На снимках: 1-й: чего никогда не надо делать;
2-й: я и мой билет члена ВЛКСМ.
Я и комсомол!
(Сейчас мне смешно, но тогда, - могла быть трагедия).
Что-то вспомнился мне 1949 – тый год, когда мне исполнилось 14 лет и меня приняли в ряды Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи (ВЛКСМ).
Мы тогда жили, я и мама, в деревне Черная, это в 50-ти километрах от города Пермь, (по железной дороге в сторону Москвы). И всего в 6-ти километрах от районного города Краснокамск, куда другой дороги-то не было, кроме как пешком через болото, ну а зимой на лыжах или на санях.
Мама работала завучем нашей школы, а я перешел в выпускной 7-й класс и через год должен был уже думать, как и где продолжить свое образование.
Школьный городок деревни Черная был построен перед самой войной и представлял из себя 4 одноэтажных школьных зданий, в 2-х зданиях располагался детский дом, а в 2-х других, проходи учебные занятия.
Кстати, эти школьные здания прославились тем, с 1941 по 1943 год в 2-х из них, был размещен детский лагерь Литфонда, детей известных деятелей культуры Ленинграда.
А позже, в послевоенные годы наиболее известным из этих детей, стал Миша Казаков, (киноартист и режиссер), который в 2008 году, когда с гастролями был в Перми и Краснокамске, то даже нашел время и посетил памятные ему с детства места в нашей деревне Черная, о чем писали газеты.
У меня даже сохранилась фотография маминого 4-того класса, где в группе школьников запечатлен Миша Казаков, я и мои деревенские друзья.
Но, я отвлекся ….
Я был сыном учительницы, работавшей и в школе и в лагере, (а позже и в детском доме, после уехаувших ленинградцев), и все мое школьное детство проходило на территории школьного городка.
Учителя и технички школы, почему-то считали вправе делать мне замечания и докладывать маме обо всех моих проделках и шалостях, искренне считая, что помогают меня воспитывать.
Особенно в этом преуспевала пионервожатая школы, записав в первом классе в октябрята, а позже в 4-м классе, в пионеры. Естественно, что в 14 лет должен был стать комсомольцем.
Став "октябренком", я искренне хотел стать хорошим, и первое, что я сделал -собственноручно вырезал из картонки звездочку, обшил ее кумачовой тряпочкой и водрузил на рубашку.
И какое-то время старался не попадаться на чердаках и складе старых парт бдительным техничкам школы, прозвавших меня за мою любознательность – «окаянным щуренком».
При вступлении в пионерию, громко и с выражением зачитывал торжественное обещание:
«Я, юный пионер СССР, перед лицом товарищей торжественно обещаю, что:
1) Буду твёрдо стоять за дело рабочего класса в его борьбе за освобождение трудящихся всего мира.
2) Буду честно и неуклонно выполнять заветы Ильича — Законы юных пионеров»!
Но, если честно, очень сомневался, что что-то смогу сделать практически для освобождения трудящихся всего мира. Правда мне нравилось, в нужный момент, вскидывать руку в пионерском салюте и четко отвечать: "Всегда Готов!"
А когда меня – троечника, пионервожатая включала, (явно по «блату»), в состав делегации на пионерские слеты в городе Краснокамск,я чувствовал себя не «в своей тарелке», (на слет должен был ехать более достойный пионер), но и не протестовал, давая себе слово подтянуть с учебой, и ехал на слет – очень уж хотелось получить какое-то разнообразие в нашей деревенской жизни.
Кстати, мне нравилось бывать на этих пионерских слетах.
Их проводили в здании городского театра, там, в фойе, под звуки духового оркестра делегаты от всех школ района строились на торжественную линейку, звучали приветствия, лучшим пионерским организациям вручались переходящие знамена, а лучших пионеров отмечали грамотами.
Потом все переходили в театральный зал, смотрели концерт самодеятельности или фильм, - это тоже был для нас большой плюс, где как не здесь, мы - сельские школьники, могли слушать духовой оркестр и смотреть фильм на большом экране, а не на простыне в нашей деревенской избе-читальне, когда один раз в месяц в деревню приезжала кинопередвижка.
