Часть 3
МИССИЯ
Глава 1
Шкатулка
- Вот вам допуск к делу - сказал Мамуля, протягивая Тиоракису небольшую светло-зеленого цвета карточку из тонкого картона - отправляйтесь в "шкатулку", знакомьтесь... Ознакомитесь - ко мне! Обсудим.
"Шкатулкой" на употреблявшемся в "Пятерке" жаргоне назывался сектор, в котором хранились секретные служебные материалы и, в том числе, досье на разрабатываемых лиц. Выносить из "шкатулки" ничего не разрешалось. Для ознакомления с хранящимися там документами (разумеется, только с письменной санкции руководителя Департамента!) допущенному сотруднику выделялась одна из специальных кабинок, не имевшая окон и оборудованная только небольшим столом, рабочим креслом, а также верхним и местным светом. На дверях каждой из таких ячеек красовалась предупреждающая табличка: "Ведется прослушивание и видеонаблюдение!" Украшение это было скорее данью традиции, чем практической надобностью, поскольку любой вменяемый сотрудник (а невменяемых на службу не принимали - за этим кадры следили строго) и без того понимал, что постоянно находится под пристальным вниманием службы внутреннего контроля (СВК).
Рядом с дверью, ведущей в "шкатулку", находилось небольшое сооружение - нечто вроде маленькой кафедры или трибунки - рабочее место поста охраны. Тиоракис предъявил внутренний пропуск и картонку допуска дежурному офицеру, которого до этого видел и которому демонстрировал свою личность уже, наверное, раз сто. Раз сто видевший и, наверное, знавший его в лицо не хуже родной мамы, офицер охраны внимательно сличил физиономию Тиоракиса с фотографией на документе, бегло глянул на зеленую картонку, кивнул, вернул Тиоракису верительные грамоты, сделал необходимую запись в дежурном журнале и нажал кнопку, отпирающую электрический замок. Тиоракис, поднеся пальцы правой руки к воображаемой тулье воображаемой шляпы, слегка кивнул и вошел в святая-святых.
За дверью открывался преизрядный коридор, в который выходили двери кабинетов с упомянутыми предупреждающими табличками, а в конце его располагалось собственно хранилище. Это было большое вытянутое помещение также без окон, почти сразу за входом перегороженное поперек элементарной деревянной стойкой. К стойке с внутренней стороны прирос здоровенный письменный стол, за которым царил в лучах вечного искусственного света один из старейших и вернейших, всех пересидевший и переживший, проверенный из проверенных сотрудник Пятого департамента ФБГБ, кавалер ордена "За тридцать лет беспорочной службы", бессменный начальник "шкатулки", суб-колонель Едд Рыйста по кличке Бинокуляр. За его спиной тянулись длиннющие и высоченные, почти под потолок, секции металлических шкафов-ячеек, в которых хранилось главное достояние "Пятерки" - своеобразная Книга Судеб - оперативные дела секретных агентов, досье на граждан, чем-то задевших интересы Родины и, по этой причине, попавших в разработку, отчеты о проведенных операциях и все, что с этим связано: протоколы слежения, сообщения бдительных обывателей (в просторечии - доносы), вербовочные расписки и расписки в получении денег, аналитические обзоры, копии личных документов и личных писем, фотографии (скромные и не очень), расшифровки телефонных переговоров и так далее и тому подобное...
Пятый департамент, когда дело касалось проникновения в чужие секреты, охотно использовал последние достижения науки и техники, но в части сохранения собственных тайн - демонстрировал махровый консерватизм. Во всяком случае, секретные папки, содержавшие сведения о личности агентов, работавших на спецслужбу и наиболее скандальные досье на видных людей не переводились на электронные носители и не упаковывались ни в какие, путь даже самые труднодоступные файлы. Случившиеся в родном отечестве и за рубежом несколько громких историй, связанных с проникновением электронных взломщиков в самые охраняемые базы данных, положили некий предел распространению компьютерной революции в шпионско-контрразведывательном ведомстве. Шкафы с примитивными папками под присмотром въедливого старого прыща и вымуштрованный военный на входе в хранилище высших секретов, представлялись местному начальству гораздо более надежными средствами, чем неосязаемые и, в случае чего, не несущие никакой ответственности программы, призванные не допустить чужаков за заповеданные двери к кладезям закрытой информации. Даже если найти самого очкастого умника, который с легкостью раскалывает по тридцать три электронных сторожа на день, что он сможет сделать против того же Бинокуляра, вооруженного допотопной инструкцией по секретному делопроизводству?
* * *
Бинокуляр, бросив строгий взгляд на удостоверение личности уже давно примелькавшегося ему Тиоракиса, опустил с залысого лба на нос очки с толстенными стеклами (за которые, видимо, получил свою кличку) и погрузился в изучение зеленой картонки допуска. Он буквально обнюхал подпись и личную печать Мамули, тщательно осмотрел пустую обратную сторону карточки и, не найдя к чему прицепиться, с каким-то даже разочарованным вздохом сунул оба документа в небольшой сейфик, помещавшийся в тумбе стола, коротко лязгнул замком, поднялся со стула и, одернув на своей коротенькой и плотненькой фигурке основательно поношенный, но тщательно вычищенный и выглаженный мундирчик, отправился вглубь одного из проходов между секциями, позванивая на ходу здоровенной связкой ключей.
