1.
Она была некрасивой, но привлекательной, как привлекательны, наверное, все молодые женщины, когда они обнажены, к тому же, если это обнажение прилюдное.
«А ещё такое происходит, когда тебе уже под сорок», - усмехнулся я про себя.
За ее спиной синело море. За моей - шумел давно уже проснувшийся Коктебель.
Выжимая рукой волосы, она давала возможность разглядеть себя, ничуть того не стесняясь, органично вписывалась в некое воображаемое живописное полотно коктебельского пляжа, сама становясь его частью.
На вид ей было лет тридцать пять. Крепкая и стройная фигура, развитые мышцы рук и ног выдавали в ней спортсменку, а уверенные и сильные движения во время плавания дополняли картину: по-видимому, пловчиха, или была когда-то.
Она не обтиралась полотенцем, а обсыхала на солнце. Капли морской воды стекали по ее обнаженному, едва загорелому телу. Плечи и верхняя часть груди были покрыты множеством светло-коричневых пятнышек, среди которых выделялись тёмные родинки, и всё это лишь добавляло ей шарма, труднообъяснимого, но несомненного. Не потерявшие своей формы груди с ярко выраженными сосками, замерзшими после купания и стоявшими, как будто маленькие рожки. Плоский живот, ниже которого соблазнительно чернела поросль лобка, слегка выбритого справа и слева, но посередине обильно поросшего волосиками, образуя тёмный прямоугольник… Да, всё-таки она была привлекательной! Привлекала своей наготой, своей свежестью и… своим одиночеством. Несмотря на отсутствие стеснения, которое в данном случае было совсем неуместным, в ней чувствовалась какая-то лёгкая тревога, суетливость и даже затравленность. И это тоже интриговало.
Теперь она должна спросить у кого-то время, быстро собраться и убежать в неизвестном направлении.
Так и происходит. Она обращается к грузному голому мужику, стоящему неподалеку, и, узнав время, быстро одевается во что-то легкое и просторное и буквально убегает.
Было одиннадцать часов утра. Для большинства отдыхающих день только начинался…
- Я думаю, она была бы рада познакомиться, - произнёс я, вытягиваясь рядом с голой женой, лежащей под пляжным грибком.
- Ну да, - последовал равнодушный ответ абсолютно незаинтересованного человека. – Она же некрасивая, - добавила жена без злобы.
- Она не может быть некрасивой, - возразил я.
- Потому что голая, - прозвучало что-то похожее на шутку.
- Потому что голая, да. Сиськи-то неплохие? – наступал я на сонное равнодушие жены.
- Сиськи ничего, - был ответ.
- Как ты всё-таки безразлично воспринимаешь ситуацию, - улыбнулся я. – А дело, между прочим, серьёзное.
- Очень серьёзное. Подошёл бы и познакомился, если опять влюбился.
- Всё у тебя легко, Марин, - сказал я, доставая из пакетика пару зеленых инжиров. – Я стесняюсь, может быть. Я вообще такой стеснительный…
- Ааа...
- Теперь вот буду страдать весь день. Вчера ещё страдал, - протянул одну инжирину жене.
- «Девочка-виденье»? Она придёт вечером.
- Не факт. Вечером у нас другие планы вроде были. Или не хочешь?
- Планы никто не отменял. Пойдём.
- Тогда заглянем по пути на пляж. Вдруг?
- Угу, - ещё более равнодушно, чем вначале разговора ответила жена, закрывая лицо моей белой шляпой.
Мне было скучно лежать тюленем на пляже, постепенно расплавляясь под палящими лучами крымского солнца, слушая шум прибоя, воркование и гоготание отдыхающих. Так же скучно было долго плавать в море или просто сидеть в воде у берега – любимое занятие неводоплавающих.
Быстро окунувшись, я встал у нашего грибка, надел очки-хамелеоны и стал разглядывать посетителей пляжа. Однако кроме местных алкашей, расположившихся возле бара, и знакомых уже приезжих завсегдатаев этого места, ничего нового и интересного не вырисовывалось.
Шёл девятый день нашего отдыха. Сентябрьская жара была ничуть не слабее летней, лишь вечерами приходила прохлада. Даже по астраханским меркам здесь стоял зной. И в данном случае этому можно было лишь радоваться. Как-то не верилось, что в конце сентября такое возможно. Но бархатный сезон в этот раз и в этом месте полностью оправдывал своё название.
Нагреться с утра на пляже, после обеда залечь в номере, включить сплит-систему и вздремнуть часок-другой. А вечером… В этот вечер у нас запланирован закат на Волошине. Точнее – фотосессия на горе Волошина в закатных лучах солнца.
- Вроде погода такая ещё пару-тройку дней продлится, и всё, - раздался рядом голос того самого грузного мужика, который сообщил незнакомке время.
- Ну и хватит на этот сезон, - нехотя, но приветливо ответил я. – Вроде насладились в этом году солнцем…
- С нами познакомиться хотели, а ты тупанул, - смеясь попрекнула меня жена, когда мы шли с пляжа по набережной от бугра Юнге в сторону улицы Десантников.
- В самом деле? Я как-то не догадался, - честно ответил я.
2.
Поход на Волошина состоялся, как, впрочем, осуществлялось всё задуманное нами. Начав свой путь часа в четыре дня, мы рассчитывали насладиться закатом на вершине холма в течение как минимум часа, а может, и дольше. За это время можно было сделать несколько десятков фоток, в том числе пикантных.
Выйдя из отеля «Лето» и перейдя через дорогу на сторону автостанции, сворачиваешь направо и оказываешься на улице Десантников. Она ничем не примечательна. Идёшь по ней вплоть до того, как увидишь море. Дальше дорога сама сворачивает налево, и теперь надо идти по набережной. Идти до самого конца.
Отмечаемся фотографиями на площади Волошина, устремляемся дальше. Справа и слева торговые ряды: горы магнитиков и брелоков, китайские ракушки и надувшиеся морские ежи, книги и карты – географические и игральные, календари и картины, ароматизированное мыло и набитые можжевельником подушки, травяной чай и сладости, африканские фигурки и пемза в виде мужских членов, – всё что угодно сорочьей душе отдыхающих, особенно впервые здесь оказавшихся.
Кафе и ночных клубов стало гораздо меньше, чем было в прошлом году: какие-то закрылись насовсем, какие-то в связи с окончанием сезона.