Все же мое критическое ощущение, что я не очень хороший пионер: учусь на тройки, порой хулиганю, в какой - то момент дало положительный эффект, – я увлекся чтением книг, подтянулся в учебе и в 14 лет достойно был принят в члены ВЛКСМ.
Я знал, что после окончания нашей семилетки мне нужно будет где-то продолжить образование и быть членом комсомола, в то время, было почти обязательно.
Наличие положительной характеристики от комсомольской организации, приложенной к свидетельству об окончании семи классов и к оценкам, показанным при вступительных экзаменах, имело на мандатной комиссии, для зачисления поступавшего любой техникум, - решительное значение!
Ближайшим городом, где имелось несколько технических учебных заведений, была Пермь, в те годы - Молотов.
Из них самым желательным для меня было речное училище, выпускавшее технический плавсостав для Камского речного пароходства.
Мое желание поступить именно в речное училище подогревалось тем, что учащиеся щеголяли в почти морской форме: мичманках с золотым якорем, клешах, бушлатах и т. д.,а также они имели трехразовое питание, а по окончании обучения им предоставлялась работа на свежем воздухе на судах Камского речного пароходства.
Был смысл подтянуть успеваемость по математике, физике и русскому языку, то есть, я решил хорошо поработать над собой в предстоящий последний учебный год.
Примерно середине августа я поехал в Пермь купить тетрадей и прочих учебных принадлежностей, которые тогда проще всего было приобрести, правда, по спекулятивной цене на рынке-толкучке.
Выехал я утренним поездом, весь день провел в магазинах и на рынке, все купил и вечерним поездом вернулся в Черную.
Был очень доволен покупками и поездкой, но уже перед сном меня ожидал настоящий удар – я обнаружил отсутствие во внутреннем кармане пиджака комсомольского билета!
Это был крах, всему и всего!
Как это могло случиться?! Комсомольцы тех лет обязаны были иметь билет всегда при себе. В моем пиджаке правый внутренний карман был для кошелька, а левый, (около сердца), для комсомольского билета и застегивался он на булавку.
Как она расстегнулась? Я припомнил, что на рынке мне стало жарко – припекло солнышком, и я снимал пиджак и носил его на согнутой руке.
Именно там билет был утерян, или булавка расстегнулась, или карманник думал, что если булавка, то в кармане ценность.
Скрыть утерю комсомольского билета было невозможно, - в первых же днях учебного года его нужно было продемонстрировать на комсомольском собрании. Как правило, когда перед комсомольцами ставились задачи достойной личной учебы, шефской помощи ученикам младших классов и личного активного участия в уборке урожая на полях нашего колхоза «им. 8 Марта» - мы голосовали комсомольским билетом.
Утром я нашел секретаря комсомольской организации школы, она же пионервожатая, и рассказал об обстоятельствах утери комсомольского билета.
Вместе с ней мы стали составлять объяснительную записку, правда по ее совету, написали, что на рынке я был обворован карманником и с комсомольским билетом одновременно пропал и кошелек с деньгами.
Так же наш школьный секретарь ВЛКСМ посоветовала происшествие пока держать в тайне.
Получалось так, что я жертва ограбления, а не горе-комсомолец утративший политическую бдительность.
С этой объяснительной запиской и положительной характеристикой на меня, наша секретарь комсомольской организации школы тут же сама отправилась за шесть километров в город Краснокамск, где находился районный комитет ВЛКСМ.
В тот же вечер, вернувшись из Краснокамска, комсорг мне сказала, что нам очень повезло. В райкоме как раз через три дня запланировано заседание бюро по вопросу исключения или восстановления таких вот нескольких комсомольцев, вроде меня.
Если повезет, и меня не исключат и выдадут новый комсомольский билет, то, возможно, это происшествие удастся в школе не придавать огласке.
А в эти оставшиеся дни надо подготовиться к вопросам, которые могут задать члены бюро: по знанию Устава ВЛКСМ, внутреннему и внешнему политическому положению в стране.
В назначенный день во второй половине дня, (бюро было назначено на 16-00), я пешком через болото направился в Краснокамск. Но не сразу нашел комитет комсомола, опоздал на пол часа, и оказался последним в очереди.
