Прогуливались мы как-то в тёплую весеннюю погоду по песчаному бережку Азовского моря. Светило долгожданное солнышко, почти согревшийся воздух был свеж и вкусен, настроение – бодрым, компания – нормальной. Тогда среди нас находилась пара, второй раз приехавшая к нам в город – отпраздновать десятилетие свадьбы, и остановившаяся на квартире у наших друзей. Интеллигентная пара в возрасте около сорока лет передвигалась, держась за руки и обращалась друг к другу исключительно «Мышечка» и «Котик», отдавая дань забываемым ныне гороскопам.
- Мышечка, смотри, какой цветочек!
- Котик, гляди, какая птичка полетела красивая!
Бич Горюха наблюдал за гостями города с живым интересом и наконец задал им вопрос:
- Скажите пожалуйста, а не приезжали ли вы в Морянск десять лет назад?
- Приезжали, - удивлённо ответили гости, - праздновали медовый месяц. Правда, тогда мы останавливались в домике на косе.
- А хозяйку часом не Горпина звали?
- Кажется, так.
- А не видели ли вы во время одной из прогулок довольно крупную женщину, которая странно себя вела?
- Да, припоминаю, что-то такое было, - неуверенно ответил мужчина.
– Ну, конечно, - рассмеялась женщина, - мы однажды шли домой с прогулки. По приходу собирались вымыться под душем, поужинать и отдохнуть перед отъездом. Шли спокойно и мило беседовали, держась за ручки, как и положено молодоженам. Мы тогда ещё свой язык придумали, молодожёнский. С использованием знаков гороскопа. У нас довольно своеобразное сочетание – мышь и кошка. Вот и называем друг друга до сих пор «Котик» и «Мышечка». Развлекаемся так иногда.
- Да-да, - рассмеялся мужчина, - вспомнил, вспомнил. Мы неспешно прогуливались и беседовали на своём языке. Помнится, супруга промурчала что-то типа: «Сейчас придём домой и помоем Мышечку. Сначала помоем ему лапочки, а потом хвостик!» Сами понимаете, все влюблённые немного сумасшедшие и юмор у них своеобразный. Но в тот момент мимо нас проходила одна дама, размерами напоминающая облегчённый вариант танка Т-34, так вот у неё с чувством юмора определённо были большие проблемы. Она, услышав наш разговор, подскочила со странным звуком – то ли «Я», то ли ещё что-то похуже, и убежала. Помнишь, мы тогда ещё долго смеялись, вспоминая этот случай?
- Ля! – задумчиво улыбаясь, сказал Горюха.
- Простите, что Вы сказали?
- Ля – это такое чисто местное морянское выражение крайнего удивления. Скорее всего, сокращённое от слова «Гля», «Глянь», «Гляди»…
- Какое интересное выражение. А почему, собственно, Вы заинтересовались той странной дамой?
- О, это очень интересная история. Если хотите – расскажу, но вам, пока будете находиться в городе, лучше на эту тему помалкивать.
- Ну что же, если надо – помолчим.
И Горюха рассказал нам следующее.
Десять лет назад бича Горюху, тогда ещё профессора Игоря Святославовича, пригласил на экспертизу сходняк косянских рыбарей по очень серьёзной причине…
Надо ли говорить, что случай этот был почти небывалый. Дело в том, что «клуб» морянских рыбарей – браконьеров является сообществом не менее закрытым, чем любая масонская ложа. Посёлок на Косе старше вольного города Морянска не на одну сотню лет, а если хорошо заглянуть далеко в историю, то и до бронзового века можно дойти. Испокон веков жили там отважные ловцы «краснюка» и «долгоносика», как тамошние аборигены называли ценных рыб осетровых и севрюжьих пород, которые в изобилии водились до недавних времён в мелком, тёплом и богатом планктоном Азовском море, известном древним грекам как «Меотийское болото», или, если сказать более благозвучно, «Кормилица».
