Недовольство Пушкиным, ездившим в Арзрум, и не написавшим никакой торжественной оды по этому случаю, выражал не только военачальник граф Паскевич, но и литератор Фаддей Булгарин.
"Итак надежды наши исчезли, - резюмировал Фаддей Венедиктович, - Мы думали, что автор Руслана и Людмилы устремился за Кавказ, чтоб напитаться высокими чувствами поэзии, обогатиться новыми впечатлениями и в сладких песнях передать потомству великие подвиги русских современных героев. Мы думали, что великие события на Востоке, удивившие мир и стяжавшие России уважение всех просвещенных народов, возбудят гений наших поэтов, - и мы ошиблись. Лиры знаменитые остались безмолвными, и в пустыне нашей поэзии появился опять Онегин, бледный, слабый... сердцу больно, когда взглянешь на эту бесцветную картину".("Северная пчела", 22 марта 1830, № 35).
Заметим сразу, что "бледный, слабый Онегин" - это прекрасная Седьмая (Московская) глава, начинающаяся знакомыми каждому с детства строчками: "Гонимы вешними лучами, С окрестных гор уже снега Сбежали мутными ручьями На потоплённые луга." Кстати, именно к этой главе Пушкин даёт эпиграф из "Горя от ума" А.С.Грибоедова: "Гоненье на Москву! что значит видеть свет! Где ж лучше? Где нас нет", - видимо, - для того ещё, чтобы почтить и таким образом память великого поэта, погибшего в ходе тех самых военных событий.
Именно на эту критическую статью Булгарина Пушкин горько замечает в черновых стихах "Домика в Коломне":
Но, муза, им и в шутку не грози —
Не то тебя покроем телогрейкой
Оборванной и вместо похвалы
Поставим в угол "Северной пчелы" .
Другой (видимо, первый) вариант:
Но, муза, никому здесь не грози,
Не то тебя прижмут довольно грубо
И вместо лестной общей похвалы
Поставят в угол « Северной пчелы ».
(Насчёт телогрейки - так критиковал И.В. Киреевский стихи А.А. Дельвига : «древняя муза его (Дельвига) покрывается иногда телогрейкой новейшего уныния»).
Да и весь "Домик в Коломне" - пародия Пушкина в ответ на призыв сочинять героические оды:
Пока меня словесники бранят
За цель стихов моих - иль за бесцелье,
И журналисты строго мне твердят,
Что ремесло поэта - не безделье,
Что славы громкой мне добиться вряд,
Что в желтый дом могу на новоселье
Как раз попасть - и что пора давно
Мне сочинять прилично и умно.
Пока серьезно требуют журналы,
Чтоб я воспел победы россиян
И написал скорее мадригалы
На бой или на бегство персиян, ...
Поэма "Домик в Коломне", - как вы помните, - написана в ту самую Болдинскую осень 1830 года, - в которую созданы и пять повестей (или пять сказок) И.П.Белкина.
* * *
Пушкин поехал на Кавказ весной 1829 года. В прошедшем, 1828, - над ним прошли "тучи" от дел по "Андрею Шенье" и "Гавриилиаде". В августе 1828 Пушкиным дана подписка о предоставлении своих произведений в обычную цензуру (что означало отмену царского слова - "теперь я буду твоим цензором") и о предупреждении, что за ним отныне установлен "безгласный надзор". Нельзя утверждать, но можно предположить, что одним из стимулов поездки Пушкина - без разрешения - на Кавказ - были прежде всего именно эти обстоятельства.
Дело о "Гавриилиаде" запустил Никифор Денисов, повар отставного штабс-капитана, помещика, В. Ф. Митькова. Митьков решил разыграть "Гавриилиаду" на домашнем театре, переодев в героев поэмы дворовых людей. Повару Денисову была уготована роль Змея-искусителя; он - как православный человек - возмутился, - и подал донос на своего барина - сначала митрополиту Серафиму, а осенью 1828 (когда был отдан своим барином в рекруты) - самой императрице.
"Новые сообщения Денисова, - пишет Н. Эйдельман*, - были быстро оценены на самом верху государственной машины; о неграмотном поваре вскоре начнут переписку Чернышев, Бенкендорф, Голенищев-Кутузов, наконец, сам царь".
"Заработала государственная махина, и запущена она была рукою повара"*
То есть, получается, что царскую кухню завертел крепостной повар!
И вот, в "Коньке-Горбунке" вечерком одним сидели
В царской кухне повара
И служители двора;
И - что они при этом делали?
Попивали мёд из жбана
Да читали Еруслана.
Сидели они - между прочим - 5 июля, - в день вынесения приговора декабристам. То есть, тогда, когда формально дело декабристов было закончено. Для Пушкина же оно (т.е. его собственное "дело"), - благодаря повару, - было возобновлено.
Да, он опять был прощён царём, но - уже не на тех позициях, как в 1826 году. Тогда была иллюзия равенства с царём, иллюзия того, что поэт станет для царя мудрецом-Звездочётом; теперь Пушкин стал навеки поднадзорным, навеки - прощённым преступником, к которому нет полного доверия.
"Еруслан", - как мы не раз говорили, - это - конечно - "Руслан и Людмила". Кроме того, имя Еруслан (Руслан) произошло от имени Арслан, которое означает "Лев". А львом Пушкин сам назвал себя в стихотворении "По когтям льва...". (Да и под героем поэмы вывел, конечно, самого себя).
"Руслан и Людмила" - первое значительное произведение Пушкина, - с него началась его слава. Печатая "Евгения Онегина", поэт обращается к своему читателю - "Друзья Людмилы и Руслана,...".
И - как мы увидели, - Фаддей Булгарин так же считает Пушкина прежде всего автором "Руслана и Людмилы": Мы думали, что автор Руслана и Людмилы устремился за Кавказ, чтоб напитаться высокими чувствами поэзии, обогатиться новыми впечатлениями и в сладких песнях передать потомству великие подвиги русских современных героев..."
Но - Пушкин устремился на Кавказ не за этим. Может быть, одной из целей поэта было - приобщение к современной истории; и - вероятно - ему самому, своими глазами надо было увидеть, как идёт эта - "Николаевская" - война. Насколько Николай подобен Петру? Поэт - мимоходом - отмечает, что дата взятия Арзрума - это дата Полтавы, - но дальше сравнение буксует... Потом - в 1834 году (году "Конька" и "Петушка") Пушкин - в записке "О ничтожестве литературы русской..." - напишет - "Но войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны. Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы, и европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы." Никакого народного преобразования вследствие взятия Арзрума - понятное дело, - не было... А идея просвещения была глубоко чужда николаевскому царствованию.
Прецедент же обращения царя к доносу крепостного, - этот своеобразный тандем, предваривший пресловутую николаевско-уваровскую "народность", - слишком далёк от "народного преобразования". Наоборот - повар-крепостной и царь России объединились в деле гонения и травли главного народного, национального поэта нашей страны. Поэта, который являлся - вместо царя - просветителем России.
Вот такая царская кухня, и такие повара!
*А.В.Говорков "Добродетельный повар, или Шалости штаб-ротмистра Митькова".
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/04/20/652