А я иду вон в тот лесок...

Валерия Марчук
«А я иду вон в тот лесок...»
Так объяснила плачущая женщина Юлии, но до леска ей не суждено было добраться.

Хлеба-то свежего нет! - спохватилась Юлия. - И Анна Григорьевна забыла. - Ладно, не барыня, сама схожу». Она надела тёплые брючки, куртку-пуховичок, красивые новые зимние ботинки и вышла в темноту. Хотя был ещё ранний вечер, мгла стояла настоящая. Только над крыльцом особняка, где жили Медниковы - Юлия и её муж Павел, горел фонарь. Из своей «избушки», которую Павел сколотил собственноручно, подал голос сенбернар Султан: ты куда это, мол?

- Лежи, Султан, - ласково сказала Юлия, - я через десять минут прибегу.

Дом стоял в окружении халуп частного сектора с подслеповатыми или закрытыми ставнями окнами, за высоким забором недовольно побрехивали псы. До ближайшей улицы, где был довольно большой магазин, было метров сто по ухабам и колдобинам, и Юлия зашагала прямо по проезжей части. Тротуары здесь были едва обозначены и почищены лишь у дворов. Она покачала головой: все-то у нас так...Морозец прихватывал не на шутку, и Юлия прибавила скорости, но тут же и приостановилась. Из переулка, как-то нелепо спотыкаясь, выбрела женщина, которая явно плакала и даже как-то подвывала. В руках у неё болтался шуршащий пакет, другой она вытирала слёзы. Конечно, можно было побежать мимо - мало ли у кого какие неприятности, но Юлия встала перед женщиной и напрямик спросила:

- Почему вы плачете? Может, я могу вам помочь?

Та глянула на неё и махнула рукой, еле выговорив:

- Никто не поможет...

- Да что такое страшное случилось-то? - Юлия отступать не хотела. - Вы успокойтесь. Мир ещё не рухнул.

Женщина повсхлипывала и слабым голосом произнесла:

- Шли бы вы себе... А мне вон туда, в лесок, - она подбородком показала куда-то вдаль улицы.

- И что там, в леске? - с интересом спросила Юлия.

- А там деревце, а у меня в пакете верёвка, в сараюшке нашла. Ну и... - она пожала плечами. - Вам, дамочка, дела нет. Вы, наверное, из этого дворца? А меня сестра домой не пускает, - и она опять залилась слезами.

- Хватит! - рассердилась Юлия. - Вам что, пятнадцать лет, чтобы вас кто-то мог не пустить домой?!

Она вдруг решилась:

- Пойдёмте ко мне домой, расскажете всё, может, я или мой муж, он очень хороший человек, что-нибудь для вас сделаем. А в лесу сейчас темно, страшно и холодно.

Юлия взяла женщину под локоть и потихоньку повела к своим ажурным металлическим воротам, уже не чувствуя сопротивления, зато вблизи отчётливо проявился тошнотворный запах, исходивший от этой застывшей в лёгком пальто фигуры: какой-то гнили вперемешку с перегаром - и отчаянной безысходности.

Султан заворчал с недоумением: кто с тобой, хозяйка?

- Свои, Султан, свои, - сказала ему Юлия и сама же усмехнулась: ничего себе свои. Ладно, сейчас поговорит с новой знакомой, а там уж по обстоятельствам. Нельзя же вот так взять и бессовестно позволить человеку залезть в петлю.

В просторной прихожей, а скорее целом холле, гостья растерялась, отказываясь даже шаг сделать на блестящий паркет с припорожного весёленького коврика. Да уж, при ярком свете она выглядела ещё более жалко, чем на улице. Юлия и сама на пару секунд остолбенела, но взяла себя в руки.

- Значит, так, - строго распорядилась, вроде бы и не замечая растерянности женщины, - снимайте здесь пальто и... что это у вас? - ага, шапку тоже бросьте тут, сапоги. И, пожалуйста, побыстрее. Сюда, налево, здесь у нас гостевая с ванной. Вам надо обязательно помыться.

- Вы не бойтесь, - вдруг сказала женщина, - я не больная ничем.

- Я не боюсь, в конце концов, есть хорошие дезинфицирующие средства, - спокойно бросила Юлия. - Сейчас я научу вас пользоваться кранами и подберу вам одежду. Не новую, конечно, извините. А как вас зовут-то? Даже не познакомились, ну я башка стоеросовая...

- Галя, - сказала женщина, оглядывая блестящий голубой кафель, белоснежную ванну, сверкающие заморские краны. Потом наткнулась на своё отражение в огромном зеркале: давно немытое лицо, косматые волосы, руки с грубыми кистями - и попятилась назад.

