ПЕТР ЕВТЕЕВ. К ИСТОКАМ УТРАЧЕННОГО.
Я не знаю, кто я - существо ли, достигшее человеческого уровня путем эволюции, биомасса ли, наделенная программным обеспечением всего того, что я называю собой.
И в том и в другом случае, я - это я, и что-то во мне ищет ответ на вопрос всех предыдущих поколений, почему, свойственные всему человечеству желания, любовь, привязанности, прочной цепью связываются в человеке со страданием и злом.
Все великие религии были заняты разграничением добрых поступков - от злых, нравственных - от греховных. Все они были нацелены на одно - воспитать, донести, а если не повинуется - наказать.
Так, будто до последнего времени, я был растением, животным, жил без проблем, был частью нашего земного мира, был этим миром, он был мной, мы гармонично жили в нем на уровне инстинктов и не помышляли ни о добре, ни о зле, ни о нравственности, ни о грехе. И вдруг стали людьми мгновенно, всей массой, всем миром. Будто в наше бытие внедрилось инородное тело, - мы стали другими. Нас нужно учить, воспитывать, чтобы не увеличивать и, без того непосильное, бремя страдания.
Этим инородным телом, как я понимаю, была и есть Программа, кем-то внедренная в каждого из нас. Кем? Не знаю. Назову их пришельцами.
В течение всех минувших столетий люди безуспешно искали рецепты избавления от страдания. Просто они не знали слова «программа». И только в последние годы сплошной компьютеризации, опираясь на программное обеспечение, выстраивается новое видение проблемы.
Мы продолжаем жить так, как жили всегда. Но где-то чувствуем, что наше тело изуродовано разумом. Разум - интеллектом. И потому каждый считает, что в смерти больше надежды, чем в жизни - по крайней мере, в смерти обретаешь бессмертие.
И всегда это было приемлемо, потому что считалось, что божественный разум устанавливает законы моего разума напрямую, без промежуточной инстанции - без пришельцев.
Но когда стало известно, что они и только они манипулируют мной во всем диапазоне моего существования, стало некомфортно в этом мире.
И не только мне. Может быть, потому и религиозные философии жили и
живут в состоянии смятения и тревоги, зная, или догадываясь, об исходящей от них угрозы.
Возникла необходимость знать, насколько убийственно для человечества постижение новейшего знания. Почему? Потому что они принесли угрозу смерти. Их произвол над биомассой, над нами, наделенными Программой, похож на наше отношение к любому компьютеру: - хочу - играю, хочу - выброшу.
Нам нелегко было жить, называя себя вершиной Творения, и поступать взвешенно и легко в любой ситуации, будучи свободными в выборе средств для ее разрешения.
Но как же невыносимо предстает эта же жизнь, в которой манипулируют моим сознанием, моими возможностями.
Проблема поиска смысла жизни возникла вместе с обретенным инопланетным знанием. Это оно заставляет жить согласно учениям, разработанным там, в заземелье. Но какими бы высокими они ни были, неизбежно идет отторжение их, как отторгается любое инородное тело. Мы остаемся ни с чем. И если всегда оно проявлялось как вялотекущее состояние, сейчас же приобретает взрывоопасную тенденцию.
Усвоение инопланетного знания не прошло бесследно. Оно вросло в нас, мы вросли в него, и уже не можем жить друг без друга.
Проблема становится нашим домом, нашим отечеством. И чтобы как-то выжить, приходится расцвечивать её поэзией, изобразительным искусством, музыкой, и тем самым ее решать.
Правда, следует признать, у основной биомассы никогда не было проблем, она готова идти за кем угодно в голоде, холоде, нищете. А если есть так называемое экономическое благосостояние - идти еще дальше.
Для них поиск смысла жизни в ее проживании - чем меньше смысла, тем легче жить.
А для ищущих имеется отдушина - утрата смысла неизбежно рождает устремленность в неведомое, устремленность в новые небеса. Стать не хуже пришельцев. А это уже позитив, это начало жизни в новом, неведомом измерении.
Вот тогда всколыхнется застойность бытия, вот тогда начнется истинная борьба интеллекта с превосходящей его реальностью.