То, что в наше время называется браконьерством, с давних времён считалось нормальным промыслом, дающим немалые доходы и позволявшим косянцам небедно существовать. Все рыбные места от дедов-прадедов были поделены главными семьями на участки, и никому даже в голову не приходило нарушать границы. Не подумайте плохого, косянцы, несмотря на внешнюю суровость, люди в душе добрые, но нарушившего неписанные законы Морянской косы ждала самая суровая кара. В море-то он выйти мог, а вот вернуться – далеко не всегда. В лучшем случае могли выловить пустую лодку.
Обычно руководил клубом джентльменов – браконьеров и регулировал работу местной Коморры самый крутой специалист своего дела, некий дон Карлеоне морянского разлива. Но на тот момент крутой папик скоропостижно отошёл ко Господу Богу, а поскольку сыновей ему вышеназванный бог не дал, то заменила его на боевом посту любимая доченька – дама размером со среднего слонопотама по прозвищу «баба Гомаха».
Не думайте, что крутая бригадирша просто сидела в подпольном офисе и ворочала делами и доходами. При «кошмарной» власти все работоспособные люди должны были трудиться, дабы не прослыть тунеядцами и не получить свой срок по этой статье. И Гомаха работала санитаркой в одном из косянских санаториев. Эта должность давала немалые доходы, как ни странно.
Косянские девицы – все сплошь жёны и дочери рыбаков, даром, что были в большинстве своём «тэмни як зэлэна бутылка», в математических способностях (имеется в виду счёт денег) стОили Эйнштейна, Гаусса и Эйлера вместе взятых и жили в добротных многоэтажных особняках. Точнее, не совсем жили, скорее сдавали.
А теперь представьте: получает сестра-хозяйка полный грузовик нового постельного белья для санатория, с бирочками. Куда оно идёт? В санаторий? Снова не совсем так. Что выгодно хозяйке – выдать бельё по назначению или отдать его бабе Гомахе? Угадайте с трёх раз. А что выдать в санаторий? Правильно, десять раз списанное и застиранное до мертвенно-серого оттенка старое. И жизнь прекрасна. Хозяйка – при бриллиантовых серьгах, Гомаха – при полностью оборудованной частной гостиничке. Да ещё и стирать не надо – халявная казённая прачечная всегда под рукой. Правда, отдыхающие санатория хором предъявляют свои претензии лечащим врачам (врач ведь за всё в ответе по мнению главврача), но такова уж стезя всех, кто давал пресловутую клятву Гиппократа. Знало ли про санитарские шахер-махеры санаторное начальство – да боже упаси, как можно! Правда, вышеназванное начальство исключительно из доброты и человеколюбия по отношению к нижним чинам позволяло безнаказанно глумиться над ненавистными тем и другим врачишками и постоянно напоминать им, кто есть ху и какими средствами владеет. Но что-то мы отвлеклись…
Игорь Святославович, естественно, никоим образом не относился к вышеупомянутому «добирному товарыству» и вхож в него не был, но он считался лучшим в городе специалистом по рыбацким сетям. Приглашён был как эксперт и, не поверите, с миротворческой миссией. Город полнился слухами. Говорили разное, но, если упустить мелкие детали, разговоры сводились к одному – вдрызг разругались два браконьерских клана, причём, из-за какой-то досадной мелочи, и дело шло к большой войне с возможной стрельбой и, не дай бог, жертвами. А оно надо сытому и спокойному Морянску? Чай, не Чикаго. И решили тут мирные, но принципиальные косянские браконьеры устроить сходняк на ничейной территории, в той самой хате, где незадолго до этого отдыхали вы, дорогие гости нашего города…
- ???
- Да, да, именно там, в древней хатке пожилой рыбачки титки Горпыны, где никто не догадался бы их искать.
