Домашние смеялись, живо реагируя на происходящее на экране телевизора. В какой-то миг почудилось, что и я увлечен сюжетом. Но, словно знобкая тень, мелькнула мысль о безнадежно больной маме, и стало зябко, пусто.
Я зашел в ее комнату, дверь в которую была полуотворена. Мама открыла глаза. Конечно же, она слышала наш смех и ощутила, как далека она сейчас от нас, которым неведомы муки и страдания, ожидание смерти, боль и неизвестность. Она не могла не знать об этой жестокой, неотвратимой границе, что заставила меня чувствовать горькую вину здравствующего перед умираю¬щим. Ведь мы были бессильны помочь ей.
И от того, что прочел в ее глазах, стало страшно: там было бесконечное отчаяние человека, в одночасье заглянувшего в бездну, где не светится ни единого огонька. О чем думала она в ту минуту? Наверное, она поняла, что умрет, и что сделать больше ничего нельзя. Никогда, в самый горький час, на последнем пороге не забуду тот ее взгляд: что-то неуловимо хрупкое в нем еще отделяет маму от той черты, за которой лежит холодная, непостижимая, чуждая живущим страна забвения.
- Побудь со мной, - тихо попросила она. - Возьми мою руку в свою. Я так испугалась, что тебя нет... Что говорят врачи?
- Все будет хорошо, мама, - произнес я, едва сдерживаясь, чтоб не дрогнул голос.
Она внимательно посмотрела на меня и вздохнула: она знала, что это была неправда.
- Как я боюсь ночи, - все так же тихо произнесла она. - Ты подойдешь ко мне, если я попрошу? Я не буду по пустякам тревожить тебя.
- Конечно, мама.
- Спасибо тебе, спасибо за все, - тепло и ласково сказала она, - так, как уже никто никогда не скажет. - Красное мое солнышко...
Той ночью она умерла. Что это такое, я никогда не смогу понять. Знаю только, что лицо ее освободилось от тяжести и скорби, став спокойным и ясным.
Говорят, человек умирает дважды. Первый раз, когда теряет близких. Я думаю, он умирает только один раз - именно тогда. Потому что собственные жизнь и смерть перестают значить что-либо...
И все-таки я живу. Происходящее толкает меня думать и сопереживать. Наверное, в существе самой беспрестанно меняющейся жизни скрыт свет веры и добра - та слабо тлеющая полоска света среди безбрежной ночи человеческого страдания.