6
В ожидании Антонины Хана вся извелась. Она вооб-
ражала себе невероятно дикие сцены с погоней, захватом
и прочими страшилками, коих достаточно насмотрелась в
обильном потоке всяческих экранизаций, и только когда
пришло известие о скором её (его) приезде, она немного
успокоилась.
«Почему я так волнуюсь, так страдаю?» — задавала
Хана себе вопрос и не могла на него ответить. Она стояла
под душем. Тёплые струи нежно гладили её молодое строй-
ное девичье тело, ожидающее любовных ласк, о которых
она вовсе не думала, но оно, тело, знало о ней больше, чем
она могла себе позволить по природе невинной чистоты,
идеализированных мечтаний, не позволяющих опускать-
ся до естественных проявлений физиологии, свойствен-
ных любому человеческому существу. Это противоречие
между высокими порывами нравственно созревшей души
и проявляющимися волнениями иного — низкого, по её
мнению — порядка, не дающими, как прежде, спокойно
следовать духовным представлениям о своём предназна-
чении, создавали нервное напряжение, готовое перерасти
в болезненный невроз. Из весёлой и озорной девушки она
превратилась в задумчивую, погружённую в себя, послуш-
ную и дисциплинированную студентку. Она перестала
опаздывать на занятия, но на лекциях не совсем воспри-
нимала информацию, постоянно думая о своём.
Во время отсутствия Хумова она ни разу не посетила
бабушку. Зато написала много стихов, а её записи в днев-
нике стали чрезвычайно длинными, подробно описываю-
щими её переживания, что помогало ей несколько успо-
каиваться хотя бы на время. Дневник оказался для неё
возможностью хоть как-то упорядочивать мысли, а вот
с чувствами ей было сложнее справляться. Они никак не
хотели подчиняться трезвому разуму, настаивающему на
возвращение к прежней безмятежной жизни, что означало
порвать отношения с Хумовым.
Но как она могла это сделать, если её сердце при одной
мысли об этом предательстве начинало колотиться, гулко
отдаваясь во всём теле. Иначе она не могла понимать раз-
рыв, означающий не что иное, как подлое предательство
человека, попавшего в сложную ситуацию. Кто ещё ему
может помочь? Он одинок как перст. И у него такая об-
ворожительная улыбка. Улыбка доброго человека. И какие
стихи к тому же он сочиняет.
Но её беспокоило больше всего то, что она начала
желать нечто большего от него. Её фантазии уводили их
одних, без никого, в укромные местечки. Там он после
прочтения стихов и разговора на разные житейские и фи-
лософские темы неожиданно приближался к ней, обнимал
бережно и нежно, касался её губ своими губами. А потом…
О боже, лучше не воображать себе то, что могло бы
случиться потом. Это было умопомрачительно сладост-
но. Щёки Ханы начинали пылать, и она отгоняла от себя
навязчивые мысли, так неожиданно легко появляющие-
ся. Она уже начинала понимать: в ней проснулся мощный
инстинкт продолжения рода. Да это понять и не стоило
большого труда. Вот сейчас, стоя под душем, она будто бы
мыла своё тело для него, но почему тогда ей виделись фал-
лосы упругие, крепкие, готовые в неё внедриться? Их было
много. Они окружали её со всех сторон. Эта картина на-
столько смутила Хану, что она быстро вышла из душевой
кабинки и, накинув халат на мокрое тело, прошла в свою
комнату. Но и там она не могла найти себе места и, натянув
спортивный костюм, выбежала на улицу.
Было ещё светло. В воздухе стояла влага после прошед-
шего мелкого дождичка, а лёгкий ветерок приятно охлаж-
дал горящие щёки. Она побежала к ближайшему скверу.
Там можно было бегать по специально сделанной беговой
дорожке, отмеряющей метры пробега. Чтобы пробежать
три километра, нужно сделать семь с половиной кругов.
Она сделала десять с половиной и, уставшая, без единой
пагубной мысли, довольная победой над собой вернулась
в свою комнату. Ей не хотелось зажигать свет. Она подхва-
тила халат и пошла в душевую, чтобы смыть наработанный
тяжкими усилиями неожиданной тренировки пот с гудя-
щего тела. Вернувшись, она увидела Антонину, сидящую
на своём надувном матрасе за дверью, как в первую ночь.
Хана от неожиданности замерла, но, быстро взяв себя в
руки, радостно сказала:
— С возвращением, дорогая. Я так волновалась за тебя.
— Принеси мне, пожалуйста, хлеба с маслом. Я силь-
но проголодалась. Помнишь, ты мне давала в первый день
моего пребывания у тебя?
— Конечно! И могу приготовить для тебя твой на-
питок.
— Нет-нет. Только не кофе, пожалуйста.
— Я принесу термос с горячей водой, а ты пригото-
вишь себе то, к чему привык, сам.
— Отлично. Ты меня хорошо понимаешь.
Через некоторое время Хана вернулась и неожиданно
услышала от дорогой подруги, что та собирается покинуть
её, на этот раз надолго, если не навсегда.
Хумов выразил мысль о необходимости съехать на
съёмную квартиру, потому что его присутствие может
быть обнаружено, а он не хочет и не может принести ей
хоть самые малые неприятности. Да и родители, какие бы
они ни были замечательные, не должны быть посвящены
в его дела. Хана сказала, что она может сообщить роди-
телям о том, что у неё собирается погостить некоторое
время подруга, вернее, она уже обмолвилась об этом. На
что Антон — (Хумов успел снять маску за время отсутс-
твия Ханы) — возразил, и не без основания, что так долго
продолжаться это не может. Благо его присутствие пока
не обнаружено. Не стоит рисковать, тем более в его по-
ложении абсолютной неопределённости. И Хана сдалась,
но слёзы одна за другой быстро закапали из её юных глаз.
Антон продолжал её успокаивать:
— Пойми, меня ищут, и дело иметь со мной небезопас-
но и даже очень, очень опасно. И для твоего замечатель-
ного дедушки известие о том, что ты имела со мной какие-
то отношения, помогала мне и всё такое, будет ударом, и
для родителей, и для любимой бабушки в первую очередь.
Будь умницей.
И она сдалась, вытирая салфеткой глаза и пытаясь
улыбаться, согласно закивала головой.
— Хорошо. Ты прав. Но ведь мы будем, будем ви деться?
— Несомненно, — твёрдым голосом проговорил Ан-
тон.
Потом они начали разрабатывать план действий. Вер-
нее, Антон, а Хана вносила уточнения.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/10/102