Часть вторая. Агония. Пятна на солнце Роман

Александр Аввакумов
                А Г О Н И Я

 Февральское солнце, сверкнув последний раз золотым лучом, скрылось за кромкой леса. Сорокин приоткрыл дверь железнодорожного вагона и спрыгнул с подножки на землю. Особый отдел дивизии, куда его направили для прохождения дальнейшей службы, прибыл на станцию Череповец. Необстрелянная молодежь, что составляла основную часть мотострелковой дивизии, видимо, еще не совсем понимала, что их ожидает впереди. Многие из них шутили, громко смеялись, разглядывая безрадостные картины Вологодчины. Сделав несколько приседаний, Александр сразу понял, что ночная боль в ноге была неслучайной. Сорокин прихрамывая, подошел к группе бойцов, которые что-то громко обсуждали между собой.
- Разве это природа? -  произнес один из них. – Вот у нас в Сибири, это да. Тайга на сотни километров, Байкал с его изумрудной водой, одно слово - загляденье.  Если бы мне предложили выбрать фронт или остаться жить здесь, среди этих лесов и болот, то я наверняка бы выбрал фронт.
 Стоявшие  вокруг него бойцы как-то невесело рассмеялись. Заметив, что к ним подошел офицер, они замолчали и стали расходиться. Все они уже знали, что этот прихрамывающий капитан является сотрудником особого отдела  дивизии, и знакомство с ним не сулило ничего хорошего. Заметив идущего по платформе офицера, Сорокин направился к нему.
- Капитан Сорокин, особый отдел дивизии, – представился он офицеру.
- Командир батальона, майор Бобров.
- Долго будем стоять? – поинтересовался у него Александр.
- Трудно сказать, капитан. Комендант станции тоже не знает, я у него уже интересовался. Говорит, что немецкие диверсанты разрушили пути. Ждут железнодорожников. А почему вы меня об этом спросили, капитан?
- Если до утра не справятся, это плохо, – в тон ему произнес Сорокин. - Утром немецкая авиация сравняет нас с землей. Похоже, вы еще не воевали, товарищ майор, а иначе бы подобных вопросов не задавали.
- Да, пока не пришлось. Я до этого преподавал в пехотном училище, учил молодежь воевать. Но, оказывается, я и сам много чего не знаю и не понимаю.
- Ничего, научитесь, – произнес Александр, – не боги горшки обжигают.
- А вам приходилось?
Он не договорил. Раздалась зычная команда «по вагонам», и моментально перрон станции превратился в муравейник. Солдаты бросились по вагонам, сбивая, и сталкиваясь друг с другом. Сорокин козырнул майору и направился в сторону своего вагона. Мимо него, расплескивая на бегу, кипяток из котелка, пробежал солдат, чуть не ошпарив ему ногу.
Александр ухватился за поручни и взобрался в тамбур. Он прошел в конец вагона и, открыв свое купе, начал снимать шинель. К нему заглянул молоденький лейтенант.
- Ты кого-то потерял, Александров? – поинтересовался у него Сорокин.
- Так точно. Разыскиваю майора Измайлова. Вы, товарищ капитан, его не видели?
- Он был в купе у заместителя начальника штаба. Ищи его там. А что случилось?
- Получена шифровка из штаба фронта.
- Понятно.
Сорокин расстегнул ремень и, сняв его, положил на столик перед собой. Шла вторая неделя, как приказом по наркомату внутренних дел СССР он был освобожден от занимаемой должности и направлен в распоряжение особого отдела мотострелковой дивизии, которая направлялась на Волховский фронт. Сейчас, по истечению определенного времени, он уже не думал о справедливости, потому что она категория нравственная и порой чисто субъективная. Обида, терзавшая его первое время, вскоре стала стихать. Он снова вернулся туда, где когда-то начинал свою оперативную деятельность. Его назначили заместителем начальника отдела, и по его личной просьбе, он возглавил одно из важнейших направлений деятельности особого отдела -  борьбы с  немецкими диверсантами. Группа, которую он возглавлял, была небольшой: в нее входили, помимо него, еще четыре сотрудника, один из которых был водителем автомашины. Услышав в коридоре шум, Александр приоткрыл дверь купе.
- В чем дело? – поинтересовался он у лейтенанта Александрова.
- Да часовой задержал здесь одного, похоже, хотел совершить диверсионный акт.
Сорокин посмотрел на разбитое в кровь лицо бойца, руки которого были связаны за спиной поясным ремнем.
- Может, сразу в расход? – обратился к нему лейтенант. – Что с ним напрасно разговаривать.