Слева возникает фирменный винный магазин с надписью по-украински «Коктебель. 1879. Крaiна Коньякiв». А до этого проходишь украинский ресторан, живописно оформленный сценами деревенской жизни. Впрочем, сам ресторан, похоже, мало кто посещает. Все предпочитают сфотографироваться на бревне с надписью «Я тебе кохаю!» Такой снимок у нас уже есть, поэтому не останавливаемся.
Из дельфинария раздаются причудливые звуки удивительных морских животных. Матрос с кружкой по-прежнему навеселе: круглосуточно и круглогодично. Баба Люда, сидя на скамейке, рассказывает кому-то сказки про «поебень-траву». На пирсе стоит «Ассоль» под алыми парусами, а зазывалы-продавцы экскурсионных билетов приглашают на прогулку вокруг потухшего вулкана Карадаг: «…на морскую прогулку к Золотым Воротам». «…С заходом под арку», - доносится с другой стороны.
Ночной клуб «Как ты бель», навязчиво рекламируемый в прошлом году, похоже, не выдержал испытаний последних полутора лет и перестал существовать. Кто-то «навечно» забыл на набережной свои сланцы, а для тех, чей путь был далёк, вросла в бетон «вечная» табуретка прямо посреди пешеходного пути.
Наконец, пляж. Конечно, весь путь, проделанный нами до этого, - это тоже практически один пляж. Но для нас других пляжей в Коктебеле как-то не существовало.
«Я проснулся – есть вино,
Но один в своей постели.
Стало ясно, что давно
Не бывал я в Коктебеле»,
- красовалось на задней стене ближнего к холму бара.
Счастливое окончание истории неведомого лирического героя можно было прочитать прямо напротив «предыстории», на белой стене то ли кафешки, то ли магазинчика:
«Я проснулся – нет вина,
Да к тому ж в чужой постели.
Значит точно – с бодуна,
Значит точно – в Коктебеле».
На пляже, наполненном обнажёнными купальщиками, проведшими здесь, по-видимому, весь день, я тщетно пытался отыскать её. Но среди множества женских тел, в лучах заката приобретавших красивый бронзовый оттенок, её не было. Конечно, были другие, быть может, куда более привлекательнее. И среди них, наверняка, были желающие нового знакомства или даже приключения. Но навязчивая идея уже засела в мозгу. Эту мысль надо было или развивать дальше, дойдя до логического результата, – положительного или отрицательного, или похоронить. И я уже начал склоняться к последнему, чтобы не травить себе душу.
«Только идиотики пьют антибиотики…», - раздавалось со стороны бара вперемешку с пьяными возгласами. У ступенек бара спал уже знакомый поклонник Бахуса. Над барной стойкой красовалась надпись - «Кабачок 12 стульев».
Обойдя бугор Юнге, мы прошли вдоль очередного «текстильного» пляжа, и, взяв левее, вышли на дорогу, ведущую к подъёму.
Подъём не был экстремальным, но требовал определенной физической выносливости. Впрочем, после недавней шестичасовой прогулки по Меганому Волошинская гора не представлялась сложным препятствием. Горы в этой части Крыма «лысые», а трава в это время года на них выжженная. Кое-где посреди этой пустыни вырастают кусты шиповника. А вокруг всё больше глина и камни.
Где-то на полпути возникала развилка: одна тропинка вела прямиком к могиле поэта, вторая уводила чуть правее, ближе к установленному на вершине геодезическому знаку.
Взяли курс на Волошина. Прямо под вершиной с могилой был расположен небольшой грот с каменной скамейкой. Добравшись до неё на несколько секунд раньше жены, я снял рюкзак и присел отдышаться. Марина, добравшись до грота, остановилась и тоже старалась отдышаться, сначала просто упершись руками в колени, а затем присев рядом со мной.
На ней была бирюзовая блузка и короткие белые шортики. Обычно она носила лифчик, как и все женщины, желающие подчеркнуть форму грудей, но в этот раз он бы ей только мешал. Глаза скрывали большие солнцезащитные очки. Голову прикрывала моя белая шляпа.
Сам я повязал голубую бандану с надписью «Коктебель», надел видавшую уже не первый курортный сезон белую майку с надписью «Team Extreme» и черные шорты.
На надгробной плите Максимилиана и Марии Волошиных были разложены небольшие морские камушки с миролюбивыми и доброжелательными надписями, на некоторых из них – российские и украинские монеты. Со стороны моря надгробную плиту скрывало дерево дикой маслины.
С вершины холма открывался хотя уже и знакомый, но от этого не менее потрясающий вид. С одной стороны, Карадаг с «профилем» Волошина, уходящий в море, и хребет Сюрю-Кая, своими остроконечными пиками напоминавший дракона, расположившегося здесь несколько десятков тысяч лет назад и вросшего в землю и камни. С другой - вползающий в море мыс Хамелеон, в мягком закатном свете меняющий свой цвет с серого на оранжево-коричневый, а за «лысыми» холмами проглядывал посёлок Орджоникидзе.
Со стороны Тихой бухты по тропам в нашу сторону двигались люди.
- Смотри! – показал я на приближающуюся со стороны Сюрю-Кая темную точку в воздухе.
Постепенно точка становилась крупнее и приобретала очертания мотодельтаплана. Воздух наполнялся звуком мотора. Нацелив свой «Никон» на цель, я стал делать серию снимков вплоть до того момента, когда летающая конструкция пролетела прямо над нашими головами. В жёлтой кабине было двое. «Летак» сделал круг над коктебельской бухтой и устремился прочь.
- К горе Климентьева полетел? – спросила жена.
- Наверное, - ответил я. – Ты готова? - сменил я тему. - Не раздевайся пока. Просто расстегни пуговицы блузки.
Марина была в настроении и позировала охотно и смело. То садилась на один из больших камней, вросших в землю, - так, что море с Хамелеоном оказывалось у неё за спиной; то занимала прямо противоположную позицию, поворачиваясь спиной к холмам и устремляя взгляд в морскую даль. Становилась под четырёхногим геодезическим знаком, держась за две его опоры, сплошь перевязанные памятными ленточками. Надев белую шляпу, садилась на каменную скамью в гроте, положив ногу на ногу. Расстёгнутая блузочка создавала интригу, а пышные бёдра красивых загорелых ног излучали сексуальность.
- Мне раздеваться?
Я кивнул.
Несмотря на то, что нечто подобное мы проделывали бессчётное количество раз, в начале процесса я испытывал какую-то нерешительность и порой не мог дать чёткую команду. В таких случаях осмелевшая Марина делала первый шаг сама.