- Но у неё была такая убогая избушка. Бабушка жила очень бедно…
- Позволю себе заезженную фразу: «Если на клетке льва написано «осёл» - не верь глазам своим». Она жила так, как привыкли жить все в её окружении, как жили её родители и деды. Говорят, что ещё в пятидесятые годы, когда подул очередной «Восток», - а это, скажу вам, не шутка, а отголоски знаменитой новороссийской боры, и дует он не менее трёх дней и очень сильно, с летней кухни сорвало крышу, под которой оказался большой свёрток с «керенками», «катеньками» и прочими немелкими купюрами эпохи самодержавия и Временного правительства. Особенно выделялись среди них красные советские тридцатки довоенной эпохи, в своё время обеспеченные золотом. Деньги кружились над Косой, вызывая у тётки Горпыны горькие слёзы и явно не лучшие пожелания ушедшим в мир иной предкам, не к месту спрятавшим под стрИхой такое богатство.
- Прискорбно, - покачали головами мы, - но будем надеяться, что ошибки прародителей научили бабушку уму-разуму.
- Увы, - покачал головой Горюха, - не научили. Когда после ухода бедной старушки из грешного мира стали ломать ветхий домик, в давно не работавшей печке – грУбе обнаружили не мЕньший пластиковый пакет с советскими сотенными, пятидесяти – и двадцатипятирублёвыми купюрами. Гены не изменишь. Но что-то мы опять отвлеклись, да ещё и вперёд забежали…
Итак, наш герой был приглашен «на стрелку» как эксперт по сетям и миротворец. За почерневшим от времени деревянным забором, на две трети высоты засыпанным песком, тулилась скособоченная саманная хатка с кривой крышей из щербатого тёмного шифера. Профессору пришлось сильно пригнуться, чтобы пройти внутрь мазанки. Игорю Святославовичу показалось, что он попал в кинокартину из жизни итальянской мафии начала двадцатого века или, на худой конец, на разбойничью «малину» в стиле известного фильма «Место встречи изменить нельзя». В горнице за деревянным столом, покрытым сильно потёртой и немного рваной клеёнкой, сидели несколько мощных высоченных дядек и смотрели на него без всякого выражения. Им было всё равно. Агрессии не проявляли, но заплывать за вековые рыболовецкие границы нашему профессору ещё больше не хотелось. Чёрного кота заменял огромный, толстый, объевшийся рыбой рыжий кот, которому было лень даже мяукать.
- Заходи, профессор, заходи! – приветливо пробасила големоподобная баба Гомаха, сидящая во главе стола, - Горпыся, дай тарилку гостю.
Ноздри приятно щекотал запах жареного азовского бычка. Кроме деликатесной рыбки была ещё уха из осетровых голов, тоже божественно вкусная. Правда, самих осетров и знаменитую чёрную икру косяне не ели – экономили. Действительно, зачем есть то, что можно продать? (А деньги – под стрИху, - подумал Горюха). В центре стола возвышалась царица застолья – большая, чуть ли не в полстола, бутыль местной варёхи – самодельного виноградного вина, в которой оставалось не больше трети содержимого. Горюха отдал должное угощению и выслушал жалобы честных браконьеров.
Суть дела вкратце была такова. Начиналась путИна, каждый день на счету. Бригада рыбаков заранее подготовила сети, лодки, моторы и весь прочий необходимый в их деле инвентарь. Лодки проверили на плавучесть и заделали дыры. Сети перебрали сантиметр за сантиметром, починили и зарыли неглубоко в песок, чтобы к тайному выходу в море быстренько загрузить их в баркасы и незаметненько отплыть. Ночью вернулись, сложили в лодки всё приготовленное и отправились на своё законное уловное место в глубину Азовского моря в районе Керченского пролива. И вдруг…
- Нет, ты подумай! – горячился бородатый кряжистый дядька в свитере весёленькой расцветки с вышитой надписью «Босс» на необъятном пузе, - ставим сети, уходим. Приходим, вытягиваем сети, а там две здоровых дыры! Мы рыбинспекции хабарЯ отнесли, договорились, а тут через эти дыры весь краснюк уплыл! И ведь какая-то ихтиандра хренова натворила такое! А ещё соседи (дядька явно собирался обвинить кого-то из знакомых рыбарей). Богатырь хлопнул очередную кружку варёхи, утёрся, подумал, развёл руками и коротко произнёс: «Ля!» Больше и добавить нечего.
