Пожалуй, об именах мы и поговорим. Когда я была маленькой, я давала всем, кого знаю, тайные имена, и когда меня обижали или обходились несправедливо, то внутри себя я вспоминала, какие у моих обидчиков "на самом деле" нелепые имена, и мне становилось легче. Это был мой единственно доступный способ защиты от несправедливости. Тайное имя было и у меня самой, и конечно же, оно было мужским, потому что мужское имя нельзя исковеркать до прости господи, "Ольгушеньки". В моем тайном мужском имени был звонкий задор, вызов и легкая победительная насмешка над девочками, которые охотно соглашались называться Олями или Ленами. Но имени моему не было суждено стать именем явным, поддержанным окружающими, подруги называли меня не звонкими мальчишеским именем, а искаженным вариантом фамилии, а взрослые о моем втором имени не знали. Размышляя об этом сейчас, я понимаю, что то, как меня называют окружающие люди, определяя этим названием меня-для-себя, а это может быть немаленький спектр определений, не определяется только моим желанием.Я не могу их заставить перестать определять меня как псевдопсихолога работницу зоомагазина или белую цисженщину. Если они вежливы со мной и уважают меня, то, возможно, они не будут говорить мне это в лицо, но не более того.
Это не особенно приятное открытие, но мир устроен именно так. Как бы я ни страдала, запертая в постылой идентичности, как бы я ни старалась представить дело так, будто все, кто отказались называть меня тайным мужским именем ...мнэээ...-фобны, мне не удастся уговорить поддерживать желательную мне картину мира кого-то сверх круга подруг и тех, кому дороги отношения лично со мной.
Есть только один ответ на вопрос, почему это так. Я - женщина.
Мы все знаем, о чем это.
Я - женщина и, думаю, не особенно погрешу против истины, если предположу, что слово "нельзя" было одним из первых услышанных мною слов. Этот факт несправедлив и неприятен, но его уже не отменить. Он никогда не будет компенсирован тем, что я решила быть нетакой и могу дать другим то, чего не получила сама. Весь мир, уговори я его называть меня тайным мужским именем, стал бы лицемерным по отношению ко мне. Потому что я - Ольга, а не мальчик Нико, даже если я умру от того, что меня не будут называть так, как я хочу.
Для меня было странным узнать, что можно хотеть быть женщиной - это так убыточно. Но становясь старше и изучая мужчин, я поняла, что не хочу быть такой, как они.
Карета оказалась тыквой.
То, что я принимала за силу мужчин - оказалось высокомерием.
То, что я принимала за доброту мужчин - оказалось снисходительностью.
То, что я принимала за ум мужчин - оказалось неловкой манипуляцией нарциссического толка.
Мне неинтересно уговаривать близких и далеких людей притворяться, что я - почтимужчина, трансженщина, антигендер или бучеквир.
Достаточно самой меня для отношений с людьми.
Может быть, кто-то смотрели фильм "Гуд бай, Ленин"? Где дети женщины, вышедшей из комы, которую нельзя волновать, устраивают мини-ГДР в масштабах одной семьи? Только любовь способна на такое, только искренняя забота о близких. Поэтому когда на наши площадки приходят женщины и требуют, чтобы мы устроили мини-ГДР для мужчин, которые хотят, чтобы мы называли их женскими именами, что я могу им ответить?
"Выйдите и постучитесь"? или хотя бы -
"А где волшебное слово"?
нет, дорогие. Я отвечу им, что не смогу лицемерить и с благодарностью вспомню тех, кто не стали лицемерить со мной.