Сняв блузку, она обнажила большие груди с такими же крупными ореолами сосков. Плечи, руки, грудь, живот – всё было загорелым без каких-либо белых следов. Она держалась одной рукой за опору, а вторую вытягивала к морю, как бы пытаясь дотянуться до него. А потом заводила руку за голову, открывая гладкую подмышку. Я фотографировал в полный рост, крупным и средним планом. Мягкий вечерний свет ложился на тело Марины, а сама она, войдя во вкус и не ощущая причин для тревоги, готова была продолжать до того, как солнце скроется за вершинами скал.
Попозировав в тех же местах, что и до этого в одежде, Марина стянула с себя шортики, под которыми ничего не было. Вид обнаженной жены в лучах заката на фоне спокойного вечернего моря или коричневых холмов, её загорелое тело, большие груди и узкая тёмная полоска внизу живота вызывали у меня волнение и, несмотря на то, что всё это было своим, родным, много раз виденным, пробуждало желание. Позирование её было откровенными, но этичным. Сам процесс фотографирования превращал любую заурядную прогулку в обоюдное творчество. А восхождение на гору Волошина и фото на закате заурядными не могли быть по определению.
Фигуры, двигавшиеся со стороны Орджо, дошли до могилы, но не решились подойти к нам. Это нас позабавило: мы их совсем не стеснялись.
Солнце уже закатилось за скалы, когда мы начали спуск.
Стемнело. Коктебель жил своей вечерней жизнью. И если днём ещё создавалось ощущение, что она затухает, а сезон подходит к концу, то вечер как будто сопротивлялся этому, полагая, что шоу должно продолжаться.
Звучащие впереди звуки спокойной музыки и негромкого пения заставили сбавить шаг и остановиться. В окружении нескольких молодых людей и девушек стоял музыкант с гитарой. Знакомая песня после сегодняшней прогулки звучала романтично и трогательно, не отпускала:
«И лампа не горит.
И врут календари.
И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори…»
На площади Волошина было шумно и многолюдно. Выступала уличная группа, представлявшаяся «Лицами крымской национальности». На импровизированной танцплощадке танцевали пары. А после завершения каждой композиции улыбающаяся девушка в майке и шортиках проходила перед слушателями с протянутой шляпой, в которую желающие могли положить монеты и купюры. Но будучи всё ещё очарованными предыдущим исполнением музыканта, мы не стали долго здесь задерживаться. Красное вино, звуки скрипки и гитары и блаженное умиротворение стали завершением нашего вечера. О своём утреннем плотском томлении я как-то подзабыл.
3.
- Вон твой «бобрик», - сказала жена, когда мы только начали располагаться на утреннем пляже под своим грибком.
Но я и сам уже видел. Она стояла примерно на том же месте, что и всегда, прямо у воды, и опять спиной к морю. Она вообще никогда не валялась на пляже, даже не сидела у воды: или стояла, или прохаживалась вдоль берега, или плавала в море.
Сегодня надо было на что-то решиться, ведь завтра уезжать. Или познакомиться, или забыть. В обоих случаях будет немного времени либо для приятного времяпровождения, либо для «реабилитации».
Обнажившись и расстелив коврик, мы разделились: Марина растянулась загорать, я решил сплавать. Сделав короткий заплыв, я вылез на берег, пройдя мимо незнакомки. Обсохнув, сел возле Марины.
- Ну всё, откладывать уже некуда, - заявил я твёрдо, скорее для себя, чем для Марины.
- Ну давай, - без всякой ревности, но с сомнением отозвалась жена.
- Может, ты нас познакомишь? - спросил больше для смеха, чем надеясь на положительный ответ.
Его и не последовало:
- Да мне как-то не надо.
- Ладно, ты иди купайся, а я почищу апельсин, и… посмотрим, - вновь сделал шаг назад, усиливая не отпускавшее меня томление.
Марина поднялась и неторопливо, как будто тоже хотела разглядеть ее получше, вошла в море. Неровно, скользя ногами с камня на камень, зашла сначала по пояс, а потом, подавшись вперед и погрузившись всем телом в воду, поплыла.
Момент настал. Дочистив апельсин, я встал и пошёл к ней.
- Хотите апельсин? – выбрал я не очень оригинальный, но единственный пришедший мне в голову способ познакомиться.
- Он, наверное, вкусный, - ответила то ли утвердительно, то ли вопросительно и смущённо улыбнулась.
Как только прозвучал ответ, я сразу понял глупость всей моей предшествующей знакомству нерешительности. По её выражению лица, по тональности голоса с лёгким и милым акцентом, по чуть испуганному от неожиданности, но заинтересованному взгляду, я вдруг почувствовал, как с неё спадает ореол таинственности, но остаётся очарование.
- Да я даже не знаю, не пробовал, - сказал я, протягивая ей половину апельсина. Он оказался не слаще и не кислее обычного.
- А ещё я знаю, сколько сейчас время, - добавил я, пытаясь показать, что знаю её чуть больше, чем полчаса сегодняшнего дня.
Она негромко засмеялась, а я поспешил разъяснить:
- Вы каждое утро спрашиваете у кого-то время, а потом уходите.
Она не удивилась моей наблюдательности или сделала вид, что не удивилась, и сказала, вновь улыбнувшись:
- Мне нельзя быть на солнце после одиннадцати.
- У нас ещё есть время, - подбодрил я себя. – Я Саша.
- Наташа, - представилась она без жеманства.
- Очень рад познакомиться, - и это была чистая правда, а не вежливость.
- Вы откуда? - задал я обычный курортный вопрос.
Она вдруг замялась:
- Ну я… из другой страны вообще.
Учитывая наше место отдыха, нетрудно было догадаться, из какой.
- С Украины?
- Да. Из Киева.
- Это здорово, - почему это было здорово, я и сам себе не смог бы объяснить. Но этой фразой практически всегда удавалось расположить человека к себе.
- А я из Астрахани. Есть такой город в России, - вновь попытался пошутить я. Впрочем, моим глупым шуткам она улыбалась.
- Вы всё время одна на пляже, - закинул я удочку, пытаясь распознать, нет ли подводных камней на моём пути.
- Одна. Я к маме приехала, - ответила Наташа. На протяжении всего разговора она или улыбалась, или смеялась. Но это был, скорее, способ преодолеть нерешительность, которой у меня уже не было. – А Вы вроде не один отдыхаете.
- Я с женой, - и предвосхищая ещё какой-нибудь вопрос по данной теме, уточнил, - она не будет против.