Передо мной в узком коридоре на стульях понуро сидели два паренька и девушка, а из-за двери, напротив, были слышны неразборчивые возбужденные реплики.
Вскоре дверь противно скрипнула, и в коридор вышел парень, какой-то встрепанный, с багровым от волнения лицом, и не глядя на нас, на нетвердых ногах ушел из райкома.
Пригласили следующего и около часа за дверью слышались приглушенные реплики. Все это действовало на нашу психику так, что лично меня, сначала бросило в пот, а потом в озноб, и захотелось плюнуть на все и уйти домой.
Но тут открылись двери и очередной «мученик», такой же распаренный, но с сияющей улыбкой на пунцовым лице, прошел, как лунатик мимо нас, держа двумя руками новенькую темно-красную книжицу - комсомольский билет!
Я несколько успокоился – значит есть надежда, что все обойдется.
равда следующий посетитель зловещей комнаты, ровно через час, понуро вышел от туда и молча, прошел мимо нас, вернув в мою душу прежние сомнения.
Девушку, что была передо мной, отпустили быстро, минут через сорок она вышла спокойной и уверенной, даже сказала мне, что меня приглашают зайти и пожелала удачи.
Помню, что на ватных ногах я переступил порог и предстал перед членами бюро райкома. Первые минуты я механически отвечал на их вопросы и пришел в себя лишь, когда стали зачитывать мою характеристику.
Мне запомнилось, что в небольшом душном кабинете за столом буквой «Т» находятся две девушки и трое парней от 16 до 20 лет, довольно уставшие от многочасового заседания.
В правом углу за председательским столом – знамя райкома, на станах портреты Ленина и Сталина и множество грамот в рамках и под стеклом.
Характеристика из школы представила меня этаким активным комсомольцем: - редактором стенной газеты, сыном учительницы школы, одной воспитывающей меня, так как отца, тоже учителя нашей школы, в 1942 году забрала война, и, что летом я активно работаю на колхозных полях, и материально помогаю матери.
А в этом случае с утратой комсомольского билета, - я жертва преступного элемента, процветаюшего пока в наших краях в послевоенные годы.
Ознакомившись с объяснительной запиской и зачитав характеристику, члены бюро, стремясь быстро закончить заседание,просто заполнили бланк новенького комсомольского билета, заставили иеня заплатить членские взносы, поставив нужные печати, выставили меня за двери.
Я очень удивился, – ведь с ребятами, что вызывались на бюро передо мной, разбирались, чуть - ли не по часу, а на меня и двадцати минут не потратили?
Только повзрослев, я узнал, что по традиции каждое такое бюро Райкомов, Горкомов и других «омов», как правило, заканчивалось распитием горячительных напитков, а тратить время на меня, последнего посетителя, было жалко, вот и постарались быстрей от меня избавиться. Конечно, я был этому рад.
Уже смеркалось, и мне нужно было думать, как вернуться в мою деревню. Идти обратно 6 километров по ночному болоту я боялся, можно заблудиться, так же ходили слухи, что кого-то там встретили урки и раздели до трусов, забрав деньги и вещи.
Был еще один вариант – сесть на вечерний поезд «Краснокамск - Пермь-2», а на промежуточной остановке Оверята, сойти и попытаться сесть на пассажирские поезда, идущие мимо нашей площадки «Увал», от Перми-2 в московском направлении.
В двух километрах от площадки «Увал» был полустанок «Шабуничи», там некоторые поезда дальнего следования останавливались на 1-2 минуты.
Вот на это я и рассчитывал, садясь в "Оверятах" в общий вагон поезда № 51 следующего от Перми-2 до Москвы.
Был уже первый час ночи, пассажиры еще не успели лечь спать, «Оверята» всего в получасе от Перми, а я, пристроившись на свободное место, знал, что еще через полчаса будем проезжать мой «Увал», а через 5 минут в «Шабуничах», если поезд не остановится, нужно будет прыгать с него на ходу.
Кстати, у меня был опыт прыжков с поезда на ходу, – это у нас (черновских мальчишек) было хобби: сесть на нашей площадке на дачный поезд и ехать в сторону «Шабунич, и, не дожидаясь остановки, спрыгивать на ходу.