Где-то в глубине прогромыхала дверца металлического шкафа и Бинокуляр вновь вынырнул из глубин своей таинственной пещеры к деревянному прилавку, отделявшему его от посетителя. Он выложил на стойку перед Тиоракисом прямоугольный бокс из толстого и очень твердого картона, оклеенного к тому же поверху плотной серой тканью.
Бокс (как и любой другой в этом хранилище) был опломбирован. Бинокуляр, строго следуя инструкции, продемонстрировал Тиоракису целостность шнура, продернутого через петлю застежки, а также отсутствие повреждений в двух рельефных оттисках на пластичном материале, с помощью которого этот самый шнур был прилеплен к специальной бирке. Один оттиск принадлежал личной печатке самого Бинокуляра, другой - печатке того оперативного сотрудника, который последний раз обращался к материалу. Сам хранитель и никто из его сотрудников допуска к содержанию папок не имели, что и обеспечивалось такой системой пломбирования.
Тиоракис расписался в шнурованной книге за полученную коробку и отправился в ближайшую рабочую кабину, в "сортир", если на жаргоне. Пожалуй, единственное сходство с этим заведением маленькому кабинету придавал запор на двери. Войдя внутрь Тиоракис повернул Т-образную вертушку, и в специальном окошке на внешней стороне двери синий транспарантик "СВОБОДНО" сменился красным транспарантиком "ЗАНЯТО", ну, точно как у туалета в поезде или, скажем, в самолете. Отдельные остроумцы, правда, находили еще одно сходство с отхожим местом, а именно - содержимое, извлекаемое в этих кабинках из большинства опломбированных боксов.
Усевшись в кресло Тиоракис положил коробку перед собой, еще раз осмотрел бирку с рельефными печатями и механически отметил, что последний раз материал смотрел Мамуля: печатка №77 - его (довелось как-то подглядеть). Вторая - № 349 - Бинокуляровская, это знал любой, кто более или менее регулярно посещал "шкатулку". Коробка внешне более всего была похожа на толстый фолиант. В правом верхнему углу крышки-обложки - какие-то канцелярские индексы-фигиндексы, в правом нижнем - разумеется, надпись: "Хранить постоянно", а посередине - титул: Дело № 1336/25/71. Материалы по фигуранту "Чужой".
Тиоракис, уничтожая печати, сорвал шнур с бирки, выдернул его из петли застежки и открыл бокс. Внутри находилось уже самое обычное прошитое дело, формирование которого (подшивка новых материалов, опечатывание и пополнение описи) являлось прерогативой допущенных оперативников. Тиоракис с изумлением отметил, что дело сшито лично Мамулей. Двести пятьдесят листов! Лично шил. Демократ. Герой!
- Ну-с! Что у нас здесь?
* * *
Содержание папки, впрочем, было совершенно обыкновенным для дел такого рода, все то же: анкетные данные, характеристики, чуть ли не с роддома, выписки из личных дел и даже медицинских карт, ну и (как без этого!) - прослушка, проследка, подсадка, подводка, отчеты и рапорты оперов и сексотов под псевдонимами, консультации экспертов, схемы связей и прочее, и прочее.
А вот личность фигуранта, действительно, вызывала интерес.
Последнее время этот человек стал уж слишком известен, популярен и, в определенном смысле влиятелен, чтобы Пятый департамент обошел его своим вниманием - это Торакис хорошо понимал. Мало того, вполне очевидный факт принятия разработки под свое крыло лично Мамулей свидетельствовал, что интерес к Острихсу Глэдди в определенных сферах уже перешел какую-то значимую грань.
Тиоракис и сам, чисто по-человечески, был чрезвычайно заинтригован феноменом влияния этого человека на других людей, слухами и странными легендами, которыми постепенно начинало обрастать его имя. Так что поручение по службе, в данном случае, совпало с личным интересом Тиоракиса, и он с энтузиазмом погрузился в изучение досье.
* * *
Год рождения - 7340 по декретному летоисчислению.
- Так мы же одногодки! - отметил Тиоракис: Только он зимой родился, а я - весной.
Место рождения... Ага... Вот тут и начинаются семейные тайны... Так... Справка из приюта Св. Бруслэ для детей оставшихся без родительского попечения: "доставлен дежурным нарядом полиции, каковой изъял ребенка, мальчика, ориентировочно двухнедельного возраста с железнодорожного вокзала города Аузентир (национальный кантон Версен)". Мы что? К тому же еще и земляки? У меня ведь мать версенка! И бабка... Впрочем, на вокзале мог оказаться кто угодно... Дальше. Выписка из рапорта старшего патрульного: "...был вызван дежурным по вокзалу в связи с поступлением сигнала от граждан о наличии на скамейке безхозного (Тьфу! Лексикончик!) младенца. Опросом близлежащих (Ха!!! В каком смысле!?) граждан установить родителей не удалось". В общем, не сказать, чтобы уникальная история... Так, что еще? Состояние здоровья ребенка удовлетворительное... среднего питания... анализы... Чушь! Несущественно. Это, по всей видимости, понатаскано из приютского личного дела.