Та, которая была не против, тем временем уже вышла из моря и присоединилась к нам. Про себя я поблагодарил ее за то, что не прошла мимо.
- А мы вот уже познакомились, - сказал я то, что и так было ясно. – Это Наташа, а это Марина.
Обе заявили, что им приятно, в чем я немного сомневался.
- Мы завтра вечером уже уезжаем. Хотим ещё одно мероприятие организовать: встретить рассвет на горе Волошина. Вчера был потрясающий закат, - перешёл я в наступление.
- Да? А я ни разу не была там, хотя много лет уже сюда езжу.
- Можно пойти вместе, - сделал я простое, но по существу романтическое предложение.
Марина тем временем прошла к нашему коврику и улеглась. Я был уверен, что всё в порядке, и продолжал:
- Так что, согласны?
- Заманчиво.
- Ну вот и договорились, - улыбнулся теперь уже я, пока что не веря в то, что всё произойдёт именно так.
- Так сколько сейчас время? – напомнила она мне моё же самоуверенное заявление.
- Когда я подходил, было без двадцати одиннадцать.
- Мне, наверное, пора, - сказала она с сожалением, как будто бы даже с искренним.
- Вечером придете на пляж?
- Постараюсь. Но даже если не сюда, то можно погулять по набережной, - последовавшее теперь уже от нее предложение меня воодушевило.
- Отлично, когда планируете?
- Наверное, не раньше пяти.
- Хорошо, будем. Счастливо!
- Пока!
Она засобиралась, всё так же быстро, как и прежде. Через пару минут её уже не было. А я сидел на нашем месте. Марина лежала и молчала, что не предвещало ничего хорошего.
- Ну что не так?
- Ничего.
- Я вижу.
Молчание напрягало.
- Откуда она, из Москвы? – вопрос был не познавательный, а скорее разряжающий обстановку.
- Она с Киева.
Молчание возобновилось.
- Марин, ну что ты опять начинаешь? Мы же договорились.
- Ничего не начинаю, я молчу вообще.
- Ну вот это и напрягает.
- Вообще-то я думала, ты мне апельсин оставишь.
Вот оно что! Апельсин как яблоко ревнивого раздора!
- Я его пустил в дело, - попробовал отшутиться я. – С его помощью познакомился. У нас же есть ещё один.
- Я уже не хочу. Ты поступил некрасиво. Прихожу, а тут одни корки.
- Ну хорошо, не очень красиво, но это что, так трагично? Ты просто ревнуешь, ты такая же, как все. А я думал, мы необычная пара.
- Это ты такой, как все, думаешь только о себе.
- Тьфу!
- Сам тьфу!
Мы действительно были необычной парой. По крайней мере, старались быть. И уже давно договорились не унижать друг друга идиотской ревностью, которая лишь разрушает отношения и разъедает душу обоих, как ядовитая кислота. Более того, мы давали друг другу свободы столько, сколько каждый захочет, если это не ущемит свободу другого. И как оказалось, чем больше у человека свободы, тем меньше он хочет ею пользоваться. Но тут был как раз тот случай, когда свободой воспользоваться одному из нас захотелось. И вот теперь этот чёртов апельсин всё портит.
По дороге к отелю настроение стремительно ухудшалось.
- Ну давай помиримся, - сделала предложение Марина уже на улице Десантников.
Но предложение оказалось запоздавшим.
- Ты сначала всё настроение испортишь, всё изгадишь, потом: «Давай помиримся», - вспылил я.
Помириться не получилось.
Войдя в номер, я плюхнулся на нашу двуспальную кровать. Злость всё прибывала.
- Мы обедать идём? – спросила жена.
- Хочешь – иди!
Ответа не последовало. Никто никуда не пошел.
Однако находиться в раздраженном состоянии вместе не представлялось возможным. Надо было куда-то уйти, а кроме столовой ничего на ум не пришло. Я вышел из номера и добрел до столовой, которая находилась здесь же, на втором этаже гостиничного комплекса. Куриный бульон, мясо на ребрышках, рис и овощной салат умиротворили разбушевавшуюся внутри меня стихию. Теперь помириться захотелось мне.
- Марин, иди пообедай, там всё свежее, - спокойно сказал я, вернувшись в номер. – Ну правда.
Примирение, хоть и не торжественное, но твёрдое и неотвратимое, состоялось.
- Мы пойдём вечером на пляж? – спросил я, желая понять, что бушевало в душе супруги: ревность или и впрямь обида из-за апельсина.
- Пойдём. Я вообще-то была не против знакомства и об этом тебе всегда говорила. Меня возмутило твоё неуважение.
- Я так не считаю, но спорить больше не хочу.
После короткой паузы я решился спросить:
- Как думаешь, она придёт?
- Вы же договорились.
- Но я ни телефон не взял и у нее, ни какой-то ещё контакт.
- Я так поняла, она заинтересовалась, иначе бы вообще не стала знакомиться. К тому же она здесь одна. Почему бы ей не прийти?
- Ладно, - сделал я вид, что поверил.
Прибавив температуру сплит-системы (что сильно раздражало Марину), я закрыл глаза и погрузился в послеобеденную дрёму.
4.
Вечером на пляже загорелые тела всё так же, как и вчера, бронзовели на закате. Но её тела среди них не было. Когда солнце зашло, пляж заметно опустел. А её так и не было. И хотя это меня расстроило, но после утреннего общения я почему-то был уверен, что она не станет нас избегать. Она была заинтересована, а может быть, даже заинтригована новым знакомством. И ещё оставалась надежда на вечер.
Однако надежда оправдалась чуть раньше. На обратном пути мы встретили её, буквально летящую туда, откуда мы только что ушли.
- Привет! – все трое обрадовались встрече.
- А мы ждали-ждали, искали-искали, всматривались, - стал нудно растягивать я историю нашего вечернего купания.
- Да, так получилось, возникли дела, - сказала она, искренне смущаясь, но в то же время давая понять, что именно так и было, и по-другому она поступить не могла.
О загадочных делах никто из нас допытываться не стал.
- Так мы встречаемся вечером? Или сразу завтра утром? – спросил я.
- Давайте для начала вечером, а там договоримся.
- У Волошина.
- Хорошо.
- Ты на пляж? - незаметно даже для себя перешёл я на «ты».
- Да, искупаюсь разок.
- Ну, давай. До встречи!
На пляж она устремилась всё той же стремительной походкой, перерастающей в бег. Ходить изящно и неторопливо она, видимо, не умела.
