Я не хочу – здесь.
Брожу бездумным лунатиком по тоскливо-пустынной квартире, в которой каждая мелочь кричит о тебе, и где уже сто двадцать дней – только я и унылое одиночество.
Непонятная сила тянет к окну: вверху – синева, в которую ты так часто смотрел, а внизу, сколько видит глаз, утопают в зелени палисадников дома и домишки: ухоженные и обветшалые, сверкающие яркой краской и поблекшие от непогоды, совсем новые и довоенные… и среди них – вон там, в яблоневом саду – дом, где мы были счастливы.
Рядом строили высокий панельный дом, в котором тебе обещали квартиру, и как же мы ждали её! Тянули жребий: кому на каком жить этаже, и ты вытянул бумажку с «12»: выше некуда. Я расстроилась: вдруг поломается лифт? – а ты радовался: к солнцу поближе, к небу, и никто не зальёт, и не будет топать над головой.
Я не хочу – здесь.
И не могу – там.
Потому что там, в старом доме под синей крышей, ты живёшь не один.
В тот вечер, когда ты признался, что полюбил и не хочешь жить больше во лжи, я сама предложила отказать квартирантам и уйти тебе в наш старый дом.
«Я всё оставляю тебе», – сказал ты.
А зачем мне оно – это «всё»? Ты бы лучше себя оставил: уставшего, немолодого, не очень здорового… моего.
Я боялась нехватки денег, неустроенности и болезней, а бояться нужно было другого: того, что уйдёт любовь.
Всё у меня есть – здесь.
Только главное моё – там.
***
Я не виновата ни перед кем: разве может быть виновата полюбившая женщина?
Мама говорила: «Подумай: он старше тебя, к тому же прочно женат».
Но я знала: не прочно – иначе не ушёл бы ко мне.
Мы переехали в старый дом, оставшийся его жене от родителей, всё расставили-переставили-вымыли-отскоблили… Нам было уютно и хорошо, и казалось: так будет всегда.
Что же изменилось сейчас? Прошло только четыре месяца… Он по-прежнему встречает меня с работы, никуда не уходит по вечерам, но подолгу стоит у окна, курит в форточку, отвечает мне невпопад… просто смотрит, как падают яблоки.
«А на что ты надеялась? – в ответ на мою тревогу спросила мама. – Увести-то легко. А вот удержать…»
Я стараюсь, как только могу: всё блестит чистотой, на плите шкворчит самое вкусное, на что хватает фантазии; покупаю билеты в театр, приглашаю к нам его дочь… Она вежливо благодарит и находит повод не приходить. Он звонит ей почти каждый вечер, а я слышу чужой приглушённый смех и понимаю: со мной он ни разу так не смеялся.
Я не могу ничего объяснить. Я не знаю, что делать.
Он – не со мной. Он не здесь.
И я не хочу быть здесь.
***
Зелень, зелень… как разрослись эти яблони! Помню, как мы их сажали: я выкапывал ямки, жена колдовала над саженцами, приговаривая что-то секретное, от бабушки перешедшее: та прут в землю втыкала – и он расцветал. Дочка крутилась вокруг и вдруг закричала: «Папа, скорее: к нам приползла змеиная дочка-принцесса!» Я схватил её на руки и засмеялся, увидев «принцессу» – толстого извивающегося червяка.
Жена шептала не зря: мы не знали, куда девать яблоки. Давили сок, раздавали знакомым, варили варенье, научились делать вино. Когда кто-то брал яблоко, ему говорили: «До палочки!» «В яблочных зёрнах полно железа, – когда-то с важным видом сказала дочка. – Нам учительница объяснила: съешь яблоко до самой палочки – будешь сильным, как Илья Муромец».
«До палочки!» И не нужно никому ничего объяснять.
Не понимаю, что происходит. Я полюбил молодую, красивую, стройную, и она не меняется. Значит, меняюсь я? Значит, стоило сжечь мосты, и все мелочи, все смешные словечки, бессонные ночи, забытые радости и тревоги наполняются новым смыслом, и из рутинного, надоевшего превращаются в самое главное.
По дороге домой я делаю крюк, чтоб увидеть окно, от которого до синего неба было подать рукой.
Я не знаю, что делать.
Я – не здесь.
И не знаю, буду ли – там.
http://www.proza.ru/2017/04/11/2041