- Не спеши, лейтенант, это можно сделать в любой момент, – произнес капитан. - Заводи его ко мне, я  решу, что с ним делать дальше.
Конвоир втолкнул бойца  в купе и встал около двери.
- Кто такой?
- Рядовой 1267 - ого стрелкового полка.
- Как оказался в этом поезде?
- Отстал от полка, хотел догнать. А эти схватили меня, и давай бить. Диверсант, говорят, а какой я диверсант?
Сорокин взял в руки его солдатскую книжку. Вроде все правильно: Тимофеев Михаил Сергеевич, 1910 года рождения, рядовой 1267-ого стрелкового полка, однако что-то насторожило Александра. Какое-то внутреннее чувство говорило ему, что здесь что-то не так.
- Скажи, почему ты выбросил вещевой мешок во время задержания? – спросил его капитан. – Что было в мешке?
Тимофеев вздрогнул. Это не осталось незамеченным со стороны Сорокина. Боец облизнул внезапно высохшие губы.
- Что может быть в солдатском мешке? Котелок, шерстяные носки…
Он сделал вид, что вспоминает, что еще находилось в мешке. Он снова облизнул губы.
«Волнуется, –  подумал капитан, - хотя внешне спокоен».
-  Ты так и не ответил мне, зачем ты его выбросил, если ничего особого в нем не было?
- Я не помню, товарищ капитан, что еще там было. Все это произошло так неожиданно, что я до сих пор не могу прийти в себя. Налетели, стали руки крутить.
Сорокин открыл дверь купе и приказал конвоиру отвести задержанного. Он быстро написал сообщение и попросил лейтенанта Александрова связаться с особым отделом 1267 -ого полка. Передав ему записку с данными Тимофеева, он расстегнул ворот гимнастерки и, закрыв дверь, вытянул больную ногу. Он снова подумал о солдате, с которым только что говорил. Несмотря на то, что у бойца была трехдневная щетина, лицо его показалось ему знакомым. Где-то он видел этого человека и, возможно, даже разговаривал с ним, но где? Неожиданно, его словно прострелило. Он вскочил на ноги, сильно ударившись головой о верхнюю полку.
- Лейтенант! Александров! – возбужденно прокричал он, открыв дверь купе. – Сходи, посмотри, есть ли у этого солдата на плече татуировка? Там должно быть наколото женское лицо.
Из соседнего купе вышел лейтенант и заглянул к Сорокину.
- Какая разница, Александр Михайлович, есть у него на плече татуировка или нет? А если есть, что тогда?
- Вот и доложишь, есть или нет. Для меня это очень важно.
Лейтенант что-то еле слышно пробурчал и, надев на шапку, направился в служебное купе, где находился задержанный Тимофеев.

***
Стоял август 1941 года.  Три дня назад армия под командованием генерал-майора Власова получила приказ Ставки оставить Киев. Штабная автоколонна, отстав от основных соединений армии, пыталась нагнать их к обеду. Неожиданно они были атакованы немецкими десантниками. Откуда они появились в тылу армии, никто не знал. Александр сумел выскочить из автомашины, прежде чем ее прошила пулеметная очередь. Замешкавшийся водитель повалился на землю рядом с машиной. Пулеметная очередь пробила ему грудь, и он моментально умер. Капитан скатился в кювет и, достав из кобуры пистолет, выстрелил в немецкого десантника, который выбежал из кустов на дорогу. Немец упал на землю и дико закричал, суча ногами. Похоже, пуля попала ему в живот. Рядом забил пулемет. Пули как косой скосили придорожный кустарник, в котором укрылись немцы. Кто-то из них бросил гранату, которая взорвалась недалеко от пулеметчика. Машина, в которой следовал Сорокин, вспыхнула. Рядом уже горел грузовик. Воспользовавшись завесой дыма, Александр перебежал к пулеметчику. Тот был мертв. Сорокин припал к пулемету и нажал на курок. Длинная очередь заставила немцев на какой-то миг ослабить свой натиск. Заметив немца, он вновь нажал на курок, но пулемет лишь щелкнул. Он снял диск и увидел, что  пуст.
- К лесу, к лесу! – закричал начальник штаба и первым бросился к спасительной зелени. Вслед за ним устремились все, кто мог самостоятельно передвигаться. Александр, прихватив с собой ручной пулемет, и бросился к лесу: от дороги до него было метров восемьдесят, но пробежать эти метры смог не каждый. Рядом с ним бежал капитан Назаров. У него были длинные ноги, но это его не спасло. Пуля немецкого десантника сразила его буквально у самой опушки. Он споткнулся и, широко раскинув руки, упал в нескошенную траву. Немцы почему-то  не стали преследовать их: то ли побоялись, что сами могут попасть в засаду, то ли по каким-то другим причинам.
