-Люба, ну, где ты там? – раздалось сверху.
Я стояла в подполе уже минут десять. Тетя Вера, к которой я приехала на майские праздники, попросила меня достать банку соленых огурцов. Спустившись по деревянной лестнице, я пошарила рукой по стене, нашла выключатель и повернула ручку. Небольшое пространство озарилось ярким светом. Я прищурилась. С трех сторон меня окружали полки с банками. Банки с вареньем, соленой капустой, грибами, помидорами. Всем, чем только можно, вот только огурцов я не видела.
- Да, тут, тут, - крикнула я в ответ. – Нет огурцов.
-Ты справа посмотри. Там, за кабачками, - крикнула тетя Вера.
Я повернулась направо. На меня смотрело варенье. В три ряда. Малиновое, клубничное и вишневое. «Так, кабачки зеленые», - подумала я. «А тут все красное». Чтобы еще раз убедиться, что кабачков даже близко здесь нет, я подвигала банки. Правильно, кабачков нет. Или я их не вижу?
Сверху появилась какая-то тень. Я подняла голову - на меня смотрела тетя Вера.
-Я же тебе говорю – справа, ты слева смотришь.
-Так как же слева, когда справа.
Тетя покачала головой. Я стояла в нерешительности. Наши понятия, где право, а где лево отличались. Из ступора меня вывела тетя, которая начала смеяться.
-Ты встань лицом к лестнице. Протяни правую руку вправо. Ты спиной стояла, а потому и искала не на той полке.
Голова тети исчезла. Я услышала шорохи, потом потряхивания и удаляющиеся сверху шаги.
Я сделала все, как велела тетя и повернулась. Да, здесь действительно стояли кабачки. Стройными рядами, обороняя собой помидоры. Но… огурцы я снова не увидела. Я начала спускать банки на пол. Огурцы надо было найти, и я не хотела очередной раз выглядеть глупо. Полки были широкие, вмещали несколько рядов банок. Я шарила руками туда-сюда, вытаскивала на свет банки, но попадались только салаты, соленая капуста и помидоры. Огурцов не было, хоть убей. Вдруг моя рука потянула какую-то легкую банку. Я удивилась. Вытащив ее наружу, я увидела, что она абсолютно пустая, но крышка на ней закатана. Повертев ее туда-сюда, я обнаружила этикетку. Горе 1980. Обалдев, я прочитала надпись еще раз. Она не поменялась и по-прежнему гласила про горе 1980. Осторожно поставив банку на пол, я снова просунула руку вглубь полки. Мне снова попалась пустая банка с закатанной крышкой. Вытащив ее наружу, я прочитала «Горе 1998». Что за бред! Обе банки были трехлитровыми. Я снова пошарила на полке. Из ее дальнего угла вскоре были вытащены еще 5 банок. И все с горем разных годов. Я не знала, что с ними делать. А еще я не знала, где же все-таки стоят банки с огурцами, за которыми я сюда спустилась.
-Тетя, - нерешительно крикнула я. – Тут какие-то банки странные…
Послышались шаги. Вскоре в проеме снова показалась голова тети.
-Нашла?
-Нет, огурцы не нашла, но нашла кое-что другое.
Я подняла с пола банку и приподняла ее повыше, демонстрируя тете «Горе 2014». Тетя охнула, исчезла, а потом ее ноги появились в проеме. Она спускалась вниз. Достигнув пола, она смахнула пот с лица и повернулась ко мне.
-Что это? – спросила я, протянув тете банку. Она взяла ее в руки и прижала к груди. Мы довольно долго молчали.
- Это горе, которое меня постигло в 2014 году, - тихо сказала тетя.
- А почему оно в банке? - поинтересовалась я.
- Чтобы от него избавиться.
Ответ меня поразил. Мой удивлённый взгляд вынудил тетю продолжить:
- Твоя прабабушка много лет назад мне сказала, что если долго в себе носить боль, то можно заболеть. А потому от боли и горя надо избавляться. Ну, например, положить куда-нибудь, но так, чтобы оно оттуда не вылезло. Вот потому я его в банки и закатываю.
Стояла тишина.
-И сколько у тебя этих банок, тетя Вера?
Она замялась.
-Я не считала.
-Тетя, - подумав, сказала я, - но ты же все равно это горе хранишь! Может не в себе, так на полке. И натыкаешься на него. Снова все вспоминаешь. И тебе снова становиться больно.