У Волошина по-прежнему пели, но народу было значительно меньше, чем вчера. На курорте не важно, какой сегодня день недели. Важно, сколько дней прошло и сколько осталось до отъезда. Но я вдруг вспомнил, что вчера было воскресенье, этим и объяснялось такое оживление.
Солист самодеятельной группы надрывался:
«Родина.
Еду я на Родину,
Пусть кричат — уродина,
А она нам нравится...»
Мы стояли у парапета набережной слева от выступающих. Так, чтобы можно было разговаривать и видеть проходящих. Но она появилась как всегда неожиданно, непонятно откуда. В белой просторной футболке и джинсах.
- Мы не сомневались, что придёшь, - самоуверенно поприветствовал я, хотя ни в чём таком уверен не был.
- Мы же договорились, - вновь в ее голосе и твёрдость, и смущение одновременно.
- Как искупалась?
- Да уже практически не было никого и прохладно было. Я и в самом деле сильно припозднилась.
- Ну ничего, теперь перейдём к вечерней программе. Погуляем или постоим-послушаем? – спросил я.
- Даже не знаю, можно погулять, - на этот раз совсем неуверенно ответила она.
- Ну тогда есть другое предложение. Вы тут пообщайтесь с Мариной, а я схожу за пиццей и пивом. Будем сидеть у моря и слушать концерт.
Возражений и альтернативных предложений не поступило, и я отправился выполнять обещанное. Пиццу мы покупали на Десантников, от Волошина расстояние не сказать что большое, но и не в двух шагах. Чтобы ускорить ход событий (мало ли какие у неё опять возникнут чёртовы «дела»), я туда не пошёл, а побежал примерно так же, как она бегала с пляжа и на пляж. Пиццу надо было ждать минут десять. За это время я купил три банки пива «Оболонь» (мне показалось, будет уместно подчеркнуть свою непредвзятость по отношению к Украине хотя бы и таким дурацким способом), сел на бордюр напротив лавки с пиццей и стал ждать. Расплатившись, назад я пошёл уже более спокойно, но уверенно и в темпе.
Подходя ближе, увидел, что девушки разговаривали так, как будто были давно знакомы.
- Вот и я, - заявил я о себе. – Пойдём?
По лестнице мы спустились на пляж, где никогда не бывали днём. Из своего рюкзака я извлёк пляжный коврик и термос с чаем (пиво заранее не предполагалось, да и Марина, сильно простывшая ещё в Астрахани и до сих пор не до конца оправившаяся, предпочитала что-нибудь погорячее), а из пакета – банки с пивом. Коробку с пиццей положил в центр. В запасе ещё была фляжка с купленной здесь же чачей, но скорее всего, она не понадобится, решил я.
Девушки скромно присели, а я несколько развязно растянулся на боку параллельно морю. Как я и предполагал, «Оболонь» подействовала положительно.
- Успели познакомиться поближе? – спросил я.
- Да, мы как раз говорили про Украину и Россию, - ответила Марина.
- О, неужто в такую романтическую ночь мы будем это обсуждать? – я старался захватить инициативу, это было несложно.
- Обычно сейчас, после всех этих событий, все всё воспринимают как-то не так, - Наташа продолжала начатый в моё отсутствие разговор. При этом как будто стеснялась принадлежности к своей стране. Мне это не понравилось. Но заключение было хорошее:
- И Саша сразу расположил меня к себе своим отношением.
А я всего-то сказал, что «это здорово». И как всегда угадал!
- Я сказала, что в России тоже не все сторонники Путина, - продолжала гнуть политическую линию Марина.
- В прошлом году познакомились с двумя ребятам. И вот один как начал: «Да вы там вообще понимаете, что творите?» Ну и всё такое. Второй ему: «Да что ты, мол, пристал к девушке, она в чём виновата?». Грустно всё это.
- Я думаю, политика не помешает нашему общению и не испортит этот вечер, как и всё, что будет с нами дальше, - сказал я, открывая банки с «Оболонью», и лишь потом подумал, не испугал ли ее таким громким заявлением. К тому моменту у меня уже созрел план, но он должен был реализоваться не сегодня. Рано.
- Часто отдыхаешь в Коктебеле? – спросил я, после того, как все прожевали свои кусочки пиццы.
- Я сюда к маме приезжаю, а когда-то ещё работала тут, торговала на площади всякой всячиной. Времени тогда практически не оставалось, только на сон.
- А на нудистский пляж как попала?
- Познакомилась года три назад с парнем, он предложил пойти туда, так и повелось.
- Плаваешь красиво, умело.
- Занималась когда-то, - подтвердила она мою первую догадку.
- В Киеве есть нудистский пляж?
- Да, на Оболони есть. Но я как-то туда не хожу, только здесь.
- А мы круглый год купаемся.
- И зимой?
- Зимой самое интересное купание. Приезжай, и тебя закупаем, - предложил я.
- Я подумаю, - смущение в темноте не было видно, но ощущалось в голосе. – Пока не готова.
- А я ещё думаю, - перешла на другую тему Наташа, - а как Марина отреагирует, что мы общаемся и вообще… Но сейчас поговорили, оказывается проблем нет.
- Проблем действительно нет. Мы же ничего плохого не делаем, вред никому не наносим.
Ни государству, ни обществу, - шутя изложил я нашу жизненную позицию.
«А не спеть ли мне песню о любви,
А не выдумать ли новый жанр.
Попопсовей мотив и стихи,
И всю жизнь получать гонорар…»
- доносилось с набережной.
- «Лица крымской национальности» поют, - «с учёным видом знатока» объявил я.
- Нет, они совсем не… - Наташа явно подумала про иные национальности.
- Они так свою группу называют, - уточнил я.
Марина подтвердила. Наташа засмеялась:
- Я и не знала даже.
За временем никто не следил и даже Наташа не спрашивала. Во время музыкальных пауз можно было послушать шум прибоя. Легкие волны накатывали на берег, разбиваясь о гальку. Легко завязавшийся разговор переходил с одной ничего не значащей темы на другую, как это обычно бывает у малознакомых людей.
- Так что насчет завтрашнего восхождения? – поинтересовался я.
- Я очень хочу подняться. Давайте сходим.
- Вот и отлично. Телефон оставишь?
- У меня с ним здесь что-то не то, - сказала она, вытаскивая его из сумочки. – Связи нет.
Я взял её телефон. Он показывал, что связи действительно не было.