- Не, пойду я. Не моё это. Вы мне рублей пятьдесят дайте - у вас же куры не клюют. А я самогоночки куплю, к Таньке Ершовой завалюсь, с выпивкой она меня не выгонит. А сестра что? Сестра - сволочь...

- Стесняться не надо, - строго сказала Юлия под шум пущенной воды, вспенивающей шампунь. - Вот этим помоете голову, вот мочалка, - она достала из шкафчика на стене нераспечатанный хрустящий пакетик. - А вот полотенце. И не торопитесь, прогрейтесь в воде как следует. Потом постучите в дверь погромче, я дам одежду.

Потом она собрала в мешок для мусора тряпьё, брошенное Галей у порога, сунула туда же сапоги, разношенные до последней степени, выкинула узел в холодные сени и присела на кухне, подперев голову руками: «Хлеб так и не купила... И что скажет Паша, когда вернётся с работы? Ладно бы котёнка в дом притащила, а это ведь человек... Ну да чего раньше времени паниковать? Может, и обойдётся всё».

Галя заколотила в дверь минут через пятнадцать, взяла стопку белья и махровый халатик, Юлия подтолкнула ей тёплые меховые тапочки. Включила чайник, подогрела на отдельной сковороде пару котлет и пюре, приготовленные ещё днём домработницей Анной Григорьевной, достала оставшийся подсохший батон, нарезала колбаски. Галя нерешительно вошла в кухню, просторную и чистую, как на картинке в журнале, и сказала:

- Спасибо. Живут же люди...

Юлия повернулась к ней от стола и не сразу отвела взгляд:

- Да вы, Галя, оказывается, ещё молодая, а...

- А... - Галя засмеялась, - отмылась, вот и помолодела. Мне тридцать два. Можете на «ты» называть, не обижусь. Да и не звал меня никто на «вы» никогда.

- Хорошо. Я даже и моложе ещё. Садись ужинать, я Павла подожду.

Галя села за стол, потянула носом вкусный аромат, взяла вилку и вдруг заискивающе спросила:

- А выпить не найдётся? Хоть немного поправить.

Юлия растерялась, потому что никак не ожидала, что гостья захочет «рюмочку». Однако... Но что было делать?

- Я сама не пью вообще. У мужа есть вино. Может, не стоит?

- Я же не пить собираюсь, - помрачнела Галя. - А так только... И чего-нибудь покрепче.

Юлия вздохнула, ушла в комнату, где стоял бар, налила в стопку водки и принесла Гале.

- Вот это разговор! - обрадовалась Галя, махом опрокидывая стопку.

- Ешь, потом разговор-то будет...

Когда приехал Павел, в доме было тихо. Юлия сидела в кресле под торшером и читала Бунина. Он ворвался радостный, соскучившийся, громко закричал от порога:

- Юлька, я голодный! Чем кормить будешь?

- Паша, пожалуйста, не шуми. У нас человек спит!

- Вот как? - шёпотом спросил Павел. - И кто же это?

- Умывайся, будем ужинать, я тебе всё расскажу, только ты не ругайся, ладно?

- Галя, - чуть позже сказала Юлия, не дожидаясь конца ужина. - Молодая ещё, но ты бы видел её... В семье мать, она и её старшая сестра. Жили в нищете, в доме пьянки. Но как-то умудрилась выучиться на швею. Говорит, что хорошо шьёт. Мать год назад умерла. Цирроз печени. А у сестры своя жизнь, она эту Галю в дом не пускает. Теперь и вовсе, потому что мужа завела.

Павел нахмурил лоб:

- Как я понял, Галя твоя - тоже конченая алкашка, и мы должны её спасать, правильно?

- Паша, она сначала человек, а потом уже алкашка. Будет лучше, если она на себя наложит руки?

- Гуманистка ты моя... - он улыбнулся. - Значит, так, если без эмоций. Полдома ей положены по наследству, надо подать в суд и искать хорошего адвоката. Можно позвонить Николаеву. Знаю, - Павел поднял руку, - ей нечем платить, но это решено.

- Паш, это отлично, но с сестрой они всё равно под одной крышей не уживутся. Да и пить она там не бросит...

- И что? - насторожился муж.

- Давай оставим её у себя. Анне Григорьевне всё-таки трудно весь дом на себе держать, пусть она только готовит и с Вадиком занимается, когда он от бабушки из Москвы вернётся. А Гале - всю уборку поручим. И я смогу, наконец, выйти на работу.

- Но только денег мы ей платить не будем.

- То есть почему это? - возмутилась Юлия.

- Сначала съезди с ней к наркологу. Ты поняла?

- Поняла. Золотой ты у меня, Пашка!