Полярности экспозиции пересекаются, соединяются с параллельной вселенной необратимо стремясь в апогей сливного отверстия. Растягивая репродуцируемые предметы на манер "дяди Степы". Безликие, неустойчивые тени движутся - все, как один. Развеваясь на ветру, как
листья, мечты, синяки под моими, твоими глазами.
Цепочкой то ли электронов, то ли очередных геометричных безделиц. Что Болтается на твоём жалком, аморфном, астеничном запястье. Растянутом, точно отражением одного из зеркал комнаты смеха.
Да, я сам выгляжу, как "язычки". Сидя на террасе - лакрице. И мне кажется, даже, если бы и захотел встать - сила тяжести включённая на полную мощность, разбила бы меня о собственные ботинки.
И конечно, при особом энтузиазме, в надежде вырваться из заколдованного прямоугольника. В надежде, сформировавшейся отдельно от меня. В надежде, не соответствующей параметрам ввода.
Пригвожденным всем телом, полагаясь на пыль из зубов и ногтей, которая подменила подлинные понятия этих вещей. Я продолжал бы скрестись, ощущая лишь то, как инновационно легко регулируются размеры глаз в окружности, в длину, в объеме. При незначительности нажатия. Определяя коэффициент движения по исходящему теплу.
Пожалуй, ещё ни одно явление не сжигало так много килоджоулей, как этот вафельный катафалк, по которому я карабкаюсь, который час, как безногий альпинист на Эверест. Без страховки. Сквозь бамбуковую рощу с ананасовым наполнителем, россыпи сахарной соломки, вдоль эклеров - посетителей, обязательно с шоколадной помадкой.
Скольжению способствует только это приторно-масленное месиво, которому жара не позволяет застыть. И то, лишь до желейной пряжки ремня-конфитюра. Твоего, моего?
Дистанционная разница продолжает удлиняться, все обрастая и обрастая тощими, блестящими леденцами. Безучастно рассеивая этих вонючих, подкопченных праздношатающихся по ту сторону стеклянной ограды.