И еще. Приход пришельцев привнес осознание неизбежности собственной смерти, а с нею ущербное чувство отсутствия истинного ощущения свободы - свободы быть. Быть в вечности, быть не подверженным смерти.
Конечно, она выглядит самым эффективным, неуязвимым, универсальным и примиряющим началом всего на свете. И потому все свыклись, никто не ропщет на своего главного поработителя.
«Час кончины? До нее еще далеко», - весело восклицает Дон Жуан.
Но кончина от каприза пришельцев слишком разрушительна в своей безнадежности.
Пиршество неведения завершается аскезой жизни в мученичестве. Трудно представить более устрашающее осознание их прихода. Мной движет пессимизм. Но откуда взяться оптимизму, если Программа, спущенная пришельцами, исполнена и добром и злом, страданием, болью и смертью.
Есть добро. Но зла столько, что утрачивается устремленность к вечности. Тягот достаточно для отпущенной жизни. И вот еще предстоит встретиться с их произволом.
Не оставлено никакого выбора между созерцанием и действием, в котором, и только в котором человек мог бы стать человеком в прежнем понимании. Бунт против отпущенной судьбы? Бунт против Бога? Он не грозит. Просто не заложен в Программе.
И потому никогда не подняться с колен. Никогда не подняться над собой. А героизм? А Прометей, а величие духа, вершина творения, гордость носить звание человека?
Все за ширмой неведения. В отведенном гетто, все в концлагере. И там, за колючей проволокой, в тисках их программы, строилась моя цивилизация.
Тысячи лет приучали человечество жить в агонии и называть это счастьем.
А теперь мы лишаемся даже надежды. Но, даже лишаясь ее, нас призывают не отчаиваться.
Да. И мы начинаем строить свой иллюзорный мир.
Подсознательно, ощущая зыбкость происходящего, человечество нашло способ, как жить вдвойне, втройне - жить, значит творить!
«Искусство и ничего, кроме искусства», говорил один пусть и сумасшедший, но гений. «Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины».
И все столетия человек пытается воссоздать свою реальность, найти собственную истину; он должен испытать и описать испытанное.
Так начинается бегство в иллюзорное.
Спастись от реальности. И не потому, что реальность не вписывается в сознание человека. А потому, что любая конкретность недостоверна, случайна, не вытекает из логики поступков, в непредсказуемости их по чьей-то иной воле.
И моя земная суть вопит о незаконности чуждого ей произвола.
Принадлежи мир самому себе, не было бы искусства.
Искусство - это ностальгия по утраченному земному существованию.
Истинное искусство всегда призывало превращать свою судьбу в дело рук самого человека, в дело, которое должно решаться среди людей. И потому, при любом исходе, он мог относиться к судьбе с презрением.
Долгое время я знал, что хочет человек, и знал, что предлагает ему Вселенная, сейчас между нами разверзлась пропасть неведения. Мы не
можем отличить истинное от ложного. Разве все знания, все учения, привнесенные из заземелья, смогли дать человечеству счастье? Наверное, нет. Тогда зачем они? Лошадь, свободно гуляющая в табуне, разве менее счастлива, чем та, на которую надета узда?
Нам хотят навязать превосходство души над телом. Может быть, так и должно быть на других планетах, но здесь, на земле, она безмерно уступает ему.
Странно, Бога мы познаем не в его проявлениях добра и красоты, а в озабоченности, как прожить этот день и еще, и еще. Познаем в страдании, несправедливости, безразличии. И только раз - всего лишь раз - ты счастлив, получив в подарок от него истину. И после этого носишь Его в сердце. Потому что потребность любить, всегда жила в тебе, и была пробуждена этим подарком. И ты знаешь, твой Бог был всегда, еще до прихода пришельцев. И ты надеешься только на него. И в устремленности к познанию ясности мира, где все дано, но ничто не объяснено, снова надеешься только на Него и радуешься, что нет более упрямого чувства, чем надежда.
И потому она умирает последней.
15 апреля 2017 года.
Марокко - Кенитра, Россия – Санкт - Петербург