- Странно, у меня всё есть, и даже снимают здесь копейки с эмтээс. Правда, я практически никому не звоню. Ладно, не беда. Просто договоримся на утро. Встретимся в пять утра на повороте. Договорились? Приходи, мы тебя всё равно найдём, - совсем неугрожающе сказал я, вызвав лишь ее улыбку.
Мы расстались на улице Десантников. Наташа свернула налево, в какой-то тёмный переулок, каких в Коктебеле великое множество.
- У меня есть план, - гордо заявил я, когда мы продолжили путь одни.
Марина вопросительно посмотрела на меня, ничего не сказав. Я начал излагать свой план:
- Завтра утром идём на Волошина. Потом утреннее купание. После этого ненавязчиво предлагаем ей позавтракать. Естественно, в нашей столовой. А потом так же ненавязчиво пригласим к себе. Просто так. Как тебе?
- Ты не бросайся на девушку-то, - послышалось от жены, когда мы готовились перейти дорогу и зайти в отель. – Она и не догадывается вроде о твоих планах.
- Я что, быдло? - обиженно ответил я. – Не захочет - ничего и не будет. Приятные впечатления всё равно останутся. Они уже есть.
5.
Вставать было тяжело. Марина чувствовала себя неважно и полночи прокашляла. Подталкивали к выходу сразу несколько причин. Всё задуманное надо реализовать, чтобы потом не жалеть, кроме того, это был последний день нашего пребывания в Крыму, и… мы же договорились! Я, было, попробовал предложить ей остаться, но в ответ получил решительный отказ: гвардия умирает, но не сдаётся.
На поворот мы пришли чуть раньше, чем договаривались. Но уже минут через пять в темноте показалась знакомая и единственно вероятная в это время и в этом месте фигура. Все оделись тепло. Но не слишком бодрый вид Марины вызывал сомнения, что прогулка пойдёт ей на пользу. Наташа выглядела на удивление бодро. Я постепенно выходил из полусонного состояния.
Коктебель находился во мгле. На улице Десантников освещения не было вовсе. На набережной – лишь кое-где. По дороге встречались редкие группы недогулявших. Примерно через полчаса мы достигли подножия Волошинской горы.
Подъём был не такой приятный, как позавчера на закате. По мере восхождения усиливался ветер, казалось, пронизывая наши тела насквозь. Уже светлело, но не теплело. Уверенно вверх шёл я, за мной – Наташа, дальше, заметно отставая, Марина. Всё-таки лучше ей было остаться. Когда Наташа поднялась, я заметил, что у нее сильная одышка. Спорт, видимо, был в её жизни давно. Дождались Марину. Ей становилось всё хуже и хуже. Усевшись на скамейку, она закуталась в свою синюю кофту с головой, пытаясь спастись таким образом от ветра. Хорошего настроения это не прибавляло.
Рассвет пришлось встречать вдвоём. Он, как это обычно и бывает, пришёл внезапно. Из-за холмов стала просачиваться краснота. Постепенно увеличиваясь в размерах, взошедшее солнце осветило наш холм. Мы поприветствовали его радостными возгласами. Марина не поднималась.
- Кто желает фотографироваться? – поинтересовался я.
Из-под синей кофты не раздалось ни звука. А Наташа попросила пофотографировать её на телефон. Сделав несколько снимков, я увидел, как со стороны Коктебеля к нам поднимаются парень с девушкой. По мере приближения становилось заметно, что одеты они очень легко. Между тем теплее так и не становилось.
Когда они достигли вершины и подошли к нам, я удивился ещё больше. Парень был одет в футболку и шорты, а девушка и вовсе была в купальнике.
- Здравствуйте, - поприветствовали они нас.
- Доброе утро. Не холодно? – спросил я.
Девушка лишь улыбнулась в ответ.
- Обалденный вид, - парень восторженно смотрел на освещенный утренним солнцем Коктебель. Было понятно, что он видит всё это в первый раз. Впрочем, не согласиться с ним было нельзя.
Немного постояв, они стали спускаться.
- Отметим восхождение и рассвет? – предложил я, доставая припасённую фляжку.
- А что там? - полюбопытствовала Наташа.
- Чача.
- Местная?
- Ну да. Купил дней десять назад, никак не выпью.
- Никогда не пробовала, - вновь удивила она меня.
- Повод попробовать более чем удачный.
Я разлил чачу в металлические рюмки. Мы выпили.
- Ммм… Очень даже вкусно, - оценила Наташа.
- На закуску есть конфеты, - протянул я ей пакет.
Марина по-прежнему не высовывалась из-под кофты и, видимо, единственным её желанием было поскорее уйти отсюда. Я налил ей чаю из термоса и окликнул. Показалась голова с недовольным и болезненного вида лицом. Чай, однако, выпила.
- Ну что, девушки, идём? – это был не столько вопрос, сколько команда.
Возражений не последовало.
Спустившись вниз, мы оказались как будто в другом мире. Ветра практически не было. А вместо холода - приятная утренняя свежесть. По пути сфотографировались на огромных деревянных стульях, стоящих у какого-то кафе на берегу моря. Марина ожила и даже взобралась на стул. А потом сфотографировала нас с Наташей.
Дойдя до пляжа, остановились. Посетителей ещё не было. Двое диковатого вида мужиков раскладывали по берегу шезлонги.
- Я отлучусь на пять минут, - объявила Наташа, быстро ускользнув куда-то.
«Наверное, не любит писать в море», - подумал я.
Внизу Марина преобразилась, повеселела и собралась купаться.
- Может, не стоит тебе? – попробовал предостеречь я, зная заранее, что это бесполезно.
- В воде теплее, - крикнула она мне уже из моря.
Накинув на вышедшую из воды жену полотенце, я стал раздеваться сам. Было всё-таки прохладно, но освежиться хотелось.
Наташа вернулась, когда мы уже оделись. Несмотря на это, она быстро разделась догола и ушла в море. Несколько минут, опять эти сильные и уверенные движения рук и ног, и вот она уже обсыхает рядом.
- Есть предложение, - начал я осуществлять свой план. – Приглашаю всех на завтрак в отель «Лето».
- Хм… Это где? – спросила Наташа.
- Это там, где мы живём. Ну не расходиться же просто так после такого героического восхождения. Согласна?
- Хорошо, пойдёмте, - не отказалась она, опять смущаясь.
В открывшуюся столовую отеля мы поднялись с улицы, дабы не привлекать внимания и не показывать, что приводим посторонних. Хотя никаких ограничений на этот счёт нам не ставили.