То же самое мы делали в обратную сторону: – ехали на товарняке в сторону Перми и спрыгивали с него в районе нашей деревни.
Сидел я в поезде и думал, не сделал ли я ошибку? Не лучше ли было за полчаса пробежать до Черной по знакомому болоту и оказаться дома?
Я представлял, как волнуется и не спит мама, по нашим подсчетам, я должен был вернуться еще засветло.
Однако по болоту ночью ни кто еще у наших не ходил, можно было сбиться в темноте с узенькой тропинки и угодить в топь, да и на «лихих» людей напороться можно было.
Вот за этими размышлениями меня застали контролеры, потребовав предъявить проездной билет. Билета у меня не было, пришлось рассказывать мою историю и показать им новенький комсомольский билет.
Два усатых пожилых дядьки в железнодорожной форме вошли в мое положение, но предупредили, что в «Шабуничах» остановки, возможно, не будет, а следующая стоянка будет, аж за 100 километрах в городе Чайковский.
Контролеры ушли в соседний вагон, а я выбрался в тамбур и стал смотреть в кромешную темноту, где нет-нет, да мелькали отдельные огоньки деревень.
Вот промелькнула будка обходчика в деревеньке «Мишкино», вскоре я угадал огоньки соседней с нами деревни «Даньки», а через минуту проскакиваем и нашу Черную, - пытаюсь разглядеть огонек своего дома на горке деревни, – мама не спит и ждет меня!
Выбираюсь на подножку, хорошо, что вагон старого типа и подножка низкая, но скорость поезда более 50 километров в час и ветер заставляет вцепиться в поручни.
Еще 2 минуты и проедем «Шабуничи»!
Знаю, что если не на входных, то на выходных стрелках перед семафором, состав затормозит, и надо будет прыгать, а пока очень опасно, да и темно и можно просто врубиться в бетонные столбы, стоящие через каждые 25 метров.
Вот промелькнула водокачка и вокзальчик, с включенной у входа лампочкой, и снова тьма!
Но по стуку колес и слабеющему ветру ощущаю, что скорость стала чуть меньше, а куда прыгать? Земли не видно, сплошная темнота!
Чувствую, что ветер сново усиливается, стук колес становится чаще – надо прыгать, сейчас или никогда! Сильно руками и ногами отталкиваюсь от подножки в обратную сторону от хода поезда, и - проваливаюсь в темноту.
А дальше – на целых полчаса, провал в памяти!
* * *
Очнулся я, примерно, через полчаса с момента прыжка, пройдя уже почти километр абсолютно в бессознательном состоянии, но в правильном направлении к моему дому.
Привел меня в чувство неожиданно начавшийся мелкий, косой осенний дождик, хлестнувший порывом ветра на мою правую щеку.
Придя в себя, я не мог понять, как я оказался уже в километре от места прыжка на полустанке Шабуничи, и стою на мостике через нашу речушку с названием Черная, в полупути к своему дому.
Все у меня было цело: ни чего не болело, ни чего не было порвано, комсомольский билет лежал в кармане и был застегнут на булавку, вот только ладони мои были поцарапаны гравием, да в голове смутно припоминался, чей - то голос: «Это ты, с 51 летел»?!
Еще через полчаса я был уже дома, шел третий час ночи, конечно, мама не спала и волновалась за меня.
Не стал я волновать маму, сказал, что в Шабуничах поезд останавливался, а ладони поцарапал, споткнувшись в темноте.
В школе, кроме нашей пионервожатой, (она же комсомольский секретарь), о моей потере комсомольского билета так ни кто и не узнал.
Я и позже об этом ни кому не рассказывал, - потеря комсомольского билета не делала мне чести.
* * *
Вот сейчас, уже переступив в девятый десяток лет, я - атеист, не верящий в ангелов-хранителей, порой задумываюсь, а нет ли у меня ангела-хранителя?
И что тогда было? Счастливый случай или все же ангел-хранитель?
Просто не суждено мне было в тот день на все последующие годы, остаться на вечно членом Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи!
Этаким - пятнадцатилетним членом ВЛКСМ, (посмертно)!