в Доме Профсоюзов, носит название «Феникс-групп». Птица-Феникс и возрождение из пепла. Что может быть символичнее…
На сегодняшний момент восстановительные работы в Доме Профсоюзов идут уже 14 месяцев, и за это время проведен огромный объем работ. Но поскольку большая часть этих работ внутренняя, и простым людям они не видны, до сих пор нередко возникает вопрос – «а что там вообще происходит»? А происходило и происходит там многое. Постепенно, шаг за шагом, восстанавливается внутренняя структура здания, все основные несущие конструкции либо заменяются, либо укрепляются. Залито много новых плит перекрытий, усилены металлоконструкциями большинство несущих колонн и балок, строятся внутренние перегородки. Совсем недавно строители начали возобновлять фасад здания и укреплять башню с часами. Как сказочная птица Феникс, большой, добрый, ласковый Дом постепенно возвращается к жизни. Однако, работы предстоит еще много. Еще придется восстанавливать внутренние коммуникации и отделку, фактически, заново создавать внутреннее наполнение Дома. Как тяжелому больному, долгое время находившемуся на грани смерти, Дому предстоит еще много операций по спасению. Но Большой Добрый Дом умеет ждать. Он научился этому в долгие, холодные, темные, одинокие ночи. И пусть в его жизни больше никогда не будет таких ночей.
Ты только возвращайся Возвращайся скорей! Так тихо, так горько, так одиноко без тебя в ясные и звездные, волшебные киевские ночи! Возвращайся, потому что без тебя и солнце, и луна, воздух, и свет, радость, и надежда – все наполовину. А без тебя только пустота. Как прямая линия кардиограммы.