 Начальник штаба собрал оставшихся солдат и офицеров на небольшой поляне. Их оказалось около трех десятков человек. Судя по лицам, многие из них были просто деморализованы этим побоищем. Полковник Травкин обошел строй: некоторые бойцы не имели при себе оружия, побросав его при бегстве через поле.
- Я принимаю на себя командование группой, – громко произнес он. – Нужно сделать рывок, чтобы догнать наши отходящие части.
- Что их догонять? – довольно громко произнес боец. – Они, небось, так драпают…
- Кто это сказал? – с угрозой в голосе произнес полковник. – Капитан Сорокин, разберитесь с этим бойцом. Я не потерплю в рядах группы предателей и паникеров!
Александр обернулся в сторону солдата. Тот стоял в строю по пояс голый. Где и каким образом он мог потерять нательную рубаху и гимнастерку, было непонятно. На его левом плече ярко выделялась татуировка. Когда полковник распустил строй, он приказал привести к нему этого солдата. Его фамилия была Маленков, родом он был из Пензы, служил во взводе охраны штаба.
- Где ты потерял гимнастерку, Маленков?
- Не знаю, товарищ капитан, наверное, когда бежал. Все было так неожиданно: немцы, огонь.  Нашу машину они пожгли первой.
Он снова не закончил предложение.
- Выходит, рядовой Маленков, ты так испугался, что ничего не помнишь? Ты и полковнику ответил тоже с испугу?
- Я не знаю, как у меня это вырвалось, товарищ капитан. Простите меня.
- Ты знаешь, что бывает за подобные высказывания и неподчинение приказу во время войны?
- Да, знаю. Я уже покаялся в том, что сказал. Еще раз простите меня, больше такого не повториться.
Сорокин посмотрел на Маленкова. Перед ним стоял молодой мужчина лет двадцати пяти. Его лицо, покрытое веснушками, было смертельно бледным. Он ждал решения, которое могло подарить ему жизнь, а могло и отнять. К Сорокину подошел полковник Травкин. Маленков вытянулся в струнку.
- Разобрались, капитан?
- Так точно, товарищ полковник.
- Какое решение приняли?
В душе Сорокина что-то екнуло. Он снова взглянул на Маленкова и обратил внимание, что у того дрожала верхняя губа, словно он хотел заплакать.
- Считаю, что боец Маленков проявил трусость в бою, бросил оружие…
Он не договорил, полковник остановил его жестом руки.
- Погоди, капитан. Расстрелять его мы всегда успеем. Сейчас для меня ценен каждый боец, способный носить оружие. Вот соединимся с нашими частями, тогда и вернемся к этому разговору.
Он повернулся к солдату.
- Вы, надеюсь, поняли, что я сейчас спас вас от смерти? У вас есть шанс, чтобы доказать, что капитан Сорокин ошибся. Идите.
Маленков четко развернулся и радостно побежал к группе солдат, что стояли в метрах тридцати от них. Утром, группа не досчиталась шести бойцов, в том числе и Маленкова. Воспользовавшись темнотой, они покинули расположение лагеря и скрылись в лесу. Искать их не стали, так как надежды на это,  ни у кого не было.


***
Поезд остановился на разъезде Большой Двор. До Тихвина, где шли ожесточенные бои, было с десяток километров. К Сорокину подошел Александров.
- Товарищ капитан, – обратился он к нему, - у рядового Тимофеева действительно имеется татуировка на плече. Откуда вы это узнали?
- Это не Тимофеев, это Маленков, – ответил Александр. – Летом прошлого года я его чуть не расстрелял за трусость, когда мы отступали из-под Киева. Тогда ему удалось ночью сбежать.
К ним подошел начальник штаба дивизии майор Измайлов.
- Капитан Сорокин, по приказу командира дивизии, вы остаетесь со своей группой здесь. Главная задача группы - не допустить ни одной диверсии на этом важнейшем для армии стратегическом узле. Свою работу координируйте с комендантом станции майором Березиным. Задача ясна?
- Так точно, товарищ майор. А вы куда?
- На Тихвин, а там, как даст бог.
Он повернулся и направился к штабному вагону. Послышалась зычная команда, и из теплушек стали выпрыгивать бойцы, которые начали  быстро строиться в колонны.
- Быстрей, быстрей, – подгоняли их офицеры.
До рассвета оставалось около часа, и все торопились покинуть станцию прежде, чем налетят вражеские самолеты. Два солдата вели Тимофеева-Маленкова. Тот шел, опустив голову. Поравнявшись с Сорокиным, он поднял голову и посмотрел на него.
