Установился густой мрак. Могучие машины замерли на пригорке в длинном ровном ряду. И только сейчас я вспомнил, что закончились семьсот тридцать первые сутки моего пребывания в армии. Кажется, впервые я не считал их. Да, завтра начнется совсем иная жизнь.
Взошла луна. Мы смотрели на лунные «моря», в которых угадывались очертания земных материков. Казалось, это и есть Земля, где нас ждет отчий дом, и завтра, уже сегодня, вздрогнут расцвеченные океаном огненных красок носители космического корабля, расплавится атмосфера, превращая видимое в мираж, и мы улетим туда, оставив позади холодную планету, по которой пришлось прошагать много тяжелых безрадостных дней. Казалось, Земля еще далеко, и до нее есть нечто большее, чем остаток сегодняшней ночи.
Мы брели небольшими группами по шоссе, в последний раз возвращаясь в казарму, и в необъятно радостном чувстве завтрашнего утра, переполнявшем нас, было другое, сдержанное, но более стойкое и глубокое - чувство впервые обретенного мужского братства, когда твое «я» исчезает, растворенное во множестве других, но ты впервые не жалеешь об этом.
Ночью, среди перекрестицы обновленных двухъярусных коек, я очнулся от чрезвычайно мощного, раскатисто-глухого гула. Внизу, в темноте, рассекаемой конусовидными потоками света фар, шла колонна танков.
Кто-то взял в руки гитару. Парень пел песню срывающимся, слабым, но таким нежным, до последних глубин чувствующим голосом. Это была песня о долгожданном доме. И тогда, в остаток той ночи, глядя в верхний ярус коек, укрываясь шинелью, я понял, что сквозь пелену забвения, ничто не забыто и ничто не потеряно, и меня ждет что-то очень-очень прекрасное.
Убаюканный песней, я вдруг провалился в короткий двухминутный сон. Все увиденное и передуманное за день сплелось в один неразборчивый и причудливый клубок, и странная вещь мне пригрезилась. Мне приснилось, что семьдесят лет жизни человека - это чья-то неудачная шутка, на самом же деле люди бессмертны и никогда не умрут.
Это чувство сохранялось совершенно ясно и правдоподобно минуту-две, пока я не проснулся вновь. Две минуты в своей жизни я был бессмертен.