ПРО МУНЮ, КОТОРАЯ ВЗЯЛА ДА И ПОНРАВИЛАСЬ СИЛЬНЫМ МИРА СЕГО
И наступил в жизни у Муни серый период. В том смысле, что все у нее хорошо и никаких приключений.
Переехали они с Языковым из середины Америки на её окраину, в жаркую Калифорнию, в Силиконовую долину.
Переезду предшествовала находка – Языков умудрился найти таки е-почтовый ящик Билла Гейтса, единственный, который Билл прочитывал лично. Но оказалось, что ящик тот был с хитрым паролем: до монитора Билла доходили только те сообщения, что были написаны кратко, не более чем в семи словах. Об этой хитрости проговорился гениальный русский программист по имени Фима, изгнанный из Mikrosoft за безудержное пьянство, которому гуманный Языков поставил как-то с утра два двойных виски, загасив тем самым похмельный пожар.
Выведав хитрый Биллов пароль, Языков сел к компу и мучительно задумался. Деловое предложение, не принятое Касперским, и которое теперь хотелось довести до сведения Гейтса, в семь слов никак не укладывалось. Муня, узнав причину мучений, тут же их уняла.
— Напиши ему: «Сan be doubled» (Можно удвоить).
Языков так и написал. Ответ пришел моментально. В ответе было: «! but ?».
Завязалась оживленная переписка... В общем, сейчас Муня уже выбирает виллу в Калифорнии, чтобы и с видом на океан, и чтобы рядом с новой работой Языкова, то есть не дальше 30-40 км от нее.
***
Пока она этой ерундой занимается, вернемся-ка лет на несколько назад, а точнее в прошлый век, в 1999 год. Это, если кто помнит, был год, когда праздновали 200-летие Пушкина. А самый главный праздник был в Пушкинских Горах.
В те юбилейные дни случилась большая жара, сушь эфиопская, зной аравийский при абсолютном безветрии. Воздушные шары, полет которых должен был украсить праздник, откуда поднялись – туда же и опустились, повисев над речкой Соротью беспомощной гроздью.
Зной и стада народа превратили обычно зеленые окрестности в саванну. Паломники с воспаленным взором таскались из Михайловского в Тригорское, оттуда — к могиле поэта, оттуда – в гастроном, везде и всюду умирая в очередях. И лишь в одно здание красивой архитектуры, что в самом центре Пушкинских Гор – в платный общественный туалет – очереди не было, что укрепляло тезис о великом долготерпении русского народа. Или о его находчивости.
Наступило послеюбилейное 7 июня. Народ, отметившись у Пушкина, рассасывался. Но ни Муни, ни Языкова все еще не было, они на праздники не ездили, они не ревнители суеты, они ревнители совсем другого. Мне тоже суета была ни к чему, но надо было как-то решить одну задачку: взять интервью у вновь назначенного премьер-министра Российской Федерации, прибытия которого все нервно ожидали.
Посодействовать мне обещал Александр Михайлов, в прошлом отличный журналист и даже поэт, а ныне генерал-майор ФСБ, ставший при новом премьере начальником управления правительственной информации. В то время люди в России росли в должностях и званиях как грибы после парного дождичка.
Так вот, стоим мы с Александром у крылечка дома Осиповых-Вульф, покуриваем, о литературе треплемся, о Пушкине, наблюдаем, как в саду столы к фуршету накрывают: закуски легкие, вода брусничная, водочка... Меня от ее вида аж передернуло.
— Водку? В такую жарищу?
— Так она ж из холодильника, — развеял мои предубеждения Михайлов. — Ладно, пойдем дело делать. Вон твои собратья по перу у ленточки роятся, и ты там стой. Не суетись, когда все выговорятся, я тебя сам представлю премьеру как представителя зарубежной прессы, и ты задашь вопрос, только короткий, понял?
Я понял, и встал к барьеру. Михайлов ушел. Вскорости вижу, как по дорожке Тригорского парка, в том месте, где стоит известная всем скамья Онегина, появляются члены правительственной делегации. Неспешно идут, по летнему одеты, щебетом птичек и рассказом директора Заповедника на ходу проникаются.
И вдруг откуда ни возьмись, а вернее из боковой аллеи, навстречу им выходит девица в светлом летнем платьице с рукавами фонариком. Девица остановилась, взор потупила, пропуская государственных мужей. Госмужам эта придумка понравилась — слева онегинская скамья, справа тригорская барышня с букетиком каких-то былинок... Пастораль! Главный госмуж даже улыбнулся:
— Здравствуйте, девушка.