- Что капитан? Совесть не будет мучить?
Александр промолчал. Ему не хотелось разговаривать с этим предателем. Заметив офицера около полуразрушенного здания станции, он направился в его сторону. Разговор с комендантом был  коротким. Сорокину и сотрудникам его группы выделили небольшую комнату с отдельным входом. Она была абсолютно пустой: ни стола, ни стула. На полу валялись кем-то забытые бумаги. Подозвав к себе младшего лейтенанта Бурденко, Александр приказал ему разыскать какой-нибудь стол и стул.
- Воздух! Воздух! – раздался крик. – Немцы!
Бойцы,  находящиеся на перроне, бросились в разные стороны. Станция словно вымерла. В утреннем зимнем небе появился немецкий разведчик «Хенкель - 111», прозванный солдатами «рамой». Самолет сделал несколько кругов над строениями, а затем повернул на запад и исчез за полоской синеющего вдали леса. Прошло несколько минут, и над станцией показалось звено «Юнкерсов-87». Включив сирену, они стали крутить над станцией «карусель».  Один из самолетов сбросил что-то большое, которое полетело вниз со страшным визгом, вызывая у людей мурашки. Это нечто упало в метрах двадцати от того места, где укрывался Сорокин. Он вжался в землю, ожидая мощного взрыва. Но взрыва не было. Он оторвал голову от земли и посмотрел на большое и черное, что лежало в снегу:  это была двухсотлитровой бочка с множественными дырами от пуль. Именно она  издавала подобный вой. Александр подошел к ней и пнул ее  ногой.
- Что только люди не придумают, чтобы пугать друг друга, – усмехаясь, произнес он, обращаясь Бурденко. –  Приведи ко мне задержанного вечером бойца.
Он вернулся в комнату и сел на старый табурет, который заскрипел под ним как  живой.
«И где он только нашел это старье», – подумал он, рассматривая  обшарпанный стол.
В комнату ввели Тимофеева. Несмотря на то, что все его лицо было в засохшей крови, он был абсолютно спокоен и даже пытался перебрасываться какими-то репликами с конвойным.
- Ты меня узнал, Маленков? – обратился к нему с вопросом Сорокин. – А я вот тебя узнал. Скажу честно, не думал, что нас  вновь сведет судьба.
- Гражданин капитан, вы меня, по всей вероятности с кем-то спутали. Я лично  с вами никогда не встречался. Вас не будет мучить совесть, если вы расстреляете невинного человека?
- Нет, Маленков, меня не будет мучить совесть, если я уничтожу своими руками предателя. Жалко, что мне тогда не дали тебя расстрелять, а то ты уже давно сгнил бы в том лесу. С каким заданием прибыл, Маленков?
- Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете. Я, рядовой 1267-ого стрелкового полка. Никакого Маленкова я не знаю.
Бурденко нанес ему сильный удар в  челюсть. Арестованный, как подкошенный невидимой силой, повалился на пол. К нему подошел боец с ведром  и плеснул в лицо холодной водой. Маленков тихо застонал и открыл глаза. Он обводил непонимающим взглядом помещение, пока не сфокусировал свой взгляд на капитане, который сидел за столом.
- Поднимайся, Маленков, поднимайся. Это только начало нашего разговора. Насколько я помню, ты тогда сообщили мне, что родом из Пензы. Это правда? Ты знаешь, я до сих пор помню твою татуировку на плече. Покажи ее мне?
Арестованный молча улыбнулся разбитыми в кровь губами, делая вид, что не понимает, чего от него хочет этот офицер.
Получив новый удар в область печени,  он, скривив лицо от сильной боли, опустился сначала  на колени, а затем повалился на грязный пол, ловя открытым ртом воздух.
- Сними с него гимнастерку, я хочу лично убедиться, что  не ошибаюсь, – обратился Сорокин к Бурденко.
Тот поднял с пола арестованного, и резким движением рук разорвал у него на груди гимнастерку. На левом плече Маленкова ярким пятном синела татуировка. 
- Однажды тебе здорово повезло, Маленков, тебе спас жизнь полковник Травкин. Помнишь, это произошло под Киевом после нападения немецких парашютистов на нашу штабную колонну?
- Товарищ капитан, моя фамилия Тимофеев, – еле шевеля разбитыми губами, вновь произнес арестованный. – Богом прошу, не берите грех на душу. Я же говорю вам, что вы меня с кем-то спутали. Я никогда не был под Киевом. Я призван в армию недавно и в составе полка направлялся на фронт. Если не верите, с командованием полка, они подтвердят это. А татуировка - это все чепуха, мало ли у кого она есть.