Ага, вот - поинтереснее! Справка об усыновлении. Приемные родители: отец - Фиоси Глэдди, хозяин небольшой мебельной фабрики(справка о благонадежности, справка о доходе, заключение опекунского совета); мать - Ямари Глэдди - домохозяйка(справка о благонадежности, справка о нахождении на иждивении, заключение опекунского совета). Место жительства: улица Звезды, 15, Ялагил, административный кантон Лиазир (Нет - не земляки!)
Ну, вот, наконец, и первые агентурные данные:
Агент "Клипса": "В ходе беседы Д. пояснил, что он был домашним врачом супругов Глэдди в период их проживания в Ялагиле. Д. сообщил, что Фиоси Глэдди страдал мужским бесплодием, длительное лечение которого не дало результатов. Ввиду того, что супруги очень тяжело переживали бездетность, было решено прибегнуть к усыновлению, но таким образом, чтобы создать у окружающих впечатление естественного рождения ребенка. На этом пункте супруги Глэдди было просто помешаны. Д. - единственный, кто был посвящен в семейную тайну, поскольку без его помощи обойтись было невозможно. Супруги решили симулировать беременность у Ямари, и одновременно найти вариант усыновления. В случае неудачи при помощи Д. все можно было списать на выкидыш, или на смерть новорожденного, а затем повторить попытку.
Д. "диагностировал" беременность у госпожи Глэдди и, усмотрев "осложнения" по договоренности с супругами "порекомендовал" будущей матери уехать в Приморские кантоны, якобы для наблюдения в одной из частных клиник у известного специалиста. При благоприятном стечении обстоятельств Ямари должна была вернуться в родной город уже с "новорожденным".
Каким-то чудом все удалось с первого раза. Фиоси оставил дело на опытного помощника, а сам носился по соседним кантонам, подыскивая подходящий вариант усыновления. Все родные и знакомые при этом были уверены, что он ездит навещать беременную жену, и принимали его суету и беспокойство как вполне естественную вещь: так долго ждал!
За неделю до срока "родов", установленного Д., Фиоси нашел подходящий вариант усыновления в соседнем кантоне Версен. В своем городе или дистрикте, и вообще в пределах своего кантона, Глэдди поисков вообще не предпринимали, так как резонно опасались огласки. В Версенском департаменте общественного призрения Фиоси сообщили, что буквально три дня назад в приют св. Брусле доставлен подброшенный на вокзал Аузентира вполне здоровый младенец не более двух недель отроду. Фиоси кинулся в Аузентир, посмотрел ребенка и срочно вызвал к себе жену. Пакет документов на усыновление у них был подготовлен заранее, да и в то время такие вопросы решались очень просто. Судя по всему Фиоси как-то дополнительно простимулировал чиновников из опекунского совета, и усыновление было решено в три дня. В свидетельстве о рождении ребенка, нареченного Острихсом, была указана та самая дата, назначенная Д. Разница между фактическим и юридическим возрастом ребенка была настолько незначительна (по-видимому, не более месяца) что её никто не заметил, тем более, что счастливая мать вернулась в Ялагил только через полгода после "родов". Таким образом никому и никогда не приходило в голову, что Острихс не родной, а приемный сын Фиоси и Ямари."
* * *
- Интересно - заметил про себя Тиоракис, - на чем этот самый (или эта самая?) "Клипса" подловил (или подловила?) уважаемого доктора? Да так, что тот стал вываливать доверенную ему личную, а также и врачебную тайну... Вероятно, удалось отыскать в шкафу у господина Д. какой-то очень солидный и дурно пахнущий скелет. Или через альков? Да мало ли методов у нас, у поганцев, на вооружении...
Но, так или иначе, это уже не сведения о детских прививках или мере упитанности. Это уже серьезная информация, которая может пригодиться, если придется играть против объекта. А может и не пригодится... Это как звезды встанут. Но в копилку её, в копилочку!
Дальше информационная лакуна. Практически никаких сведений о том, что представлял из себя Острихс-ребенок в возрасте до пятнадцати лет. Видимо, тихим был и спокойным. Таких не помнят ни воспитатели, ни учителя, ни однокашники. Запоминаются, как правило, непоседы, драчуны, сорвиголовы или особые бестолочи, то есть те, с кем пришлось помучиться, хлебнуть неприятностей. Так сказать, фантомные боли не дают забыть.
А вот, когда объекту исполнилось пятнадцать лет, информация о нем начинает бурно прибывать, пополняясь сразу из многих источников. И это, совершенно очевидно, связано с тем, что окружавшим Острихса стал заметен его Дар.