Тайна сгоревшей рукописи
-------------------------------------------
- Борис Абрамович, а мы вообще-то сюда попали? – спросил молодой голос в темноте.
- Думаю, что да. Я по гуглу координаты ставил, - ответил старый, с еврейским акцентом, голос.
- Вы думаете, он здесь живет?
- Я уверен, - ответил Борис Абрамович.
- Слышите, какие запахи, как в советской больнице.
- Ты бывал в советской больнице?
- Был. Недавно с одним клиентом в семьдесят второй год трансферались. Там ему с завещанием что-то нужно было сделать. Этот семьдесят второй вообще пустой. Там час времени за штуку баксов можно было купить . Мой клиент взял девяносто минут. Ночью у изголовья умирающего. А мне, ****ь, рядом сидеть. Я не выдержал этой муйни, взял белый халат и пошел по больнице шастать. Ужас, что...
- Ты был в двадцатом, а у нас сейчас середина девятнадцатого века, Вова. Помещение без водопровода и канализации. К тому же он больной человек, ходит на судно.
- Судно, что такое? – спросил Вова.
- Переносная параша.
- Кто это? - спросил испуганный голос из темноты.
- Свои, - ответил молодой голос.
- Опять вы, - сказал голос устало.
- Блин, Абрамович, где у них тут может быть выключатель? – спросил молодой.
- Электрического света еще нет, - ответил Абрамович.
- Я зажигалкой подсвечу.
- Черти, - спокойно сказал голос, когда газовая зажигалка осветила лица, - я вас не боюсь.
- Николай Васильевич, - сказал старый голос, - здравствуйте.
- Здравствуйте, - ответил тот, кого звали Николаем Васильевичем. – Чем могу служить?
- Только один вопрос, - сказал Абрамович - Вы вторую часть уже закончили?
- Закончил. А вы знаете о второй части?
- Знаем, мы все про вас знаем, - сказал с блатной издевкой молодой голос.
- Перестань, Вова, - сказал Борис Абрамович, - с ним нельзя так разговаривать.
- Да бросьте вы, Абрамыч, что не видите это же чиста ****ат, - указал Вова на худого человека халате и ночном колпаке, который сидел в подушках на грязной постели.
- Это великий писатель, - сказал с уважением Борис Абрамович.
- Боже мой! - воскликнул сумашедший с хохотом, - черти называют меня великим писателем. Какой ужас.
- Николай Васильевич, - спросил тот, кого называли Борисом Абрамовичем, - рукопись второй части при вас. Я прошу прощения за странный вопрос, вы ее не сожгли?
- Что за глупость вы спрашиваете. Я и не собираюсь жечь свой труд, - сказал Николай Васильевич. - Я столько вложил, я так много от этой книги жду.
- А вы не могли бы предоставить мне возможность посмотреть рукопись, - сказал Борис Абрамович.
- С какой стати?
- Видите ли, уважаемый Николай Васильевич, я занимаюсь исследованием вашей жизни и творчества, собственно последнего, предсмертного периода...
- Вы можете сказать, когда я умру? – спросил Николай Васильевич.
- Скоро, Николай Васильевич, - сказал Борис Абрамович, - очень скоро.
- Вы пришли, чтобы сказать мне это! – пафосно воскликнул, взмахнув рукавами халата Николай Васильевич.
- Ради бога, дорогой Николай Васильевич! – воскликнул Борис Абрамович. Пожалуйста, не сердитесь. Я врач, специалист по душевным болезням, увлекаюсь историей и литературой. У меня есть одна гипотеза, которую мне непременно нужно проверить. Это, так сказать, цель жизни. А здесь появилась такая замечательная возможность, побывать у вас в гостях. Владимир – мой помощник. Скажите, у вас было когда-либо намерение уничтожить рукопись?
- Нет, - твердо ответил Николай Васильевич.
- Я так и думал! – воскликнул Борис Абрамович, - рукопись сжег кто-то другой.
- Абрамович, сказал Вова, - у нас еще двадцать пять минут. Давайте быстрее. Я здесь оставаться не хочу. Ну его нафиг этот ваш девятнадцатый век.
- А что мы в темноте сидим, сказал Николай Васильевич, - оживившийся обществом таких интересных и совсем не страшных гостей - Свечи, извините, кончились, я круглосуточно жгу свечи. Давайте я огонь разведу.