Тетя смотрела на меня как-то грустно и мягко одновременно.
-Понимаешь, если все выбросить, то и воспоминаний никаких не останется…. – тихо проговорила она.
Так мы и стояли среди банок варенья, соленья и горя. Тетя переминалась с ноги на ногу. Я понимала, что ей этот разговор неприятен. Я же чувствовала себя совсем неловко. Вот, залезла не только в подпол, но и в чужую жизнь.
- Давай все вытащим, - предложила я тете. – Зачем горе в банках хранить. Столько места занимают.
Но тетя, казалось, меня не слышала. Она подошла к полке, просунула руку в глубину и стала вытаскивать банки. Вскоре к стоявшим на полу банкам добавились две литровых, три пол-литровых и одна маленькая, из-под детского питания. На ней даже старая этикетка осталась – «Пюре яблочное». На этой, маленькой баночке, тоже была надпись - «Горе 1973»
-Тетя, что это за горе такое семьдесят третьего года! Тебе же тогда тринадцать лет было!
И вдруг тетя рассмеялась, крутя эту маленькую баночку в руках.
-Тетя, ты чего? – уже испуганно пробормотала я.
-Это детское горе. Первая любовь, понимаешь?
Я кивнула. И тут же во мне проснулось любопытство.
-А кто это был? Что за мальчик?
-Сашка, из шестого Б. Я тогда страдала, что он на меня внимания не обращает. Ему Катька нравилась, из нашего класса. Да… дела. Да ты же их обоих знаешь, - вдруг спохватилась она. - Через улицу дом. Ну, еще голубой такой, с резными наличниками. Катерина – повар в детском саду, а Сашка – столяр. Ох, и гоняет же она его.
И тетя снова рассмеялась. Я вспомнила, как вчера вечером по нашей улице, мыча, пробежала корова, вслед за ней несся дядя Саша, а завершала марафон тетя Катя, которая, переваливаясь от собственного веса из стороны в сторону, размахивала сковородой и орала, что если он, подлец, домой явится, она его все равно убьёт.
-Вот так они и живут. Уже тридцать лет. Каждую неделю она его гоняет. Вся деревня потешается, а они все не успокоятся. Ревнует она его ко всем, спасу нет.
Тетя стала открывать банку. Я завороженно смотрела, ожидая, что сейчас оттуда что-нибудь появится. Дым, джин – неважно. Раздался хлопок. Крышка рассталась с банкой. Тетя сунула внутрь нос – там было пусто. Испытав, как мне показалось, разочарование, она пожала плечами. Повертела банку и поставила ее на полку.
-Ну, вот, одним горем меньше, – подытожила я. – Может и другие банки откроем?
Но эта затея тете веселой не показалась.
-Нет, - отрезала она и начала складывать на полку все вытащенные ранее пустые банки. Заставив их капустой и помидорами, она отряхнула руки и сказала:
-Все, пошли отсюда.
-А как же огурцы? – спохватилась я. – Мы их так и не нашли…
-Съели, наверно. Ничего не осталось. Лезь наверх!
Шлепнув меня легонько по заду, она подтолкнула меня к лестнице. Я вылезла из подпола и посмотрела вниз. Тетя огляделась и выключила свет. Поднявшись по лестнице наверх, она закрыла крышку подпола и поверх развернула половик.
-Пойдем, ужинать пора, - сказала тетя, направляясь в сторону кухни.
Меня же просто раздирало любопытство относительно всех других банок с горем. Мне хотелось задать столько вопросов, но в этот и последующие дни тетя молчала. И я решила отложить допрос до лучших времен.
Следующий раз я оказалась у тети спустя несколько месяцев. Стояла осень. Весь урожай был уже собран. Листья с деревьев облетели и превратились в труху. Периодически шли дожди. Как-то вечером я вышла из дома и подсела к тете на скамейку. Она смотрела через реку на закат. По воде струилась красно-желтая дорожка, завораживая своими переливами. Тетя была спокойна и казалась счастливой.
-А помнишь весной мы огурцы искали… - начала я.
-Конечно помню, - ответила тетя, повернувшись ко мне с улыбкой, и, догадавшись, о чем я хочу спросить, добавила:
-Нет больше банок. В этом году помидоров много было. Вот я и вспомнила про пустующую тару. Ты была права. Нечего хранить то, что радости не приносит.
Тетя вздохнула и закрыла глаза, подставив лицо лучам заходящего солнца.