За завтраком мы выпили ещё немного чачи. Стало тепло, тело расслабилось. Но линию свою я продолжал:
- Наташ, может, оставишь свои координаты, хоть электронку. Я тебе фотки со стульями пришлю. Ну и вообще – общаться будем, если не против.
- Есть на чем написать?
- Есть даже чем, - улыбнулся я, доставая из рюкзака ручку и маленький блокнотик.
Она написала на нём адрес и передала мне.
- Ну вот, кое-что уже есть! – порадовался я вслух.
Кофе уже был выпит, каша, сосиски и блинчики съедены. Оставалось сделать последний шаг. Или пан, или пропал!
- Приглашаем в гости, посмотришь, как мы живём, можно душ принять, телевизор посмотреть.
- В карты поиграть, - улыбнулась Марина.
- Да, можно и в карты, - воодушевился я. – У нас крымские, с видами всякими. Их в принципе просто посмотреть можно, а не играть.
Наташа не решалась. Смущалась, но и не протестовала. Всё в её репертуаре.
- Ну пойдём, пойдём, в заложницы тебя не будем брать.
- Точно? - смеясь спросила она.
- Честное благородное слово.
Мы вышли из столовой и по террасе на втором этаже прошли в наш номер.
- Ну вот, наше жилище, располагайся, - радушно пригласил я давно желанную гостью.
- Уютно у вас. Здорово вообще.
Я полулежа расположился на нашей двуспальной кровати, Марина зашла в ванную, а Наташа с деловым видом стала осматривать наши «апартаменты».
- Да. Хорошо у вас здесь, - снова оценивающе сказала она, осмотрев балкон, с которого открывался вид на Сюрю-Кая, а чуть ближе блестели на солнце золотые купола недавно построенной церквушки.
Я включил телевизор. Показывали какие-то украинские новости на русском языке. Наташа присела на край кровати и, казалось, не знала, как вести себя дальше. Не очень решительно вёл себя и я, не желая её напугать или чем-то оттолкнуть.
Марина вышла из ванной, обёрнутая полотенцем.
- Теперь я, - воспользовался я ситуаций и оставил девушек вдвоём: пусть поговорят пока о том, о сём.
Посещение ванной было быстрым, если не сказать молниеносным. Выходя, я приготовил сухое и чистое полотенце для Наташи, повесив его на дверь. Своим же обвязался вокруг пояса. Поскольку больших полотенец в номере было только два, Наташе доставалось маленькое.
«Ну и пусть, - подумал я. – Не сможет обвязаться, значит. И выйдет полуголая. Не думаю, что станет надевать опять юбку и лосины».
- Наташ, твоё полотенце висит на двери. Так что, если хочешь, иди, - объявил я, появившись в комнате.
Дамы, как я и ожидал, мило ворковали о пустяках. Слегка замешкавшись и зачем-то покопавшись у себя в сумке, Наташа встала и прошла в ванную.
Телевизор вещал что-то про российскую агрессию и украинскую блокаду Крыма.
Спустя минут пять Наташа появилась. Как я и предполагал, полуголая: в белой маечке и белых же кружевных трусиках.
Мы с Мариной лежали под одеялом на почтительном расстоянии друг от друга, по обе стороны кровати. Полотенца наши висели на стульях, выдавая, что под одеялом мы голые. Наташа вновь осторожно присела на край кровати.
- Залезай к нам, - мягко пригласил я ее, прибавив глупейшее, - поваляемся.
Я встал и пустил её в середину кровати. Она легла не раздеваясь. Лёг и я, накрыв одеялом нас обоих. Она молчала. Разговоры и, правда, были уже неуместны. Я убавил звук телевизора, но оставил его для фона. Повернулся на бок и под одеялом стал гладить её голые ноги. Они казались не просто гладкими, а шелковистыми. Наташа вопросительно посмотрела на Марину.
- Он маньяк, - шутливо ответила она на немой вопрос.
Я продолжал свой пододеяльный натиск: гладил плоский животик, залезал под маечку, осторожно трогал, а потом и слегка сжимал груди. Откинув с нас одеяло, я стал целовать ее в шею, одновременно поднимать и постепенно снимать маечку.
Марина вдруг встала и, не говоря ни слова, отправилась опять в ванную.
«Неужели снова «апельсин»? – пронеслась в голове мысль. Но сейчас уже никто и ничто, кроме самой Наташи, остановить меня не мог.
Я приподнял её, освободил от верхней части одежды, обнажив груди, и поцеловал в мягкие и тёплые губы. Глаза мои (и её, думаю, тоже) сомкнулись в блаженстве. Мы целовались долго и нежно. То с глубоким проникновением, то слегка касаясь друг друга губами. Оторвавшись от её губ, я покрывал поцелуями её тело. Всасывал и слегка покусывал соски, а потом проводил языком вокруг каждого, теребил их кончиком язычка. От возбуждения они напряглись.
В какой момент вошла Марина, я не заметил, не поняв, а почувствовав, что нас на кровати уже трое. Я стянул с Наташи трусики и стал целовать ее ножку с покрытыми тёмным лаком ноготками. Потом вторую. Поднимаясь выше, целовал внутреннюю поверхность бёдер, что неизбежно вело меня к сокровенному и желанному. Жёсткие волосики слегка щекотали мне лицо, когда я погрузился в её мягкую плоть. Она отреагировала на мою ласку не стоном, а каким-то всхлипыванием. А когда я вошел в неё и начал первые небыстрые движения, она захныкала. Казалось, что я довожу ее до слёз, которые вот-вот хлынут из глаз.
В голове пронеслась мысль, что из всех троих расположившихся на кровати, занимаюсь любовью я один. Наташа позволяла себя любить, она была ведомой и лишь подстраивалась под мои интимные действия. Марина же, чувствуя такое её состояние, решила быть сторонним наблюдателем.
Несколько раз я едва сдерживался, чтобы долгожданное чудо не прекратилось быстрее, чем нужно. И опять целовал её. А потом продолжал вызывать всё то же похныкивание, от которого её становилось немного жалко.
Растягивать блаженство бесконечно не было сил. Сладостное чувство на несколько секунд наполнило всё моё существо, обожгло плоть и отключило разум, а потом пришло освобождение…
Несколько минут мы молчали, приходя в себя. Мы двое. Марина прожила эти минуты отдельно от нас. И поэтому сейчас выглядела (и чувствовала себя) бодрее и увереннее нас обоих.
Наташа стала одеваться, присев на краю кровати. Я поднял ее сзади:
- Всё хорошо?