Он довольно живо спрыгнул с постели подбежал к камину и стал щелкать каким-то устройством, которое испускало искры, освещавшие его лицо – выпуклый лоб, довольно длинный нос и артистического стиля прическу.
- Погоди, - сказал Вова Николаю Васильевичу, поднес зажигалку и в камине вспыхнула вымоченная в керосине тряпка.
- Какая чудесная вещь, - сказал с восторгом Николай Васильевич, показывая на зажигалку. Европейская.
- Хочешь, подарю? - сказал Вова.
- Охотно приму подарок, - сказал Николай Васильевич. Я люблю такие штуки.
- Дай Абрамычу вторую часть почитать.
- Да зачем вам рукопись, - сказал Николай Васильевич. У меня дурной почерк. Скоро все будет в журнале .
- Николай Васильевич, - ваша рукопись не будет опубликована никогда. Ее никто не прочитает. Будет издано только несколько случайно сохранившихся отрывков, в подлинности которых я сильно сомневаюсь.
- Но, почему. Я старался, писал, потратил много душевных и физических сил, как видите, заболел, и вы говорите, что книгу, от публикации которой я столько жду, никто не увидит?
- Я преклоняюсь перед вашим талантом, Николай Васильевич. Коган Борис Абрамович – большой ценитель вашего творчества.
Борис Абрамович протянул руку, но Николай Васильевич отшатнулся.
- Вы ж..д, - сказал Николай Васильевич. - Впрочем черт и должен быть ж..дом.
- Да, я еврей, - немного с обидой сказал Борис Абрамович.
Николай Васильевич порылся в постели, достал из под подушек рукопись в обложке вручил Абрамовичу и сказал:
- Читай, Иуда. Как для тебя написано.
Борис Абрамович взял рукопись и сел возле камина.
- Боже мой, - воскликнул он, - сейчас я это увижу, ту самую вторую часть!
- Ну, чего ты, писатель, дуркуешь, - сказал Николаю Васильевичу Вова.
- Не понимаю вас, - сказал Николай Васильевич.
- Ладно прикидываться - сказал Вова, - держи, что обещал.
Он вручил Николаю Васильевичу зажигалку. - Зря не щелкай, ресурс ограниченный. Заправить ее можно будет только через двести лет.
Николай Васильевич схватил зажигалку, повертел в руках и довольно быстро понял, как она работает, счастливо, как ребёнок засмеялся.
- И в самом деле гений, - сказал Вова. А айфон ты когда-нибудь видел. Хочешь мы с тобой селфи сделаем. Он вытащил из кармана смартфон, стал рядом с великим писателем, сделал снимок и показал Николаю Васильевичу.
- Какое чудо! - воскликнул Николай Васильевич, - разглядывая свое изображение. Еще никогда у меня не было таких интересных гостей. Господа, зачем же уходить, куда вы спешите?
- Нельзя, Колян, - сказал Вова, - коридор закроется. – Абрамыч, десять минут. Пора сворачиваться!
Борис Абрамович оторвался от рукописи, посмотрел на Николая Васильевича и спросил:
- Зачем ты это написал?
- Мы уже перешли на ты? - спросил Николай Васильевич иронически.
- Зачем вы это написали, Николай Васильевич. Вы понимаете последствия публикации вашего труда.
- Лучше, чем кто-нибудь другой, я его написал.
- Кто-нибудь, кроме вас это читал? – спросил Борис Абрамович.
- Только вы, извините, не запомнил вашего полного имени, Абрамович, - сказал с намеренным местечковым акцентом Николай Васильевич.
- Да! - воскликнул Абрамович, - моя гипотеза подтверждается. Вы не сжигали свою рукопись. Я знаю, кто это сделал. Вашу рукопись сжег я.
Абрамович стал рвать исписанные листы и бросать их в уже разгоревшийся камин.
- Что ты делаешь, ж..дяра, - закричал Николай Васильевич и кинулся к Борису Абрамовичу с кулаками. Но Вова успел поймать его за халат, повалил на пол и принялся душить воротником.
- Смотри, не перестарайся, - сказал Борис Абрамович. Ему еще целый месяц жить.
- Абрамыч, - сказал слегка запыхавшись Вова, - Мы так от него не оторвемся, он хотя и тощий но сильный.
- Это бывает, повышенный тонус мышц. Возьми там в аптечке промедол и сделай гению полкубика внутривенно и полкубика в ягодичную мышцу для пролонгации, - сказал Борис Абрамович.