- Я уже связался с полком Маленков, – явно лукавя, ответил ему Сорокин. - Среди бойцов этого стрелкового полка солдата по фамилии Тимофеев нет. Что теперь скажешь, Маленков?
- Это наверняка какая-то ошибка. Как же так? Хотите, я вам назову фамилию своего ротного? Прошу вас, проверьте!
- Зачем? Я уже сказал тебе, что бойца с такой фамилей нет. Разве ты не понимаешь русского языка?
Сорокин сделал паузу и посмотрел на Бурденко. Очередной сильный удар на время отключил Маленкова от действительности. После того как на него вылили новое ведро воды,  он открыл глаза.
- Не нужно разыгрывать спектакль, Маленков. Лучше скажи:  с какой целью ты оказался в поезде и что было в мешке, который ты успел выбросить во время задержания? Тебе ясен мой вопрос?
Маленков отвернулся. Ему явно не хотелось отвечать на поставленные вопросы. Однако новый удар в область печени заставил его тихо охнуть и повалиться на пол.
- Ну что, отвечать будем или  будем играть в молчанку?
- Зачем все эти вопросы, если вы меня все равно расстреляете? – тихо произнес арестованный, пытаясь подняться с пола.
-  Бурденко! Отведи его за сарай, – тихо произнес Сорокин. – Что на него  время терять.
- Давай, выходи! – приказал ему младший лейтенант и ткнул стволом «Нагана» в спину Маленкова.
На лице мужчины промелькнул страх. Оказаться за сараем в выгребной яме явно не входило в его планы.
- Погоди, капитан, – произнес Маленков, - а если я расскажу? Что будет?
- Торг здесь неуместен. Идет война, и не мне решать, что будет с тобой. Все решит военный трибунал, – ответил ему Александр. – Могу сказать лишь одно, что у тебя есть шанс спасти свою жизнь.
Сорокин понимал, что ожидает этого предателя, но из оперативных соображений постарался вселить в него хоть маленькую надежду на жизнь.
- Хорошо. Спрашивайте, я готов отвечать на ваши вопросы, хотя я знаю, что после получения информации, вы меня расстреляете.
- Бурденко! Найди ему стул, – приказал Сорокин.

***
Сорокин прочитал протокол допроса и протянул его Маленкову.
- Подпиши вот здесь и поставь сегодняшнее число, – произнес он и протянул ему несколько исписанных листов. - Можешь прочитать, прежде чем расписываться.
- Зачем? Что это меняет? Меня ведь все равно расстреляют.
Александр вышел из комнаты и направился к коменданту железнодорожного разъезда. Он вошел в кабинет и остановился в дверях: комендант стоял к нему спиной и докладывал командующему фронтом о результатах налета немецкой авиации.
- Устраняем, товарищ командующий, думаю, что часа через три мы сможем принять литерный состав.
Он положил трубку и испуганно посмотрел на капитана.
- Вы слышали, о чем я говорил с командующим фронтом? Вы знаете, что вам грозит за это?
- Меня не нужно пугать, товарищ майор. Вы лучше свяжитесь снова с командующим и отмените это продвижение «литера».
- Вы, о чем говорите капитан? Вы хоть осознаете, что будет со мной после этого? Как я могу отменить это?
- Дело в том, что я сейчас допрашивал немецкого диверсанта: здесь, в районе этой станции, действует немецкая разведгруппа из полка «Бранденбург-800». Из его показаний следует, что им удалось подключиться к кабелю связи с штабом фронта. Следовательно, они тоже знают время и дату прибытия этого состава.
Майор побледнел. Он сел на стул и, достав из кармана  носовой платок,  вытер им лоб. Он был растерян и не знал, как ему поступить дальше. А вдруг капитан ошибается, и немцы не знают о прибытии поезда, а он его остановит где-то на перегоне? Там только одних генералов человек десять, если не больше. А если то, о чем говорит этот капитан, правда? Что тогда? По всей вероятности, арест, суд и лагеря, а может быть, даже и расстрел.
От этих мыслей ему стало жарко. Он расстегнул воротник гимнастерки и посмотрел на Сорокина. Тот словно прочитав его мысли, произнес:
- Ну, что вы молчите, майор? Нужно что-то предпринимать! Я вам доложил, все остальное в ваших руках.
- Я не знаю, что делать. У меня мозги в раскорячку. Вы поняли меня, капитан?
- Тогда вот что. Дайте мне возможность связаться с начальником особого отдела 2-ой армии. Я ему доложу ситуацию, может, он что-то подскажет нам.