Она подняла свои наполненные влагой, но счастливые глаза и кивнула. Я поцеловал её в шею.
- Мне пора, - она стала надевать юбку.
- Не уходи так сразу, я провожу, - я быстро встал, надел шорты и майку и влез в сандалии.
Мы были готовы. Теперь надо было выйти, не слишком привлекая к себе внимания.
Спустившись на первый этаж, я сделал Наташе знак рукой идти к выходу. А сам начал заговаривать зубы хозяйке на ресепшене по поводу нашего сегодняшнего отъезда. Наулыбавшись друг другу, мы договорились, что с этих пор будем приезжать каждое лето и только в «Лето».
Наташа не ушла далеко, даже не перешла дорогу, когда я её догнал.
- Ну что ты, всё в порядке? – спросил я, видя, что это не совсем так.
- Так всё неожиданно… Знаешь, у меня давно не было мужчины, наверное, не меньше года… А Марина совсем не ревнует… Удивительно, - мысли её путались.
- Ревность – плохое чувство, признак неуверенности в себе и слабости. А то, что произошло, - это маленькое, но приятное приключение, вовсе не запланированное, - попытался я как-то объяснить произошедшее.
- С моей стороны точно незапланированное, - улыбнулась она грустно. Она вообще выглядела очень грустно. И мне от этого было не по себе.
- Сегодня наш последний день в Коктебеле. Приходи на пляж. Мы обязательно будем.
- Конечно. Даже если вдруг не встретимся, я приду попрощаться. Когда вы уезжаете?
- В десять приедет такси.
- Я подойду. Ну и на пляж тоже постараюсь.
- Тогда не прощаемся, - я обнял ее и не отпускал полминуты.
Поцеловал в уголок губ.
- Пока, - сказал я с той интонацией, с какой прощаются влюблённые.
- Пока, - последовал такой же ответ.
Не знаю, что происходило в душе Наташи, но моя наполнялась ощущением счастья. Конечно, я не был в неё влюблен, если иметь в виду то состояние влюблённости, которое заставляет забыть на какое-то время не только всех остальных женщин, но и всё на свете. Нет, ничего подобного не было. Более того, после всего произошедшего я испытывал какую-то особенную нежность к Марине, которую не переставал любить никогда. Казалось, что моего восторга было мало для одной женщины и хотелось отдать это чувство ещё одной и ещё, и ещё... Наверное, находясь в таком состоянии, я любил всех и всё вокруг. Жаль, что оно недолговечно.
6.
Мы опоздали на пляж, потому что в нашей программе было ещё посещение музея Волошина. Переходя из комнаты в комнату, рассматривая экспонаты, рассказывающие о жизни поэта, и его картины, я пребывал всё в том же состоянии восторга. И от этого посещение музея, которое в любой другой день могло быть скучным, стало незабываемым и неразрывно связанным с тем, что произошло в нашей жизни в последние два дня.
Она уже бежала с пляжа, когда мы только направлялись туда. И всё равно встреча была радостной.
- Опять убегаешь, - не спросил, а констатировал я. - Извини, мы были в музее Волошина, потому опоздали.
- Вы молодцы, - ответила она искренне, без иронии или претензий.
- Приходи вечером. И провожать обязательно.
- В десять?
- Лучше чуть пораньше. Дорогу знаешь, - улыбнулся я и получил улыбку в ответ.
Мы попрощались и двинулись дальше. По дороге встретился всё тот же грузный мужик. Он узнал нас и остановил.
- А вас тут девушка искала. И ждала. Просила передать, что придёт проводить, - сообщил он нам новость, которую мы уже знали. Но было приятно, что и он оказался частью нашей истории.
- Спасибо, а мы уже встретились. Опоздали сегодня, - я был искренне благодарен ему за содействие: восторг всё ещё не улетучивался.
- Ааа, ну тогда счастливо! – просто сказал он.
- Всего хорошего! – попрощались мы.
Вечером на пляж она, конечно, не пришла. Наверное, это было не её время.
Я сидел на берегу и просто смотрел на море. Марина лежала рядом.
Я думал о том, что история с Наташей стала последней вспышкой нашего путешествия. И эта вспышка была настолько яркой, что на какой-то миг ослепила и заставила забыть всё, что было до этого. Но постепенно приходил в себя.
Перед моим мысленным взором пронеслись все наши одиннадцать дней. Пустынные холмы Орджоникидзе, с вершины которых были видны его бухты, наполненные бирюзовой водой. Валуны, разбросанные по берегу Меганома, взобравшись на которые можно было увидеть здоровенных медуз, в море казавшихся синими. Берега Нового Света, покрытые пицундским соснами. Хребет Эчкидаг, укрытый туманной дымкой и расстилающаяся у его подножия немноголюдная в конце сентября Лисья бухта. Карадаг с его остроконечными скалами, в лучах заката приобретавшими ярко-коричневый оттенок. Золотые Ворота, сверху манящие к себе так же сильно, как и с моря.
«Всё удалось», - подумал я удовлетворённо. Кажется, Марина была со мной согласна, но спрашивать я не стал: состояние удовлетворённости казалось мне столь же шатким, как и предшествующее состояние восторга. Надо было попытаться сохранить его как можно дольше.
Без пятнадцати десять мы с вещами вышли «сдаваться».
- А вас тут искали уже. Девушка. Сказала, что хочет попрощаться, - сообщил нам молодой хозяин Константин, дежуривший на ресепшене.
Сердце моё забилось сильнее:
- И где она?
- Вышла на улицу.
Мы сдали ключи, а Константин, как полагается, выразил сожаление по поводу нашего отъезда и пообещал, что теперь будет предоставлять скидку не только нам, но и всем, кто приедет от нас.
Она действительно ждала нас на улице.
- Не получилось прийти вечером, - произнесла она виновато.
- Это ничего. Спасибо, что пришла, - ответил я.
Подъехала машина. Вышел водитель, и мы стали укладывать сумки в багажник.
Марина и Наташа обнялись и попрощались, как две подруги. Я продержал Наташу в своих объятиях чуть дольше и поцеловал, лишь слегка коснувшись губами ее губ.
- Пока, удачной вам дороги - сказала она.
- Прощаться не будем, - добавил я и, отпустив ее мягкую руку, пошел к машине, где на заднем сиденье уже расположилась Марина.
Машина проехала немного вперёд, развернулась у первого поворота и покатила в направлении Феодосии. Впереди были долгие двадцать четыре часа пути.