Игорь Святославович серьёзно изучил обрывки сетей, рассмотрел их под увеличительным стеклом и вывел свой вердикт: разрез сделан не рыбацким ножом, а небольшим, но острым перочинным ножиком. Коллеги – рыбаки никогда бы так не резали. И, как следствие, - конкуренты не виноваты, посему войну начитать не стОит. Просто незачем. Оставалось выяснить – кто виноват и что делать. Ну, как всегда. Эта задача казалась невыполнимой. Пойди пойми, - кто мог оказаться рядом с припрятанными для ночного набега сетями? Да любой. Так и остались бы господа пинкертоны в своём блаженном неведении, но тут раздался зычный рёв. Все аж вздрогнули. Звук оказался слишком громким даже для закалённых, привыкших к грохоту штормовых волн и рёву восточного ветра рыбарей. Оказалось – ничего страшного. Просто плакал пятилетний внучонок тётки Горпыны, которого любимая бабушка влекла за ухо к гостям. В другой руке она держала какие-то тёмно-серого цвета ошмётки.
- Хто цэ зробыл, хто? Ах ты гЫман чортов!
- Ой, бабцю, цэ нэ я, нэ я! – басом вопил малец.
- Ось, дывыться, шо цэ малэ бисэня наробыло, ситку поризало! – и она подала сидящим за столом два перепутанных куска, вырезанных из рыбачьих сетей.
- Та я не виноват, бабцю, я их на верёвке нашёл! Ну, отпусти ухо!
Высокий суд выслушал обе стороны и пришёл к заключению, что ребёнок-таки не виноват. Рыбацкую сеть он не резал, ему это было бы не по силам. Он просто увидел, что на бельевой верёвке за летней кухней висят два хороших куска рыбачьей сети и решил пустить их в дело. А тут и бабушка подоспела…
У мирных косянцев с души упал большой камень. Слава богу, никого не надо было наказывать. Вендетта по-морянски никак не входила в их планы. Виновными явно оказалась парочка отдыхавших у тётки Горпыны молодожёнов, но они на-днях уехали, и, поскольку жили у хозяйки без регистрации, то адреса их никто не знал.
- Знаю я отих городських, - хлопнув примирительную литровую кружку варёхи, подвела итоги баба Гомаха, - ось послухайте, шо було…
Шла баба Гомаха на-днях по своим делам. Темнело, было тепло и тихо. Впереди без спешки прогуливалась парочка, которая о чём-то негромко переговаривалась. Гомаха устремилась на обгон и машинально прислушалась. И вот что она услышала:
- Сейчас мы будем мыть Мышечку, - ворковала женщина, - сначала помоем Мышечке лапочки, а потом хвостик…
- Ля! – от неожиданности произнесла баба Гомаха, бегом обогнала прохожих и быстро пошла прочь, пытаясь понять сказанное: ОТИ! ДУРНи! ГОРОДСЬКИ! МЫЮТЬ! ЛАПКИ! СВОИМ! МЫШАМ!!!
Смеялись над рассказом все, кроме наших новых знакомых. Они сидели пунцовые от стыда. Им было очень неудобно.
- Мы же не знали! Боже мой, хорошо, что всё обошлось!
Из произошедшего мы не поняли только одно: зачем им понадобилась сетка? Всё оказалось проще простого. Наши отдыхающие забыли в бане мочалки, а помыться перед отъездом под еле работающим бабкиным душем хотелось. Душ был летний, с бочкой, с душевой сеткой, сработанной из пробитой в нескольких местах гвоздями консервной банки. Когда вода в бочке нагревалась на солнце, можно было искупаться, но без мочалки это сделать сложно. И тут, - о, радость! Во время вечерней прогулки по берегу моря из-под песка показались куски старой и, как им тогда показалось, никому не нужной сети. Недолго думая, мужчина нарезал необходимое количество, и они пошли домой – мыться…
Так благополучно завершился приазовский кризис, занимающий в рейтинге косянских тётушек, второе место после карибского.