Майор пододвинул ему телефонный аппарат. Сорокин поднял трубку и попросил, чтобы его связали с начальником особого отдела. Пока связисты выполняли его просьбу, он попросил майора покинуть кабинет.
- Товарищ подполковник, – обратился он, – это капитан Сорокин из особого отдела дивизии. Вчера вечером нами был захвачен немецкий диверсант при попытке установить мину в воинском эшелоне.  Во время допроса он сообщил, что в районе железнодорожного разъезда Большой Двор действует тактическая группа немецких диверсантов. Ее задача – ликвидация военного руководства Воронежского фронта, а также командармов действующих армий. Состав группы - пятнадцать человек. Ее костяк - солдаты полка «Бранденбург-800». С его слов, группе удалось подключиться к узлу связи фронта.
На другом конце провода стало тихо. Было отчетливо слышно, как тяжело дышит начальник особого отдела армии.
- Мне стало известно, что завтра вечером в Большой Двор должен прибыть литерный поезд. Не исключаю, что немецкие диверсанты попытаются уничтожить охрану состава и захватить представителей Ставки, - продолжил Сорокин.
Наконец, ему ответили:
- Ну, ты и задал мне задачу, Сорокин, – тихо произнес Примаков. – А если это дезинформация? Ты представляешь, что будет, если мы введем в заблуждение руководство фронта?
- Страшнее будет, если мы не предотвратим нападение на литерный поезд. Тогда нас с вами точно поставят к стенке.
Примаков замолчал, похоже, он просчитывал возможные варианты.
- Сорокин! Ты слышишь меня?
- Так точно, товарищ  подполковник.
- Я доложу твою информацию наверх. Какая будет реакция, сказать не могу. Советую тебе прямо сейчас приступить к ликвидации этой группы. Сил хватит?
- Нет, товарищ подполковник. Вы знаете, у меня всего три сотрудника и один водитель. Для того чтобы прочесать район возможного нахождения вражеской группы, нужно не меньше батальона.
- Сколько, сколько? – переспросил его Примаков. – Да, где я тебе найду столько народу. Ты хоть знаешь, что здесь творится? Вот-вот, если бы знал, не стал бы просить столько. Предлагаю тебе самому подобрать там человек десять из числа обстрелянных бойцов. Переговори с комендантом, он должен помочь тебе.
Услышав гудки отбоя, Сорокин положил трубку и вышел из кабинета коменданта.

*** 
Группу вел Маленков. Почему он согласился показать место базирования диверсионной группы, оставалось загадкой.
- Бурденко! Головой отвечаешь за Маленкова. Если что-то не так, сразу - в расход. Понял?
- Так точно, товарищ капитан.
Сорокин посмотрел на Маленкова, который молча сидел под деревом. Его разбитое лицо, словно чернильное пятно, темнело на фоне белого маскировочного халата. Группа отдыхала. Пройти с десяток километров по глубокому снегу было довольно тяжело.
- Нужно двигаться, - произнес Александр. – Я понимаю, что тяжело идти, но - надо.
-  Давно так много не ходил пешком, тем более по такому глубокому снегу, – произнес младший лейтенант.
Услышав это признание, Маленков ухмыльнулся.
- Чего смеешься, Маленков? Можно подумать, что ты не устал? – спросил его Бурденко.
- Мне сейчас только и остается, что смеяться, гражданин начальник. Вы, наверное, младший лейтенант за наградой идете, а я - за смертью:  сейчас в этом лесу я вам нужен, а как выведу  на немцев, вы мне пулю в затылок пустите.
- Прекратите разговоры, – произнес Сорокин и строго посмотрел на офицера. – Ты  забыл лейтенант, что лес не любит шума?
По его команде сотрудники поднялись и снова двинулись за Маленковым, стараясь ступать след в след.
- Далеко еще? – спросил Маленкова капитан.
- Устал, начальник? Нет, еще минут тридцать, не больше.
Бойцы, приданные для усиления оперативной группы, снова стали отставать. Сорокин посмотрел на часы: группа шла уже более трех часов. В какой-то момент ему показалось, что пленный диверсант специально кружит по лесу, пытаясь окончательно вымотать их силы. Он снова посмотрел на Маленкова. Пот струился по его лицу, но шел он довольно уверенно, словно и не было  этого трехчасового перехода.