— Привет! — подняла девушка глазки.
В жизни бывалых мужей тоже бывают минуты, когда они несколько теряются. А от простого «Привет!» мужи растерялась напрочь, тормознули, случилась заминка. Мой Михайлов первым нашелся и демократично пошутил:
— О, барышни, счастливо не ведающие, кто пред ними...
Все облегченно заулыбались, девушка тоже, и при этом ласково посмотрела на генерала:
— Ошибаетесь, сударь. Барышне ведомо даже то, что премьер-министр может загадывать желание, поскольку стоит между двумя Михайловыми.
Делегация напряглась. Премьер посмотрел на своего генерала, потом на его однофамильца — псковского губернатора, потом на барышню и начал краснеть. Охранник поправил галстук, после чего рука его неприметно скользнула за полу пиджака. Покраснев как следует, премьер кокетливо склонил голову и прикрыл глаза. Потом открыл их:
— Ну, положим, загадал!
Все засмеялись, девица громче других, но сквозь смех разочаровала премьера:
— Э, нет, столько — не получится.
Все замерли. Рука охранника что-то сжала под пиджаком. Птицы петь перестали. И такая тишина повисла в Тригорском парке!..
— А что, мне это даже нравится, — кисло молвил премьер. — Прошу вас, товарищи, оставьте нас на пару минут.
Все деликатно прошли чуток вперед. Кроме истукана-охранника. Тогда премьер взял девицу под локоток и сам отвел ее в сторонку.
А генерал Михайлов почему-то отвел в сторону меня и чекистским голосом спросил:
— Ты ее знаешь? Кто такая? Чего это она: «Привет, не получится»? Что не получится?
— Так это же Муня. Она со всеми так. Она считает всех людей братьями и сестрами. А что не получится — так она сейчас, наверное, про это и рассказывает.
Действительно, премьер стоял, сцепив руки под животом, внимательно слушал, а Мунька загибала перед его носом пальцы: первое, второе, третье....
Что она там ему говорила, зачем пальцы загибала, так и осталось их тайной. Даже несколько лет спустя Муня на мои настойчивые расспросы о теме разговора ответила только одним словом: «О совести». Так или иначе, но не разучившийся краснеть, а значит совестливый человек, нечаянно вознесенный на самую вершину пирамиды государственной власти, Сергей Степашин пробыл премьер-министром всего 80 дней...
И лишь совсем недавно от дружка Языкова я случайно узнал нечто большее. Оказывается, там, у онегинской скамьи, на отчаянный вопрос премьера, а что бы она на его месте сделала в нищей, разоренной дефолтом стране с дефицитным бюджетом, Мунька предложила первое, что пришло в ее девичью голову:
— В вашей стране 97 процентов компьютеров работают на «левом» софте. Потребуйте от всех пользователей поставить «правый». Потом проверьте. Не поставивших — штрафаните. Вот вам и бюджет с профицитом.
***
Зачем я все это тут рассказал? Неизвестно, какие выводы из того разговора сделал г-н Степашин, но потом он стал трудиться в Счетной палате, и от того, что он там насчитал, денег в российской казне, как ни странно, прибыло. А рассказал я все это затем, что и своему Языкову Муня дала совет из той же области: сочинить программу, которая выявляла бы уже все компьютеры всего мира, работающие на «левом» софте.
Языков напрягся и сочинил. И теперь, как только какой-нибудь комп с «левой» начинкой высовывается в мировую сеть, в него тут же залезает программа Языкова, потом вылезает и приносит в Силиконовую долину сведения о нарушителях законных прав Билла Гейтса на еще большие деньги. Что Биллу не могло не понравиться — владение и оперирование такой информацией увеличивало его состояние раза в полтора.
Вы спросите, почему в полтора, а не в обещанные два? Да потому, что так Языков договорился о своей доле в прибылях Mikrosoft.
Ну а Муня, спросите вы, а где ее интерес? На это я вам отвечу так: все эти премьеры с их дефолтами, Биллы с их авторскими правами и прочие мужские заморочки ей совсем неинтересны.
Cледующая байка "Баян №6. Про Муню, которая которая всегда куда–нибудь да встрянет" -- ЗДЕСЬ: http://www.liveinternet.ru/users/5814203/post368831240//