«Лишь бы успеть выйти к месту, прежде чем немецкие разведчики покинут  стоянку. Если мы идем более трех часов, значит, и дорога к станции займет у них как минимум три часа, – размышлял он. – Они знают, что литерный поезд должен прийти на разъезд Большой Двор к пяти часам вечера. Следовательно, чтобы выйти к станции и занять необходимые для нападения позиции, они должны покинуть стоянку часа за четыре. Раньше выходить довольно опасно: во-первых, светло, и их могут заметить часовые, охраняющие подходы к разъезду, а во-вторых, лежать на снегу так долго вредно, можно обморозиться».
Идущий первым Маленков вдруг  поднял руку. Оперативники замерли и прижались к деревьям. Сорокин, прикрываясь густым орешником, подошел к Маленкову.
- Что случилось? – спросил он у него.
Тот несколько раз глубоко вдохнул в себя воздух.
- Чувствуешь, капитан? Я имею в виду, чувствуешь запах жареного мяса?
Капитан втянул ноздрями воздух: действительно пахло мясом.
- Наглецы! – произнес Александр. – Готовят завтрак, словно у себя дома.  Бурденко возьми с собой двух бойцов и вперед. Нужно посмотреть, как у них организована охрана.
- Есть, разведать, – с явным недовольством произнес тот. Ему, похоже, не хотелось отрываться от общей группы и нести какую-либо ответственность за своих подчиненных.
Взяв с собой бойцов и Маленкова, он быстро исчез среди деревьев. Прошло минут тридцать. Сорокин встал с земли и посмотрел на наручные часы. По его расчетам группа должна была уже вернуться обратно. Какое-то непонятное предчувствие охватило его.
- Всем встать, приготовить оружие к бою, – приказал он.
Раздалась длинная пулеметная очередь. Пули, срубая ветки с низкорослых деревьев, запели над головами бойцов. Один из них схватившись за грудь,  медленно повалился на снег. На его белом маскировочном халате появились алые пятна. Стало ясно, что их группу обнаружили немецкие разведчики. Сорокин, заметив выглядывающего из-за дерева немца, плавно нажал на курок автомата. Диверсант вскрикнул и вывалился из-за дерева.
- Сдавайтесь! Вы окружены, – закричал кто-то из немецких диверсантов. Не раздумывая, Александр выстрелил на звук. Стрелковые курсы, что он закончил с отличием перед самой войной, дали свои результаты. Немец громко вскрикнул в кустах, которые находились в метрах пятидесяти от него. В ответ гитлеровцы открыли ураганный огонь из пулеметов и автоматов. Они явно спешили разделаться с ними как можно быстрее, чтобы успеть перехватить литерный состав: двигаться к железнодорожному разъезду, когда  в затылок дышит оперативная группа НКВД,  было смертельно опасно. Пули стучали по деревьям, срезали ветки, и в этом шквале свинца было трудно остаться невредимым. В группе Сорокина появились убитые и раненые. Вдруг стало тихо. Сорокин приложил к глазам бинокль и стал разглядывать местность, откуда немцы вели огонь:  он увидел Бурденко, который сидел со связанными руками под деревом. Около него стоял немец в  маскировочном халате и что-то ему говорил. Затем, схватив его за шиворот, он помог ему встать на ноги и, толкая стволом автомата, повел его в их сторону.

*** 
Бурденко встал около сосны. Его маскировочный халат был порван, на лице запеклась кровь. Рядом с ним стоял немец.
- Капитан Сорокин! – громко прокричал младший лейтенант. – Вы меня слышите? Я предлагаю вам сдаться. Немцы обещают всем сохранить жизнь. Вы им не нужны!
- Слушай меня, Бурденко! Передай им, что они находятся в тылу наших войск. До линии фронта далеко, и шансов у них уйти живыми обратно, нет. Это я предлагаю им сдаться, а иначе все они будут уничтожены.
Возникла минутная пауза. Сорокин протянул руку и придвинул к себе винтовку убитого бойца. Передернув затвор, он начал целиться в немца, который, стоя около Бурденко, что-то ему говорил, а затем немец, ударил его автоматом в спину. Офицер согнулся от удара и повалился в снег. Поймав в прицел немца, Александр плавно нажал на курок: ноги гитлеровца подкосились, и он грузно упал на снег. Воспользовавшись этим, Бурденко бросился бежать в их сторону. Когда ему оставалось буквально несколько метров, пулеметная очередь перерезала его пополам. Снова началась перестрелка.
- Прикрой меня огнем, – попросил Сорокин, обернувшись к своему сотруднику.
Александр, вскочил на ноги и пулей устремился вперед. Он успел пробежать метров пятнадцать, прежде чем немцы открыли по нему плотный автоматный огонь. Снег у его изголовья закипел от пуль. В ответ раздался мощный ружейно-автоматный огонь со стороны бойцов его группы. Он снова вскочил на ноги и побежал, утопая по колено в рыхлом снегу. Теперь между ним и немцами было метров тридцать. Он лег на спину и, расстегнув маскировочный халат, достал из кармана две гранаты. В стороне от него, не умолкая, бил немецкий пулемет, не давая ему возможности поднять голову.
«Сейчас я тебя достану», – подумал Сорокин.
Он сорвал чеку и швырнул гранату в сторону пулеметчика. Раздался взрыв: пулемет замолчал. Этого было вполне  достаточно, чтобы он вскочил на ноги и швырнул вторую гранату в сторону немцев. Очередной взрыв потряс лес. Когда дым рассеялся, Сорокин увидел, что прямо на него, зажав руками окровавленное  лицо, движется немецкий разведчик. Его белый маскировочный халат  был порван и заляпан пятнами крови. Капитан застрелил диверсанта. Теперь инициатива перешла к его группе. Под прицельным и плотным  огнем русских, гитлеровцы стали отходить в глубь леса.
- Останься с ранеными бойцами, – приказал Сорокин, офицеру. – Я возьму с собой трех человек, и мы  попытаемся догнать отходящих немцев.
Он нагнулся и поднял немецкий автомат.
- Возьмите только боеприпасы, – приказал он своим бойцам.
Забрав у убитого немца магазины с патронами, они двинулись по следам диверсантов. Судя по крови на снегу, двое из них были ранены. Сорокин и бойцы шли довольно быстро, и вскоре среди стволов деревьев замелькали спины немецких диверсантов. Замыкали эту цепочку два человека, которые под руки вели раненого. Сорокин оглянулся: идущие вслед за ним бойцы отстали от него метров на сто.
«Далековато, – подумал он. – Если остановиться и подождать своих, то можно потерять немцев из виду, и тогда они непременно устроят засаду. Нужно бить их сейчас, пока они его еще не обнаружили».
Александр ускорил свой шаг и снова увидел вражеские спины, Гитлеровцы, похоже, тоже вымотались: темп их движения падал с каждой минутой. Раненый немец выскользнул из ослабевших рук товарищей и повалился на землю.  Сорокин укрылся за толстым деревом и навел на них автомат. Раздалась очередь, и один из немцев повалился на землю, а второй закричал нечеловеческим голосом. Пуля угодила ему в живот, и  он крутился на земле, хватаясь руками за голые ветки кустарника, стараясь таким образом подняться с земли.
«Теперь их осталось трое, – подумал Александр. – Сейчас они попытаются оторваться от меня».
Несколько пуль ударило в ствол дерева, выбив из него  крупные щепки. Он выглянул из-за ствола. Прозвучала автоматная очередь. Пули прошли над головой, срезав как ножом несколько веток, которые упали к его ногам.
«Похоже, хотят обойти с разных сторон, – решил он и, вскочив на ноги, сделал рывок влево. Немец опоздал: он выстрелил тогда, когда капитан уже повалился на снег. Чтобы сбить их с толку, Александр громко закричал, имитируя свое ранение. Стало тихо. Сорокин оглянулся назад: за его спиной никого не было, ни его бойцов, ни немцев. Он вытащил из автомата магазин и увидел, что тот пуст. Вставив новый, он передернул затвор и снова громко застонал. Через минуту из-за дерева выглянул немец. Держа автомат наизготовку, он начал осторожно приближаться к месту, где лежал капитан. Вдруг раздался одиночный выстрел. Пуля угодила немцу в голову и разнесла его черепную коробку. Это стрелял кто-то из бойцов Сорокина. Второго немца срезал он сам.
«Теперь остался еще один, – подумал Александр. – Нужно взять его живым».
Он выглянул из-за сугроба и увидел немца, который пытался бежать по глубокому снегу. Он падал, вставал  и снова падал.
«Устал немец. Выдохся», – судя по тому, что тот еле передвигался.
Он поднял автомат и дал короткую очередь. Немец споткнулся и упал в снег. Автомат его отлетел в сторону. Он пытался достать из кобуры пистолет, однако замерзшие пальцы плохо его слушались. Из-за деревьев показались  бойцы Сорокина.
- Заберите его, – приказал он им,-  а то замерзнет.
Те подхватили немца под руки и подтащили к нему.
- Ну, что? Устал, гад? Я тоже,  – произнес Сорокин.
Александр присел на снег и посмотрел на часы: до прибытия поезда оставалось несколько часов. Только сейчас он почувствовал, как вымотался. Он с трудом поднялся с земли и, шатаясь от усталости, направился вслед за солдатами.
***